Пишите в ФОРУМ на Mountain.RU

Автор: Мизиев И.М., http://balkaria.narod.ru

Следы на Эльбрусе

из истории горного туризма и отечественного альпинизма

Продолжение. Начало см. здесь

БИАСЛАН, ИССА И КИЧИ НА ПЯТИТЫСЯЧНИКАХ ЦЕНТРАЛЬНОГО КАВКАЗА

1-го апреля 1890 года на очередном заседании альпинистского клуба в Лондоне Герман Були, отчитываясь о своем восхождении на вершину Дых-тау, восторгался проводниками-балкарцами, которых рекомендовал ему князь Азнор Айдеболов, далекий потомок уже известного нам Айдеболова из XVII века. Этими проводниками были Кичи Джанибеков и некий Биаслан, вполне возможно, что это был тот же Биаслан Урусбиев, путешествовавший с Давидовичем.

О Джанибекове Г. Були писал, что "это был очень выносливый человек, как и все татары, мягкий и терпеливый". Известного к тому времени английского альпиниста привлекла палка, обитая железом, с которой Кичи "всегда ходил на восхождения". Внимательно осмотрев палку, Були делает вывод, что она, "видимо, уже много лет служит фамилии Джанибековьгх". Ссылаясь на мнения многих альпинистов, побывавших на Центральном Кавказе, и свои собственный опыт, он далее отмечал, что "карачаевские и балкарские проводники в выборе пути на скалах подобны горным сернам и никогда не ошибаются". Такую же оценку давали своим проводникам Н. В. Поггенполь и другие путешественники.

В 1904 г. Н. В. Поггенполь совершает ряд восхождений на Дых-тау (5058 м), Шхара-тау (5068 м), Коштан-тау (5151 м), Джангы-тау (5058 м), Хрум-кол (4675 м), Гюльча (4475 м) и мн.др. Свое путешествие он начал с долины реки Харбас, в окрестностях Коштан-тау, со стороны горной Дигории. 21-го июля он трогается из главного дигорского селения Стур-Дигора (т. е. "Большая Дигора") по долине реки Харбас к леднику Тана. На высоте около 2600 м у нижних отрогов ледника он достигает истоков Харбаса. Здесь путник, сопровождаемый дигорцами, устроился на ночлег. На следующий день к 9 часам 30 мин они достигают вершины перевала Штулу (3340 м), который ведет в район верховьев реки Черек, т. е. в Балкарию. По словам Поггенполя, перевал Штулу представляет собой весьма узкое седло с крутыми покатостями по бокам. "Я не знаю, существует ли еще другое место, откуда гиганты Центрального Кавказа представлялись бы восхищенному глазу путника в таком ослепительном великолепии, как отсюда. Глубоко под ногами лежат верховья Терека и его притоков, над которыми справа выдается сверкающий льдом Гюльча-тау, а слева белеет Фитнаргин-тау (4184 м), могучая фирновая масса которого как бы стоит на страже пред тайником высочайших и страшнейших гор Кавказа! И вот они, эти горы, пред пораженным взором путника! Вот весь Центральный Кавказ, как всклоченный бурей океан, внезапно замерзший и навек остывший! Вот сверкающий высокой снежной шапкой - это Коштан-тау с извилистым потоком Тютюнского ледника, несколько левее - длинный зазубренный гребень, обледенелый сверху донизу, который образует вершину Хрум-кол и примыкает к внушительной массе Дых-тау; еще южнее блестит Джангы-тау, а рядом красавица Шхара-тау, белая, облачная громада, царящая в центре всей этой неповторимой панорамы. Если же обернуться лицом к востоку, то прежде всего бросается в глаза зеленая, приветливая долина Харбаса, лежащая в глубокой пропасти... Ослепительно сверкало солнце над бесподобным миром высочайших гор Кавказа, и долго изумленным взором глядел я на эту невероятную картину, на чудное переливание лазурных, сапфировых и аметистовых тонов горных цепей и ущелий", - восторженно писал путешественник.

Отсюда путники направились в долину реки Ак-су, куда добрались на следующий день. У подножий горы фитнаргин они спустились в долину, где паслись стада коров и овец жителей балкарских аулов. Здесь, по описанию Поггенполя, "вытекает несколько минеральных источников, от которых целые участки луга покрыты красноватым налетом. В 10 часов мы остановились, - пишет он, - у караулки Ак-су, весьма красиво расположенной у входа в ущелье... В 3 часа пополудни мы покинули караулку", - продолжает путешественник. По его описаниям, тропинка извивалась среди прекрасных зеленых пастбищ, на которых паслись гурты скота, принадлежащего балкарцам ближайших аулов. Вот и ущелье Дьгх-су с высокой скалистой горой в ее глубине и вот, наконец, цель нашего сегодняшнего путешествия - караулка у слияния Дых-су и Штулу, образующих реку Черек. "Палатку мы поставили на высоком участке долины, на некотором расстоянии от караулки, на левом берегу реки... Было уже совсем темно, я сидел в палатке, рассматривая при слабом свете фонаря карты нашей съемки Центрального Кавказа, - рассказывает Поггенполь, - когда у входа неожиданно показалась какая-то рослая фигура, завернутая в бурку. Незнакомец приложился к папахе по-военному и что-то сказал, прося меня выйти из палатки, что я и сделал. Около догоравшего костра, бросавшего последние вспышки красноватого пламени, лежал убитый тур с перерезанным горлом по татарскому обычаю, - повествует далее путешественник. - Незнакомец, оказавшийся местным пастухом и охотником, попросил за половину животного полтора рубля и ушел затем к стражникам в сторожку. Не прошло и получаса, как он вновь появился в палатке и предложил свои услуги в качестве проводника на ледник Дых-су". По словам незнакомца, Поггенполь сделал заключение, что он бывал на перевале Дыхны-ауш и хорошо знал все тамошние пещеры, все тропинки на леднике. Н. В. Поггенполъ, конечно, принял его предложение и пригласил балкарца переночевать с ним в палатке вместе с его великолепным сторожевым псом, прибежавшим с ночным гостем.

24-го июля в 4 часа утра они уже были на ногах и в пять часов направились к леднику Дых-су. Исса (так звали того охотника) повел Поггенполя левым берегом речки. Ущелье Дых-су необычайно дико и живописно, оно произвело небывалое впечатление на видавшего виды путешественника. К 7 часам они добрались до нижнего края второго по величине на Кавказе ледяного потока массива Дых-тау. На высоте 3150 м горовосходители немного отдохнули и осмотрели окрестности с открывающимися вершинами Шхара-тау, Дых-тау, Коштан-тау, Джангы-тау, Гистола (4860 м) и Тетнульд (4853 м). Исса уверял своего спутника, что хорошо знает подступы к предстоящему перевалу у подножий Дых-тау и поэтому настаивал на продолжении пути. "Я взял с собою одну лишь веревку, - писал Поггенполь, - и стал карабкаться вслед за балкарцем, удивительно ловко превозмогавшим все трудности подъема. Я хотел несколько раз перейти на снег, но Исса более доверял скалам, чем льду, и отказывался".

К 11 часам 25 мин. путники добрались до высоты 3430 м и после 10-минутного отдыха двинулись дальше. Отсюда Поггенполь рассматривал ледники Айлама, Башха-ауз и другие. Исса настоял на том, чтобы перебраться через продольную гряду скал и выйти на "последний снег", ведущий к перевалу. Но утомленные семичасовым подъемом по леднику и скалам, они после небольшого броска остановились вновь на отдых на высоте примерно 3600 м. По рассказу Поггенполя, "внезапно на нас посыпала мелкая крупа снега, как из решета...

- Барин, скорей, дорога, или назад! - справедливо заметил мой балкарец", - вспоминал путешественник.

"Без особого труда вышли мы на крутое снежное поле, которое, по уверению Иссы, представляло ключ позиции для овладения перевалом, и стали с трудом подниматься по фирну. Крупа продолжала сыпаться, как град; туман сгустился в непроглядную мглу - нужно было спешить...

- Перевал! - вдруг радостно воскликнул мой спутник. Было ровно 13 час. 15 мин. Я стоял на скалистом гребне!".

Так Н. В. Поггенполь, сопровождаемый Иссой, поднялся "на высокий перевал Дыхны-ауш в самом сердце высочайших гор Кавказа!". Барометр Поггенполя показывал высоту 3845 м.

