Пишите в ФОРУМ на Mountain.RU

Автор: Е.В.Буянов, г. Санкт-Петербург

ИСТРЕБИТЕЛИ АВАРИЙ

Роман лавин Тянь-Шаня

Пропавшие в тумане

- Нужна страховка!
- Ничего, пройдем и так. Склон не крутой.
- Страховка необходима!!! Склон опасен! - в словах Ака кроме боли и гнева звучала жесткая решимость не отступать.

Сейчас они смотрели друг на друга с Сергеем Лапиным с почти нескрываемой яростью. Нервное напряжение достигло предела и вместе с ним до предела накалились отношения Акулинина с руководителем группы. Как участник он должен был во всем подчиняться руководителю, но Ак не был простым участником: по опыту, по возрасту, да и по спортивной квалификации, - фактически по всем показателям он реально превосходил Сергея.

Уже с момента их первого, неудачного поворота на хребет, - с момента их первой неудачной попытки преодоления Иныльчек-тау, он интуитивно чувствовал, что Сергей ошибается. Но в сложившейся ситуации всячески стремился избежать конфликта, понимая тяжелое положение группы, необходимость спокойного, вдумчивого руководства, ведь внутренний разлад мог иметь самые тяжелые последствия. Когда же ошибочность первой попытки стала ясна всем, а склон на седловине оборвался жуткой нависающей стеной, они поспешили вернуться назад, на ледник Каинды, сошли немного вниз, к западу. Ориентировка очень затруднялась отсутствием карты и описаний, плохой погодой, а знания членов группы об этой части района оказались поверхностными. Как не хватало Вадима!..

Для перехода Сергей выбрал одно из очередных ущелий, которое снизу показалось вполне доступным, по крайней мере, с южной стороны. Свое решение он мотивировал тем, что надо не удлинять путь движения к западу и перевалить не на Ат-Джайляу, а на Кан-Джайляу. Конечно, выход на Ат-Джайляу удлинял протяженность пути по обе стороны хребта, но... По мнению Акулинина этот путь являлся технически более простым и безопасным. В решении Сергея Ак ощутил налет торопливости, неуверенности, недопустимого отчаяния спешки. Они уже слишком задержались, Сергей стремился быстрее исправить ошибку и перевести группу на Кан-Джайляу.

Утром, уже почти закончив сбор, Ак переговорил с Сергеем, убеждая его спуститься еще ниже по Каинды и перейти хребет западнее. Но тот не согласился, - очень не хотелось опять терять высоту, время, и... уверенность в своих решениях (внутренняя его уверенность, однако, заметно пошатнулась от первой неудачной попытки). Перед снятием палатки Ак протер ее тряпкой от влаги конденсата и свернул с помощью Миши. Протер тряпкой руки. Внутри жгла досада, сомнение в правильности решения Сергея. В сердцах, со злобы, чтобы хоть как-то нервно разрядиться, он швырнул мокрую тряпку, и она скрылась где-то между камней...

Когда группа тронулась, Ак напряженно замкнулся в себе и не стал больше ни в чем перечить руководителю, хотя внутри у него уже сложилось убеждение в ошибочности действий Лапина. Доказательств пока не было, но взгляд стал критичным, мысль заработала в поисках опровержения выбранного варианта. С другой стороны, ему очень хотелось думать, что все эти подозрения напрасны, что они находятся на верном пути. Однако жгучая тревога не отпускала! Условия видимости давали слишком мало информации, почти не за что ухватиться. Туман облаков скрывал все. Они пошли активно, вышли на седловину. Определить бы направление, но компаса нет и солнца не видно, можно только приблизительно угадывать стороны по едва приметному расположению хребта и изредка проглядывающих вершин. Пик непогоды задержал группу еще на сутки, - двигаться в эту метель было совершенно невозможно (в эту непогоду Вадим “таранил” перевал Предутренний).

Проклятый туман! В какой гнилой угол попали! Второй день и хотя бы небольшой просвет! Ни черта не видно, - не видно, что может упасть сверху, не видно, куда “ныряем” вниз. Да, “голенькие” мы на этом ветру, как после пожара в мыльном отделении. Хорошая банька! Холодненькая!..

Горы - мощнейшая, тяжелая стихия! Казалось бы, относительно небольшие расстояния в горах, быстро и без проблем, "шутя" преодолеваемые сильной и подготовленной группой, - эти "небольшие переходики" на 2-3 дня быстро превращаются в труднопреодолимые и даже непреодолимые препятствия, если силы группы оказываются подорваны голодом, усталостью, холодом и заболеваниями. Или если группа оказывается отягощена травмированным участником...

Душа Ака на некоторое время успокоилась, когда они начали спуск, но успокоение оказалось недолгим. Напряжение накапливалось, а туман так плотно закрыл видимость и вниз и вверх, что группа вынужденно остановилась. Опасность продолжения спуска резко возросла: можно ненароком выйти на участки, простреливаемые камнепадами и лавинами и на участки, спуск с которых невозможен или очень опасен. Крутизна склона велика, а оценить степень риска, не наблюдая склон в тумане, весьма затруднительно. Слышимые удары камней, отдельные видимые камни, вылетающие из тумана, наблюдаемый сход небольших лавин по кулуарам, служили грозными предостереженьями. Видимость крутого склона на спуск всегда ограничена даже при хорошей погоде, чего же говорить о видимости в мареве из густых облаков!..

Скорость движения резко замедлилась не только из-за тумана, но и из-за моральной и физической усталости голодной группы, уже доходящей до изнеможения. Продукты и топливо - на последнем исходе, и только жесточайшие меры экономии позволяли давать на перекусы хоть самую малость, но ясно, что и последним сухарям скоро придет конец. Одна надежда на быстрый спуск. Но как ускориться? Двигаться в этом мареве, по очень крутому склону, приходилось едва-едва, на ощупь, после тщательной разведки. Справа - уходящие ввысь скалы и лед, почти отвесные, а слева - зев бездонной пропасти и малые выступы скал под ногами. Останавливают, мешают и порывы злого шквального ветра с метелью, - приходится искать защищенные места и вынужденно отсиживаться. Нервное напряжение - на пределе. Ак ощущал, что и руководитель, и “малыш” Коля и он сам, - на грани нервного срыва. Лишь задумчивый, флегматичный Мишка успокаивал всех своей невозмутимостью, продолжал работать основательно, не торопясь, так же надежно и технично, как в обычной обстановке.

Вначале спусковые крючья и петли оставляли. Но потом решили по возможности снимать: кто же знает, сколько их еще понадобится? Найдя небольшую площадку, заночевали с надеждой, что утро принесет и лучшую видимость. Несколько раз вставали ночью посмотреть, не открылся ли в тумане вид вверх или вниз.

Утро не принесло облегчения. Спуск продолжили очень медленно, на ощупь, чтобы в середине дня выйти на край огромной пропасти. Пришлось вернуться и заночевать на той же площадке. Дальше решили траверсировать склон вправо и вниз, чтобы обойти слишком крутой и опасный участок. Этот вариант обхода частично просмотрели накануне.

Настроение подавленное. Все глубоко ощущают внутреннюю вину за случившееся, ответственность за судьбу оставленной на Каинды тройки с тяжело травмированной Наташей, вину за гибель Вадима. Продукты и топливо, - лучше не думать!.. Снег, ветер, крутые заледенелые скалы, голод, холод и жажда... От усталости действия становятся все более и более рискованными: уже мало сил на выполнение требований безопасности, для поддержания мощи страховки. Ак пока еще ловил себя на допущенных ошибках и заставлял исправлять их. Но внутренне подметил, что начинает ошибаться все чаще и чаще, и все больше и больше времени уходит на исправление мелких технических огрехов. Следующим этапом должно стать “самопрощение” таких ошибок и их переход, сплетение в критическую ситуацию. А из нее в аварию! Этого еще не хватало!..

На очередном отрезке ему показалось, что снежный пласт, по которому собирался перейти Сергей, ненадежен. Так! Показалось... Совсем небольшой "галстук" в кулуаре, шириной каких-то тридцать метров. При этом Сергей посчитал участок совсем несложным и не опасным, проходимым без затрат времени на организацию страховки.

- Нужна страховка! Не только руководитель, но каждый участник группы вправе требовать обеспечения безопасности, если он считает это необходимым! Я не хочу погибнуть или остаться здесь один! Я не хочу, чтобы погиб руководитель моей группы! И он, этот руководитель, ОБЯЗАН обеспечить безопасность коллективными действиями! Обязан!!! Хватит нам трупов!

Намек слишком понятен, слишком остр... Ак говорил очень резко, едва сдерживаясь от срыва на крик. Подошедший Миша постарался разрядить обстановку осторожным вмешательством.

- Ну что вы, ребята! Драться задумали? Этого еще нам не хватало! Мы ж лыжники, а не сквалыжники!.. Серега! Ведь он прав! Что тебе, лень крюк забить? Так мы забьем! Подумаешь, проблема: карабин пристегнуть! Серега!..

Сергей тихо отступил: против него два участника, сейчас половина его группы. Он не уверен, что Коля активно поддержит его в этой ситуации, но даже в случае такой поддержки это не слишком бы усилило его позицию. Ведь Коля - самый младший среди них и по опыту, и по возрасту, и по реальному уровню спортивной подготовки. Понимая это, Коля всегда держался очень скромно и в споры более опытных “асов” не вмешивался. Скорее всего, так бы случилось и в этот раз, поэтому Сергей отступил... Уступил, хотя это и нанесло внутреннюю рану его самолюбию... Он еще не знал, что эта уступка принесет ему всего лишь через три минуты!..

- Хорошо, повесим страховку! Тогда ты и будешь страховать!
- Буду! И удержу, если сорвешься, будь спокоен!..

Позиция Сергея слаба... Понимая это, он стремится ее усилить. Ему так нужна уверенность в правильности принятых решений! Он ищет ее, и не находит! Ему так нужна поддержка товарищей! И ее нет! Под давлением обстоятельств Сергей принимает неверные решения, и тем вызывает реакцию непонимания остальных. Пока эта реакция - пассивная. А у Акулинина стала активной! Сергей сам чувствует, что совершает ошибки, - одну за другой, но не может вырваться из их порочного круга. Ему вроде вполне по плечу задача руководства “пятерочной” группой в обычном режиме похода. Но руководство той же группой в аварийной ситуации оказывается слишком сложной задачей, с решением которой он не справляется. И вины-то в этом никакой особой нет, и злого умысла нет! Просто ситуация обрела более высокую силу, чем его человеческие силы, и справиться, овладеть ею, он не в состоянии...

Вот и сейчас уступив, Сергей все же не смог, не удержался, чтобы не приказать, чтобы не показать, кто руководитель. И опять мучительно почувствовал, что сделал явно не то и не так. Внутренне он понимает, что главная часть вины за случившееся лежит на нем! А вина есть! Тогда, после гибели Вадима, на собрании группы Сергей ставил вопрос о передаче руководства Акулинину. Но тогда вроде обо всем договорились, дальнейшие действия понятны, и Акулинин сказал, что не время сводить счеты.

