Автор: Алимов Сейяр Ибрагимович ((095) 285-42-32 д.)

ПЕРЕВАЛ ГАРДАНИ – КАФТАР

Так называется на Памире популярный перевал в хребте Петра Первого, связывающий долину р. Оби-Хингоу на юге с долиной р. Сурхоб на севере, где последняя образуется слиянием крупнейших на Памире рек Муксу и Кызылсу. Потом реки Сурхоб и Оби-Хингоу, в свою очередь, сольются, породив р. Вахш, знаменитую своим буйным нравом.

Читайте на Mountain.RU: О названиях перевалов. Что значит слово "мулла" Перевал Гардани-Кафтар Крепость Каахка По следам преданий Несчастные случаи в горном туризме 1999-2000г.

Перевал Гардани-Кафтар был известен людям с давних пор не только как проход через высокий хребет, но и как место, обладающее удивительно обширными высокогорными пастбищами, куда на лето пригоняли свои многочисленные стада скотоводы с обеих сторон хребта, подчас издалека. Столь же давно были известны и хорошо проработанные пути к нему и через него. Тем не менее, смысл его имени до сих пор остается непонятным и неясным. Значение названия перевала местные жители и скотоводы толкуют по-разному. Наиболее часто перевод звучит как “Перевал Голубей”. Отмечен также перевод в виде “Лебединая шея”, зафиксированный экспедицией И.В. Крыленко в конце двадцатых годов XX века [1, с. 238, 239]. При этом было дано одно из первых в Советское время краткое описание пути прохождения через перевал и упомянуты были обширные пастбища в районе перевала. Справедливости ради надо отметить, что наиболее полное описание перевала Гардани-Кафтар, путей подъема и спуска с него, а также всего ландшафта и орографии окружающей перевал местности было выполнено ранее нашим соотечественником В.И. Липским, выдающимся путешественником и добросовестным исследователем, проходившим этот перевал дважды с юга на север в 1987 г. и в 1899 г. [2, с. 451 – 474; 3, с. 704, 705]. Он поднимался на перевал оба раза с юга из долины р. Оби-Хингоу из небольшого кишлака Лянгар. Не доходя еще до этого кишлака, он вынужден был, как пишет, преодолеть по “животрепещущемуся” мосту очень бурную и грохочущую р. Шакли-су, стекающую в р. Оби-Хингоу с севера со склонов хребта Петра Первого. Автору этих строк уже в 1961 г. пришлось лично убедиться, сколь своенравна и опасна для путников эта вздувающаяся буграми стремительная и многоводная река. Ее название довольно точно отражает бурный и шумливый характер этой реки и с тюркских языков значит “Грохочущая река”. Именно от этой реки начинаются некоторые особенности, связанные с нашим перевалом, о которых мы напомним позже. Имя кишлака Лянгар также имеет отношение к нашему перевалу, ибо оно может значить “остановка, стоянка, постоялый двор”. Это нзвание широко распостранено по всей Средней Азии. В горных районах оно обычно присваивается селениям, расположенным у значительных препятствий на горных дорогах, где необходимы отдых и дополнительная подготовка перед преградой.

Подъем на перевал Гардани-Кафтар идет по хорошо проторенной тропе, круто ведущей вверх от самого кишлака Лянгар. При этом приходится преодолеть вначале небольшой перевал через отрог от главного хребта, ограждающий предперевальный цирк – котловину. Только с гребня этого отрога становится видной широкая седловина самого перевала Гардани-Кафтар. Затем следует довольно значительный спуск в котловину, местами с заболоченной тропой и далее подъем на седловину по каменистому, иногда осыпному и временами заснеженному склону. Высота перевала равна 3745 м и является небольшой по меркам Памира. А в пройденном цирке – котловине от боковых снежников и ручьев формируется речка Лянгар, которая из цирка низвергается вниз непроходимым ущельем и течет мимо одноименного кишлака в р. Оби-Хингоу. Думается, из-за непроходимости ущелья этой речки и был изобретен обход через небольшой перевал в боковом отроге. Спуск с главного перевала на север чуть круче, опять же несложный.

