Пишите в ФОРУМ на Mountain.RU

Автор: Мизиев И.М., http://balkaria.narod.ru

Следы на Эльбрусе

из истории горного туризма и отечественного альпинизма

Продолжение. Начало см. здесь

НАКАНУНЕ

4-го ноября 1828 года в письме к издателям "Северной пчелы" князь Н Голицын писал "Самые непроходимые места, утесы, ущелья, скалы и все ужасы, накопленные природой в высоких Кавказских горах, соседственных Эльборусу, были преодолены твердостью, непоколебимостью и неустрашимым духом отряда российских воинов под личным предводительством генерала от кавалерии Емануеля, при упорном и отчаянном защищении сих мест гордыми карачаевцами...

Один только очевидец может себе представить трудности, преодоленные нашими войсками, изобразить же сие пером невозможно, не подвергнув себя обвинению неверного писателя, ибо в сем случае правда превышает все, что воображение могло себе представить. Вся конница была спешена, ибо лошадям прохода не было, люди же употреблены вместе с пехотными стрелками: сии последние долженствовали подниматься и отражать неприятеля по горам и скалам почти перпендикулярным, придерживаясь одною рукою, дабы не быть низвергнутыми в пропасть, а другою стреляли под меткими выстрелами засаженных за деревьями и камнями защитников сих мест, которые, имея легкую одежду и привычку лазить по горам, пользовались чрезвычайною выгодою и еще закидывали камнями, катящимися по отлогим горам, чтобы опрокидывать наших пехотинцев, которых никакие препятствия не в силах остановить. Такой отчаянный бой продолжался двенадцать часов сряду, и несколько верст надлежало победителям подниматься до достижения последней высоты, овладением которою ознаменована победа. Чтобы иметь понятие о преодоленных в сем достопамятном деле трудностях, надлежит вспомнить, что некогда триста греков остановили при Фермопилах все бесчисленное войско, предводительствуемое Ксерксом. Кавказские же Фермопилы, где карачаевцы оградили себя от нападений, едва ли уступят по местоположению греческому" [29]. И действительно, 30-го октября 1828 г. Емануель отписал Николаю I следующее: "Термопилы Северного Кавказа взяты нашими войсками, и оплот Карачаева, у подошвы Эльборуса, для всех горских народов враждебных против России, помощью Божиею и храбростью войск, под личным моим предводительством разрушен. Сражение с карачаевцами произошло сего октября 20-го числа; оно началось в семь часов утром и кончилось в семь же часов вечером; с овладением последней высоты победа покрыла новою славою Российское воинство, в сем деле участвовавшее. Потеря наша состояла, при поражении противника, в убитых: обер-офицеров трех, унтер-офицеров двух и рядовых тридцати двух; ранены: Горского Казачьего полка командир, майор Верзилин, обер-офицеров три, унтер-офицеров тринадцать, рядовых 103. После сей важной для Кавказской области победы войско наше 21-го октября достигло уже без бою и малейшего сопротивления карачаевцев до главного их аула Карт-Юрта..." [30]. Так завершилось покорение Карачая.

22-го октября 1828 г. 53-летний генерал от кавалерии, герой Отечественной войны 1812 года, командующий Кавказской оборонительной линией, образованной в 1777 - 1782 гг., Георгий Арсеньевич Емануель в центральном ауле Карачая Карт-Джурте ("Древняя родина") принимал повелителя, т. е. Олия (Вали) всего, Карачая князя Ислама Крымшаухалова со всеми его старшинами. Депутация карачаевцев подала генералу прошение, в котором говорилось, что верховный князь Карачая "со всеми старшинами, равно и весь карачаевский народ, присягают на верность подданства Государю императору с представлением от него Ислама Крымшаухалова, равно и от трех еще первейших фамилий аманатов".

После подробного перечня всех условий и обязанностей, которые карачаевский народ берет на себя, в прошении на имя Емануеля можно прочесть: "Мы все карачаевские старшины и весь народ, прибегая к милости Вашего Высокопревосходительства, всенижайше просим о принятии нас под свою великодушную защиту и оказании нам неограниченной милости.

На подлинном, за неимением никакой грамоты, приложившие перстами чернильные знаки, всего Карачаевского народа Вали Ислам Крымшаухалов, Мудар Кожаков, Терирчок Карабашев, Аслан-Мурза Дудов, Бек-Мурза Кожаков, Жанхот Карабашев, Аджи-Иб-рагим Боташев, Нани Дудов, Басиат Карабашев и Таджи-Мурза Кожаков.

С подлинного перевел капитан Соколов" [31].

Будучи в 1828 г. в Карачае, Емануель имел случай быть у самой подошвы Эльбруса и приблизиться к Центральной цепи Кавказских гор. Он внимательно изучил эти места с точки зрения пригодности их для укрепления Кавказской линии. Опытный генерал понимал, что карачаевцы "по расположению своему у подошвы Эльборуса будут служить оградою против всех посещений закубанцев, которые пройти сих мест без их согласия не могут".

Покончив с церемонией в Карт-Джурте, Емануель 24-го октября выехал из Карачая и 29-го прибыл в Ставрополь, где располагалась его ставка.

На следующий год, "желая собрать точные сведения об этой стране, о высоте гор, ее пересекающих, о направлении и глубине долин, о ее богатстве и лесе, пастбищах, минеральных и других произведениях природы, и в особенности найти места, способные для военной линии, которая защитила бы навсегда расположенные в равнинах жилища от вторжения горцев", Емануель решил предпринять экспедицию к Эльбрусу. Получив добро от военного командования и уверенный в том, что предпринимаемая им экспедиция заслуживает внимания правительства, генерал решил "доставить ею пользу и отечественному просвещению, для чего обращается к Императорской Академии наук, приглашая ее воспользоваться для обогащения науки случаем, в первый раз представляющимся".

Академия не замедлила ответить согласием и снарядила группу ученых во главе с академиком Адольфом Яковлевичем Купфером (1799 - 1865). В состав этой группы входили: физик, позднее ставший академиком, Эмиль Христианович Ленц, за три года до этого участвовавший в кругосветном плавании Коцебу (1823 - 1826); член Академии, зоолог, хранитель кабинета Зоологии Эдуард Менетрие (1802 - 1862); член Академии, ботаник Карл Андреевич Мейер (1795 - 1858), который за несколько лет до этого сопровождал М. Ледебура в путешествиях по Алтаю и в своих исследованиях открыл флору Алтая для широких кругов европейских ученых.

Группа ученых выехала из Петербурга 19 июня 1829 года. Выступление экспедиции было назначено генералом строго на 1 июля того же года. Когда ученые прибыли в Горячеводск, так назывался тогда нынешний Пятигорск, к ним примкнули архитектор Кавказских Минеральных Вод Иосиф (Джузеппе) Бернардацци со своим младшим братом, венгерский путешественник Янош Карой Бешш, известный в литературе на французский манер как Жан Шарль Бессе, и 13-летний сын Емануеля - Георгий.