Теперь же Акулинин внутренне сожалеет, что не принял руководства. Возможно, это тоже являлось проявлением слабости, некоторой растерянности, ошеломленности от гибели друга. Примешивался и целый ряд всяких “боковых соображений: некоторая психологическая неподготовленность, нежелание брать "руководящую" вину за случившееся, незнание маршрута, желание дать возможность Сергею как-то реабилитироваться и нежелание “бороться за власть” в такой ситуации... Присутствовало общее моральное отягощение заставлявшее замкнуться, отрешиться. Роились очень тяжелые мысли: что сказать близким Вадима, его маме?.. И все перспективы настолько мрачные. Давит!.. И еще ему вначале показалось, что, не будучи связан мыслями руководителя, он сможет более продуктивно действовать, как ведущий участник, как помощник Сергея. В ходе поисков Вадима это был “плюс”, но потом?..

Ему почему-то уже несколько раз вспоминалось короткое видение прошлого дня. Тогда внезапно налетел просвет облаков, сквозь который тускло проглянуло солнце. Далеко внизу обнажился клочок ледника с редкими трещинами. Ак попытался взглядом уцепиться за знакомые черты обрамления ледника Кан-Джайляу, склоны пика Нансена. Но склоны не обнажались от тумана. Вместо них в просвете облаков совершенно бесшумно и очень быстро промелькнул летящий вертолет. Видимо, облака сильно заглушали звук, а ветер сносил его в сторону. Интересно, зачем они отклонились на Кан-Джайляу? Кого-то ищут? Просто пограничники? И какое-то странное расположение ледника! Тогда Ак почему-то посмотрел на часы и запомнил: 17-18- два числа подряд. Запомнилось легко! Вертолет - солнце - 17.18... Что-то в этом было. Какой-то скрытый вопрос, суть которого Ак пытался понять. В его сознании сложились три эти факта, в них таилась внутренняя взаимосвязь! Но в чем? Вертолет - солнце в одном просвете, справа, над концом ледника, на границе видимости! Вертолет - 17.18?.. Нет!.. Солнце - 17.18! Солнце!!! Да!.. В 13.00 оно - точно на юге, а в 17.18, спустя более четырех часов оно сместилось на запад. Насколько? На... Тринадцать минус семнадцать - четыре, но стрелка часов идет в два раза быстрее вращения Земли: два полных оборота за 24 часа. Значит, делим четыре часа на два, - будет два. Два в отношении к двенадцати часам полного круга это одна шестая, или 60 градусов по дуге. По очень грубой оценке солнце сместилось на 60 градусов... Конечно, реально меньший, поскольку солнце идет не через зенит... Сместилось вправо! Вправо, движением по часовой стрелке! И за спиной, если стоять к северу, и! И перед лицом, если стоять к югу! Вот оно! Я стоял лицом к югу! К югу, а не к северу! Это значит, что мы ошиблись и ледник, лежащий внизу, перед нами - не ледник Кан-Джайляу! Это ледник Каинды! Каинды! И третий факт - это не вертолет, а край ледника! Как же я раньше не понял?! Почему не задумался, пропустил мимо внимания такой очевидный факт, как расположение конца ледника! Конца, а не верховья! Если бы это был ледник Кан-Джайляу, справа лежало бы его заснеженное верховье, а не окончание! Вертолет отвлек! Думал больше о вертолете, чем о расположении ледника! Теперь это кажется таким очевидным! Тогда правильная мысль о расположении ледника промелькнула, но сознание за нее не зацепилось, пропустило мимо. Вот оно, горькое доказательство ошибки! Этот факт переворачивал все, перечеркивал все усилия последних двух дней! Необходимо было новое решение, но сейчас он стоял с напряжением на страховке и чувствовал, что Сергей может вот-вот сорваться!

Срыв

- Осторожно!!!.. Сергей! Держись!.. Срыв!!!..

Склон выдыхает свистящий стон. Снежный пласт всей шириной и длиной на 30-40 метров и ниже и выше Сергея медленно поехал, затем моментально раскололся десятками продольных и поперечных трещин как стекло, брошенное на твердую ровную поверхность!

Ак сделал все, что мог в эти страшные секунды. Вначале он чуть выдал, понимая, что попытка выборки веревки почти ничего бы не дала, но могла затруднить дальнейшие действия. Сергей сорвался и поехал на снежном пласте. Ак рассчитывал удержать его маятником. Но ближайший, верхний от Сергея разлом выпятился вверх более чем на метр и чуть не подмял того под себя. Чтобы этого не случилось, Ак резко выдал веревку, и Сергей провалился. В следующее мгновение верхний разлом раскололся в снежную волну, которая догнала Сергея, подбросила и увлекла вниз. Запас веревки кончился, и у Ака уже не было выбора: надо держать, держать изо всех сил! Или удержать, или улететь вниз вместе с партнером. Или же остаться здесь с куском разорванной веревки, если она не выдержит? Сергей скрылся за перегибом скалы, а веревка, натянутая как струна и растянувшаяся на несколько метров, выдержала! И выдержал скальный крюк, на котором она закреплена. Ак воздавал хвалу своему старанию за этот крюк... Да, удержать- то Сергея удалось, но совершенно ясно, что на невидимом участке за перегибом склона, его очень сильно ударило боком о скалы. А может, накрыло и раздавило снежной массой. Миша и Коля не могли помочь: на страховочной площадке для них не было места и за происходящим они наблюдали с тихим ужасом пассивных наблюдателей-статистов...

Ак напряженно замер в оцепенении... И на склоне рядом все остановилось, хотя лавина продолжала бесноваться внизу снежно-каменным обвалом. Сергей на крики не ответил: стало ясно, что он либо погиб, либо тяжело травмирован. Ак быстро закрепил веревку, а потом и вторую, полиспастную, для подъема Сергея.

- Миша, ко мне! Да, возьми у Коли аптечку! Будешь страховать! Я спускаюсь к Сергею. Снизу скомандую, что делать. Коля, сними рюкзак и осторожно приспустись по скале. Попробуй, может сверху нас увидишь, - тогда легче будет переговариваться.

Аптечка... Жалкие остатки от того, что оставили Наташе!..

Акулинин закрепил вторую веревку и спустился к Сергею. Тот висел у скалы, полузасыпанный рыхлым снегом. Первое - пульс. Пульс есть! Дыхание? Ак поднес ко рту и носу зеркальце, на котором чуть проступило пятно запотевания. Значит, и дыхание есть! Живем! Жив! Но без сознания. Видимых повреждений нет, но будь предельно осторожен! Закрытые переломы представляют смертельную опасность болевого шока. А состояние и без того шоковое.

Оказывать помощь здесь, на крутом скате, слишком трудно: надо вытащить пострадавшего на полочку. Но как вытащить? Втроем вытаскивать одного задача почти нереальная, - ведь один должен сопровождать, а двум другим при этом приходится тащить двоих. Даже системой двойного полиспаста обычно не удается. И полочка-то эта только одному-двум для стойки. А поставить палатку на ней - не поставишь. Но, может быть, не вытащить, а опустить? Ак пристально вгляделся в окружающие склоны, в скалы. Внизу, левее, метрах в семидесяти, просматривалось нечто вроде защищенной полки или площадки. Да, спуститься к ней легче, чем вытаскивать наверх, на не слишком-то удобную полочку.

Ак скомандовал и примерно за час нелегкой работы пострадавшего удалось спустить, выполнив на этом пути дополнительную точку закрепления веревки на ледобурных крючьях. Еще до окончания спуска Сергей начал приходить в себя, но двигаться не мог. От полученных повреждений, пока неясно каких, он находился в полубессознательном состоянии. Процесс спуска сопровождался у него сильными болями.

На площадке, слегка наклонной и неправильной формы, с трудом поместили палатку. Уже поздно вечером, после того, как уложили больного и оказали ему ту помощь, которую смогли оказать, Ак отозвал Колю и Мишу посовещаться.

- Дело худо, ребята! Ситуация - мрак! Мы не только с тяжелым больным на руках, у нас не только нет продуктов, топлива и медикаментов! Личные аптечки - слезы. Дело еще трагичнее! Мы находимся совсем не там, куда предполагали выйти! Мы перевалили не на Кан-Джайляу! Мы через боковой отрог свалились в тумане в сторону ледника Каинды, на юг! Мы не на северной, а на южной стороне Иныльчек-тау!..
- Как?! Ты уверен?
- Да! Это я точно определил по положению солнца. Вчера я точно зафиксировал момент появления вертолета, - в 17.18 был и солнечный просвет. В это время солнце от южной точки в 13.00 сместилось к западу очень грубо на 60 градусов. Если бы мы на спуске были на северной стороне, оно светило бы нам или в спину, или слева. А реально оно светило в лицо и справа! И еще: за вертолетом просматривалось расположение конца ледника, - конца, а не верхнего плато Кан-Джайляу, как бы нам виднелось, будь мы на северной стороне. Это конец ледника Каинды! К сожалению, я это обнаружил не сразу, - не сразу сообразил. Я это четко понял перед самым срывом Сергея. Я чувствовал, что он действует неправильно, но у меня не было доказательств, - туман мешал наблюдению. И только просвет дал это доказательство! Если бы я чуть раньше сообразил!..

Миша с Колей подавленно молчали, потрясенные новым несчастьем. Оказывается, они еще так далеки от цели! И все дальнейшее так неопределенно! Ак твердо продолжал:
- Сейчас не время раскапывать, у кого какая вина. Нам, так или иначе, придется решиться на следующий шаг. Я думаю, нас уже ищут! Но трагизм ситуации состоит в том, что нас ищут не здесь, здесь нас могут найти очень не скоро, а могут не найти совсем! Спасатели могут предусмотреть наши логичные ходы, но вот ошибки наши “расхлебать” очень трудно. Видимо, нам придется решиться на еще одно разделение группы. Чтобы те, кто дойдет, смогли вызвать помощь. Я пришел к мысли, что сам, один, должен принять это решение. Так будет, если вы признаете за мной общее руководство. Моя вина, что я не потребовал этого раньше. Иначе все могло бы сложиться по-другому!..

Миша с Колей коротко переглянулись и молчаливо кивнули друг другу.
- Да! Признаю! - сказал Коля.
- Конечно, Алексей! Я приму твое решение, каким бы тяжелым оно не было, - добавил Миша.
- Я должен еще немного подумать. Здесь напрашиваются два возможные шага по направлению и два тактических решения по составу. Утром сделаем разведку. Ребята! Положение у нас очень тяжелое, решение будет трудным. Но оно должно быть верным! Это последний шанс, который у нас остается. Если мы ошибемся, то через день-два кого-то из нас уже не будет в живых. А потом это же случится с остальными. Но мы не должны, не имеем права считать ситуацию безнадежной!
- А какие возможны варианты? - спросил Миша.
- По направлению: идти вниз или назад и потом опять перевалом на Кан-Джайляу или здесь же, напрямую, перевалить прямо через верх хребта, через плечо вершины. По составу можно идти вдвоем или одному. Других вариантов я пока не вижу.
- Одному идти очень опасно!
- Видимо, придется вдвоем, учитывая отсутствие продуктов. У нас уже нет безопасных вариантов! Все связано со смертельным риском. Даже небольшая задержка может иметь роковые последствия: мы можем не успеть спасти Сергея и Наташу...