Наиболее любопытное, по мнению автора, начинается именно на северной стороне перевала, которая сразу поражает обилием травянистой растительности, образующей обширные пастбища на пологих склонах открывшейся широкой и протяженной долины. С боковых склонов вблизи перевала в эту долину стекают две речки, имевшие в 1897 г. названия также Гардани-Кафтар. Сливаясь, эти речки давали многоводную реку того же имени. Но уже в 1899 г. В.И. Липский находит, что речки стали называться соответственно Сурховат и Куляка-Сангин, что с таджикского можно перевести как “Красноватое место” и “Небольшой каменистый, каменный пик”. Это согласуется с фактами: в долине первой речки преобладают красные породы, а вторая вытекает из ледника, над которым в боковом отроге выделяется заметная остроконечная вершина 5222 м, являющаяся ориентиром самой реки и ее ледника. При этом одновременно обнаружилось, что через объединенную реку уже перекинут мост в ее узком месте. Этот мост исключил необходимость сложной и трудной переправы вброд через многоводную реку; отпала также нужда в непростых спусках и подъемах на ее высокие и крутые берега. Можно себе представить, как были рады тому мосту скотоводы, перегонявшие тут стада, да и любые путники. Даже В.И. Липский, завзятый и опытный путешественник, передвигавшийся на лошадях с небольшим вьючным караваном, отмечает этот мост, значительно облегчивший тяготы пути его отряду. Значение этого места на оживленной горной дороге оказалось столь большим, что вскоре это повлекло повторное изменение сливающихся речек, которое оказалось устойчивым до наших дней. На современных картах масштаба 1:100000 речка Сурховат безымянна, а р. Куляка-Сангин, ее ледник и остроконечная вершина 5222 м над ним, как и объединенная река, получили одинаковое имя “”Пулисангин”, что с таджикского значит “Каменный мост”. Тем самым произошло как бы упорядочивание наименований и приведение их в соответствие с географическими и хозяйственными реалиями.

Несколько ниже моста через р. Пулисангин дорога вниз разделяется на несколько троп, ведущих в различные стойбища и летовки в долине. Одна из них тянется на север, минует ряд урочищ и пастбищ, приводит к урочищу Кулика в просторной низине, где сливаются реки Кара-Шура, текущая с востока и р. Кулика – с севера. Последняя течет от перевала Куляк в хребте Петра Первого по довольно узкой и крутобокой долине, поросшей кустарниками и местами рощицами деревьев, именуемой урочище Ганч-дара, что с таджикского можно перевести как “благодатная река, долина”. Она образует перед слиянием в урочище дельту из нескольких проток. А река Кара-Шура вытекает сюда же из тесных берегов и создает перед самым урочищем довольно крутой и шумный порог. Более солидный вид дельты р. Кулика и определил, видимо, имя образовавшейся реки как “Обикулика”, что значит “Река Кулика”, т.е. “Река от маленькой вершины”. Так небольшая безымянная гора передала свое нарицательное название – по-таджикски “кулла” – “вершина, гора” [4, с. 482] – перевалу, двум горным рекам и урочищу. А река Обикулика принимает несколько притоков, в числе которых наиболее крупные реки Зюри-Замин и Пулисанган, дает начало той самой мощной р. Шакли-Су. Последняя, выбрав еще несколько притоков, набирается сил и, как говорилось, бурно вырывается на простор из теснин хребта Петра Первого на юг, к р. Оби-Хингоу.

Здесь необычно выглядит имя р. Зюри-Замин, что с таджикского значит “Под землей” или “Подземная”, ибо сама река повсюду течет по поверхности. Но странность объясняется довольно просто тем, что река рождается большим одноименным ледником, вся нижняя часть которого покрыта плотным моренным чехлом, так что открытый лед нигде не просматривается. При этом наибольшая часть реки вырывается из концевой морены наружу единым мощным потоком, что и создает эффект подземного происхождения.