Во время всего этого восхождения путешественника постоянно мучал вопрос: "Неужели возможен перегон скота через этот высокий хребет и по необъятным фирнам вокруг него? Если нет, то к чему же стоит караулка в ущелье Дых-су? Исса уверял, что такие случаи бывают. Откровенно говоря, я решительно не могу себе представить коров, гуляющих по ледяным обрывам и фирнам одного из величайших ледников Кавказа", - недоумевал Поггенполь.

Однако такие случаи на самом деле могли иметь место. Вспомним такие же караулки на подступах к перевалу Донгуз-орун, у которых останавливались Поггенполь и его спутники в 1898 году.

Между тем путники в 7 часов вечера вернулись в свою палатку и 25-го июля в 8 часов утра двинулись по долине Черека к балкарским аулам. Через час хода они добрались до узкого дикого ущелья Тютюн-су. Все это время шел мелкий холодный дождь. Вскоре дорогу пересекает течение речки Коштан-су, почти у своего впадения в Черек. Этот дикий поток вытекает из подошвы Дых-тау и обладает склонностями к быстрым и неожиданным разливам. В момент такого разлива и встретились наши путешественники с этой своенравной рекой. Теперь для переправы через эту водную преграду им понадобился целый час времени. "На исходе восьмого часа вечера, - пишет Поггенполь, - заблестели вдали огоньки целой группы небольших селений... Аулы эти населены татарами-балкарцами и занимают 7 - 8 верст. Главнейшие из них Шканты, Кунлюм, Курнаят, Мухол и Коспарты...

...Неожиданное появление целого каравана возбудило всеобщее любопытство... Я должен заметить, - пишет он, - что остался ими во всех отношениях весьма доволен".

Отсюда Поггенполь намеревался перейти в Безенги и просил старшину найти ему надежных проводников, бывавших на перевале Думала. Утром 26-го июля в 11 час. 30 мин. караван Поггенполя покинул аул Шканты, где он провел ночь. Его провожали три балкарца, не говорившие ни слова по-русски, но уверявшие знаками, что бесподобно знают дорогу на перевал Думала. В путевых записках путешественника читаем: "Мы вскоре свернули в небольшое боковое ущелье, на дне которого шумел поток. Дорога стала узкой тропинкой, прижатой к отвесным скалам. Проводники шли у вьючных лошадей и вели их на поводу, курили, болтали и не обращали внимания на животных... Вдруг одна из них зацепилась за утес вьюком. Мгновенно потеряв равновесие, она упала на бок, перевернулась и вместе с вьюком, среди облака пыли и камней, исчезла в глубине ущелья. Поднялась страшная суматоха; испуганные лошади кидались в разные стороны, моя же встала на дыбы, и я с трудом лишь удержался в седле. В том, что лошадь убилась и что кухонные принадлежности разбились вдребезги, - в этом я ни минуты не сомневался! С трудом удалось немного успокоить животных; затем один балкарец, Гуляев и я спустились по камням на дно ущелья. И что ж! Лошадь стояла в воде, дрожа всем телом с незначительной лишь царапиной на шее, керосинка, тарелки чайник чашки и несколько банок с кон сервами - все было разбросано на скалистом склоне теснины Кастрюля же, кофейник ножи и ложки были унесены течением Благодаря мелководью, все нашлось и, главное в целости! Немало труда стоило затем вытащить лошадь из ущелья и заставить ее подняться на тропу"

Вскоре путников настиг дождь, который не прекращался весь день. Становилось холодно и сыро. Проводники укутались в свои бурки. Шедший впереди балкарец подошел к Поггенполю и что то стал ему объяснять "по татарски", но смысл его речи так и остался загадкой для русского путешественника, ни слова не знавшего по-туземному Когда усталая и промокшая группа сидела на привале, вдруг где-то вдалеке послышался лай сторожевых собак "Хайда, хаёда'" - закричали мои спутники, - писал Поггенполь, - и стали указывать руками направление, в котором нам следует идти. Минут через десять появилась темная фигура пастуха завернутого в бурку и с башлыком на голове Он привел путников к своему стаду В шалаше сплетенном из сосновых веток, был раз веден костер, два других пастуха сварили нам шашлык и любез но предложили мне зайти и отдохнуть Один из пастухов немного понимал по-русски, он дал мне выпить айран и согласился привести нас на перевал", - писал Поггенполь.

Перевал Думала (2930 м) был достигнут на следующий день в 7 часов вечера. Здесь пастух, провожавший группу, получил свое вознаграждение и вернулся обратно, а Поггенполь, Гуляев и три проводника из Шканты продолжили путь Тропинка, по которой они спускались, была настолько скользкая из-за проливных дождей, что одна из лошадей поскользнулась и сбросила чемодан руководителя группы в обрыв. Его спутник Гуляев и один из бал карцев спустились в обрыв и достали чемодан, угодивший в воду.

"Тропинку окутывал туман, идти в нем становилось все труд нее. В одном месте тропа вовсе исчезла, т. к. оползнем был снесен целый склон. Шедший впереди проводник свернул в сторону, вернулся обратно, одним словом, стал блуждать "Аллах, аллах!", - были единственные слова, которые я понял из всей его речи, обращенной ко мне", - вспоминает Поггенполь.

"Представьте себе, - продолжает он, - это удовольствие не проглядная тьма, туман, проливной дождь и совершенно незнакомые люди и местность с лабиринтами холмов, обрывов и скал!"

Путникам пришлось остановиться на ночлег и ожидать прояснения погоды 27-го июля еще до восхода солнца все были на ногах, дождя уже не было, но туман все еще покрывал местность. В половине шестого утра путники тронулись вниз по перевалу. В долине речки Думала они остановились на привал. Здесь Поггенполь оставил караван на попечение балкарцев, а сам с Гуляевым под нялся по леднику Уллу ауз. Вскоре Гуляеву пришлось возвращаться назад так как у него была слишком гладкая подошва обуви и он постоянно скользил по склону. Сам Поггенполь добрался по леднику до высоты 3000 м. "Среди мертвенного массового льда мысли уносились вдаль", - вспоминал он. Шестнадцать лет назад на этом самом месте стояло веселое общество испытанных и сильных туристов Донкина и Фокса с проводниками Фишером и Штреихом. Они предполагали достигнуть перевала Уллу ауз и спуститься в верховья Тютюнского ледника. С тех пор они исчезли, где именно погибли эти отважные путешественники - неизвестно, но, вероятно при попытке восхождения на Коштан-тау, писал Поггенполь. По крайней мере год спустя, в 1889 году, экспедиция Фрешфильда, Дента, Уоллея и Поуелля, продолжает автор, на шла высоко над Тютюнским ледником в скалах восточного склона перевала Уллу-ауз последний ночлег несчастных путешественников, доказывающий, что экспедиция предполагала атаковать Коштан-тау со стороны его опасного северного гребня. И все же настоящая причина катастрофы осталась невыясненной.

После этих нахлынувших мыслей Поггенполь вернулся к тому месту, где его поджидали Гуляев и один из проводников, приведший лошадь Николая Васильевича. Путники спешно отправились вниз к месту своего привала в долине.

К четырем часам пополудни весь отряд прибыл в аул Безенги и остановился у правления, где любопытная толпа местных жителей окружила незнакомцев и забросала их вопросами, кто жестами и мимикой, кто на ломаном русском языке.

На следующий день Поггенполь с двумя проводниками и вьючной лошадью отправился из аула к знаменитому Безенгийскому леднику. Но вскоре они очутились в густом молочном тумане и по совету горцев не стали продолжать путь, а остановились на ночлег почти у самого ледника. Наутро руководитель группы добрался в одиночку до ледника и целый день бродил по нему "Грандиозность панорамы не передается никакими словами, никакими описаниями! Сумерки ложились на величайший из ледников Кавказа, который одной сплошной 18 верстной рекой вытекает из его ледяного сердца, перед величием которого бледнеют все прославленные и могучие ледники в Альпах. Пораженный до глубины души, стоял я на камне посреди ледника и любовался неземной красотой картины!" - восторгался путник.

"Влажная фиолетовая тень легла на бесконечное ледяное море, увенчанное в конце потемневшего ущелья какой-то фантастической, сказочной громадой, сверкающей алым светом ледяной стены! Как сверхземное привидение, горела Гистола в холодной высоте эфира, по которому, подобно перьям, скользили нежные клочки тумана, напоминавшие тонкие лепестки роз!" - продолжал восторгаться Поггенполь.