Сергею вместе с медленным возвращением сознания пришло и горькое чувство вины, и понимание того, что Ак спас ему жизнь. Спас вопреки его сопротивлению. Он понял, что своими действиями “подставил” не только себя, но и всю группу. Стал обузой для всей группы в такой аховой ситуации. Сергей глазами позвал Ака, тот наклонился и услышал шепот:

- ...Прости... Ты, ты теперь главный... Я не могу... Решай за всех... Решай...

И закрыл глаза в изнеможении, пронзенный новым приступом боли, и телесной и душевной.

Ак выпрямился:
- Руководство группой беру на себя.

Фраза формально необходима. За всю тяжесть будущих решений...

Колю оставили вдвоем с тяжело травмированным Сергеем. Решение на новое разделение группы далось очень тяжело, но иного выхода Акулинин не видел. Он и Неделин должны использовать последнюю возможность, чтобы прорваться через гребень на Кан-Джайляу и вызвать спасателей. Им ясно, что их, видимо, уже ищут: контрольный срок выхода группы на МАЛ ЮИ окончился три дня назад. Но так же ясно, что искать начнут не там, где нужно: искать станут на участке заявленного маршрута. Конечно, через определенное время поиски логически приведут спасателей к одинокой палатке Беловых и Берлиной у вершины “5449” и повернутся в нужном направлении. Но когда это произойдет? Через неделю? Через две? Ясно, что не сразу и не скоро!..

А промедление смертельно опасно! Группа здесь не продержится! Это понятно как дважды два! Без топлива, без продуктов, среди льда и под холодным ветром. И быстрее всех погибнет Сергей, - погибнет от травмы, холода и голода. Еще два-три дня и спасти его могут не успеть: на такой высоте, в холоде, без питания и эффективной медицинской помощи жизнь из человека уходит очень быстро. А привычная вроде горная среда становится смертельно враждебной и беспощадно-жестокой! Акулинин это хорошо понимал, он был “не деточкой” на горных маршрутах, а закаленным, опытным походником. Ситуационная ловушка! Обстоятельства диктуют, нагнетают ситуацию и она, эта ситуация, активно перерастает из критической фазы в аварийную...

Вид вертолета над ледником Каинды внутренним размышлением навел Ака на подозрение, что вертолет - спасательный, причем ищут не кого-то, а именно их? Но никакой гарантии на то, что палатка на Каинды обнаружена, нет! Нет! Есть только жгучая надежда на это! Теперь же срочная помощь требуется не только Наташе, но и Сергею. Да и у их аварийной четверки продуктов и горючего практически не осталось: самые последние крохи надо отдать, оставить Коле и Сергею. А двум другим с отчаянной, волчьей решимостью штурмовать гребень!

Штурмовать! Напрямую, по кратчайшему маршруту. Решение опасное, формально в нарушение правил, но другого нет! Да, решение это с позиции “клубного спокойствия” строгими блюстителями правил можно признать авантюрой. Ак не был авантюристом, не был “горячей головой”. Но трагичность ситуации, тяжелая душевная травма от гибели друга, отчаянное положение двух обломков его группы и сама предыстория их аварийных попыток перехода через Иныльчек-Тау не могли не наложить отпечаток на его поведение и на его решение. Он ощущал, что уже не может действовать так, как группа действовала раньше: спуститься на Каинды, пройти ниже по леднику и перейти Иныльчек-Тау через простой, доступный перевал. Действовать так, как он считал нужным три дня назад. Такой вариант безопаснее, но он казался слишком длительным и неприемлемым психологически просто потому, что две предыдущие аналогичные попытки закончились неудачей. Слишком тяжелой неудачей! Сломать порочную тактику! Что угодно, только не так! Нетерпение сердца! Ак умом понимал эмоциональную неуравновешенность этого решения, но сердце перетянуло...

Лобовым ударом! Через гребень! И вниз-вниз-вниз! Если надо, то на 30, если надо, то на 40 веревок! Но прорвать! Прорваться без задержек!..

Образ похода: ЛЕГЕНДА

Может, история эта случилась
В памяти сердца искрой наважденья,
Может, привиделась, может, приснилась,
Ветра порывом, искрой восхожденья,

В свете костров, у реки горной ленты
С пеньем гитары под неба палас
Это предание с тайной легенды
В иносказаньях звучало не раз...

В круге метели два брата, в палатке, -
Ночь на стене между выступов скал,
С лаской уюта на узкой площадке.
Сон, полубденье, тревоги навал...

Но что-то слышится в ветра смятенье, -
“Что это, - младший трепещется, - Крик?"
Старший не мучится в долгом сомнении:
"Все это ветер и вьюга, старик!"

Но повторяется, множится эхом
Голос тумана в горах полуснов,
Старшему - вьюги назойливым смехом,
Младшему - как погибающих зов...

Ладно, пускай, моментально вернется,
Вьюга остудит стремления пар,
Холодом быстро желание сотрется
И улетучится вздора угар…

Но - на страховке, на пару веревок!
Дальше тебе запрещаю идти, -
Без Ариадны чудесных “сноровок”
В этой пурге “потерять” - не найти!..

Споро – ботинки, обвязку, пуховку,
Крючья, айсбайль, капроновый фал,
Щелкнул замком карабин на страховку –
Бездна метели на полочке скал!

Снежные иглы порывами вьюги,
Льдистых утесов зловещая хмарь,
Холодом сводит и душу и руки,
Тьму на чуть-чуть прожигает фонарь.

Но через вьюгу и дикие скалы,
Смело пронзая опасности круг,
Сердце горит негасимо и ало,
Звонко врезается в трещину крюк!

Вот еще шаг, и еще: “Осторожно!”
Вот он - последней веревки финал,
Дальше по полке пройти невозможно –
Пропасти черной бездонный провал

Надо назад, но еще на минутку
Миг размышлений его задержал,
Тем и сыграл свою вещую шутку,
Тем и судьбы повелением пал!

Грохот удара, раскат канонады,
С неба, по ночи, по панцирю скал,
Месивом снега, глыб льда, камнепада, -
Дикий, безумный лавины обвал!

Давящим фронтом, волною шальною,
Вниз, без пощады, не зная преград,
Вал в преисподнюю рухнул стеною,
Скалы кромсая на режущий град!…

В ужасе, в нише, обнявшись с гранитом,
Ласку могилы герой наш испил, -
Выступ нависшим своим монолитом
Волею рока прикрыл, сохранил!…

Стихло. Спасенье. Но тяжка утрата:
“Где-то ты жив, а где умер, старик!…”
Нет ни надежд, ни палатки, ни брата,
Много уносит трагедии миг!

Что это? Снега притихло круженье,
Синим кристаллом легла тишина,
Горечью думы до боли сожженья.
Давит отчаянье... Жалит вина…

Линии света, их струи и блики, -
С фоном по небу пошла полоса,
Странные шагом видения, лики, -
Что это? Люди? И их голоса?

Чуть приоткрылось ночное окошко,
Тьма где-то пала, а где-то черней,
В облаке лунного света дорожка,
Трое, все в черном, возникли на ней.

В рубище порванных старых штормовок,
С грязи разводами на рюкзаках
С космами стертых “до мяса” веревок,
Сталью айсбайлей в сожженных руках.

Лица с ожогами черными кожи,
С ликами, стертыми в перистый газ,
Сбиты до кожи вибрам и поножи.
Блеск, прожигающий звездами глаз!

Первый, седой, как вершины Памира,
Резко клинок ледоруба поднял
В знак уваженья, согласия, мира, -
Тем напряжение первое снял:

“Здравствуй, товарищ! Привет и участье!
Коротки встречи у нас на пути, -
Знаем твои и беду, и несчастье,
Сможем, – поможем, сломив их, пройти.

Каждый, в ком голос жив честный и чистый,
В ком высота и порывы горят,
Каждый, в ком сердце парит альпиниста
Нами любим, - он товарищ и брат!

Ты, верно, скажешь: “А кто вы, откуда?”
Спросишь себя: “Наваждение? Явь?”
Что это – сон, или странное чудо? –
То и другое! Сомненья оставь!

Мы – не вершители страшного слова,
В нас нет ни в чем источения зла,
Мы – голос памяти, вечного зова,
В нас только острой догадки игла.

В нас трепет мысли, завета, старанья,
Шепот предчувствия – вот наша речь,
Влившись в горячую кровь подсознанья,
Можем мы только предостеречь…

Можем помочь на решающей пяди,
Можем помочь тебе выкрикнуть: “Стой!”,
Можем явиться зацепкой во взгляде,
Главное – шаг упредить роковой!

Мы – прошлый опыт, наказ: “Осторожно!”,
Мы – вещий голос, завет из могил,
К силе живых наши вклады ничтожны,
Тайна спасенья – в сложении сил!

Ныне мы – тенью от группы пропавшей,
В струях лавины, в кругу непогод,
Где-то, когда-то, трагически павшей,
И позабытой в неведомый год…

Мы иногда - образ женщины-ПЕРИ, -
Странницы ночи и вечного льда,
Призрака горя, измены, потери,
Той, путь которой - любовь и беда, -

Ищет с добром: где мой милый, любимый? -
Сгинул бесследно он в белых горах,
Ищет со злом: где мучитель гонимый,
Тот, что поверг и в разлуку и в прах...

Облаком белым она наклонится,
Ветром откинет палатки крыло,
И заглядится на спящие лица,
Чтобы знакомое встретить чело,

Еле промолвит чуть слышное пенье,
Скупо уронит слезу или стон,
И через это идет откровенье, -
Вещий является спящему сон.

Может быть в нем и догадка утраты,
Может, загадка любви, или грез,
Ярких, бесценных догадок караты,
Или предчувствия гроз и угроз...

Тем, кто заветам не следует горным -
Дружбе, и братству, и чести в борьбе,
Явимся мы восходителем черным,
Мрачным предвестником злого в судьбе!

Явится он не на час - на минутку,
В блике костра и под сумерек крепь,
Дав помрачение, тяжесть рассудку,
Волю, сковав угнетением в цепь!

Словно потоком трагизма и муки
Хлад леденящий обнимет сердца, -
С пятнами ведьмы, - с лохмотьями руки,
Мрак пустотою на месте лица!

Выйдя из сумрака темной фигурой,
Тихо подсядет, войдет в разговор, -
Слово вольется дурманом микстуры,
Дымкой зловещей от марева гор!