Значительный интерес для нашего рассказа представляет р. Кара-Шура, приходящая к урочищу Кулика с востока. Несколько выше устья ее русло, как и вся межгорная долина, довольно круто заворачивают на северо-восток и обрамляющие долину горы, особенно с юга, несколько отступают, что очень заметно расширяет долину и пастбища. При этом северное обрамление к востоку снижает свою высоту, тогда как с южной стороны горы к востоку увеличивают свою мощность: возрастают их высоты и снежно-ледовое покрытие. Примерно от места поворота на северо-восток долина продолжает набирать высоту с очень малым уклоном и на высоте около 3200 м образует необычно большое и ровное плато. Здесь р. Кара-Шура, берущая начало в концевой морене ледника Барольмаз, спадающего со склонов южных гор, принимает несколько речек от группы родников с северной стороны и течет на юго-запад. Само плато тут делает незаметный перегиб и начинает спад на север уже в долину р. Сурхоб. Любопытно, что из концевой морены ледника Барольмаз помимо р. Кара-Шура вытекают еще две речки, стекающие, однако, на север, в р. Сурхоб. Имя этого ледника, зафиксированное еще В.И. Липским, было озвучено, в переводе от местных жителей, как “Волк там не был” из-за труднодоступности, в чем он тогда убедился сам. По мнению автора, более правильным будет перевод с киргизского в виде “непроходимое, недоступное”, что вполне отвечает действительности, ибо на прилегающих склонах нет пастбищ, сам ледник завален часто скоплениями валунов и разорван многими опасными трещинами, затрудняющими движение, да и в цирке ледника нет перевальных проходов.

Получается, что хребет Петра Первого оказывается косо разрезанным с юга на северо-восток долинами рек Шакли-су, Обикулика и Кара-Шура. На современной однокилометровой карте хребет Петра Первого огибает эти реки с севера, делая некоторую излучину на север, теряет высоту, а потом у тех родников, что текут в р. Кара-Шура, резко направляется на юг и сходит на нет на упомянутом плато. На плато создается описанный обширный и очень плавный перегиб – проход в хребте на север шириною около 2-х км. Потом, после плато, хребет, продолжаясь на юг, вновь быстро повышается, образуя восточный борт ледника Барольмаз с высотами более 5000 м, и от вершины 5473 хребет опять разворачивается на восток, где он огибает такие высокие памирские ледники, как Девлохан, Сугран, Гандо, Фортамбек и др. А перевал Гардани-Кафтар оказывается таким образом в сильно разветвленном и протяженном отроге, отходящем от самого хребта на запад вблизи пика Агасис (5805 м).

Между тем р. Кара-Шура от плато несет свои чистые и прозрачные воды в широкой и мягкой межгорной долине. Русло ее извилисто, средняя часть ее течения представляет собой широкую болотистую полосу. Довольно широкая и протяженная долина реки и склоны к ней покрыты превосходными травами и являют собой замечательные пастбища. Кое-где на ее склонах, в местах слияния с другими реками, встречаются рощи с древесной растительностью (береза, клен, арга) и заросли кустарников. В этих местах, несколько выше порогов, р. Кара-Шура принимает слева довольно многоводный приток Вайзирек, берущий начало от ледника Петра Первого. У В.И. Липского, давшего имя самому леднику, зафиксировано местное название этой реки как Бозирек. По мнению автора, оба названия с таджикского приводят к одинаковому значению: “открытый, просторный”, либо “небольшое расширение” [4, с. 77, 91]. Последнее, видимо, более верное, так как главная тропа подводит к переправе через реку в том месте, где ее русло делает значительное расширение, создавая пойму, что весьма упрощает переправу. Этот важный момент, надо думать, и отразился в имени реки, которое в разное время и у разных информаторов прозвучало различно.