К этому описанию всемирно известного ледника, названного "Безенгийской стеной", трудно что-либо добавить. Панорама величавой картины многокилометровой сплошной ледяной стены действительно поражает взор даже тех, кто постоянно видит ее, живет на подступах к ней!

Продолжая описание сказочной панорамы, Поггенполь отмечает далее: "29-го июля в 5 часов утра я сидел на камне перед палаткой и в грустном раздумье пил кофе. Густой туман лежал на всей местности, даже не было видно ледника! Через полчаса поднялся слабый ветер, и внезапно все прояснилось! Только в горах могут быть столь быстрые и неожиданные перемены, сразу бросающие человека из самого угнетенного состояния духа в какое-то восторженное упоение! Теперь скорее в дорогу!.. Оба проводника, Гуляев и я поднялись на ледник, по которому нам предстояло пройти около 5 верст... Ярко блистало солнце на безоблачном небе, выливая море золотистого света на слабо приподнятую, почти гладкую поверхность ледника. Вдали ослепительно сияла на ясной лазури неба часть той колоссальной ледяной стены, которая окружает снежник Безенги гигантским валом в 12 верст в окружности. Что-то сказочное, неземное, непередаваемое никакими описаниями, никакими фотографиями".

Очарованные красотой Безенгийского ледника, путники медленно пробирались по его правой морене, над которой виднелся ярко-зеленый альпийский луг с пасущимся на нем стадом баранов. "Урочище это называется Мусос-кош и было мне хорошо известно по обстоятельным описаниям иностранных путешественников", - писал Поггенполь. По его словам, все альпинисты избирали этот кош своей штаб-квартирой при посещении Безенгийского ледника. Здесь где-то должна быть большая каменная глыба со сводом, вспоминал он. Под ней ночевали швейцарские путешественники. "Я хотел последовать их примеру и вскоре отыскал это первобытное убежище, возле которого решил поставить палатку. Осматривая этот закоптелый исторический камень, я заметил следы нескольких надписей, между прочим, в одном месте имя известного швейцарского проводника Альмера. К 12 часам дня на уединенном Мусос-коше красовалась моя еще совершенно мокрая палатка", - писал путешественник.

Из этой стоянки с одним из безенгиевских проводников Поггенполь решил идти осматривать ледник Мижирги, с которого открывается не менее удивительная панорама Центральнодго Кавказа. "Дых-тау, Коштан-тау, Мижирги-тау и целая плеяда других великанов ослепительно блестят, подобно миллиардам бриллиантов, в холодной высоте эфира. Глубоко пораженный, в немом восхищении озирался я кругом! Гриндельвальд, Цермат, Шамуци - пустые призраки, слабые копии, детские наивные пародии горной природы! Настоящее величие, потрясающее человека до глубочайших фибр души, - вот оно, в этом непередаваемом амфитеатре прекрасном! Ничего подобного мне не случалось видеть до сих пор! Возьмите два Монблана, две Монте-Розы, Маттернгорн и Финстераргон, прибавьте к ним группу Юнфау и Менха, соедините их в одно целое, спаянное сверкающими фирнами, увеличьте среднюю высоту этих гор на 1000 футов - и вы получите нечто подобное тому, чем я любовался в этот день!". Вот как поразила видавшего виды путешественника открывшаяся ему панорама ледников Безенгийской группы.

Весь следующий день путники посвятили осмотру Безенгийскйрй стены и ледника Мижирги. Этот амфитеатр гор, не имеющий себе равных в Европе, приводил в трепет и смущение испытаннее нервы самых опытных альпинистов и путешественников, бывавших даже на Гималаях! Почти 13-километровой могучей стенодй громоздится здесь Главный Кавказский хребет, весь покрытый льдом сверху донизу более чем 2-километровой отвесной высоте, увенчанной сверкающими вершинами Катын-тау, Джангы-тау, Шхара-тау, Гистола и др.

31-го июля Н. В. Поггенполь и его группа, отдохнув несколько дней в Тебен-эле после описанных походов, покинула этот гостеприимный аул и сейчас же за аулом Шики начала подъем на перевал через Мухол-кая (2420 м) в Чегемское ущелье, к аулу Думдала. Благополучно перевалив через сравнительно легкий перевал, они очутились в живописном Чегемском ущелье. Здесь у аула Эль-Тюбю, ныне с. Верхний Чегем, Поггенполь видел даже мечеть с минаретом и огромные каменные башни. Развалины этой мечети, башню Балкаруковых и несколько наземных мавзолеев башенного типа и сейчас можно осмотреть в данном районе на берегах речки Джылги-су. Поггенполь провел почти весь день, осматривая тогда еще целые сооружения.

1-го августа он покинул Верхний Чегем и начал свой переход в долину Баксана через аулы Ак-топрак ("Белая глина") и Кек-таш ("Зеленый камень") и далее по долине речки Гестенти в сел. Былым, которое раньше именовалось Озоруковским аулом. Этот аул Поггенполь хорошо помнил, так как пользовался гостеприимством его жителей еще при своем путешествии по Баксану в 1898 году. Тогда он останавливался здесь, возвращаясь с Эльбруса.

Переночевав в Быллыме, Н В Поггенполь 2-го августа к 10 часам вечера вернулся в Нальчик. Так закончилось его путешествие по горам Центрального Кавказа, предпринятое им в 1904 году.

ЧИММАК, ЛОКМАН И ДОКТОР ШУРОВСКИЙ НА ГОНДАРАЕ

С 6-го по 23-е августа 1905 года в сопровождении пятерых своих детей совершает путешествие по горам Западного Кавказа и четырежды пересекает Главный хребет сын известного профессора Московского университета Г. Шуровского, доктор В. Г. Шуровский.

Жарким августовским днем начал он свое путешествие из Кисловодска и первую ночевку провел на Бермамыте. На следующий день его семья добралась до долины речки Харбас и на берегу небольшого ручейка Артык-чат ("Лишняя развилка") остановилась на следующий ночлег. Вверх по Артык-чату они поднялись на гору Тузлук-баши ("Верховья солении"), а оттуда спустились в долину истоков Малки в небольшое ущелье Кая-ешик ("Скальная дверь"). В этот же день они осмотрели живописные истоки Малки, посетили минеральные источники "Теплый Нарзан" или Джылы-су, уже известные читателю по маршруту экспедиции Емануеля, Шуровский следующим образом описывает этот источник:

"Туземцы обоего пола приезжают сюда лечиться, причем живут под открытым небом и в очень неблагоприятных условиях. На этом туземном курорте практиковал местный знахарь, любимым средством которого были кровососные банки. Горячий источник протекает через два искусственных водоема, выложенных камнем и вливается в Малку. Здесь же больные пользуются своеобразным потогонным лечением на дне ямы раскладывается огонь, и когда он выгорает, стелят солому, пациент ложится в яму и покрывается буркой", - писал доктор

Отсюда путники отправились на перевал Бурун-таш ("Нос камень") и через морены Малкинского ледника выходят на следующий перевал Нарт-жол ("Дорога нартов") высотой 3620 м. Дальше их путь лежал в долину реки Битюк-тюбю-кол ("Рукав низовьев Битюк"), где они вновь остановились на ночлег. Наутро группа отправилась вверх по течению Битюк-тюбю-кола до впадения в нее притоков Джуакала кол ("Рукав крепости Джуа") и Кюкюртлю-кол ("Селитровый рукав"). Затем они посетили очаровательную долину речки Кичкине-кол ("Маленький рукав"), где отдохнули в карачаевском коше, а оттуда через 3,5 часа ходьбы прибыли в старинный карачаевский аул Хурзук. "Здесь, - пишет Шуровский, - мы захватили закупки, которые накануне сделал посланный нами провожатый Чумак, и выехали дальше вверх по реке Уллу-кам" ("Большая река") После четырехчасового перехода слияния рек Уллу-езен ("Большая долина") и Кичкине-кол, путники разбили палатку. С этого места расходятся несколько тропинок через горы. По описанию доктора, "Через перевалы Азауский и Хотю-тау можно спуститься в долину Баксана, а через перевал Чипер-Карачаи в долину Ненскрыта и вверх по Уллу-езеню в долину реки Сакен. Здесь же мы получили тревожное известие о деяниях Эбзе (т.е. Сванов - И. М.). Говорили, что в Сванетии вооруженное восстание, что они осадили одного из князей Дадешкелиани, что они приходят в Карачаи грабить и что ехать в Сванетию при настоящих обстоятельствах опасно".