В дымке той облик его растворится,
Но будет слышен стихающий сказ,
В память отложится, в ней воспалится
Смутной угрозой непонятых фраз...

Брат твой не принял отчаянье зова,
Что мы смогли вам послать, как призыв,
Мир его праху - не каждое слово
Можно понять, чуть себя позабыв...

Будет он с нами ходить по дорогам
В лунном сиянии снежных хребтов,
По леденистым скалистым порогам,
Неба туманом из туч и ветров...

Ты же - оставь все изломы кручины,
Муки отчаянья надо забыть!
Были аварии злые причины!
После сумеешь понять их, раскрыть!

Путь твой по скалам - клинками, ножами,
Вздохом неверным обломится жизнь,
В небо вцепившись веревок вожжами,
Стоном, молитвой, проклятьем: ДЕРЖИСЬ!

Ключ - в контрфорсе, внизу, под тобою,
Выйдешь на гребень - спасение здесь,
Этот участок под силу герою,
В нем половина спасения есть!

Лезвием гребня по канту вершины
Вправо укройся за скал монолит:
Сверху предательством сжатой пружины
Молот опасной лавины отлит!

Если ж собьешься ты шагом несмелым,
Или терпения лопнет струна, -
Снег запорошится саваном белым,
Лягут надгробием ночь и стена...

Надо сражаться - отважно, всей силой,
Чтобы сломилась аварии твердь,
Иначе спуск оборвется могилой,
“Иначе”, - трое все молвили: "Смерть!"

Лики их сникли, дрожа, опустились,
Вмиг разломились на мрака круги,
С ветром и снежными вихрями слились
Вздохами черной, зловещей пурги...

Лик же последний ему от виденья
Горько сумел кое-что рассказать, -
Болью пронзающей от откровенья:
Брата в последнем успел он узнать!..

Вновь завыванья обвалов и вьюги,
Ночи и холода ствол у виска,
Сном леденеют и мысли и руки,
Вновь одиночества злая тоска...

Два дня спустя, чуть живой, без сознанья,
Найден отрядом в снегу под стеной,
Словом начспаса вонзилось признанье:
"Шанс до конца он использовал свой!"

Где-то история эта случилась
С памятью сердца, с лучом наважденья,
Может, привиделась, может, приснилась,
В строки сложилась канвой восхожденья...

В свете костров и под звездные ленты,
С пеньем похода, чарующим нас,
Это предание с тайной легенды
В иносказаньях родится не раз... -

Новые тайны, рассказы, легенды
Будут звучать в пересказах не раз!..

Встреча

Коля остался вдвоем с Сергеем. Началось томительное ожидание. К пяти вчера небо так хмурилось, что стояли сумерки. Сквозь тихий шум ветра Коля вдруг уловил новый странный звук. Что это? Почудилось?.. Похоже на отдаленный крик. Потом раздался такой же приглушенный звук падающего камня, заставивший вылезти из палатки и напряженно вслушаться. И вновь!

Что это? Люди? Ветер? Камнепад? Подышка при разломе льда? Быть может, ребята вернулись? И что-то с ними случилось?

Скалы прикрывал участок склона, поэтому для лучшего обзора надо вылезти на небольшую полку вверх. Взяв на всякий случай фонарь, Коля аккуратно полез по знакомому пути.

Больше всего он боялся, что с ребятами что-то случилось, и они возвращаются с очередной неудачей. Это очень бы усугубило ситуацию. А так есть надежда. А может быть, это кто-то другой? Другая группа туристов или альпинистов? Но кто сюда сунется, в этот “гнилой угол”, который еще никем никогда не посещался, где не ступала нога человека! Слепые надежды!

Сначала ничего не заметил. Но потом вдруг обнаружились две крохотные фигурки людей, еле видимые на фоне снежника, правее и выше его, метрах в трехстах. Примерно на том участке, где проходили и они несколько ранее.

Ребята? Возвращаются?

Но тут разглядел еще одну пару, которая двигалась по скалам впереди замеченной, ближе к нему. Значит... Это не Ак с Мишей! Это другая группа. Почему, откуда они здесь? Случайная встреча? Туристы, альпинисты? Траверсируют склон со спуском вниз влево так же, как ранее делали и они.

Коля закричал и замахал руками. Но не услышали, - от них снова донесся слабый звук. Они подавали сигналы друг другу и слышали только друг друга. Тогда он закричал снова и подал сигнал фонарем. На этот раз, ведущий первой связки резко обернулся и внимательно посмотрел в его сторону, затем указал в его направлении рукой второму. Они остановились, видимо, совещаясь. Затем двинулись сначала так же, вперед, а дальше чуть круче вниз. Стало ясно, что решили выйти на верх “его” скалы и спуститься к нему! Первая связка скрылась наверху за выступами скал, а вторая последовала за первой. Послышался явный звук звонких ударов молотка по скальному крюку. Через несколько минут спускающийся по веревке ведущий участник появился из-за перегиба скал метрах в ста выше. Он помахал рукой, и что-то прокричал. Коля с трудом разобрал: “Помощь вам!.. Помощь вам!..”, ответил: “Мы здесь!.. Мы здесь!”, продолжая сигналить фонарем, чтобы видели, куда спускаться. Ведущий принял второго, потом третьего, навесил еще одну веревку в 50 метров. Ниже опытный турист или альпинист уже мог аккуратно спускаться и без веревки.

Коля следил за этим спуском с нарастающим волнением по мере того, как расстояние между ним и ведущим все более и более сокращалось. Он ощутил в движениях, голосе и виде этого человека что-то близкое и знакомое. До боли знакомое и трагически-близкое! Но мрачные сумерки смазывали линии, детали одежды и снаряжения. Наконец, спускающийся оказался рядом, в нескольких метрах. По крутой скале он сходил лицом к склону, и лицо стало видно только когда полуобернулся для приветствия, находясь всего в десятке метров выше.

Коля внутренне похолодел и попятился: в памяти живо всплыли альпинистские легенды о черных призраках, - легенды о погибших и пропавших одиночках и группах, которые блуждают по горам в поисках новых жертв. Легенды о летучих горных голландцах, скитающихся в поисках толи несостоявшейся любви, толи наказывающих за трусость и предательство, толи тщетно пытающихся обрести утраченную связь с живыми, или пытающихся предупредить живых о приближении опасности...

- Стой! Колька, псих ненормальный! Упадешь ведь! Стоять на месте! Гвоздем!
- Ва?.. Вадим!.. - выдохнул Коля, остановленный волевым приказом, но и оцепеневший от этих слов, только подтверждающих смутные догадки.
- Да! Вадим! Живой! Я спасся! Не погиб! А теперь вот вас спасаю, бедолаг, ядрена вошь, возьми и брошь! Я с альпинерами! А где Ак, Сергей, Мишка?

Коля медленно приходил в себя от оцепенения. Вадим, подойдя, резко взяв за плечи, отодвинул его от края скалы и, захватив сверху согнутую руку, сдавил ее по-братски.
- Ну, встряхнись! Видишь, ведь теплый я, не заледенелый! Где ребята!?

Вадима разрывали разные чувства. С одной стороны, он внутренне торжествовал: его предположения оказались верны, и они обнаружили пропавшую группу. То, что она будет обнаружена, он понял уже тогда, когда нашли крюк с петлей. Только бы успеть! Он торжествовал и оттого, что узнал Колю: “... Уж этого-то малыша мы теперь вернем живым и здоровым маме!..”. Поэтому так испугался, когда Коля попятился по скале к пропасти. Но, с другой стороны, душу Вадима все больше терзала тревога за других: палатку спасатели сверху не видели и то, что встречать вышел лишь один из четверки, очень настораживало и вызывало тяжелые подозрения. Их Вадим всячески подавлял, внушая себе: “Не мучайся, еще чуть-чуть и все узнаешь. Не мытарься...”.

Но сердце трепещет стуком!

- Где ребята!?
- Сергей... Сергей чуть ниже, в палатке, - запинаясь от волнения и нахлынувших чувств прошептал Коля. Он разбился. Сорвался... Сам идти не может...
- Он жив?!
- Жив!
- А остальные? - с отчаянной тревогой впился Вадим.
- Они ушли. Ушли рано утром. Чтобы вызвать помощь.
- Куда ушли?
- Вверх через хребет. На Кан-Джайляу...
- Вот сволочизм! Канальство! - Вадим резко сплюнул. Опять отстали - и не достали! Черт возьми! Непруха - прямо в ухо! - вспомнился один из мишкиных каламбуров.

И тут вдруг Колька не выдержал: от переживаний слезы брызнули у него из глаз, и он разрыдался, как ребенок, на плече у Вадима... Он и был совсем еще ребенок!..

- Ну... Ну! Что ты, Николай! Мужайся! Все будет хорошо! Все хорошо! Ведь никто не погиб! Эх, совсем мальчишечка... И в такую суровую драку!
- А... А Наташа?..
- Знаю все про Наташу, и про Сашу и про Женю! Все знаю! И такое знаю, про что ты еще и не слышал! Я, видишь, сам сумел спастись и наших на Каинды “достал”! Достал! Наташа уже три дня как в больнице, и ребята там при ней, в Пржевальске! Теперь вот вас двоих вытащим и тех... И тех тоже! Кроме нас здесь еще три группы вас вовсю разыскивают. Вертолет у нас! Рации! Ребята отличные! Все есть! Мощь! Сила!..

Смысл этих слов медленно доходил до Коли. Он не сразу, но начал осознавать, что, видимо, самое трудное, страшное и опасное, уже позади. Их нашли... Нашли не просто туристы или восходители, их нашли спасатели, причем разыскивавшие именно их. Вооруженные связью, поддержкой и решимостью помочь!..

Вадим жив! Наташу спасли, вытащили. Вот это счастье! Фейерверк!..

Так же медленно новое положение осознал и больной. Лида осмотрела его и предприняла свои врачебные меры по перевязке, лечению и более правильной укладке. Характер повреждений напоминал травмы, полученные Наташей: множественные переломы ребер, сильные ушибы и гематомы. К этому добавились закрытый перелом плеча, перелом ключицы и, видимо, сотрясенье мозга. Но, к счастью, пока не проявлялись симптомы, связанные с прямой угрозе жизни: не было шока, воспаления или отека легких, не было заражения крови (сепсиса) и опасных кровотечений. Это обнадеживало и вселяло уверенность в благоприятном исходе. Конечно, за него еще придется побороться!