Вдоль самой р. Кара-Шура тянется совсем несложная тропа от устья до плато и далее на север, с которой, вдобавок, в нескольких местах можно легко выйти на север к разным участкам долины р. Сурхоб проторенными путями. Название реки образовано тюркскими словами “Кара” и “Шура”. Слово “Кара” во многих тюркских языках, в том числе и киргизском, буквально значит “черный” и служит для отображения цветовых характеристик, а также неких тягостных ситуаций. В то же время в названиях речек и небольших рек с чистой и прозрачной водой, рождаемых родниками и другими подземными источниками, оно имеет значение “чистый” [5, с. 48 - 50], что полностью соответствует нашему случаю.

Вторая часть названия – “Шура” вероятнее всего является фонетическим вариантом от “шар”, что в киргизском может значить “бурное течение, быстрина”, либо быть усеченным от киргизского парного слова “шарак – шурак” - “грохотание, грохот, трескотня” [6, с. 902]. К такому мнению склоняет наличие фонетических и смысловых схождений как в тюркских, так и в иранских языках. Например киргизские варианты: “шаракта” – “трещать, грохотать, вызывать шум”; “шор, шур, шур-шур” – звукоподражание громкому шмыганию; “шыр” – “быстрое, скорое (движение), журчание”, звукоподражание шуршанию, шмыганию [6, с. 911, 914, 922]. В уйгурском найдем “шарак” и “шарах – шурах” – громыхание, грохот” [7, с. 541]. В иранских языках отметим таджикское “шар-шар” – “шум падающей воды”, “шаршара” – “водопад” [4, с. 443]; ягнобское “шарра” и “шаршара” – “водопад” [8, словарь]; афганское “шаршары” – “небольшой водопад, журчание воды” [9, с. 544]. В приведенных примерах вариантов и сближений отмечаются, как видим, скорость движения воды, водопадность и шумливость реки, что действительно имеет место. Надо заметить, что все эти характерные особенности реки можно усмотреть, если смотреть на нее от устья в урочище Кулика, откуда можно видеть реку и слышать ее гул, создаваемый ею на перекате – небольшом водопаде. Такая позиция имядателя очень вероятна, так как урочище является важным узловым пунктом, где дорога от перевала Гардани-Кафтар разделяется на северную и северо-западную ветви, которые затем сами разветвляются на много путей в густонаселенную долину р. Сурхоб, что значительно облегчает пути движения, как с юга на север либо наоборот, так и выходы на пастбища с обеих сторон хребта. Следует еще пояснить, что наш объект – р. Кара-Шура течет в местах, где совместно обитают, где больше, где меньше, тюркоязычные и ираноязычные народы. К ним, прежде всего, относятся таджики, живущие преимущественно на юге, в долине р. Оби-Хингоу, и киргизы, обитающие преимущественно на северной стороне хребта вперемежку с таджиками. Это отразилось в зафиксированных на географических картах названиях, что можно увидеть даже по названиям, приводимым в нашем рассказе.

С учетом изложенных выше соображений более обоснованное значение названия р. Кара-Шура может выглядеть: “чистая шумнотекущая”, “чистая водопадная”, “чистая с шумным водопадом”, “чистая быстротекущая шумная”. Представляются наиболее приемлемыми два первых варианта как самые краткие и достаточно полно отражающие черты объекта и позволяющие узнать его на местности.