И действительно, на следующий день Шуровский был свидетелем больших раздоров между пастухами карачаевцами и сванетами, прибывшими на этот склон, чтобы отомстить за смерть своих соотечественников. Поскольку Шуровского сопровождали карачаевцы, то при таком стечении событий ехать в Сванетию он отказался.

Весь день 14-го августа они провели в окрестностях своего стана. "В этом живописном месте, - писал он, - расположилось около 30 саклей, срубленных из толстых бревен. При слиянии рр. Уллу-езен и Кичкине-кол стоял тогда ветеринарный пост стражников, представляющий хорошую избу из двух просторных комнат, также срубленных из бревен". 15-го августа отряд Шуровского трогается в путь вниз по ущелью Уллу-кол и через 2,5 часа сворачивает в долину р. Узун-кол ("Длинный рукав"), а через еще два часа хода останавливается в прекрасной долине, которую радушный хозяин пастушьего коша называл Мырды-езен ("Долина Мырды"). В этом районе автор путевых заметок называет целый ряд интересных топонимических названии. "Прямо на юг возвышается гора Шауген. По левому берегу Узун-кола Денала, Уузун-чат ("Длинная развилка"), Чунгур-чат ("Яма-развилка"), Имсу-чат ("Развилка Имсу") и прямо с юга на север Кони-Холан-чат ("Развилка Кони-Холан"), Кау-баши-чат, Кау баши, по правую сторону хребет носит название Кичкине-кол, а отдельные вершины ее - Дорбун-чат ("Пещерная развилка"), Джанаи-чат ("Развилка Джа-най") и Бэки".

Из этого коша, хозяин которого был ранен в перестрелке со сванами, путешественники совершили походы по окрестным горам, а на следующий день вернулись в аул Хурзук. Из Хурзука они переехали в Учкулан и, миновав его уже вечером, останови лись у ветеринарной сторожки на поляне Махараи-тала ("Поляна Махараи"). Хотя местные жители не советовали им идти через Гондарайский перевал с лошадьми, В. Г. Шуровкий все же рискнул предпринять такой переход на южный склон хребта. С этим намерением он 19-го августа выступил вверх по р. Гондарай. Путники удачно пересекли р. Индрюкой и через два часа достигли подножья перевала, откуда из ледника Гондарай-чиран несколькими ручьями вытекает р. Гондарай. К западу от этого ледника залегает другой ледник Эль-Мырза-Джая.

21-го августа в 8 часов 40 мин. путники начали штурмовать перевал и к вечеру, после 10-часового восхождения, перебрались в долину реки Гондарай и устроили свой ночлег. Следующий день был посвящен отдыху, а 23-го к вечеру они через перевал добрались до сел. Чхалта и устроились на ночь в лавке аджарского торговца Ивана Засимовича, который предоставил им пустую комнату управляющего Максимова. "Мы отдыхали после нелегкого и интересного перехода через Гондарайский перевал, и странно было очутиться в культурной обстановке, сидеть на венских стульях за самоваром, за столом, освещенным керосиновой лампой, и даже читать, хотя и старую, русскую газету", - писал Шуровский. Мориц фон Дечи, пешком перешедший через этот перевал с севера на юг спустя 14 лет после своего покорения Эльбруса, писал: "От моих провожатых (карачаевцев - И. М.) я мог узнать то, что в прежние времена абхазские беглецы переходили здесь через горы, но что позднее горы верховьев Гондарая так оледенели, что на человеческой памяти никто не переходил по ледникам Гондарая. Это обстоятельство и сообщение было потому ценно для меня, - писал Дечи, - что предстояло, может быть, вновь открыть забытый перевал". В примечаниях к своим словам Дечи справедливо советует собирать сведения о прежних перевалах на Кавказе, полагая, что материал этот даст возможность судить о бывшем ранее оледенении Главного Кавказского хребта.

Такого же рода сведения сообщает С. В. Ваганов, который писал: "Через Гондарайский перевал настолько трудно, что никто не помнит из отважных сынов Карачая, чтобы кто из них ныне живущих переваливал через него. Однако, по рассказам, перевал этот был раньше проходим. Истекший (1897) год показал, - продолжает он, - что никто не решился перейти его, ни тем более перегнать овец".

На южном склоне путешественники пробыли до 29-го августа, совершили различные экскурсии по окрестностям Чхалты, побывали у подножий Марухского перевала, 29-го августа они двинулись по течению Маруха и через одноименный ледник перевалили в Карачай. К вечеру того же дня они уже были на коше одного карачаевского пастуха из аула Карт-Джурт. Из этого коша путешественники на следующий день тронулись в путь вниз по р. Марух. К 6 часам вечери они добрались до реки Кизгич, притока Большого Зеленчука. Интересно отметить, что Шуровский приводит один из вариантов карачаевского названия Большого Зеленчука - "Уллу Индрюк-су".

Здесь на очень красивой поляне группа Шуровского остановилась на целый день. Сын доктора познакомился тут с карачаевцем по имени Локман, "который своим знанием местности оказал нам большую услугу и стал дальнейшим проводником группы", - писал Шуровский. Из этого лагеря они прошли по реке Марух, затем пересекли р. Аксаут и ввышли к устьям Мары. Из долины Мары путешественники отправились в обратный путь, направляясь к Кисловодску через станищы Преградная, Сторожевая, Кардоникская и др. В Кисловодске же завершилось путешествие семьи Шуровского.

КУСОЧЕК ЧИСТОГО ЛЬДА ИЗ ШАРЫФЧЫКА...

Много раз путешествовавшая по горам Швейцарии М. К. Клименко в 1910 году предпринимает вояж по Центральному Кавказу.

29-го июля она в сопровождении двух своих товарищей перешла вброд речку Нальчик и минуя местность "Дубки", поросшую молодым дубняком, направилась к горному селению Каш-катау в Кабардино-Балкарии. Сразу же за селением Кашкатау путники "въехали в широкую поляну, окаймленную со всех сторон зеленью густого леса. В ней-то и покоилось озеро Чирик-кель с темной, зелено-синей водой", - писала позднее путешественница. Это и есть знаменитые "Голубые озера" Черекского ущелья. В своих путевых заметках Клименко продолжала: "У Голубого озера мы провели добрых три-четыре часа... Отдохнули, насытились и, поделившись скудными запасами провизии с подошедшими к нам горцами и отведав впервые их местного напитка "айрана" (род кумыса или кефира), мы тронулись в более трудный, но более интересный путь". Из этого пункта и до конца путешествия М. К. Климеико и ее группу сопровождали несколько горцев. Дорога становилась все круче, горы все более сходились друг к другу с обегах сторон, тесня бурливую реку Черек. В одном месте горная дорога оказалась завалена камнепадом. "Подъехав к месту катастрофы, мы увидели огромную груду камней, преграждавшую нам путь. Тут помощь горцев была для нас спасением. Мы с трудом перебрались через камни, а горцы помогли перетащить экипаж и лошадей с такой легкостью, что и сейчас не представишь себе, как это удалось", - писала Клименко. К вечеру 30-го июля они прибыли в аул Чегет-эль, где особенно им бросилось в глаза, как горские женщины "не тратят напрасно время ни одной минуты: даже на улице вы увидете ее, идущую с веретеном в руках, разматывающую шерсть, из которой будет она ткать материю".

Жители аула встретили путников очень радушно, а "чегет-эльский писарь, любезно встретивший нас, - писала Клименко, - приготовил нам кипятку, горские женщины принесли нам кур и яиц". На следующий день путешественники осмотрели окрестности, достопримечательные места и памятники старины, постройки аула и древние башни, усыпальницы и пр. Из этого аула путники, сопровождаемые горцами, взяли курс к подножию Коштан-тау. Горцы рассказывали им, что в 1908 году 8 англичан отважились подняться на эту гору, но страшный великан наказал смельчаков за их дерзость и погубил их в своих трещинах.