Романцов велел Лиде и Коле устроится вместе с больным в палатке, а сам с Вадимом и Георгием примостился на наиболее удобном выступе скалы для холодного ночлега без палатки. Без удобств, но с немалым внутренним комфортом оттого, что, наконец, нашли пропавшую группу. Нашли не погибшей, а живой, пусть и не всю, и с травмой... Сготовили плотный ужин и на вечерней связи в 21.00 сообщили о результатах поиска на “Базу-5”:

- Ринат, пусть Шепитько собирает всю группу на Кан-Джайляу и встречает Акулинина и Неделина на участке хребта в зоне вершины “5075”. На верхнем плато выше острова-нунатака³¹. Бросаться за ними в погоню считаю ненужным: подъем они, видимо, уже прошли, а на спуске сверху их не увидеть, мы разойдемся. Думаю, сил объединенной группы Шепитько для их встречи хватит, если те не “грохнутся”. Но здесь нам невозможно что-то изменить. Мы здесь “загнили” на сутки как минимум: надо срочно снять травмированного. К утру подготовь спасательное снаряжение и договорись с Блюмкиным. Еще нам нужны продукты на три дня. Забрось их к Мансурову. Прослушай внимательно мой разговор с отрядом два. Камиль, отряд-два!
- Слушаю! Отряд-два!
- Камиль, ты где сейчас?
- На леднике Каинды, напротив вершины “5075”.
- Прекрасно! Камиль, у тебя сложная задача на следующий день. Надо снизу увидеть нас, просмотреть путь спуска, спланировать и проложить маршрут. Прокладывая путь, твоя группа должна подняться к нам, забить крючья на промежуточных пунктах и почистить скалы от плохо лежащих камней. Указать нам по рации направление движения: мы сверху обработаем часть пути. Главное - чтобы маршрут максимально обезопасить от камнепадов и лавин. Для обнаружения просигналим тебе сверху ракетами разных цветов. Заметь, где мы. Сигнал дашь по рации, - связь в начале каждого часа. Есть сложность с тяжелым снаряжением. Попроси вертолетчиков, если смогут, сбросить нам носилки и хотя бы часть веревок. Акья и тросы не нужны! Только жесткие носилки и веревки! Вам все поднять с ледника тяжеловато, можно много времени потерять. Утром свяжемся и обсудим, как все организовать. Нам сверху большая часть пути не видна, крутизна порядочная. Как надо спускаться, ты знаешь: побольше вниз, как меньше вбок. Поменьше камнепадоопасных расщелин и пересечений с лавиноопасными кулуарами, вообще избегай кулуаров и сужений под “воронками”. Держись гребешков и отвесов... В общем, знаешь! И с утра изучай режим стены: где, что, откуда и куда падает. Ориентация - южная, и в середине дня все начинает подтаивать. Свою задачу я вижу в обработке верхнего участка и организации приема груза, если это удастся. Если не удастся - примешь груз на Каинды. Для этого одного человека можешь внизу оставить...

- Ринат, ты слышал? Понял, что нам требуется?
- Да, снаряж подготовлю и с вертолетчиками договорюсь.
- Утренняя связь в 5.00. Конец связи...

Подстелили коврики, подготовили спальные мешки. Вадим предложил прикрыться своей широкой накидкой. Ее закрепили веревками, - все же какая-никакая защита от ветра. Чтобы уменьшить покатость полки рюкзаки положили в ноги, максимально наполнив их всем, что попалось под руку, включая камни для балласта. С трудом устроились.

К ночи внизу развиднелось: обнажилось огромное дно ледника Каинды, цепочка вершин хребта Каинды-Катта и отдельные выглядывающие из-за него пики Кокшаал-тау. Поблескивали звезды, необычайно большие и яркие в тонком воздухе высокогорья. Горы и люди погрузились в тишину.

Бывают минуты усталого удовлетворенья, когда равновесие души поддержано чувством единства и близости с природным и человеческим окружением, удовлетворением от тяжело прожитого дня и ожиданием того нового, неизведанного, что принесет день будущий. Такие чувства испытывал Вадим, засыпая в неудобной позе на площадке скал...

На утренней связи в 5.00:

Летающая крепость Максима Блюмкина

Блюмкин не по званию, а по призванию был мастером, асом горных полетов: полетов на больших высотах, в густом тумане облаков среди ущелий, полетов при капризной горной погоде, аварийных полетов за пострадавшими. Он любил и стремился летать именно в горах: ведь так красиво!.. Это его стихия, его призвание, его высокая романтика и его любовь. Ведь небо в горах такое высокое, а просторы!.. Где еще найдешь такие! Как известный всем герой, - Мимино, он понял, что большая авиация вовсе не там, где летают большие самолеты, а там, где летает и служит людям “большой” летчик, мастер своего дела. Человек, у которого профессия вырастает из души...

И он летал боевым летчиком в Афганистане, летал на Кавказе, Памире, Алтае. Летал, переживая долгую разлуку с детьми и женой и временами, когда позволяли условия, таская их за собой, благо транспортные проблемы частично решены самой его службой. Специфику горного воздуха изучил досконально. Она имела много нюансов, тонкостей, сложностей и опасностей, но из-за этого-то и особенно интересна. Полеты в горах на больших высотах особенно трудны и требуют очень часто использования всех возможностей и пилота и машины. Воздушный винт, - и крыло и движитель вертолета, - плохо держит в разряженном воздухе, плотность которого на высоте около 4000 м в два раза меньше, чем на обычной высоте. А в горах такая высота обычна для полета. Поток разряженного воздуха, даже холодного, плохо охлаждает турбины, которые перегреваются сильнее, чем на обычной высоте. Поэтому нагрузку на моторы приходится уменьшать и брать на борт весьма ограниченный груз. Блюмкин проявил немалую изобретательность, чтобы существенно облегчить вертолет от второстепенных деталей, запасных частей, инструментов и топлива, чтобы уменьшить его собственный вес и благодаря этому повысить полезную нагрузку. Он очень разборчиво относился к перевозимым грузам, отдавал предпочтение, приоритет наиболее важным и значимым и, случалось, совершенно саботируя перевозку всякого рода ерунды и роскоши (в частности, не любил перевозить людей праздных и ленивых, не желающих поработать ножками для знакомства с горами...).

Для взлета загруженному вертолету приходится разгоняться, как самолету, по взлетной полосе для набора горизонтальной скорости. Винт тащит машину вперед и вверх, задние колеса отрываются от грунта и разбег продолжается на одном переднем колесе. Разгон, заметим, не по бетону, - по травянистой лужайке поляны Москвина, или поляны Сулоева на Центральном Памире... Едва оторвавшись, вертолет ныряет в глубокую пропасть, еще увеличивает горизонтальную скорость и с разгона набирает высоту. А куда только не приходится садиться! На лед, на снег, на осыпи, на скалы, чтобы снять и заплутавших горе-путешественников, и тяжело травмированных, и погибших. Искать пропавших, завозить людей и грузы, и... даже доставлять местное партийное начальство к воскресному уик-энду с шашлыком и винами у горных озер и целительных источников. А сколько нюансов вносила горная погода, ветры, низкие облака, туман и осадки!..

Он назвал свой вертолет “Михасем”, и с его легкой руки, по его примеру и его шутливым советам другие знакомые вертолетчики стали похоже называть свои вертолеты. Так обрели свои имена собратья Михася: “Митяй”, “Мишук”, “Мигун”, “Мик”, “Мидок”, “Мидяк”, “Мисюсь” и... “Милка” (конечно, последнюю обычно водил женский экипаж — “рисковые” девчонки из сборной страны по вертолетному спорту). Такие наименования имели более живое звучание, чем обезличенные бортовые номера. “Михась” имел номер “013”, и командир считал этот номер вдвойне счастливым, и потому, что “13”, и потому что ноль впереди. Каждый из “Мильков” имел свой характер. Норовистый “Михась” во многом повторял качества своего командира. Турбины благодаря не просто хорошему, но очень вдумчивому уходу и обращению имели внутренние резервы надежности и мощности. Благодаря этому Михась резво и прытко, легко брал взлет и посадку, легко прыгал через воздушные ямы и бугорки, злобно спорил с сильным ветром и одолевал хребты такой высоты, которая недоступна его собратьям. Блюмкин тщательно следил за общим здоровьем машины, за всеми деталями и при видимом износе заменял каждую новой, выбивая ее из механиков и начальства с лютым упорством. Вертолет являлся продолжением не только его тела, но и его души, - в полете они сливались в одно целое, и если это единство хоть чуть-чуть нарушалось, Блюмкин сразу ощущал сначала наличие, а потом и причину дискомфорта. От его внимания не укрывались даже малейшие отклонения в поведении машины на различных режимах полета, еле слышимые дополнительные шумы механизмов, даже незначительные грязь и нагар. Все это нарушало его внутреннее равновесие, поэтому он не успокаивался, пока не устранял причину беспокойства, пока машина снова не работала, “как часы”.

Для мало посвященных можно добавить, что воздушная разведка - дело весьма дорогое, ограниченное по времени и средствам, и небезопасное. Час лета на вертолете можно оценить в 4-5 месячных должностных зарплат инженера. Время ограничено техническими возможностями машины в горах: вертолет не может взять много горючего и летать долго, при большой нагрузке у него перегреваются турбины (если они вообще вытягивают машину). Пилоты тоже ограничены санитарными нормами полетов: превышение их небезопасно из-за утомляемости и небезвредно для здоровья. К сему можно добавить сопутствующий риск, особенно возрастающий при плохой погоде и сильном ветре, шквалистые порывы которого в горах способны даже перевернуть машину... Вертолет-трудяга постоянно занят на работе, отрыв от которой несет неизбежные потери в виде задержек сроков и планов снабжения высотных баз, перевозки людей, организации восхождений... И, зная об этих ограничениях полетных ресурсов, герои нашего повествования крайне рачительно использовали полетное время и любые представившиеся возможности для воздушной разведки.

Перед сбросом снаряжения Максим сделал четыре пробных круга, каждый раз подходя все ближе и ближе к опасному склону с выступами заледенелых скал, примеряясь к нему и по расстоянию и по высоте. Площадка ледосброса, на которую следовало опустить носилки и веревки слишком мала, - над ней нельзя зависнуть, остановиться и спокойно спустить груз. Порыв ветра может бросить вертолет на несколько метров в сторону или вниз на близкие скалы, воздушный винт заденет за склон и... И будет катастрофа с полным разрушением машины и гибелью экипажа. Сброс можно выполнить, идя вдоль склона на плавном вираже. При неточном исполнении можно потерять и носилки и веревки. Носилки в сложенном виде примотали к распущенному пуку веревок, - в таком виде они легче удержатся на склоне в рыхлом снегу. Все это висело на альпинистском фале³² длиной почти 50 метров. Фал надо отцепить сверху, из вертолета, в момент, когда груз окажется над площадкой сброса.

- Пошли! - Максим решился на маневр!

Он повел вертолет на малой скорости и с малым наклоном винта, используя мощь турбин с небольшим резервом на всякий случай. Траектория имеет вид дуги, ближайшая точка которой к склону есть точка сброса. Сброс должен выполнить третий член экипажа, - бортинженер вертолета. Штурмана своего, - правого пилота Петра Осташенко Максим проинструктировал, предупредил о возможных маневрах. Тот должен моментально выполнять все команды, помогая командиру. Малейшая неточность, неправильность или задержка действий может привести к катастрофе. Один Максим силой своих мышц может не справиться с управлением на критическом режиме полета...