Правительство отпустило на экспедиционные расходы 25 тыс. руб., хотя Академия просила 38 тысяч, причем 8 тыс. она выделяла сама, а 30 просила у казны. От Министерства финансов к экспедиции был прикомандирован чиновник Вансович из Луганского литейного завода.

РАССКАЗЫВАЕТ КУПФЕР

Подробный отчет об исторической экспедиции российских ученых был сделан руководителем группы академиком А.Я. Купфером. Он состоял из 6 частей: 1-я - историческая, 2-я - геодезическая, 3-я - барометрическая, 4-я - показания магнетизма, 5-я - температура почвы и 6-я - астрономическая. Отчет Купфера был дополнен описаниями животного мира и растительности, составленными Мейером и Менетрие. В связи с нашей темой особую ценность представляет историческая часть отчета Купфера, опубликованного в 1831 году на французском языке [32]. Вот что писал Купфер об этом знаменитом походе на Эльбрус:

"Генерал Емануель - главнокомандующий кавказскими областями, отличающийся как храбростью, так и покровительством наукам, после покорения карачаевцев, народа, живущего в окрестностях Эльбруса, хотел показать этому воинственному, храброму народу, что их скалы, тесные ущелья, горные потоки и вечные снега не являются непреодолимым препятствием для русских солдат, закаленных, как и они (т. е. горцы), в трудностях. Правительство чувствовало всю важность полного подчинения черкесов. Они защищали выход России на Восток и могли по желанию закрыть или открыть путь в Россию народам Азии... Из этого видно, что экспедиция генерала Емануеля была разумной предусмотрительностью; эмиссары Османской империи отмечали храбрость черкесов и старались привлечь их в свои ряды...

По прибытии в Ставрополь мы узнали, что генерал уже уехал к Минеральным источникам к подножью Кавказской цепи, к югу от Ставрополя - это и будет для нас отправным пунктом... Лечебные ванны с чистейшей водой были сооружены рядом с главным источником. Самый обильный и в то же время самый теплый впадает в канал у подножия склона, где находится помещение для принятия ванн, расположенных на 1-м этаже великолепного дома; эти ванны и воды, пожалуй, более знаменитые, чем в Карлсбаде... В тот вечер, когда мы прибыли в это маленькое местечко, которое едва насчитывало около 40 домов, было весьма оживленно. Тысяча фонарей освещали огромную площадь, в середине которой располагался ресторан, служивший в одно и то же время жилищем генерала...

На следующий день после нашего приезда в Горячеводск мы были представлены Генералу, который нам сообщил, что собирается в этот же день выйти в горы и что отряд пехоты уже расположился на мосту через Малку и ждет нас. Поскольку мы устали от длительной дороги, мы были готовы к 4 часам пополудни, и после перехода в 15 верст мы остановились на берегах р. Золки, чтобы переночевать... Здесь много маленьких речушек, носящих это имя, и которые соединяются перед тем, как слиться с Кумой...

На следующий день, поднявшись на вершину, мы смогли обозреть всю центральную цепь, так как облака, закрывавшие ее накануне, утром полностью рассеялись. К югу открылся вид на горы, покрытые снегом, правое крыло которых было чуть выше и смотрело на юго-запад к Эльбрусу; слева горы заканчивались Казбеком, который был едва различим, так как терялся в тумане. К югу, насколько позволял взгляд, были горы, покрытые снегом, населяемые народностью Кхоуламбзы (Холамцы - И. М.)...

Здесь мы впервые принимали черкесского князя Арслан-бека (Львиный князь - А. К.) из рода Джембулата из Кабарды. Он был в сопровождении некоторых вассалов и свиты, одет в голубой драповый сюртук, отделанный серебром; сабли, пистолет, широкий кинжал составляли его доспехи, богато отделанное ружье нес слуга. Лошадь была невелика, но крепка, уздечка и седло были богато украшены серебром и выполнены с настоящим искусством", - повествует Купфер

В тот же день, 9 июля, экспедиция тронулась в дальнейший путь Путешественники пересекли плато, и перед ними открылся простор правого берега Малки Купфер рассказывает далее, что "долина Малки довольно широка, и по обоим берегам возвышаются крутые известковые скалы Это одна из обширных равнин, которую можно, пожалуй, сравнить с равниной Кубани... Чуть выше слияния Малки и Кичималки (т. е. Малая Малка - И. М.) Малка была сжата двумя скалами и было достаточно перекинуть несколько досок, чтобы был готов мостик, вот почему эту местность называют "Мост через Малку". Здесь была небольшая укрепленная крепость, гарнизон которой был незначителен, но был достаточен для охраны прохода через ущелье, образованное при слиянии двух рек. Генерал расположился лагерем возле этой крепости. После небольшого отдыха он принял черкесских князей, прибывших как для засвидетельствования ему своего почтения, так и для решения территориальных вопросов. До этого времени мы находились на территории кабардинцев, - продолжает Адольф Яковлевич, - которые давно присягнули на верность Его Величества Императора России и которые привыкли к присутствию русских войск на своей территории; но распространился слух о том, что мы вступили на территорию карачаевцев. Карачаевцы, которые в прошлом году только что присягнули Его Величеству Императору и поэтому не могли без беспокойства видеть наше продвижение вдоль их границ. Недоброжелатели из числа народов, находящихся под влиянием Оттоманской империи, хотели использовать этот момент для того, чтобы вызвать бунт и убедить их в том, что русские пришли затем, чтобы разрушить все на своем пути. Карачаевцы укрепили свои селения, закрыли проходы через ущелья и доставили в горы множество валунов с тем, чтобы бросать их нам на голову. Однако, прежде чем начать враждебные действия, они решили послать своих вождей к генералу с целью раскрытия своих намерений". Из приведенного рассказа Купфера вытекает ряд важных наблюдений: во-первых, он употребляет термин "черкес" в широком применении ко всем горцам, в т. ч. и к карачаевцам. Во-вторых, на р. Золке экспедиция встретила кабардинского князя Арслан-бека из рода Джембулата, описывается радушная встреча, его свита, снаряжение, но ни о каком проводнике для экспедиции речи нет. В-третьих, небольшой отряд маленькой крепости у Таш-Кепюра (Каменного моста), у слияния Малки и Кичи- Малки, охраняет границы Кабарды и Карачая. В-четвертых, встревоженные карачаевцы присылают к генералу в эту пограничную крепость свою депутацию. В-пятых, в упомянутом народце "Кхоуламбзы" нетрудно распознать одно из обществ Балкарии - Холамцы.