...Вскоре путешественники подошли к сторожке, в которой живут стражники, обязанные осматривать скот, пригоняемый из Кутаисской губернии. Немного отдохнув в сторожке, о которой упоминал еще Н. В. Поггенполь, они двинулись дальше к высокогорному району Штулу. Здесь навстречу путникам все явственнее стал вырисовываться и мощный Дых-тау. В Штулу путешественники остановились в другой такой же сторожке, где жили 6 стражников и один фельдшер, оберегающие скот от заноса язвы из соседних областей. Дом стражников был обнесен забором, на котором в виде украшений были развешаны рога туров, головы с рогами, разостланы шкуры туров и медведей, убитых обитателями этого дома. Горцы были чрезвычайно рады редким гостям и предоставили в их распоряжение большую комнату и столь же гостеприимно стали делиться с путниками своей едой: турьим мясом, пшеничными лепешками, заменявшими им хлеб. Отсюда рано утром группа направилась к конечной цели своего путешествия: к перевалам Шарыфчык и Гарпицчык, до которых из этого места было около 20 км. Путь им предстоял очень сложный, со множеством переправ через горные реки, подъемы и спуски по крутым горным утесам. Приходилось карабкаться со скалы на скалу. Об этом участке своего пути они писали: "Горы точно сговорились, набросали нам под ноги целые груды камней, по которым идти было истинное мучение, а между тем, чем дальше, тем путь становился все труднее. Казалось, сам первозданный хаос вступает во всем своем мощном величии в борьбу с человеком... Жажда мучила нас, а для удовлетворения ее на пути попадались глыбы сорвавшихся ледников... Наконец, еще перевал, и мы у цели! Проводник, дошедший туда раньше нас, был тем голубем Ноева ковчега, который принес пальмовую ветвь. Он нес нам огромный кусок чистого льда, взятого с тех самых ледников, куда шли и мы. Каким вкусным казался лед и как он утолял нашу жажду!".

...Путники стояли зачарованные, глядя на ослепительные искры мощного ледника Шарыфчыка, переливающегося на играющих лучах южного солнца. Им не хотелось покидать эту величественную картину ледника, залитого алым светом заходящего солнца. "Как прекрасны казались нам эти вершины в час заката, когда точно зарево огромного пожара озолотит весь край неба... Вот необозримая масса льда мощно раскинулась перед нами, вот и озерцо с небесно-голубой водой. С какой жадностью пьешь эту вкусную ледяную воду из собственных ладоней", - восторженно писала Клименко.

Как бы ни манила их прелесть горного ландшафта с великолепным ледником, они вынуждены были возвращаться назад в сторожку, откуда и начинался их путь к знаменитому Шарыфчыку.

С. М. КИРОВ, СЕИД И ДЖИДЖУ ХАДЖИЕВЫ НА ЭЛЬБРУСЕ

В августе 1910 года попытку взойти на вершину Эльбруса предпринимает профессор Варшавского Политехнического института, действительный член Кавказского горного общества В. В. Дубянский. Его активным помощником был Бочай Урусбиев, радушно встретивший гостя в своем княжеском ауле. Несколько дней Дубянский провел в знаменитой кунацкой этой родовитой фамилии и тепло отзывался об обслуживании. В 1917 году он писал: "Фамилия Урусбиевых на Северном Кавказе, бесспорно, принадлежит к числу тех немногих туземных фамилий, которые приобрели почетную известность далеко за пределами родных гор и России".

В том же августе, 8 числа, была предпринята попытка подняться на Эльбрус действительным членом, товарищем Председателя Кавказского Горного общества, позднее доцентом Пятигорского пединститута Яковом Ивановичем Фроловым. Его группа смогла подняться только до "Приюта одиннадцати", где им пришлось переждать очень сильный снежный буран и вернуться обратно. Но все же неутомимый исследователь и любитель гор Кавказа Я. И. Фролов в июне 1911 г. организовал новую группу из членов Горного общества, в которую вошли В. М. Ройхель, В. Н. Дьяченко, И. Г. Лейзерович, О. М. Милютина, К. В. Писнячевский, А. А. Ейбоженко и А. М. Вербова. Уже первого июля эта большая группа была в ветеринарной сторожке у Азауского ледника, а к вечеру того же дня добралась и заночевала в хижине Кавказского Горного общества. На следующее утро в 5 часов 30 мин. группа вышла на маршрут с проводниками Бочаем Урусбиевым и жителем Иткольского аула Сеидом Хаджиевым. В начале путь их был весьма легким, и путники быстро продвигались вперед. "Но недолго шли так. Некоторые стали как-то иначе дышать, часто вздыхать и просить отдыха. То и дело слышишь возглас: "Тохта!" - писал Фролов. Когда группа добралась до высоты 4200 м, Фролов вспомнил, что это был "Приют одиннадцати", где в прошлом году 8 августа он сидел, согнувшись в комок, под камнем и целых восемь часов пережидал страшнейшую метель.

В этом месте путешественники устроились на ночлег, некоторым из них стало плохо, и они решили вернуться обратно. Группа разделилась на два отряда. Ройхель, Фролов и Сеид решили идти дальше, а остальные в сопровождении Бочая спустились вниз, к месту первой ночевки.

В 12 часов ночи отважные горовосходители двинулись на штурм вершины. Яков Иванович писал, что "отсюда начался почти сплошной лед... Наши восьмизубые кошки оказали нам неоценимую услугу. Нам нигде не приходилось рубить ступеньки. Если кто и рубил для себя ступеньки, так это проводник, который шел без кошек в туземной обуви - чабурах". По совету Сеида Хаджиева альпинисты решили подниматься на вершину, минуя седловину, где, как правило, бывали сильнейшие снежные ветры и метели. "Что там царил сильный ветер, мы ясно видели по снежным вихрям, которые беспрерывно носились по седловине... Силу этого ветра мы испытали на себе, взойдя на вершину 3-го июля в 2 часа 35 мин. дня. На самой вершине мы очутились несколько правее ледоруба П. Г. Лысенко, оставленного им в 1907 году. Первым нашим желанием было осмотреть ледоруб с навязанным на него полотенцем. Ледоруб, наклоненный к востоку, был виден, но полотенца на нем не оказалось. Только небольшой клочок от него валялся около. Он лежал примерзшим к обледенелому снегу, восточнее ледоруба... Сила ветра была настолько велика, что трудно не только двигаться вперед, но держаться на ногах. Не скрою, что, когда я бросился к ледорубу, то сильный ветер не просто остановил меня, но свалил с ног назад. В. М. Ройхель стал навязывать на ледоруб новое полотенце с меткой французского алфавита "Д", "Р", я же принялся отыскивать на вершине другие признаки человеческого пребывания", - писал Фролов.

"...Навязав полотенце и осмотрев вершину, - продолжает он, - мы не знали, что дальше делать. Как-то все сразу обратились друг к другу с вопросом "Что же дальше?"... Само собою разумеется, общим нашим желанием было продлить время пребывания на вершине, но невозможность и сильный отчаянный крик проводника "Хайда!" вывел нас из того, теперь не могу сказать, приятного или неприятного положения. Мы все бегом молча бросились вниз". Спуск с вершины занял у них 7 часов времени. По дороге они захватили свои вещи, оставленные в "Приюте одиннадцати", и в 10 часов вечера были уже в ветеринарной сторожке. Так завершилось восхождение на Эльбрус группы Фролова, который тем летом записал в ауле Урусбиево приводившийся выше рассказ Ахии Соттаева об экспедиции Емануеля.

Сам Я. И. Фролов на вершине Эльбруса побывал четыре раза, а знаменитый проводник Сеид Хаджиев в том же году за оказание помощи горовосходителям получил Свидетельство о том, что он является проводником не только через перевалы Кавказа, но и на вершину Эльбруса. Такое Свидетельство было выдано ему Кавказским Горным обществом, располагавшимся в Пятигорске.

Через две недели после восхождения Фролова на Эльбрус поднимался выдающийся соратник В. И. Ленина, пламенный революционер С. М. Киров, 27-го июля 1911 года Сергей Миронович Киров прибыл в аул Урусбиево. Вместе с ним были его спутники и соратники по революционной борьбе на Северном Кавказе: бывший машинист миноносца "Георгий Победоносец" Иван Спиридонович Моторный, скрывавшийся от царских жандармов под именем Павла Григорьевича Лучкова. В 1905 г. он призывал экипаж миноносца присоединиться к броненосцу "Потемкин", а теперь сотрудничал с Кировым в газете "Терек". Вторым участником был владикавказский юрист, присяжный поверенный Б. К. Далгат, который часто выступал адвокатом и имел обширную клиентуру среди горцев Кавказа и во многом помогал С. М. Кирову в его революционно-пропагандистской деятельности на Северном Кавказе. Третий спутник Кирова - ветеринарный врач из Нальчика В. В. Егоров, находившийся под негласным надзором царской полиции за свои передовые идеи. Он поджидал Кирова в ветеринарной сторожке под ледником Азау.