Максим выполнил все точно так, как задумал: вывел машину в нужную точку на малой скорости и сброс произвел с филигранной точностью на самый край заснеженного участка ледосброса. Но в момент сброса произошло то, что жило в нем внутренним опасением: внезапный порыв шквалистого ветра понес вертолет на скалы. Одна-две секунды оставались и на размышления и на действия!

Задний винт мелькнул в каких-то двух метрах от базальтовой глыбы, когда они в повороте резко устремились вниз! Но провалились не только вниз, но и вперед вбок, причем горизонтальная скорость увеличилась за счет падения, и это спасло машину, которая устремилась по траектории более пологой, чем значительная крутизна склона. Опасность, - скалистый склон, - ушла назад и в сторону. Михась бешено закромсал винтом порывы налетающего ветра, клочья тумана и сдуваемые со склона облачка снежной пыли.

- Командир!.. Командир!.. - полукричал, полушептал второй пилот, трепеща от ужаса и восторга пережитого..
.-Ничего! Прорвемся!.. Со мной попадешь - не пропадешь! День сегодня такой, - четверг: ЧЕРТ-ВВЕРГ! Это завтра будем “пятиться”: пятница!
- А потом - СУП с БОТАМИ: суббота!
- Да, порасхлебаем хляби небесные!..
- Ну как, Максим!? - Халиев первым подошел к вертолету.
- Сбросили груз Романцову успешно! Снять пострадавшего с промежуточной точки, со скал на длинном фале, не сможем: это слишком рискованно. Такое трюкачество, - только для кинофантазеров. Так что пусть спускают до самого ледника. Оттуда заберем без проблем.
- Как на Кан-Джайляу?
-Плотный туман, - просмотреть мы ничего не смогли. Что там творится с последними двумя неясно.
- А как там вообще склон? Они сумеют спустить благополучно?
- Склон и задача у них сложные. Но я думаю, - справятся. Камиль работает вовсю, да и вниз Романцов уже на пару веревок обработал. Одна связка от Романцова вышла на прием груза, - вверх и вбок. Кажется, это Воронин с Иваницкой. Романцов и Чаидзе работали в ста метрах ниже палатки. А Камиль уже поднялся метров на двести. Маршрут они отыскали достаточно безопасный, я им в этом немного помог и подсказал. Через час-полтора они выйдут на приступку скал и часам к двум-трем соединятся. Вопрос, - решатся ли в середине дня начать спуск. Пожалуй, на приступку успели бы и сегодня. Поэтому сегодня и начнут.
- А общий перепад там?
- Общий перепад - четыреста пятьдесят метров, а длина спуска - около семисот. Исходная точка спуска от палатки до самого верха хребта отстоит чуть более чем на треть высоты. Скалы, конечно, совершенно дикие и им приходится очищать их от плохо лежащих камней, срубать опасные сосульки. Местами пересекают лавино - и камнеопасные кулуары. Стараются придерживаться выступов скал, оборудовать пункты страховки под козырьками, на гребнях контрфорсов, в защищенных местах. Мы наблюдали падения и камней и кусков льда. Лавин не видели.
- Карнизы на гребне есть? Выше них.
- Есть. И они - источник, возможное начало лавин.
- Так, а где думаешь сейчас пропавшая двойка? Она с южной стороны не видна?
- С южной стороны их уже определенно нет: они на другой стороне. На снежном участке южнее вершины еле видна цепочка следов. Они определенно перевалили. Если с ними что-то случилось, то уже на северной стороне. А где сейчас группа Шепитько?
-Движется к Кан-Джайляу.
- Правильно! Пусть встречают там!..

Спасы

Блюмкин несколько ошибся в расчете графика движения группы Романцова. Уже через час после выброски двойка Мансурова поднялась на приступку скал. До соединения участков оставалось обработать около ста метров, - те метры, которые не закончили Романцов с Чаидзе, снова ушедшие вверх. Лида с Вадимом доставили веревки и носилки к палатке. Затем Лида с Колей стали готовить Сергея к спуску, а Вадим подготовил систему подвески из двух спусковых и одной страховочных веревок. Спусковые веревки проходили через тормозную восьмерку с блокировкой схватывающим узлом. Система включала также обвязку пострадавшего.

Связки Романцова и Мансурова не только оборудовали пункты страховки, забив крючья для навески блокирующих их веревочных петель, но и подготовили склон, очистив его от наиболее опасных камней и обломков. Работа сопровождалась звоном крючьев и молотков, грохотом сбрасываемых камней, резкими, короткими командами спасателей. Мансуров работал ниже и несколько в стороне от начального пути спуска, поэтому сброшенные Романцовым камни миновали его группу. Когда же он оказался под связкой Романцова, та сразу же прекратила работу и ушла вверх, к палатке. Всего на пути спуска оборудовали пятнадцать пунктов страховки, забив или завернув на каждом не менее трех скальных или ледовых крючьев. Очень ранний выход, - на рассвете, позволил к полудню закончить обработку склона и Романцов, не дожидаясь подхода Мансурова, начал спуск силами своей группы. Первые два участка по пятьдесят метров не требовали перемещения маятником вбок и особых трудностей не вызывали. Дальше - сложнее: обход наиболее опасных сбросов уже требовал не только вертикального, но и бокового перемещения маятником, с дополнительной подтяжкой и переходов с подцеплением веревок на вспомогательные оттяжки промежуточных крючьев. Связка Мансурова подкрепила пятерку Романцова. Колю, как младшего участника, освободили от технической работы, велев спокойно спускаться вместе с остальными, после каждого очередного спуска носилок. Но он быстро сработался с Лидой: они шли замыкающей связкой, снимая с пунктов страховки крючья, петли и продергивая спусковую и страховочную веревки после того, как все уже спустились. Оставшаяся на леднике двойка внимательно следила за действиями товарищей и сообщала результаты на базу-5.

Закрепленные на веревках носилки с сопровождающим медленно опускали вниз на тормозе, затем силой подтягивали боковой веревкой к промежуточной точке, находящейся в стороне от прямого пути движения. Боковая веревка выполняла и роль дополнительной страховки. Веревки и носилки цеплялись за скалы, и не всегда удавалось сразу выполнить перемещение. Опасно падали некоторые потревоженные веревками камни. Постепенно спасатели приноровились и стали выполнять спуски более экономно и расчетливо, заранее отклоняясь в сторону и обходя мешающие выступы скал, уже на начальном этапе каждого спуска используя усилие боковой оттяжки и для движения в сторону и для сохранения равновесия.

Вадим на первых же спусках взял на себя тяжелейшую роль сопровождающего. Он хотел пройти этот путь до конца, но уже после четвертого участка Мансуров, видя его состояние, приказал смениться: настолько тяжела была эта работа. В висе над пропастью, в неудобной позе изо всех сил вытягивая носилки на себя, чтобы они не цеплялись за неровности, временами теряя равновесие и падая, зарываясь ногами то в снег, то чиркая кошками по твердой поверхности базальта, под летящими сверху камнями. После некоторых отрезков спуска Вадим чуть не терял сознание от физического и психического напряжения. В такие минуты наступало отрешение от жизни: тяжело дыша, откинувшись в висе на пункте страховки, он тупо и безмолвно смотрел вдаль. Всем сопровождавшим альпинистам в полной мере стало понятно это состояние, когда они прошли через него сами. Они трудились на пределе сил, опасность подстерегала на каждом шагу и в виде падающих или готовых сорваться обломков льда и скал и в виде пропасти под ногами. Но схватка была схваткой с опасностью “лицом к лицу”, когда аварию, уже загнанную в угол, можно “дожать” волевым движением силы и страсти. Когда с нее уже сорван покров тайны и тумана. Поэтому легче...

К шести часам вечера прошли промежуточный уступ скал, одолев две трети спуска. Далее пошли по сильно разрушенному скалистому гребню, уже бесснежному. В один из моментов возник цепной камнепад на скате гребня: один спущенный камень сорвал несколько других и те в свою очередь вызвали лавинообразное развитие обвала. Уже в ста метрах ниже камни падали сплошным покрывалом, колышущимся на неровностях склона. И каждый подумал: как хорошо, что мы на гребне, и выше! Ведь уклониться от такой каменной лавины невозможно! Можно только попытаться укрыться за мощной скалой или в выемке, под нависающим козырьком. Два раза падающие камни повреждали спусковые веревки и их приходилось заменить запасными. Мелкие камни, случалось, попадали в людей, отражались от касок. Двоим отскочившие осколки от ударов крупных камней о скалы поранили в кровь руки... Технически процесс спуска наладился и шел с нарастающей скоростью, а заминки случались только на особенно сложных участках, требовавших нестандартных и дополнительных действий. В самом низу крутизна склона уменьшилась, и это не облегчило, а затруднило спуск, который производили уже с двумя сопровождающими, поддерживавшими носилки с двух сторон. Предпоследний спуск провели в густых сумерках, а последний - в полной темноте, с подсветкой фонарями.

Встречающая внизу двойка участников группы Мансурова и подошедшая интернациональная шестерка альпинистов отнесла носилки на руках к палатке, а потом помогла сойти и остальным: семь здоровых мужчин и одна женщина еле держались на ногах от усталости. Когда отпустило психологическое напряжение от опасностей спуска, спасатели, казалось, задохнулись от изнеможения. Вадим только всем напряжением сил заставил себя не рухнуть прямо перед палаткой. Коля у палатки уронил рюкзак, лег на него и мгновенно заснул в невообразимо картинной позе. Его пришлось укладывать, как младенца...

Но постепенно успокоились, напряжение улеглось. Встречавшие заботливо напоили и накормили всех горячим, поставили еще четыре палатки и улеглись все.

Это одно из замечательных состояний, - чувство удовлетворенности от выполнения тяжелого, значимого, опасного дела. Каждый из них имел ощущения солдата, выполнившего свой долг и сломившего врага в жестоком бою... Но все же не хватало чувства общей завершенности, законченности, и не прошла острота тревоги: положение Акулинина и Неделина внушало самые серьезные опасения. Весточка радиограммы оттуда, с ледника Кан-Джайляу, достала и встрепенула их группу на вечерней связи в 21.00.

-Вадим! Слышимость на переговорах базы-5 с командой Шепитько очень плохая: плохо слышно Шепитько. Но, кажется, они встретили Акулинина на Кан-Джайляу!
- Одного? Ака?.. А что с Неделиным?
- Не знаю. Послушай сам, может, база-5 тебя услышит...

Мишка!.. Мишка?.. Неужели он погиб?..

Гром!

К исходу дня Ак и Миша вышли на гребень - на плечо вершины “5075” и устроили холодную ночевку, примостившись в небольшой выемке скал, немного защищавшей от пронизывающего ветра. Ночь коротали в полусне, сидя на рюкзаках, завернутые в спальные мешки, тесно прижавшись друг к другу. Дрожь пронимала до костей, но потом стало потеплее, поскольку стих ветер. Ночью несколько развиднелось, но утро опять легло внизу серым туманом, за которым почти ничего не просматривалось. Конечно, обзору мешали и крутизна и неровный рельеф склона.