ГЕНЕРАЛЬСКИЕ ПОДАРКИ И КАРАЧАЕВСКИЕ ПРОВОДНИКИ

В "Жизнеописании генерала от кавалерии Емануеля", опубликованном в 1851 году князем Н. Б. Голицыным, говорится, что "На втором ночлеге 27 числа июня месяца (по новому стилю 9 июля - И. М.) у Каменного моста на Малке явились к нему старшины Карачаева с некоторыми другими Черкесскими князьями, под видом изъявления почтения, но в самом деле с намерением узнать, зачем он идет к ним. Хотя они тщательно скрывали свою настоящую цель, однако Емануель узнал, что по разнесшемуся слуху о следовании его в Карачаев и к Эльборусу, карачаевцы, взирая с беспокойством на приближение его к их границам с значительными силами будто бы для разорения их жилищ, укрепили свои аулы и даже засели на высоких скалах с оружием и камнями, для встречи нашего отряда; однако, не приступая к неприязненным действиям, послали вперед к генералу Емануелю старшин, под видом оказания почтения, но в самом деле, чтобы узнать цель экспедиции. Генерал принял их ласково, рассеял основанные на ложных слухах опасения их и сказал им, что "когда они уже раз присягнули России, то он будет строго отвечать перед Государем Императором, если бы вздумал причинять им какой-либо вред; что, напротив, они добрым своим поведением и покорностью в продолжении всего этого времени приобрели полное право на дружбу и покровительство России; приход же его и некоторых с ним ученых есть только одно желание узнать страну их, собрать растения, камни, животных, и что он, пользуясь добрым расположением карачаевцев, хочет только подойти к Эльборусу, к которому никто еще не подступал, и что в жилища их он вовсе заходить не будет".

Эти слова совершенно успокоили старшин, а сделанные некоторым из них подарки заставили их самих участвовать в экспедиции и быть проводниками нашими к Эльборусу", - писал Голицын.

Во главе карачаевских старшин был верховный князь и повелитель Карачая - Олий Ислам Крымшаухалов. Вместе с его депутацией прибыла и группа Мырза-кула Урусбиева, женатого на сестре Ислама и являвшегося главным князем соседнего с Карачаем Баксанского общества балкарцев. Вероятно, его свиту имел в виду автор биографии Емануеля под словами "с некоторыми другими черкесскими князьями".

После такого теплого приема Ислам Крымшаухалов отправил своего муллу из свиты назад в аулы, "дабы он успокоил обеспокоенный народ". Сам же, в сопровождении остальных спутников, продолжал беседу с Емануелем, который добавил к сказанному ранее: "В ваши аулы мои солдаты ни ногой. Теперь все вы, почтеннейший Вали, подданные русской короны, я в ответе, если хоть один волос падет с головы карачаевца. Ищем горючий камень и полезных трав, делаем сборы для учености".

Затем по знаку генерала перед старым князем поставили "новехонький ведерный самовар". "Тебе! Тульский, - сказал генерал. - Будешь попивать себе чаек в ауле". Гостей одарили штуками сукна, цибиками китайского чая, головками сахара и в плотной синей обертке. Кроме того, Емануель подарил Вали валенки с галошами, пистолет с бельгийским клеймом, цветной портрет его величества в форме кавалергарда",

Так в мирной беседе, похлебывая чай, Ислам Крымшаухалов и Емануель обменивались новостями, происшедшими со дня их встречи в Карт-Джурте, в октябре прошлого года.

Прощаясь с генералом, Ислам подозвал к себе немолодого горца и сказал Емануелю: "Килар и эти пятеро - первые из первых охотников. Знают горы, как ты, Мануель, свою жену. Пойдут с тобой, куда велишь.

Понял ты меня, Килар? " [33]. В состав этой пятерки входил и предложенный Мырзакулом Урусбиевым один из самых опытных охотников и горовосходителей Баксанского общества - Ахия Соттаев.

Таким образом, беседа завершилась тем, что Ислам Крымшаухалов и Мырза-кул Урусбиев - верховные владельцы районов Приэльбрусья со стороны Кубани и Баксана - выделили пятерых опытных горцев-проводников из своей среды для сопровождения экспедиции Емануеля.

Безусловно, нет никакой логической возможности предположить, чтобы такой опытный генерал, хорошо знавший карачаевцев и их земли, прилегающие к Эльбрусу, для осуществления грандиозной для того времени небывалой исторической задачи стал бы искать себе проводников к Эльбрусу и на его вершину среди жителей равнин и предгорий, не воспользовавшись услугами исконных обитателей подножий Эльбруса.

Приведенные сведения прекрасно дополняют и слова другого участника экспедиции Я К Бешша, который пишет, что карачаевцев "вскоре успокоила ласковая дружеская и располагающая манера поведения генерал-аншефа. Эти депутаты более не покидали нас, ограничившись тем, что отправили назад муллу с поручением успокоить пославших их" По словам Бешша, "Вали Крымшаухалов и Мырза-кул Урусбиев сопровождали экспедицию до самого Эльбруса"

А вот как об этом же сообщает руководитель группы ученых А Я. Купфер: "Генерал принял карачаевцев в своей палатке, разговаривал с ними очень доброжелательно и очень быстро опроверг их опасения. Он заявил, что в данный момент, тогда как они уже присягнули на верность Его Величества Императору, на них будут смотреть как на подданных России и что своей покорностью и дружеским расположением они представят неопровержимые доказательства дружбы к России и что единственной целью экспедиции является желание лучше узнать их замечательную страну. Сам генерал и несколько ученых будут собирать сведения о флоре и фауне, об ископаемых и что они хотят воспользоваться согласием, которое царит между Карачаем и Россией для того, чтобы приблизиться к Эльбрусу, к которому никто до этого не приближался"

Здесь уместно привести еще одно известие Купфера, касающееся времени пребывания экспедиции у Каменного моста на Малке Речь идет о том, что 10-го июля временный лагерь Емануеля посетил еще один кабардинский князь, возвращавшийся с охоты. Предоставим слово академику: "На следующее утро нас посетили несколько кабардинцев. Самым знаменитым из них был Кучук-Шанко (Джанхот?) - один из самых богатых кабардинских князей. Он приходился родственником Императору Российскому Ивану Васильевичу, женатому на княгине Марии Темрюковне, который после свадьбы стал именоваться князем "кабардинским". Князь Шанко, 90-летний старик, несмотря на свой преклонный возраст, был еще крепкий наездник и хороший охотник; он возвращался с охоты, где убил медведя и 2-х оленей, но как он сказал: "Силы уже не те, здоровье не то, и мне надо принимать минеральные воды, чтобы поправить свое здоровье". Он был в окружении дворян, которые относились к нему с почтением. Хотя черкесские князья были независимы, тем не менее они примыкали к одному из богатейших князей, сопровождали его на охоте и в битвах".