В Верхнем Баксане С. М. Киров нанял опытных проводников - Сеида и Джиджу Хаджиевых, уже имевших богатый опыт.

Утром 30-го июля группа через ледник Сары-кол-баши (т.е. "Верховья желтого рукава") достигла фирновых полей Эльбруса. Около двух часов дня начался сильный снегопад, и им пришлось, не достигнув "Приюта одиннадцати", расположиться на ночлег. Наутро в 3 часа 30 мин. они продолжили путь. Примерно в 10 часов группа разделилась на две части: С. М. Киров, П. Г. Лучков и Сеид Хаджиев пошли вперед, а за ними следовали В. В. Егоров, Б. К. Далгат и Джиджу Хаджиев. Но вскоре вторая группа из-за плохого самочувствия участников вынуждена была вернуться назад. А первая группа продолжала отчаянно продвигаться к заветной вершине.

31-го июля в 2 часа дня С.М. Киров, П. Г. Лучков и их проводник Сеид взошли на вершину Эльбруса. Девятого августа того же года газета "Терек" писала что "задолго до рассвета в 3 часа 30 мин утра 31-го июля альпинисты вышли к вершине. Погода благоприятствовала восхождению безоблачное небо усеяно мириадами звезд, ветер утих. После шестичасового подъема С. М. Миронов (псевдоним С. М. Кирова - И. М.) со своим товарищем П. Г. Лучковым уходит вперед и к двум часам дня достигает восточной вершины Эльбруса. Только 19 минут смогли они пробыть на вершине, так как усилившийся ветер угрожал переменой по годы в худшую сторону".

На вершине Эльбруса альпинисты нашли ледоруб Лысенко с привязанным к нему полотенцем, который оставила группа Фролова. Сергей Миронович отрезал кусочек полотенца с именами Ройхеля, Фролова и вскоре прислал его Я. И. Фролову в Пятигорск.

К 9 часам вечера горовосходители спустились к леднику Азау, на следующий день, 1-го августа, прибыли в аул Урусбиево, а 6-го числа они прибыли уже в Кисловодск. Так завершилось по корение Эльбруса группой Сергея Мироновича Кирова.

МИНБОЛАТ, КУЧАРА И ХАДЖИ-МЫРЗА УРУСБИЕВ...

В июне месяце 1914 года известный путешественник С. Я. Голубев собрал в Кисловодске опытную группу для совершения ряда горных переходов по Центральному Кавказу и восхождения на западную вершину Эльбруса. В его группу входили Н. М. Стайноглу, П. С. Панютин, В. В. Штейн и М. Е. Синюков. 12 июня они вышли из Кисловодска и взяли курс на Бермамыт. Путешествие их начиналось при самых неблагоприятных погодных условиях - шли непрерывные дожди, которые обычны для июня месяца в этих районах. Лишь 14-го июня, спускаясь с Бермамыта, они увидели и то ненадолго, белоснежную громаду Эльбруса. Дождь и сырой туман были их постоянными спутниками, пока они не добрались до истоков Малки. Путники перешли реку, поднялись на правый крутой склон, подошли к вершине Кара-кая ("Черная скала") и вечером 15-го июня разбили здесь палатку с намерением подняться наутро по верховьям р. Ислам-чат ("Развилка Ислама") на вершину Балык-су баши ("Верховья реки Балык", т. е. Малки). Отсюда на запад от стоянки путников открывается крутая снежная стена горной вершины, упирающейся на фирновое поле Джики-аутан-кез ("Седловина, где перевалил Джики"). На северо-востоке эта седловина громадными ступенями доходит до верховьев Ислам-чата, а его южный склон мягкими отлогими складками спускается в долину реки Су-баши, верхнего правого притока р. Кыртык-су.

Задачей путешественников было подняться на Балык-су-баши с северо-восточной стороны и спуск на южный его склон, в долину Су-баши, а оттуда в долину Кыртыка и прийти в аул Урусбиево 16 го июня, следуя по намеченному маршруту, группа Голубева к половине шестого часа вечера взобралась на вершину Балык-су-баши, который представился им как свеженадутый снежный карниз, круто обрывающийся на запад. Отсюда особенно грандиозен вид на Эльбрус. Отделенный от вершины Балык-су-баши провалом в 600 м и широким полем Джики-аутан-кеза, он предстает перед очарованными путниками во всем своем величии. "Только здесь, несмотря на мое достаточное знакомство с Эльбрусом, - писал Голубев, - я впервые увидел, насколько грандиозен этот гигантский снежный конус высочайшей горы Кавказа! Мне кажется, что нет другого пункта, кроме вершины Балыка, откуда без всяких искажении и сокращении открывается вид на этот ледяной колосс, вид которого дает истинное представление о громаде Эльбруса".

17-го июня путники по долине Кыртыка и через одноименный перевал добрались до аула Урусбиевых. Первоначально группа намеревалась остановиться в доме князя Науруза Исмаиловича, но поскольку его в ауле не оказалось, она устроилась в доме князя Джансоха Дадешкелиани, который оказал путешественникам очень теплый и радушный прием. По примеру Исмаила Урусбиева Джансох предполагал устроить в ауле нечто подобное туристской гостинице, чему были очень рады все бывавшие в ауле путешественники.

По словам С. Я. Голубева, в дни их пребывания в ауле имелся только что открывшийся дом Джарахмата Абдуллаева, где туристы также могут найти достаточно удобств для кратковременного отдыха перед горными походами. Он писал, что пришедшая на следующий день туристская группа москвичей Ру, Шаблинский, Лю-банский и другие остановились у Джарахмата, обновив таким образом только что открытый дом - гостиницу.

В связи с упоминанием Джансоха Дадешкелиани уместно сказать два слова о родственных взаимоотношениях карачаево-балкарских князей Урусбиевых и сванской семьи Дадешкелиани. Согласно народным преданиям, записанным М. М. Ковалевским и другими авторами, родоначальник старинного сванского рода был из тарковских кумыков, и его потомство захватило власть в свои руки и постепенно подчинило себе все общество княжеской Сванетии по нижнему и верхнему течению р. Ингури. Центром княжеского рода Дадешкелиани были сел. Барши и Ингури.

М. А. Шостак писал, что в этом селении на рубеже XIX - XX вв. "жил князь Татархан Тенгизович Дадешкелиани, у которого хранилась старинная серебряная фамильная реликвия - шкатулка с до сих пор не разобранной надписью и принадлежащая некогда царице Тамаре. Сам князь помещался в деревянном здании, ему принадлежит самая высокая в Сванетии башня. Перед его домом, на поляне, возвышается единственный высокий ясень, а под ним находится каменный бюст основателя рода Отара Дадешкелиани".

В ауле Урусбиево Джансох рассказывал Голубеву другое предание: "Один из его предков однажды посетил по какому-то особо важному делу верховья Баксана и встретился здесь с девушкой из Урусбиевского аула, очень ее полюбил. Будучи христианином, он не мог жениться на ней и поэтому сам решил переменить религию. Это вызвало бурю негодований в Сванетии. Он был лишен княжеского звания и стал величаться просто Отаровым. Князь мало был этим тронут и, бросив родную Сванетию, переселился на Баксан, где и обосновался в ауле Урусбиево. Теперь, - рассказывает Голубев, - сваны уже примирились с "изменой" князя и, приходя на Баксан, считают долгом явиться с приветом к потомку Отара, который больше известен под старой фамилией Дадешкелиани".

Хорошенько отдохнув в доме "Дадешкелиани-Отарова", Голубев приступил к поиску проводников. "Первоначально я наметил для этой цели Хаджи-Мурзу Урусбиева и Минболата Гулиева, с которыми еще в 1913 году нам удалось открыть новый перевал в Чегем. К сожалению, непредвиденные обстоятельства помешали и тому и другому сопровождать нас", - писал путешественник. - Желающих быть проводниками туристов было много, - продолжает он, - но Минболат остановил свой выбор на своем родственнике по имени Кучара, который поначалу произвел на путешественников не очень благоприятное впечатление, но потом оказался настолько трудолюбивым, преданным и отважным, что им "оставалось только благославлять судьбу за такой счастливый выбор".