Возвращаясь к названию перевала Гардани-Кафтар, хочется сразу же заметить, что толкование его имени как “Перевал Голубей” либо “Лебединая шея” не выдерживают критики. Первая часть названия “Гардан” в иранских языках, как современных, так и давних, значит “перевал, проход в горах” и не вызывает возражений. Серьезные сомнения возникают по второй части имени перевала, хотя бы по причине того, что у таджиков “голубь” это - “кабутар” [4, с. 172], у афганцев – “кавтар” [9, с. 697]. Главное же состоит в том, что слово “кафтар” использовано в Узбекистане и Таджикистане еще во многих местах в названиях рек, горных вершин и населенных пунктов. Приведем примеры. Наш знаменитый соотечественник А.П. Федченко, совершивший в 1871 г. путешествие в Туркестан, отметил населенный пункт Каптархана в предгорьях Алайского хребта на правобережье р. Исфайрамсай, на пути к перевалу Тенгиз-бай. Затем уже в Гиссарском хребте он поднимался к перевалу Анзоб, миновав прежде небольшой перевал Кафарага [10, с. 156]. Заметим, что в имени населенного пункта буква “Ф” заменена на “П”, что является обычным в местах совместного проживания тюркоязычного населения. А в имени перевальчика в Гиссарском хребте применена усеченная форма от Кафтар, где окончание “-рага” есть таджикское “дорога” (кафа + дорога), т.е. имеется лишь частичное совпадение с интересующим нас названием. В.И. Липский отметил в хребте Каратегин, в верховьях р. Дидеги (приток р. Сорбух) реку Кафтархона [2, с. 290], текущую в труднодоступном ущелье, не имеющем населенных пунктов. В Фанских горах имеется вершина Кафтархона (3297 м, карта 1:100000) невдалеке на восток от селения Зеравшан, расположенного у р. Оби-Агба (таджикское “перевальная река”), вдоль которой тянется тропа к перевалу Уштур-Гардан (таджикское “верблюжий перевал”). Любопытно, что у вершины образовано некое подобие немалого плато, окаймленного обрывистыми бортами. Снаружи бортов плато окольцовано грунтовой дорогой, имеющей связь с улучшенной и даже шоссейной дорогами.

Этнограф Б.Х. Кармышева зафиксировала кишлаки Кафтархана в верховьях р. Кафирниган и на правобережье р. Яхсу [11, с. 73], невдалеке к западу от г. Куляб. А на подробной карте можно еще обнаружить кишлак Кафтар к востоку от г. Куляб, расположенном неподалеку от речушки на взгорье с небольшой плоской вершиной. Этнические исследования среди таджиков Каратегина и Дарваза выявили, что существуют так называемые двудомные кишлаки [12, с. 7], где жители зимой живут в верхних кишлаках, а на лето спускаются вниз, т.е. поступают обратно обычным режимам выхода на летовки. В числе таких был обнаружен кишлак Кафтаргузар, в имени которого “-гузар” – “район, улица, либо часть” кишлака. Там люди живут зимой, а на лето спускаются вниз, к основному месту жительства, в кишлак Пуни-Огба.

Здесь уместно заметить, что все упомянутые выше объекты находятся, как и перевал Гардани-Кафтар, в горах, подчас в труднодоступных местах, где чаще всего сохранились довольно старые и даже древние названия географических объектов. Последнее соображение в нашем случае усиливается тем, что некоторые объекты из приведенных примеров находятся в Гиссарском хребте, где до настоящего времени местные жители все еще пользуются так называемым ягнобским языком, являющимся, как считают специалисты, осколком древнего, ныне умершего, согдийского языка.

Отмечавшиеся попытки перевода слова “кафтар” как “голубь” либо “лебедь” не согласуются с какими-либо броскими чертами названых объектов. Не может автор согласиться и с переводом названия “Кафтархона” как “Голубиное гнездо” [8, словарь], ибо имя “Кафтархона” обнаруживается у реки, текущей в труднодоступном ущелье, у вершины и у населенных пунктов. По мнению автора, название “Гардани-Кафтар” является ираноязычным, поскольку оно обнаруживается в местах, где издревле обитали народы, говорившие на иранских языках. Построение топонима и сама его лексика не противоречит такому выводу. Далее, приведенные примеры наводят на мысль, что слово “Кафтар” само является составным и весьма старым, уже вышедшим из употребления. Для поиска его смысла положим, что оно состоит из слов “Каф” и “Тар”, полученным простым расчленением самого названия. Выясняется, что первая часть имени “Каф” может восходить к древнеперсидскому “кауфа” и авестийскому “каофа”, значащим “гора”, “горная цепь”, “горный хребет” [13, с. 27, 52, 69, 165.] Добавим, что древность слова “каф” и его значение как “гора” подтверждается фольклором народов Памира и Афганистана. Так, известный археолог и исследователь Памира и сопредельных местностей Б.А. Литвинский, изучавший также семантику верований памирцев сообщает, что по верованиям бартангцев существуют некие мифические существа – прекрасные горные духи пари (пери, пэри), обитающие в своем царстве на горе Каф, откуда они приходят помогать людям. В шугнанской сказке говорится, что на горе Каф живет пари, у которой, когда она смеется, изо рта падают смеющиеся розы [14, с. 93 - 95]. Так что очень возможно, что именно от имени мифической горы слово “каф” закрепилось в древних языках в виде географического термина со значением “гора” и дошло до наших дней.