Вот так провела экспедиция первые сутки у слияния рек Малки и Кичи-Малки, у Каменного моста

РАЗВЕДКИ НА УРДУ-БАШИ И КАН-ЖОЛЕ

В своем отчете А. Я. Купфер рассказывает, как генерал Емануель, закончив церемонию встречи с карачаевцами, решил совершить рекогносцировочные походы в окрестностях горы КАН-ЖОЛ, что в переводе с карачаево-балкарского означает "Кровавая дорога", а в литературу и географические издания вошло под неоправданным названием КИНЖАЛ. С этой целью "он захватил 2 палатки и провизии на 3 дня. Нас сопровождали, - пишет ученый, кавалерийский и пехотный отряды. Один из самых преданных Российской империи кабардинских князей - князь Атажук, совершавший прогулку по окрестностям Кинжала, вручил нам образец свинцового минерала. Здесь мы пересекли плоскогорья, богатые сочной травой, после нескольких часов ходьбы достигли холма Магомета (Магомет курган), - продолжает Купфер, откуда открывается вид на гору Кинжал и на Центральную Кавказскую цепь. Вершины первой кавказской цепи почти полностью состоят из песчаника, по которому пройти легко. Но они содержат много источников и задерживают дольше дождевую воду, чем известняк, и поэтому здесь луговая трава всегда свежая. Черкесы давно используют эти замечательные пастбища, так как пребывание животных на равнине становится невыносимым из-за жары и большого количества насекомых. Черкесы пасут свои стада в горах, где трава свежая и воздух прохладен. Они разделяют эти луга на большое количество личных пастбищ, хотя право собственности этих пастбищ за ними не закреплено... Мы шли по краю бездны, внизу которой Урда несла свои пенящиеся волны", - рассказывает Купфер.

Свое начало эта речка берет между Канжолом и Иналом, двигаясь вдоль Инала, она направляется к востоку, сливаясь с маленькими речушками, и получает название Кенделен и впадает в Баксан. "Ожидая прибытие палаток, генерал решил спуститься до берега Урды и подняться по этой реке, насколько это будет возможным, - читаем мы в названном отчете. Спуск был очень тяжелым; долина Урды узка и окаймлена с двух сторон высокими скалами. Нам приходилось несколько раз переходить реку вброд, так как идти вдоль одного берега мешали оползни. Вскоре мы заметили по правому берегу пещеру, которую решили осмотреть; она была достаточно просторная, глубокая и разделенная на многие ниши; струйки воды стекали со свода. На своде были заметны следы копоти, что говорит о том, что горцы здесь располагались, когда пасли скот в долине Урды. На небольшом расстоянии от этой пещеры река была настолько зажата между скалами, что было невозможно продолжать наш путь; здесь мы немного отдохнули в тени скалы, затем повернули к нашему лагерю на равнине Магомета, по той же дороге, по которой пришли сюда".

На следующий день, 11 июля, в 4 часа утра путники покинули лагерь, чтобы добраться до верховьев Урды, которых они достигли накануне. Здесь они обнаружили свинцовые рудники, которые некогда разрабатывали "черкесы". Участник разведочного похода пишет: "Мы следовали параллельно цепи Инала и Кинжала по ровной местности, затем спустились в долину, образованную слиянием двух маленьких речушек. Барометр показывал высоту 5000 футов [1 фут = 0,3048 метра] над уровнем моря""...

В 10 часов утра после скудного завтрака путники очутились на крутом спуске в долину Урды. Тропа, по которой им пришлось спускаться, была извилиста и достаточно отвесна. Она была местами настолько крута, пишут участники, что приходилось идти пешком, а лошадь вести под уздцы. Когда они прибыли на берег Урды, "черкесы", наши проводники, показали нам несколько кусков породы, усеянной прожилками слюды. Генерал решил следовать дальше, поскольку начало темнеть, а возвращаться в лагерь на равнине Магомета было поздно. Мы спустились, - пишет Купфер, - по крутому склону, с растущими на нем несколькими березками, и очутились в долине Урды. Спуск был тяжел, особенно для лошадей. После трехчасового перехода путники вновь поднялись вверх, для того чтобы достичь берегов достаточно широкой реки Канжол, берущей начало в скалах одноименной горы. Примерно в шести верстах отсюда путники отметили залежи свинца. Как писали путешественники, дорога, по которой они тогда шли, пролегала берегом Канжола и была в тот момент непроходимой, так как дождевой и снеговой потоки подняли уровень реки, и она затопила окрестности. Впрочем, - пишет Адольф Яковлевич, - было уже 3 часа пополудни, и мы были изнурены, устали и генерал решил повернуть к лагерю...

Ужас этого перехода, - продолжает руководитель группы ученых, - еще жив в моем воображении. "Мы продвигались осторожными шагами вдоль ужасных бездн; узкая тропа пролегала вдоль скалы, обломки которой скатывались вдоль склона, и наши лошади буквально спотыкались на каждом шагу, так как почва была скользкой от того, что снег бесконечно сползал по склону горы; с правой стороны была отвесная скальная стена, с левой - бездна. К счастью, мы к вечеру вышли на обширное плато, а к ночи добрались до лагеря. Ночь мы провели при холоде 3 градуса и на следующий день добрались до основного лагеря, расположенного на Малке".

Так завершилась разведочная вылазка отряда по окрестностям Канжола и в верховья реки Урду. 12-го июля экспедиция в полном сборе вновь оказалась на месте основного лагеря у Каменного моста на границе Кабарды и Карачая. Эти разведочные походы увенчались открытием залежей свинца и слюды на Урду-баши и Канжоле.

СЛУШАЯ СТАРОГО МЫРЗА-КУЛА

В длительных беседах с Исламом Крымшаухаловым и Мырза-кулом Урусбиевым венгерский путешественник Я. К. Бешш собрал много интересных сведений. Еще бы, один из них потомок тех самых Крымшаухаловых, известных России еще по услугам посольству 1639 года, другой - отец знаменитого владельца Баксанским ущельем Исмаила Урусбиева, гостеприимный двор которого не миновал ни один из посещавших Кавказ людей - русских, немцев, итальянцев, англичан, французов, швейцарцев, венгров, поляков, в числе которых были известные ученые, композиторы, художники, писатели, поэты и альпинисты.

Венгерский ученый очень удивился той радости, которую карачаевцы проявили, узнав, что он мадьяр и что целью его путешествия является розыск колыбели венгров-мадьяр. Они рассказывали ему свои предания, согласно которым предки карачаевцев когда-то "занимали плодородные земли от Азова до Дербента и проживали за Кубанью; что в те времена они соседствовали с могущественным народом, который угнетал их и требовал с них дань в виде одной белой коровы с черной головой или, за неимением таковой, трех обычных коров с каждой семьи, и что измученные поборами, они решили перейти на левый берег Кубани и укрыться в неприступных горах, чтобы вести там независимое существование; что, наконец, они пришли к нынешним местам своего пребывания, предводительствуемые вождем по имени Карачай..." [34].