19-го июня группа в полном составе начала подъем по долине Адыр-су, затем по склону одной из красивейших гор Сылтран-баши они намеревались подняться на вершину Мукала. К вечеру путники добрались до небольшой седловины между массивами Сылтран-баши и восточного склона Мукала и остановились здесь на ночлег. В 7 часов утра они покинули свой ночлег и стали продолжать путь к вершине. На высоте 3600 м снег, до сих пор хорошо выдерживавший альпинистов, вдруг стал рыхлым, подъем сразу же стал значительно затрудненным. Путникам приходилось утопать по пояс в снегу. С большими трудностями им все же удалось достичь вершины Мукала. "Та невероятная панорама, которая открылась отсюда нашим восхищенным взорам, далеко превзошла все, что мы могли ожидать. Прямо перед нами, упираясь в темно-синее небо, поднимался огромный, сверкающий на солнце корпус седого Минги-тау. Высоко над зубьями Шхельды и Чатын-тау вздыбились смелые утесы Ушбы. В глубокой дали, как легкие облачка, виднелись на востоке ледяные громады Безенгиевского великана", - восторгался Голубев.

Налюбовавшись этой сказочной панорамой, горовосходители направились через седловину Мукала к следующей вершине, соседствовавшей с Донгуз-оруном, к горе Кызгем. К половине четвертого часа пополудни они сумели взойти и на эту вершину. Об этом участке своего восхождения они писали, что "с большим трудом удалось найти каменный выступ и в большой щели укрепить жестянку с визитными карточками" Отсюда путешественники начали свой спуск в долину Ирик-су, а оттуда вернулись в Урусбиевский аул и завершили первый этап своего похода по горам верховьев Баксана.

22-го июня весь день был посвящен подготовке нового похода, необходимо было подыскать хорошего помощника Кучаре Гулиеву. К счастью путешественников, Хаджи-Мурза Урусбиев освободился от своих дел и на этот раз мог сопровождать их. На следующий день они направились вверх по реке Адыр-су. Немного пройдя по ущелью этой бурной реки, у впадения в нее Суулу-кол-су, туристы уступили многократным просьбам Кучара и зашли к нему в кош на левом берегу Адыр-су. "Несравненный каймак, горячие пшеничные лепешки, чай, айран, сыр, словом, все, что имелось у славного Кучара, было гостеприимно предоставлено в распоряжение наших аппетитов", - писал Голубев в своих заметках об этом походе.

Отдохнув в коше у Кучара полных два часа, путники вышли на правый берег реки и вскоре были у устья Суулу-кол-су и пошли вверх по ее течению, направляясь к вершине Суулу-кол-баши. К 8 часам вечера, пройдя достаточное расстояние по очень сложным крутым скалистым склонам, группа устроилась на ночлег, а утром в половине шестого двинулась выше по склону горы, держась правого берега реки. К половине восьмого утра она была у нижнего края морены ледника Суулу-кол-баши-чиран.

С тех пор как здесь побывал знаменитый путешественник и этнограф Г. Мерцбахер, минуло уже 23 года, и за это время здесь произошли большие изменения. "Тот висячий ледник, или, вернее, узкий и крутой конечный ледник, о котором упоминает Мерцбахер, исчез совершенно... Из рассказа Кучара и Хаджи-Мурзы нам удалось установить только, что лет 25 - 30 тому назад ледник стекал значительно выше", - зафиксировал Голубев. Осмотрев ледник и описав его подробно, путники стали искать удобный подход к острому гребню горы Кюнлюм-кол-баши ("Глава южного ущелья"), так как они находились примерно на том месте, где хребет этот примыкает к северо-западной ветви Баксано-Чегемского отрога, и могли без особых трудностей перевалить через перевал Кюнлюм-кол-ауш (3940 м).

На подступах к этому перевалу путников настиг непроглядный туман, и было решено заночевать здесь и переждать туман. Горцы не согласились ночевать на снежнике и спустились вниз на некоторое расстояние, чтобы устроить свой ночлег в скалах, а не на снегу и не во льдах. Видавший много гор и разных проводников С. Я. Голубев писал об этих своих проводниках: "Насколько я мог заметить в течение своих странствий по Кавказу, горцы вообще не любят снега и льда - боятся их, быть может, не доверяют им, но во всяком случае они предпочитают скалы. "Кая - якши; буз, чиран - яман!" - можно услышать от любого высокогорного охотника ("Скалы - хорошо; лед, снег - плохо!"). Кучара и Хаджи-мурза не составляли исключения из общего правила".

Перевал Кюнлюм-кол-ауш завершился удачно, и наши путники к часу следующего дня были уже в уютной Адыр-сууской сторожке.

БЕК-МЫРЗА И ИБРАГИМ НА СЕДЛОВИНЕ УШБЫ

Завершив первую часть своего путешествия по Приэльбрусью, С. Я. Голубев намеревался совершить восхождение на северную вершину Ушбы и перевалить Главный хребет через седловину между массивами Ушбы и Чатын-тау. Для подъема на неприступную Ушбу альпинистам нужно было выбраться на ее северное фирновое поле, к подножью того северного гребня, по которому в 1903 году совершил свой рекордный траверс Пфан в группе с Лейхсом и Дистелем. Но Голубев хотел пробраться к этому гребню с севера, из ледников Шхельды, в то время как Пфан поднимался туда с юга, из Бечо, по леднику Ушбинского глетчера. Но в связи с тем, что двое его спутников - Стейноглу и Штейн - были вынуждены отказаться от этого трудного мероприятия, Голубев и сам не решился осуществить свой первоначальный замысел и с помощью двух проводников - чегемцев Ибрагима и Бек-Мурзы - решил совершить переход через Главный Кавказский хребет по верховьям Шхельдинского ледника, по западной седловине Чатын-тау и массива Ушбы. Путешественник писал, что "для осуществления этого плана мы могли положиться на чегемцев, так как горцы для перевалов являются достаточно надежными товарищами".

10-го июля, простившись с прежними спутниками, новая группа Голубева взяла курс на Шхельдинский ледник. К 12 часам дня они уже были в гостеприимном балкарском коше, находящемся над самым ледниковым языком, на крутом склоне альпийского луга. После небольшого отдыха, попив приятного айрана, в знойный июльский полдень они продолжили свой путь. После высоты 2250 м дальнейший подъем для путников был "сплошными акробатическими упражнениями, которые усложнялись тяжелым багажом около пуда у каждого за спиной. Непрочные камни часто выскальзывали из-под ног, приходилось долго ощупывать надежную опору", - писал руководитель группы. В начале четвертого часа дня они стали пересекать Шхельдинский ледник, направляясь на восток, а к половине шестого, достигнув небольшой группы скалистых утесов, устроили себе ночлег. Рано утром они продолжили свой путь к высоте 3260 м. Им пришлось надеть на ноги кошки и связаться веревкой, так как лед становился очень скользким. К половине первого часа пополудни наиболее опасные участки ледника были пройдены, и восходители потихонечку перебрались на фирновое поле в верховьях Ушбинского ледника. Главный хребет был уже пересечен. Им оставалось лишь подняться к боковому хребту "Чатын-тау - Ушба" и отыскать там удобный перевал в долину Чалаат. "Мы были на высоте 3960 м, - пишет Голубев, - выше и восточнее того пункта, которого достигли в 1903 году Пфан, Дистель и Лейхс". Прекрасная, но страшная по своей дикости панорама открылась взору путешественников. На западе ужасающими башнями врезалась в синеву неба желтозубая Шхельда-тау. Левее, над изломами ледяного потока, исполинскими зубьями высилась вздыбленная северная вершина Ушбы. На востоке, между массивами Чатын-тау и Ушба, виднелись две седловины, через которые и был совершен этот переход, в одном месте спуск "с ближайшего барьера чуть не закончился катастрофой. В ледяной крутизне нужно было рубить ступени, чтобы подойти к краю навеса и затем спрыгнуть с 4-метровой высоты вниз на обломки сераков и лавинный снег. Первые двое выполнили это благополучно и, подбирая канат, помогали спускаться остальным. П.С. Панютин и Ибрагим, шедшие последними, поскользнулись на ледяных ступеньках и сорвались значительно выше края обрыва. В то время как мы собирали канат, к нашим ногам упал сначала Панютин, а затем высоко над нами пролетел Ибрагим и упал где-то внизу в ледяные обломки. Туго натянутый канат удержал его от дальнейшего полета. К счастью, оба пострадавшие отделались небольшими ушибами, но ледоруб Ибрагима был потерян навсегда".