Странно! От гребня хребта в сторону бокового отрога шла присыпанная снегом цепочка следов. Кто-то недавно проходил здесь. Кто? Туристы? Альпинисты? Быть может, кто-то рядом? Но плато ледника прикрыто туманом, а задерживаться нельзя. Каждая минута промедления может стоить очень дорого! Надо перевалить, - и вниз....

Они решили выбрать для спуска с вида наименее крутой и относительно безопасный камнепадами участок ближайшего скального ребра. Вначале участок скал имел умеренную крутизну, уходя вниз градусов под пятьдесят, но через двести метров спуска крутизна резко увеличилась, боковой выступ завернул влево и закончился черной сорокаметровой башней скалы-жандарма. Они вышли на бастион, который за жандармом оборвался отвесной стеной. Лишь нечеткий рваный кант этого отвеса между боковой и лицевой сторонами бастиона имел чуть меньшую крутизну и благодаря выступу казался безопаснее камнепадами. Но отдельные участки этого канта простреливаются, обрываются отвесами и навесами, а сама скала в зоне канта более разрушена, чем гладкое лицевое “зеркало”³³ . Сходить же по боковой поверхности в кулуар правее бастиона, - об этом не стоило и задумываться. На такое могли решиться только самоубийцы: по кулуару и боковой поверхности постоянно стучали падающие камни...

Им не хотелось думать, сколько внизу осталось веревок и метров... Сколько нужно - все должно быть пройдено! Им не хотелось думать о возможности отступления: оно сделало бы их положение отчаянно безнадежным. У каждого в кармане лежал последний сухарь, и никакого топлива для растопки воды из снега...

Прорваться! Ради спасения всех: Сергея, Наташи, Жени, Саши, Коли... Ведь Женя и Наташа - такие женщины, за которых лет 300 назад мы бы дрались на шпагах или абордажных тесаках до полного выворачивания внутренностей!.. А сейчас? И сейчас будем драться до последнего крюка, до последнего сломанного ледоруба, до последнего шага к спасенью...

Они пошли по канту...

Ак удивлялся, как это Мишка умеет подавлять тяжелые мысли! Тот не замыкался угрюмым молчанием, а тратил отрицательную нервную энергию на сочинение насмешливых стихотворных каламбуров, посмеиваясь и над ситуацией и над своими слабостями. Так ему удавалось не поддаваться тяжелому настроению. Какая-то сторона его стихотворного таланта в этой ситуации проявилась с особой силой. Она снимала внутреннюю тяжесть!

Только бы не зависнуть на “отрицаловке”!.. О каком-либо возвращении, о маневре отходом не хотелось и думать, - сил на это уже не оставалось. Но они еще были! И дикое сопротивление склона вызывало дикую реакцию ярости...

Лишь временами облачность приоткрывалась, и далеко внизу проглядывало окончание скальной стены, - снежный склон, высоту и крутизну которого определить сверху очень трудно.

Не слишком приятно долго висеть на “самострахе” в беседке, ощущая ногами только пустоту пропасти. Ак работал молотком, вбивая очередной крюк, когда что-то резко и сильно дернуло его за рюкзак вниз. Внутри все вспыхнуло страхом: показалось, что крюк оборвался от этой нагрузки и сознание живо нарисовало картину резко побежавшей вверх стены, ощущение ожидания последнего, рокового удара о скалы... Но крюк выдержал, Леша остался висеть, чуть покачиваясь, и интуитивно бросил взгляд почему-то не вверх, а вниз. Там, метрах в шестидесяти, крупный камень чиркнул о монолит скалы и ушел вниз с огромной скоростью. Ясно, что камень задел и, возможно, порвал его рюкзак. Смерть прошла в тридцати сантиметрах! Еще чуть-чуть и... Миша все видел. Их взгляды красноречиво встретились, и можно было ничего не объяснять

- На Западной на Шхаре мне выдали по харе... На Шхаре на Восточной по харе выйдет точно... Эх... Вот такие вот итоги! Уносить пора бы ноги!.. Изменилось личико от того кирпичика!..

Пока Миша спускался по очередной двойной веревке, Ак забил второй крюк и немного приспустился, удлинив самостраховку трехметровым куском основной веревки, - так легче работать и расходиться, больше возможностей для перемещения маятником. Ниже видна небольшая полочка скал, - на нее Леша решил встать, используя маятник самостраховки. Взявшись сверху за откол, сделал шаг и почувствовал, как кусок стены медленно пошел прямо на него... Резко отпрянув назад, нагрузил самостраховку и всей силой рук и ног оттолкнулся от падающего куска... Вывалится ли он вместе с крючьями? Тогда конец!.. Но кусок с хорошую дверь и толщиной в полметра, откололся ниже трещины, в которой сидели крючья, а Ак успел отпрянуть. Монолит, еще упиравшийся нижней кромкой, повернулся и ушел вниз из-под ног. Через пару секунд снизу раздался глухой удар: глыба задела краем за выступ скалы. С замиранием сердца пронаблюдали, как возникший на выступах скал пожар камнепада дробил обломки в мелкую “шрапнель”, легкие и тяжелые “гранаты” и увалистые фугасы. Все это пошло вниз расширяющимся фронтом волны, от которой никому, стоящему там, не было бы спасенья... Или оно было делом случая... А ведь им туда идти... Будет ли на них обломок?..

Да, цена пещеры с сокровищами Гаруна Аль-Рашида слишком незначительна по сравнению с ценой жизни товарищей! Миша усмехнулся:

“Что же делать? Что делать?”, - мучительно думал Акулинин, - “ Мы можем только припрятываться за естественными выступами, искать защиту сверху, искать прикрытие под нависающими скалами и участки склона, которые не так часто простреливаются. Сбоку справа - мощный откол скалы в кулуаре. Падающие камни отражаются от него и уходят вниз-влево, простреливают верх снежного участка ниже бастиона. Надо левее... Взять левее и обойти этот прострел. Левее от канта, по монолиту стены. Он очень крут, но не нависает. Можно! Ох, как устал и как еще много вниз! И времени - полтретьего, день - к исходу. До темноты надо сойти! Как мало осталось крючьев! Хватит ли? Зависнуть здесь в темноте и на ветродуе, чтобы утром уже висеть звенящим шматком замороженного мяса. Вот радужная перспективка. Нет! Спасение только в темпе! Где можно - оставим петли на скалах. Но где, где на этом “зеркале” выступы для петель, где трещины?..”

Спуск шел уже за чертой всех обычных норм безопасности. Шел только на веревке, закрепленной на крюке, причем на том же крюке висел и второй участник. Без дублирования крючьев, без верхней страховки! Грубо в нарушение правил, но интересно, что бы делали здесь те, кто эти правила писал? Не надо! Вот оправданий не надо! Ак прекрасно понимал, что просто нельзя попадать в такие ситуации! Нельзя давать себя загнать в такую ситуацию! Но их ведь загнало! Каким таким ветром? Что они такое совершили? Но другой голос твердил: “Значит, совершили!.. Совершили! Напартачили! И ты в том числе внес свою “лепту-ляпту”! Ляпу! Но сейчас не время разборок в КСС! Сейчас время разборки с горами! Либо сломим ситуацию, либо - она нас!..”

Через три веревки они действительно зависли, зависли на последнем крюке. Второго крюка нет, положение скверное. Ак лихорадочно обдумывал ситуацию, стараясь рассмотреть участок склона внизу, но почти ничего не видел из-за крутизны склона.

Вспомнил! Вспомнил урок Вадима! Вот она, настоящая золотая жила! Тот как-то заметил, что в качестве скального можно использовать трубчатый ледобурный крюк, если расплющить его с конца молотком под ширину трещины. У нас штук 6-7 ледобуров есть, двумя-тремя можно пожертвовать. До снега, видно, всего две веревки. Там, наверно, будет полегче?..

Трещина нашлась, неширокая. В нее действительно удалось всадить молотком расплющенный ледобур. А на следующей точке закрепления смогли отыскать откол. Набросить на него петлю оказалось сложно, но удалось заложить кусок веревки с завязанным узлом, используя его как закладку3 ⁴ . Соединение оказалось надежным... Скорее, скорее вниз! Ак всякий раз холодел при звуках падающих камней. А камни падали поминутно. Их не удавалось проследить, - слышали лишь щелчки ударов, либо пропеллерно-фырчащий звук от вращающихся камней, которые закручивались, задевая за скалы. Изредка доходили более низкие и мощные волны звука, как от летящего неподалеку самолета, - это пролетали крупные обломки...

Ну, наконец-то, наконец-то дотянулись до снега!.. А снег!.. Да, подарочек! Ничего себе!..

Снежный склон являлся продолжением скалы, - такая же скала, залитая льдом и лишь слегка присыпанная снегом, с отдельно торчащими мелкими камнями. Эти камешки внутренности вынут, если сорвешься и поедешь на этой крутизне! Уклон, правда, уменьшился, - склон шел теперь градусов под шестьдесят, и лишь благодаря уменьшению крутизны снег держался на склоне тонким слоем.

Веревкой ниже Мише не удалось закрепить ледобур: слишком тонким оказался слой льда, а достаточно широких трещин залитых льдом, не отыскали. Такую трещину удалось найти после спуска еще на пятьдесят метров. Ак выбрал веревку, спустил Мише свой рюкзак и сам спустился по двойной на первые 50 метров. Продернул, сбросил концы веревок вниз, стоя “на пуантах” - на передних зубьях кошек. Небольшая потеря равновесия вызвала бы роковое падение по склону: перил и верхней страховки нет... Спуск произвел, врубаясь передними зубьями кошек и клювом айсбайля, шагая вниз лицом к склону. Предельная осторожность! Сорвавшись, он мог сбить или сдернуть стоявшего внизу Мишу, который подстраховывал товарища только через крюк, на котором закрепился сам. На метр спуска вниз требовалось 7-8 шагов, шагов изнурительной, точной работы с полным напряжением сил. Ак постарался уйти чуть в сторону, чтобы при срыве не рухнуть прямо на партнера... Наконец, сошлись.

Хорошо! Сразу три веревки вниз по льду, ходом! Толщина снега увеличилась, но можно достать до льда и тот достаточно толстый, ледобурный крюк входит целиком и надежно держит веревку. Бергшрунд - подгорная трещина, - уже близко, метрах в ста. Она широкая, мощная, метров пять высотой. Но ниже нее - быстрый “выкат” выполаживающегося склона на ледник. Такой желанный! О, какой вырвется свободный вздох, когда выйдем из-под этого склона!.. Уже скоро! И крутизна уменьшилась градусов до сорока пяти...