Эти же сведения о происхождении и древней истории карачаевцев (называя их черкесами) повторяет в своем отчете и Купфер. Рассказывая о своих беседах с карачаевцами, Бешш упоминает об одном инциденте, вызванном его неосторожными расспросами. Эти расспросы, по словам Емануеля, "чуть не привели к международному конфузу", уладить который пришлось генеральским тоном самому Емануелю. Дело было в том, что, думая сделать приятное карачаевцам, Бешш рассказал им, что в Венгрии "есть семейство, носящее такое же имя, что один генерал Карачай служил в армии австрийского императора, что, возможно, это венгерское семейство связано кровным родством с их древним вождем Карачаем". При этих словах я заметил, - пишет путешественник, - что карачаевцы переглянулись между собой с обеспокоенным видом, а затем неожиданно покинули нас, не попрощавшись с присутствующими". Лишь через несколько часов Бешш узнал причину их тревоги.

Это произошло "близ втока реки Харбис в Малку", - пишет известный журналист и знаток Приэльбрусья Е. Д. Симонов. "С тетрадкой в руках выспрашивал Бешш горцев, пока старший над ними Мырза-кул, на чем свет хуля гостя быстрым гортанным "Собак", "Чушка", "Шайтан", не выскочил из кибитки, выдергивая кинжал". Переводчик генерал-аншефа, один из пятигорских армян, который присутствовал при этом, отправился сообщить генералу, что карачаевцы, покинув кибитку Бешша, принялись совещаться между собой, выказывая признаки величайшей обеспокоенности. Чтобы узнать причину их жестикуляции и перешептывания, переводчик приблизился к ним и вскоре понял, что их дебаты касались того страха, который вызвало у них появление венгра в такой близости от их территории, так как, судя по тому, что он рассказал, его целью не может быть ничто иное, как требовать наследство семейства Карачай в пользу Карачаев из Венгрии.

"Емануель встрял незамедлительно, - пишет Е. Д. Симонов. - Отвел гостя за лагерь. Впервые заговорил невальяжно.

- Чуть не привели к разрыву тонких нитей дружбы с горцами.

- Но чем же?

- Сколько можно твердить им: Карачай, Карачай, Карачай...

- Но вы же не брали участия в общем разговоре, мсье. И чем мог смутить я?

- Не тот момент, любезнейший. Попробуйте мыслить категориями сынов гор. Только условимся не представлять их этакими буколическими пастушками с гобелен Ватто!".

"Генерал просил меня, - продолжает Бешш, - больше не говорить с ними на этот предмет, но постараться объяснить им их ошибку, что я и сделал спустя какое-то время, навестив их в их палатке. Они казались весьма удовлетворенными тем объяснением, которое я дал своим предыдущим высказываниям, а также моим проявлениям дружбы в отношении карачаевцев, поскольку через несколько часов они нанесли мне повторный визит и, спокойно попивая чай, снова отрицали, что мы суть соотечественники; с этого момента они непрестанно называли меня "кардаше" и пожимали мне руку при каждой встрече...". По этому поводу князь Мырза-кул рассказывал венгру следующую историю, которую, по его словам, он слышал от своего отца и многих старейшин своего племени, пересказывавших ее всякий раз, когда речь заходила о их предках, мадьярах, господствовавших над краями от Кумы до Каспийского моря.

Приведем и мы эту интересную историю-легенду, которую записал Бешш из уст Мырза-кула Урусбиева:

"...Жил когда-то молодой мадьяр, сын вождя, правившего его страной, протянувшейся до Черного моря; звали его Тума-Мари-ен-Хан. Этот молодой человек страстно любил охоту; как-то раз, увлеченный любимым занятием в компании молодых людей, он, преследуя зверя, достиг берегов Черного моря. Там он заметил на некотором расстоянии маленький корабль, украшенный флагами и вымпелами, развевающимися на ветру. Корабль, подгоняемый к берегу легким бризом, мало-помалу приближался, и Тума-Мари-ен-Хан тоже направился вместе со своими спутниками к берегу; каково же было их удивление, когда они увидели на палубе одних только женщин, одетых в богатые одежды и знаками умоляющих о помощи. Молодой князь тотчас же приказал прикрепить конец веревки к стреле, которую выпустил так удачно, что она упала прямо у ног женщин, которые, торопливо схватив веревку, привязали ее к хрупкой мачте своего суденышка, охотники же, ухватившись за другой конец веревки, в мгновение ока выволокли корабль на сушу.

Князь помогал спуститься на берег одной из девушек, к которой ее спутницы, по всей видимости, питали большое уважение; он взглянул на нее с обожанием, не в силах вымолвить ни слова, столь глубокое впечатление на его сердце произвела необычайная красота чужестранки. Затем, оправившись от своего удивления, он проводил ее и ее спутниц в резиденцию своего отца, который, узнав о высоком рождении и истории молодой особы, согласился женить на ней своего сына.

Вот удивительная история этой молодой чужестранки, - продолжал Мырза-кул. - Ее звали Алемелия, и она была дочерью греческого императора, правившего в то время Византией. Этот своенравный монарх приказал воспитывать свою дочь в одиночестве на одном из островов Мраморного моря под наблюдением почтенной женщины; четырнадцать молодых девушек были у нее в услужении, и монарх строго-настрого запретил дуэнье, чтобы к его дочери когда бы то ни было приближался какой бы то ни было мужчина.

Принцесса становилась с каждым днем все прекраснее и приобретала все более невыразимое обаяние; ее прелесть в сочетании с невинностью и добротой порождали обожание со стороны ее спутниц по изгнанию. Однажды, когда принцесса спала на диване, полог над которым был раскрыт, лучи солнца, как никогда яркие в тот день, проникли к ее ложу и произошло чудо; принцесса забеременела. Ее беременность не могла долго оставаться незамеченной ее отцом, оскорбленная честь которого привела его в страшный гнев. Чтобы скрыть бесчестье от своих подданных и не давать повода для разговоров об императорском семействе, он принял решение убрать дочь с глаз всего света, изгнав ее за пределы империи. С этой целью он приказал построить маленький корабль, нагрузить его золотом и бриллиантами, посадить на него свою дочь с ее служанками и дуэньей и отдать эти невинные существа на волю ветра и волн. Однако море, всегда столь гневно обрушивающееся на непрошеных возмутителей спокойствия его вод, смилостивилось к принцессе, и легкий ветерок погнал кораблик к гостеприимным берегам мадьяров.

Принцесса не замедлила разрешиться от бремени сыном, а вслед затем подарила своему супругу Тума-Мариен-Хану двух других сыновей. После смерти отца молодой князь наследовал ему и прожил счастливую жизнь. Он воспитал первого сына своего от принцессы Алемелии под родительским надзором. Перед своей смертью он приказал сыновьям жить в союзе и мире. Но они, став хозяевами после смерти отца, поссорились из-за престола, и разгорелась гражданская война. Эта междуусобица среди мадьяр привела к разрушению и расколу внутри этой некогда свободной и могущественной нации, от которой, - со вздохом прибавил рассказчик, - у нас сохранились лишь воспоминания о ее былом величии, воспоминания, которые мы храним среди этих скал, превращенных нами в убежище нашей независимости, единственного наследия наших отцов, ради которой всегда готовы отдать жизнь мы и наши дети".