После 16-часового подъема и спуска по леднику, в 9 час. 20 мин. вечера, путешественники стали устраивать себе ночлег в углублениях мягкого снега. Но рано утром, проснувшись и осмотрев место своего выбора для ночлега, путники пришли в ужас: в пяти шагах от спальных мешков тянулась ужасная трещина, которую в потемках накануне они не заметили. Приют их был размещен на узком перешейке в 5 метров между двумя огромными пропастями.

Дальнейший короткий спуск привел их к новым дебрям ледопада. Путешественников вновь ожидала нервная работа по прокладыванию дороги в изломах ледопада. "Все время вставало опасение, что вот-вот встретится на нашем пути такое препятствие, которое мы не в силах будем преодолеть, думалось каждому. Становилось жутко от сознания, что всякое отступление отрезано, так как подняться к перевалу и вернуться старой дорогой было невозможно. Во многих случаях выручал нас необыкновенный инстинкт Бек-Мурзы: его привычка к ледникам, его чутье помогали иной раз выбираться из самых, казалось бы, безвыходных положений", - читаем мы у Голубева.

С невероятными трудностями совершили наши путники этот сложнейший перевал. К 4 часам 40 мин. они спустились к заваленным камнями оконечностям Чалаатского ледника на высоте 1860 м. Отсюда путь их лежал в направлении Местии. Но до Ме-стии еще было очень далеко, и они заночевали у окраин ледника. На следующий день к часу дня наши путешественники добрались до Местии и направились в дом священника Виссариона Нижарадзе, который по предупреждению Урусбиевых уже поджидал их.

ДВА СЛОВА ИЗ ИСТОРИИ КАВКАЗСКОГО ГОРНОГО ОБЩЕСТВА

Трудно переоценить ту огромную роль, которую сыграло в становлении и развитии отечественного альпинизма и горного туризма Кавказское Горное общество. Своим возникновением оно обязано энергичной деятельности неутомимого альпиниста и путешественника Рудольфа Рудольфовича Лейцингера. Он первым поднял вопрос о создании Горного общества в Пятигорске. И вот 23-го июня 1899 г. в "Николаевском цветнике" Пятигорска состоялось первое собрание лиц, сочувствующих учреждению Горного общества. Собралось около 50 человек под председательством О. А. Чечотта. На этом собрании были выработаны основные положения будущего устава, определены цели, средства и состав общества.

Для дальнейшего продвижения идеи создания Общества это собрание избрало из своей среды уполномоченных, которым было поручено ходатайствовать в установленном порядке об учреждении проекта устава. Такой проект был подготовлен и принят в декабре 1901 г. Вскоре было создано первое временное правление Общества под председательством атамана Пятигорского отдела генерал-майора А. А. Ржевусовского. В июле 1902 года на первое общее собрание собралось очень скромное количество, всего 19 человек. Первым Председателем был избран О. А. Чечотта, еще до этого хорошо известный как отличный знаток Кавказа. Основной идеей Общества, зафиксированной в уставе, было - служить проводником альпинизма на Кавказе, привлекать в наши горы возможно большее количество туристов, - говорил на юбилейном собрании Общества в 1912 году 15 июня Ю. В. Фукс в связи с истечением первого десятилетия существования организации.

В первый же год своего существования Общество поставило вопрос об устройстве приюта для туристов на Бермамыте, близ Кисловодска. В этом вопросе на помощь Обществу пришел директор Кавказских Минеральных Вод В. В. Хвощинский, передавший в распоряжение Общества один деккеровский барак, который и был установлен на Бермамыте. Правление Общества выписывало из Швейцарии такие необходимые принадлежности альпиниста, как ледорубы, кошки, горные палки, палатки и др. Члены Общества совершали научные и познавательные экскурсии в верховья Малки, к известным минеральным источникам. Особенно интересными были экскурсии и путешествия членов Общества, организованные по инициативе Лейцингера, под руководством уже упоминавшегося Дубянского и других активных членов организации.

В мае 1909 года на юго-восточном склоне Эльбруса, на так называемом Кругозоре на высоте 11800 футов был сооружен каменный приют, положивший начало реализации планов Лейцингера, согласно которым предполагалось проложить пешеходную тропу на вершину величайшей горы Кавказа. В 1910 г. после смерти Лейцингера общее собрание Общества постановило назвать эту хижину Лейцингеровской. В том же году особого внимания заслуживали два восхождения на Эльбрус: группы Дубянского и восхождение Ройхеля на Казбек.

Кавказское Горное общество прилагало много усилий для улучшения существующих и прокладке новых колесных дорог в горах Центрального Кавказа. В числе этих мероприятий следует отметить ходатайство перед Министерством путей сообщения о проведении колесной дороги до ледника Азау и подножия Эльбруса, на что было впоследствии ассигновано 1000 рублей. В 1912 году Правление Общества решило принять все меры, чтобы приобрести на правах долгосрочной аренды участок земли на горе Бермамыт для устройства там более благоустроенного приюта В документах того периода можно прочесть, что "для продвижения этого вопроса Общество начало переговоры с уполномоченными Кабардинского народа и получило в конце концов предложение от присяжного поверенного Шаханова, состоящего уполномоченным Кабардинского народа и сопредельных племен, прислать на Бермамыт комиссию от Горного общества для отмежевания участка и предварительных переговоров об условиях аренды.

В августе 1912 года таковая комиссия в составе членов Правления - А. Я. Аболина, Г. И. Раева и Ю. В. Фукса ездила на Бермамыт, где и был намечен желательный для Общества участок земли, нанесены тут же границы его прибывшим с господином Шахановым землемером и установлен размер арендной платы. Подробные условия и сам договор рассматривались затем на заседании Правления совместно с уполномоченным Кабардинского народа, присяжным поверенным Шахановым". Все эти документы впоследствии были утверждены Протоколом № 22 общего собрания Общества 13-го октября 1912 года.

Неоценимую и несравненно огромную роль в развитии альпинизма на Кавказе сыграло и Русское Горное общество. В отчетном докладе за 1913 г. говорилось, что "Идеи альпинизма захватывают у нас, в России, все более и более широкие массы, и интерес к горам с каждым годом возрастает. Особенно это сказывается на Кавказе, где организован "Главный Комитет поощрения туризма". Это Общество предполагало устроить гостиницу и завести своих проводников в районе Безенги, что значительно продвигало вперед развитие горного туризма и альпинизма в горах Центрального Кавказа. Этому способствовало строительство высокогорной хижины на ледниках Безенгийской стены, организация системы проводничества и выдача письменных удостоверений проводников из среды горцев Карачая и Балкарии.

ВМЕСТО ЗАКЛЮЧЕНИЯ

В истории альпинизма и горного туризма тщетно искать экспедицию, отправляющуюся для покорения горных вершин или перевалов, которая при этом брала бы себе в проводники жителей степей или предгорий. Живым примером тому являются многократные экспедиции знаменитых альпинистов на Эверест и другие вершины, когда они вынуждены всегда искать себе проводников из местных жителей. И это несмотря на свой изрядный опыт горовосхождений. Об этом же говорят горные восхождения и путешествия, о которых шла речь выше. Недаром даже знаменитые европейские альпинисты, везде возившие с собой опытных швейцарских горовосходителей, каждый раз, прибывая на Кавказ, всегда подбирали себе проводников из местных горцев - жителей подножий той или иной горы.

Хотя в Приэльбрусье в среде карачаевцев и балкарцев еще не сложилось письменно закрепленного общества проводников-профессионалов, мы с полным правом можем среди таковых называть имена горцев, о которых упоминалось в наших очерках.

Для наглядности хочется привести читателю следующую таблицу:

Все выявленные имена горцев заслуживают быть названными поименно, когда речь идет об истории альпинизма и горного туризма на Кавказе.

<< Назад Далее >>