Крутизна еще значительна. Идти надо лицом к склону, ведущий вырубает ступени ногами с опорой на ледоруб, забитый в снег перед собой. Напарник страхует с промежуточной точки, где вытоптаны две площадки: одна для опоры страхующего, другая - для установки ледоруба, на котором закреплены и самостраховка и страховочная веревка. Кроме уплотненного снега ледоруб удерживается и упором ноги. Тяжелей ведущему: надо выбивать ступени и стараться не разрушить их при передвижении. Второй сходит быстрее по готовым ступеням коротким шагом по 20-30 сантиметров. Ступенек много. Ведущий сменяется после каждого пункта страховки, через полверевки, чтобы восстановить силы. Медленно: сказывается утомление до дрожи в руках и коленях от напряжения после одиннадцати часов работы.

Резкий треск наверху заставляет вскинуть головы. Через одну-две секунды под самой скалой бастиона вспыхивают фонтанчики белых взрывов. Ак сразу понял, что это такое: камни бомбят снежный склон прямо над ними!

Сам, как мог, вжался в снег, продавив его и телом и лицом, стараясь сильнее слиться со склоном. Защищаясь, выставил перед собой ледоруб головкой вперед. Неустойчивая позиция на ступеньках весьма опасна...

Миша же резко развернулся лицом от склона, присел в своей снежной выемке, прикрывшись от камней своим рюкзаком. В такой позе были и преимущества и недостатки: рюкзак служил щитом, но вот устойчивость... она невысока: шатко! Времени что-то изменить нет!..

Фью-фью!..- Фыррр-Фырр!.. Бах!!!.. Бах!!!..

Вначале с колоссальной скоростью несся целый рой каменной мелочи, - эти камешки легко отражались поверхностью снега и летели большей частью по воздуху, сильно разгоняясь в свободном падении. Но это только еще “цветочки”! За ними шли камни покрупнее, - они, придерживаемые снегом, отстали от летящей мелочи, но как более тяжелые представляли смертельную опасность!

“О, пронеси!.. Пронеси боже!”

Камни шли с характерным гулом - летели и катились, проминая слой снега. Миша, стоящий лицом от склона, зажмурившись от жути, видел, как обломки, вспарывая снег, понеслись с дикой скоростью из-за спины. Почувствовал, как ударило сверху по рюкзаку и тут же некрупный камень перепрыгнул через него, видимо, отраженный клапаном рюкзака. Потом ощутил еще несколько похожих ударов, - после каждого с трудом удавалось удержать равновесие...

Ак краем глаза заметил, как буквально в двух метрах пронесся тяжеленный “чемодан”, - все внутри похолодело! Несколько раз сильно ударило по рюкзаку, - чем и как не заметил.

Несколько секунд... Когда все стихло, Ак почувствовал, как со лба капает холодный пот. По щекам текла кровь, разодрало царапинами руки, во многих местах посекло одежду и рюкзак. Все мелочи, мелочи! Они остались живы! Живы!..

Когда сошел к Мише, они на мгновение вперились друг в друга взглядами, а потом затряслись безудержным смехом: это надо было видеть такие растерянные, изможденные, грязные и заросшие физиономии в сбившейся рваной одежде, сдвинутых набекрень касках, измазанные снегом.

Смеховая истерика угасла по мере того, как Ак продолжил спуск. Все тихо. Бергшрунд рядом, всего в полсотни метров, его надо перейти. Подгорная трещина широкая, но ясно, что не слишком глубокая: ее засыпает. Это самая высокая трещина ледника: она образуется в месте отрыва его ледовой массы ото льда и снега, лежащих на склоне. Ниже “берга” - короткий выкат на ледник с быстрым выполаживанием склона. Облачко. Тишина...

Камни появились внезапно и почти бесшумно, с легким шелестом, метрах в пятидесяти. Их было два, - два обломка, каждый объемом и весом чуть больше кирпича, с острыми краями, неправильной плоской формы. Они не катились, а стремительно скользили по склону с интервалом в пять-шесть метров. Через мгновение Ак понял, что камни пройдут мимо него, но прямо на Мишу, который находился метрах в трех левее. Миша резко откинулся назад, успел заметить и резким движением в сторону увернуться от первого камня. Но второй подсек по ногам, он вскрикнул, сорвался и начал падать. Падать беспорядочно, без группировки и попыток задержания ледорубом и ногами...

Ак моментально сжался, напрягся, всей своей силой и массой принял рывок связочной веревки! Она сорвала силой и потащила вниз, но он сумел удержать ледоруб руками, а ногами в кошках взламывал, рвал поверхность плотного фирна, со стоном пытаясь одолеть увлекающую вниз тяжесть веревки. Лезвие ледоруба резало фирн, как раскаленный нож масло, шершавый наст снимал кожу с рук там, где их не защищали задравшиеся края рукавиц. Сколько пропахал? Двадцать, тридцать метров. Это не важно! Главное — не сорвался и не дал товарищу падать, набирая скорость. Остановился на самом краю “берга”, ощутив резкое ослабление натяжения веревки. Отпустило!

Несколько секунд приходил в себя, закрыв глаза, и жуя шершавый снег пересохшим ртом. Попало! На этот раз попало! Врезало! Каков исход? Что там внизу, за перегибом склона? Что с Мишкой? Видимо, тот съехал на нижний край “берга”. Иначе веревка бы не отпустила так резко. Алексей позвал, но Миша не откликнулся. Закрепив веревку, Ак вынул из-под клапана вторую, укрепил и ее на лыжных палках в уплотненный снег. Осторожно, чуть дыша, стараясь не дергать веревку, спустился на нижний край подгорной трещины. Да, Миша лежал на краю в снегу, толи без сознания, то ли. Левая нога! Все в крови!.. Мишка в шоке! Наверно, тяжелый перелом! Предельная осторожность!

Пульс прощупывался! Дыхание есть! Жив! Живой!..

Остановить кровотечение! При таком истощении и столь опасной травме оно может наделать самое страшное! Алексей понимал, что любое неосторожное движение может вызвать смерть товарища от болевого шока, и действовал, как мог, аккуратно.

Уложить чуть удобнее, на спину. Встать самому нормально, подтоптав площадку. Распороть ножом штанину и шнурки. Снять ботинок. Смотреть страшно! Стереть кровь и грязь чистым снегом. Для дезинфекции осталось только немного спирта и иод в личной аптечке. Ак протер рану спиртом, а иодом только смазал кожу вокруг перелома... Да, тяжелый перелом! Ноге нужен полный покой. Кровь еще течет, но достаточно вяло. Очень густая и темная. Почти черная. Тампон и плотная перебинтовка с внешней фиксацией. Для фиксации использую палки и Мишин ледоруб. Покой?! Откуда взять его! И не приснится!..

Что же делать? Даже нашатыря нет, чтобы привести в чувство. Но мы уже на Кан-Джайляу, - это очевидно по знакомым очертаниям склонов. Остался только ледник и выход в долину. Пять-шесть часов - и я на заставе! Спуск уже не так сложен, но теперь уже в одиночку. “В ночку в одиночку”, как бы сказал Миша. Можно ли его оставлять здесь в таком состоянии. Ясно, что именно здесь - нельзя, слишком опасно! Выйти из этой камнепадной ловушки! Нашатыря нет, промедола3 ⁵ тоже... Попробую обычный спирт, немного на ватку - и к носу...

Миша, кажется, стал медленно приходить в себя. Веки чуть задрожали и глаза постепенно открылись.

По взгляду Ак понял, что надо наклониться, - Миша мог говорить только слабым шепотом:

И в изнеможении закрыл глаза.

Весь остаток спирта, чуть разбавив снегом, Ак дал выпить Мише. Тот слегка успокоился, приняв дозу спиртного.

Надо уходить отсюда! Как бы в подтверждение этих слов сверху раздался мощный гул и Ак понял, что “оттуда” идет что-то очень крупное! И “это” увидел уже издали: огромный монолит, обломок скалы, падал в окружении целого роя мелких и крупных камней, высекая под собой искры даже из скалы под снегом. Ак резко прикрыл собой товарища. Если суждено, то вместе!..

Обломок, размером с большегрузный контейнер, пропахал бергшрунд метрах в сорока. На друзей обрушился поток снежных брызг. Ак обнял Мишку и шептал:

И у обоих - слезы...

Подстелив спальный мешок и переложив на него Мишу, Ак по крутому выкату стащил его на руках, стоя лицом к склону, аккуратно придерживая со стороны ног. При толчке, сотрясении, тот глухо стонал, жуткой болью отдавался каждый шаг продвижения. После выката Ак медленно потащил товарища, выбирая для движения наиболее ровный участок снега без волн и застругов. Вздохнул свободнее только когда отодвинул товарища метров на триста от рокового ската и сходил за оставленными рюкзаками, веревками, снаряжением.

Что же дальше? Наверно, надо “рвать”. “Рвать” одному за помощью? Один ты ничем не поможешь! У тебя ничего нет! А Миша? Продержится ли он здесь еще часов десять-двенадцать, а может, и все двадцать? И рвать ли сейчас, глядя в ночь, или отправляться утром? Надо побыстрее! Быстрее! Миша может “уйти”. Уйти совсем! И если он уйдет здесь, без меня. Это будет пятно на совесть на всю оставшуюся жизнь. А если “это” случится с ним здесь, со мной, из-за того, что я не смог помочь? Много ли лучше? Ясно, что транспортировать его в таком состоянии нельзя, - это уж точно его доконает!

Ак наклонился:

Собираясь, Леша с трудом сдерживал рыдания. Он обложил больного снежными кирпичами, прикрыл сверху полиэтиленовыми накидками, не без труда закрепив их края прижимом лыжных палок и снега. На дно укрытия уложил коврики и веревку - под голову. Завернул Мишу в два спальных мешка, а ноги дополнительно утеплил рюкзаком, использовал все теплые вещи из своего рюкзака, включая пуховку.

Оставил Мише сухарь и малюсенькую горстку изюма, - последнюю “заначку”, которую хранил на самый крайний случай. Все, что оставалось. Надел опустевший рюкзак, в котором из тяжелых вещей лежала только вторая веревка. Уже стояли густые сумерки, когда Ак пошел, надеясь до полной темноты пройти хотя бы половину огромного заснеженного поля ледника. Шел, падал, вставал и снова шел! Откуда только брались силы сжимать зубы! Надо дойти!..

Впереди ображилась небольшая ступень ската ледника от верхнего к нижнему плато. Ак сорвался на скате, но с трудом зарубился, остановился на крае разлома. Пролежал, отдыхая, минуты две... С каким напряжением дается каждое усилие! Опасно! Разрывы надо обходить! Ты не можешь сорваться! Вся надежда теперь только на тебя! Сколько еще времени и сил? Но на верном пути!..

Он не видел ничего, кроме этих разломов. Он шел, падал, вставал и шел где шагом, где на коленях, где ползком... Он не видел маленькой точки туристского бивака на широком снежном плато Кан-Джайляу... Пока оно вдруг все не озарилось кроваво-красным огнем...

<< Назад Далее >>