Так закончил рассказ этот интересный старик Мырза-кул, вместе с Исламом Крымшаухаловым сопровождавший экспедицию до самого Эльбруса, - повествует Бешш.

Это предание находит параллели в тюркско-монгольском фольклоре, и некоторые ученые справедливо сопоставляют его сюжеты с распадом Великой Болгарии VII века на Кубани, созданной активным деятелем - болгарским ханом Кубратом. Дело в том, что достоверно известно, как малолетний Кубрат был крещен и долго жил в Константинополе при византийском дворе под попечительством императора и своего дяди Органа - удельного тюркского хана. Например, Иоанн Никиусский в VII веке писал, что "Кубрат, князь гуннов и племянник Органа, в юности был крещен и воспитан в Константинополе в недрах христианства и вырос в царском дворце". Воспитанный таким образом Кубрат был тесно связан с византийским двором и в качестве болгарского государя осуществлял византинофильскую политику на Северном Кавказе в бурном водовороте Византино-Хазарских отношений того периода. Не исключена возможность, что для поддержания таксой политики византийский император мог женить Кубрата на принцессе. Можно допустить, что именно это и отразилось в легендарном сюжете, рассказанном Мырза-кулом.

После смерти Кубрата сыновья его не выдержали заветов отца, и разразившаяся междоусобная война, и натиск хазар привели к расколу между братьями: один из них ушел со своей дружиной на Волгу, другой - Аспарух - на Дунай, а старший из братьев - Батиан (Басиан) - остался на родине отцов, Северном Кавказе.

Можно обратить внимание еще на одну примечательную деталь этой истории. Речь идет об оригинальном объяснении зачатия Алемелии. Этот мотив часто встречается и в других, сказаниях карачаевцев и балкарцев. Так, например, ровно через 50 лет после описываемых событий внук Мырза-кула Сафар-Али Урусбиев в своем именитом ауле Урусбиево со слов известных тогда карачаевских и балкарских сказителей: Т.Джуртубаева, Исмаила Мисостова, Биаслана Джаппуева, Кума Джаппуева, Магомета Тилова, Чабакчы Соттаева (так звали в народе Ахию Соттаева за его привязанность к рыбной ловле: "чабакчы" - рыбак), Биляка Аюова, Хусеина Абдуллаева, Маила Этезова, Али-Мырзы Балкарукова записал ряд нартских сказаний и издал их в первом выпуске "Сборника материалов для описания местностей и племен Кавказа" (Тифлис, 1880). В одном из сказаний говорится, как, одна молодая девушка, решив скрыть причину своей беременности, объяснила это следующим образом: "Несколько дней тому назад пришла убирать постели в кунацкую после отъезда гостей, но в то время на живот мне упал солнечный луч и от этого я стала беременеть"...

Вот в таких оживленных беседах с сопровождавшими экспедицию балкарцами и карачаевцами проходил нелегкий путь, венгерского путешественника к подножию Эльбруса. А мы, дорогой читатель, вернемся к Каменному мосту у слияния Малки и Кичи-Малки, где оставили участников этого похода.

ВОЙЛОЧНЫЕ ШАТРЫ И ВЕРБЛЮДЫ У ИСТОКОВ МАЛКИ

13-го июля 1829 года огромный караван из 350 казаков, 650 солдат при 2-х трехфунтовых пушках, 6-ти навьюченных верблюдах, погоняемых несколькими калмыками, группы видных ученых и местных проводников во главе с Исламом Крымшаухаловым и Мырза-кулом Урусбиевым вышел из Каменного моста и взял курс на высокогорное плато Ысхауат (Хасаут) через долину Кичи-Малки. В первый день караван прошел около 20 верст [1 верста = 1,06 км], а в Ысхауат прибыл он 14-го июля, миновав многие горные перевалы по узким каменистым тропам. "Центральная цепь Кавказских гор, - пишет А. Я Купфер, - ставит непреодолимые препятствия для вьючных и других животных, необходимых для существования нашего отряда. Узкие тропы, проделанные нашими лошадьми, изобиловали многочисленными поворотами под наклоном почти перпендикулярным к горе, вершина которой была окутана туманом и подножье которой омывалось стремительным потоком. Было ясно, что такие дороги были непроходимыми для повозок; мы были вынуждены бросить большую часть наших припасов; верблюды, навьюченные свернутыми палатками, не могли больше идти. Нехватка продовольствия и дров не представляла наибольшего неудобства, нам предстояло идти дальше по тропам, более опасным, чем те, которые мы оставили позади. Часто путь преграждают глубокие овраги, которые надо преодолеть, чтобы попасть на противоположную сторону. Часто встречаются дороги, окаймленные с одной стороны скалами, а с другой - отвесными пропастями. В этих условиях быки не могли тащить повозки, и мы прикладывали неимоверные усилия для того, чтобы они не сорвались в пропасть. От наших проводников требовалось большое мужество. Мы не раз восхищались порядком, царившим в отряде, сопровождавшем нас. Несмотря на опасности, подстерегающие нас на каждом шагу, на лишения всякого рода, несмотря на то, что отряд, сопровождавший нас, не был заинтересован в этой экспедиции, - мы не услышали ни единого звука недовольства; та же активность на переходах, то же хорошее расположение духа во время отдыха.

Наш отряд был разбит на небольшие группы; около 100 казаков образовывали передовую группу, затем группа генерала и его свиты, которая шла то взводом, то растягивалась длинной линией настолько, насколько позволяла ширина тропы. Группа генерала состояла из нескольких черкесских князей, переводчика и нас, - Пишет Купфер. Далее, на приличном расстоянии, следовала группа казаков, состоящая из 250 человек. Можно себе представить, что, следуя таким образом, мы не могли делать длинные переходы; после 20 - 30 верст пути мы останавливались примерно к полудню в местечке с пресной водой и достаточным живописным окружением. Генерал выбирал подходящее место для разбивки наших 3-х палаток, одна из которых принадлежала генералу, другая - сопровождавшим его лицам и третья - нам. Разжигали костер, резали барашка, приготавливали обед, который обычно был готов к 5 часам вечера. Ожидая обед, одни из нас отдыхали, другие осматривали окрестности, не удаляясь далеко от лагеря, дабы не подвергнуться нападению черкесов, которые окружали нас незримо со всех сторон и относились к нам с недоверием, как и к нашим передвижениям. Обед всегда проходил в палатке генерала, более просторной, чем наши. На земле была расстелена скатерть, а тарелки мы держали на коленях.

Устройство калмыцких палаток было не совсем обычным, - подмечает ученый, - они поднимались конусом к вершине, где было отверстие для выхода дыма на тот случай, если надо было в ней развести костер. На случай ночных холодов это отверстие закрывалось специальным клапаном. Каркас этих палаток был выполнен из легких деревянных прутьев; весь покрыт широкими кусками толстого белого войлока; ни дождь, ни ветер туда не проникали. Для их транспортировки были предназначены 6 верблюдов. Несколько калмыков, владельцев этих шатров, помогали нашим казакам в разбивке лагеря. К вечеру лагерь представлял собой живописную картину: пушки, телеги с пехотинцами и казаками прибывали до вечера; офицерские палатки из белой материи были уже разбиты; некоторые солдаты сооружали себе хижины из сухой травы или вкапывали в землю несколько брусьев, а на них вешали куски войлока. Вся поклажа лагеря была сосредоточена в центре, лошади и верблюды паслись в долине, где для них было много пищи. Вокруг лагеря и в его окрестностях на возвышенностях были расставлены часовые.

Наконец, после вечерней молитвы раздавались удар барабана и пушечный выстрел, который многократно повторялся эхом. Это был сигнал ко сну. Мой плащ, - пишет Купфер, - из войлока (кавказская бурка - И. М.) был расстелен на земле и заменял мне матрац, другим же, заранее припасенным, я укрывался. Дневная усталость тут же погружала нас в сон, периодически нарушаемый перекличками часовых. На рассвете нас будил удар барабана и надо было поспешно одеваться, так как через четверть часа палатки сворачивались. Первой двигалась передовая группа - авангард отряда".

Таким образом, продвигаясь по высокогорным тропам, экспедиция генерала Емануеля 14-го июля остановилась в долине Ысхауат. Застигшие ее в этом районе сильные летние ливневые дожди вынудили экспедицию к непредвиденной остановке на несколько дней в ожидании лучшей погоды.

АЙРАН ИЗ КОЖАНОГО МЕШКА, ИЛИ ГЫБЫТ-АЙРАН

В горах шел дождь... Горные котловины не вмещали тяжелые свинцовые тучи, которые щедро переваливались через зубчатые хребты. Вслед за тучами эти хребты предстояло преодолеть и громадному многонациональному каравану. Туман застилал людям глаза, дышать становилось все труднее. Ничего хорошего для горных переходов в такую погоду ожидать не приходилось. Наоборот, с каждой последующей минутой все более обнажалась ярость гор, вековой покой которых решились нарушить те, кто посягнул на вершину самого Джин-падишаха. То и дело раскатывались стоголосое эхо и железный грохот июльских гроз. "Как будто бы горы обрушились в бездну", - любил говорить о таких днях незабвенный певец гор - Кайсын Кулиев.

В горах шли проливные дожди... Не умолкая ревели и Инал с Бермамьггом, и Урду-баши с Канжолом, и вообще все горы из свиты Эльбруса. Тяжело дышал и сам Ирахын-сырт, будто бы пытаясь оправдать свое название - "Болезненное плато". Обычно мирно журчащие горные речушки теперь вздыбились и буйствовали, как неукротимые дикие кони.

И только кони казаков Емануеля, понуря промокшие гривы, тяжело карабкались по горным уступам. Никогда не мог подумать старый Ислам, что эти речушки способны жонглировать такими громадными валунами и гнать их в ревущем потоке, будто бы подзадоривая: "Кто вперед, в Малку!", туда, где "грозно вздымаются воды реки, и камни сшибаются в них, как быки".

Что и говорить, не выдалась погода для столь сложного и неведомого доселе похода. Проливные дожди, размытые тропы и тяжелые туманы сильно затрудняли путь. Растянувшийся на многие сотни метров отряд, измученные участники, уставая, падая, вставая с трудом, пробирались к заветной цели. Глухой лязг тяжелых пушечных колес, чавканье в жиже грязи сотен копыт, размытые горные тропы - все это удручало не только столичных ученых из Санкт-Петербурга, но и видавших виды казаков Емануеля. Однако ожидание встречи с вековыми тайнами Эльбруса, предвкушение возможности первыми в истории увидеть и коснуться рукой "доселе неведомого" придавало им силу, укрепляло дух первооткрывателей.

Сколько же несоответствия во всем окружающем, - думалось молодому Ленцу: непоколебимый покой седого Эльбруса и бунтующая природа его оснований; раскисшие чабуры горцев и ботинки академиков; высокогорные тропы и корабли пустынь; золоченые эполеты генерала и башлык Мырза-кула; привыкшие к горам горцы и друзья степей - калмыки и т.д. Да, много было невероятного и дерзкого в этом первом историческом походе на штурм кавказского исполина гор.

А тем временем где-то гремели грозы, где-то срывались горные обвалы. Время от времени, будто бы соперничая с хаосом бунтующей природы Приэльбрусья, раздавался зычный голос:

"Вперед! На штурм!". Это командовал Емануель, восседавший на вороном коне под гвардейским чепраком, тайком ободряя себя воспоминаниями об альпийском походе Суворова. Но в отдельных местах ему приходилось командовать: "Спешиться всем!". И люди шли. Шли кто как мог. И браво им, они были первыми! Вот как, например, шел тот же Бешш по узкой тропе в пол-аршина, опираясь на палку из орешника, "которую смастерили ему карачаевцы. По левую руку отпихивает скала в потеках вод, правая спадает в бездну футов в 500 глубиной". Бешш отверг посох, опирается на изгибающуюся саблю. "Мажар, оллахи, мажар, - неторопливо и прехладнокровно ступал в голове отряда Мырза-кул. Не гляди, человек, на пустое, что внизу. Только вперед гляди. Ай, что ти ходишь, как моя дедушка. Ходи, как ми кардаш", - напутствовал Урусбиев спутника.

"Местность немыслимая, - продолжает венгр. Не можно идти без пособия рук, палки с железным наконечником (специальная палка балкарских и карачаевских горовосходителей, именуемая ими "мужра" - И. М.). Камни, покрытые слизистым мохом, режа подошву, замедляют движение. Мир отворил близ нас бездну, которой глубину глаза наши измерить и не дерзают".

Так или иначе отряд пробирался по косогорам Мушта, Инала, по берегу речки Енгешли, и как было уже сказано, отряд 14-го июля достиг высокогорного района Ысхауат, что в 10 - 12 км к юго-западу от современной турбазы "Долина нарзанов".

Из-за сильных дождей и непогоды отряд остановился здесь на несколько дней, чтобы привести себя в порядок и дождаться лучшей погоды.

В эти дни Вансович совершил осмотр местности и окрестных гор в поисках рудных выходов, Бернардацци занимался этюдами, Бешш записывал наблюдения и приводил в порядок свой дневник, а академик Купфер в сопровождении своих коллег и нескольких черкесов-проводников совершал прогулки по окрестным местам. Он писал, что в окрестностях Ысхауата "встретились свинцовые рудники, разрабатываемые черкесами в течение долгого времени". В одной из долин Купфер видел "груды камней, которые, как казалось, были нагромождены рукой человека".

"Наконец, - продолжает академик, - на склоне крутой горы мы нашли следы разработок, от которых остались куски породы сернистого свинца... На следующий день мы прошли возвышенности между Бермамытом и Центральной, цепью все приближаясь к Эльбрусу. Погода нам не благоприятствовала: ливни сделали дороги непроходимыми, реки вышли из берегов; мы разделись, так как испарения принесли духоту, в двух шагах не было ничего видно из-за тумана. Генерал был весьма раздражен тем, что по этим причинам откладывалась главная цель нашей экспедиции - восхождение на Эльбрус", - заключает Купфер.

Однажды, после очередной прогулки ученых, Емануель подозвал к себе венгра Бешша, подвел его к группе горцев, а те "развязывали кожаный мешок, что-то черпали, по жесту генерала подали деревянную плошку мадьяру.

- Что это вы, милейший, сморщились, будто пиючи уксус, - подивился Емануель.

- Это, доложу вам, айран, полезнейший, ничем не заменимый в горах напиток. Освежает. Бодрит", - читаем мы в книге Е. Д. Симонова. В этом эпизоде не может не заинтересовать не только сам айран, которым проводники угощали членов экспедиции, но и специфический кожаный мешок, именуемый балкарцами и карачаевцами - гыбыт, а айран, в нем хранимый, - гыбыт айран. Этот мешок и разновидность айрана - характернейшие черты традиционной материальной культуры карачаевцев и балкарцев. В этой связи весьма примечательно, что в недавних находках украинских археологов на скифских предметах имеются изображения человека, пьющего кумыс из кожаного мешка - гыбыта (бурдюка). Заслуживает большого внимания и тот факт, что в окрестностях древнего карачаевского аула Ысхауат, в одноименной долине, Купфер описал свинцовый рудник, на протяжении многих лет разрабатываемый черкесами..."

А ВОТ И ЭЛЬБРУС!

20-го июля погода прояснилась, дороги относительно просохли. Емануель оставил в Ысхауате орудия, тяжести, а сам с отрядом направился к истокам р. Харбас (р. Харбис). Экспедиция двинулась к центральной цепи Кавказского хребта по чрезвычайно трудным тропинкам и, спустившись в верхнюю долину Малки, у самого почти истока, вырывающегося из основания Эльбруса на высоте 8000 футов выше уровня моря, расположилась лагерем у самой подошвы горы, - читаем мы в отчетах участников похода.

Это было высокогорное плато Ирахын-сырт, на левом берегу р. Кызыл-су, т. е. "Красной реки", вблизи минеральных источников Джилы-су, что означает "Теплая вода", на высоте 2598 м над уровнем моря. Об этом дне экспедиции Купфер писал: "Мы решили увековечить память этого дня надписью, вырезанною на одной из скал, которые окружали наш лагерь".

В 1932 году советские альпинисты во главе с В. Никитиным обнаружили на скале в урочище Ирахын-сырт надпись, которую тогда велел высечь Емаиуель. "Надпись полностью удалось прочесть только после того, как она была тщательно очищена от векового наслоения лишайника, - пишет Никитин. - Вот что было высечено на скале, расположенной на месте стоянки первой экспедиции на Эльбрус: "1829 год с 8 по 11 июля лагерь под командою генерала от кавалерии. Емануель" [35].

Ровно через 50 лет после того, как она была высечена, в июле 1879 года, эту надпись видел "на скале у красивого водопада" выдающийся путешественник и исследователь Кавказа Н. Я. Динник [36]. А большой знаток истории народов Кавказа П. П. Надеждин в своей книге "Кавказский край. Природа и люди" писал: "Малка вытекает из подошвы Эльбруса двумя источниками, из которых правый образует замечательный водопад Кекрек, т. е. "Грудь", падающий с высоты 16 саженей. Водопад увенчан площадкой, на которой на скале сохранилась надпись: "11 июля 1829 здесь стоял лагерем генерал Емануель" [37].

Примечательно, что группа альпинистов из общества "Наука" - доктор физико-математических наук К. Толстов, электрик С. Константинов, заводской мастер В. Евсеев, студент физмата С. Репин - в 1948 году в ознаменование 120-летнего юбилея первого восхождения решила повторить до тех пор не повторенный северный вариант восхождения на Эльбрус. Дело в том, что тем самым северным путем, со стороны Карачая, каким шел Емануель, на Эльбрус никто не ходил. Знатоки истории альпинизма пишут, что "Если с южной стороны, по Баксану, хаживали, восходя на Эльбрус, целые альпиниады, тысячи по две душ за сезон, то с севера после Хиллара ровным счетом двое за все эти сто двадцать лет. Это швейцарцы Андреас Фишер и Христиан Иосси, из Учкулана, через перевал Бурун-таш (т. е. камень-нос) 11-го августа 1904 года на западную вершину со спуском в тот же день к кошу Азау" [38].

Группа Толстова, повторив путь первовосходителей, также обнаружила эту надпись. Вот как описал ее К. Толстов: "Здесь река Малка вырывается из каменного ущелья, образует красивый водопад Султан-су. Он низвергается с высокой отвесной скалы, наполняя долину шумом. На скале высечена надпись в честь экспедиции Российской Академии наук, впервые проложившей путь к вершине Эльбруса".

Таким образом, маршрут похода, места коротких и долгих остановок, место расположения основного лагеря Емануеля устанавливается достаточно детально. Это Пятигорск - берега речки Золка - укрепление Каменный мост на р. Малке, у ее слияния с Кичи-Малкой - Ысхауат - истоки р Харбас - плато Ирахын-сырт - источники Кызыл-су, Джылы-су - водопад Кекрек или Султан-су.

Отсюда и предстояло начать исторический штурм величавого Эльбруса, который смотрится здесь, как на ладони.

Вот что пишут об этой чарующей взор картине сами участники экспедиции.

"В епанче нетленных своих снегов являет вид круглого, островерхого шатра, как бы подпираемого изнутри стойкой Формы строги, обдуманы Однородцы Мырза-кула, все азийские наши соседи, почитают его необыкновенно, и в этот час понимаю их" - Емануель.

"Возвышен над остальной высокогорной областью с превышением тысяч на десять фут. Разве не несет он, генерал, все черты повелителя? Диадема, мантия, величие, свита. Две главы не знают равных во всем высоком Кавказе. А сила его основания? Вплотную надвинулось оно на темные границы Ташлы-сырта (Каменистое плато - И. М.). Крутой берег плато Ирахын-сырта образует натуральную границу реки Малки" - Купфер.

"И завлекательно, и странно. Все на виду, и все неведомо. Таков он - трехклиматный Эльбрус. И таит в минотаврских своих лабиринтах искомый нами не равносклонный водораздел двух морей Вспоминается мне блаженный час созерцания первых виденных мною снегов вершин островов Тенерифа. Мнилось совершенством натуральной природы. Майн готт, да они негожи стать даже карлами в свите Эльбруса!" - Ленц.

"Это предприятие - символ единства цели при разности людей и наук. В экспедиции участвуют 9 народов Европы и Азии. И мы первые, заглянувшие в лицо Эльбрусу" - Бешш.

Так возвышенно описывал каждый из участников свои впечатления, которые произвел на них представший их взору во всем своем величии - обитель Прометея.