По второй части названия – слову “тар” находятся близкие схождения в старых восточно-иранских языках, используемыми и поныне на Памире, неподалеку от нашего перевала. Так, на язгулемском языке “тур” значит “верх, верхушка”, “верхняя часть долины”; в бартангском – “тор” – “верх, верхушка”, “верхний”, “вершина”; на ваханском “тоор” – “макушка” [15, с. 276; 16, с. 161; 17, с. 274]. Даже в современном таджикском языке среди нескольких значений слова “тор” сохранился его смысл в виде “верх, верхушка, макушка” [4, с. 387].

Таким образом, по нашей версии слово “кафтар” приобретает смысл как “верх горы” или “наверху горы, хребта”. А название “Гардани-Кафтар” получает перевод как “Перевал на верху горы” либо “Перевал верхней горы”, что достаточно полно соответствует его характеру. По мнению автора, второй вариант толкования имени перевала выглядит предпочтительным, потому что оно более точно отражает особенность перевала, связанную с необходимостью преодоления дополнительного более низкого перевала в боковом отроге хребта. А имя небольшого перевала “Кафарага” в Гиссарском хребте, который проходил А.П. Федченко, будет значить “Горная дорога”, что опять же соответствует действительности.

С названиями типа “Кафтархана” или “Кафтархона” несколько сложнее, ибо они обнаружены в именах как населенных пунктов, так и у вершины. Дело, однако, проясняется, если учесть, что в древних иранских языках, например, авестийском, слова хан/хон значили “родник, источник, ручей”. В таком смысле они использованы в некоторых Северо-Осетинских топонимах [18, с. 171]. В таком же значении они применены в названиях речушек, стекающих с ледника Девлохан – “пастбища ручей” и ледника Гусалахана – “ручей коровы”. Оба этих ледника лежат на южных склонах хребта Петра Первого, невдалеке от рассматриваемого нами перевала, имеют небольшие пастбища в своих долинах, а их речки отдают свои воды реке Арзинг, являющейся одной из главных составляющих упоминавшейся р. Оби-Хингоу.

В примере с именем вершины, которая возвышается примерно в центре холмистого плато, представляющего собой по всем признакам довольно обширное и хорошо освоенное пастбищное угодье, можно с уверенностью сказать, что местным населением название горы “Кафтархона” понимается как “Родники у верхней горы” или как “Источники у верхней горы”. Тем самым имя горы дает знать, что на ее (горы) склонах в ложбинах и углублениях в течении всего лета сохраняются снежники, обеспечивающие своими стоками достаточное водоснабжение для людей и животных. Становится также ясно: на этих пастбищах нет нужды рыть ямы-капуши для водосбора, что тоже немаловажно.

В названиях упоминавшихся кишлаков, как правило, использован широко применяемый в горных местностях способ номинации, когда селение перенимает имя реки (речки), возле которой оно расположено. В примере с именем кишлака Кафтар нет окончания в виде хан/хон, так как оно расположено много выше низины, где течет речка, что и замечено в его названии. С именем двудомного кишлака Кафтаргузар связан очень редкий случай, когда в верхнем высокорасположенном селении люди предпочитают жить зимой, а на лето спускаются, т.е. поступают наоборот обычаям. А двудомность подчеркивается названием селения, сообщающего, что оно является лишь частью, улицей, отделением – “гузаром” их основного местожительства. Почему люди, в данном случае, поступают столь необычно, остается неясным. И вообще, очень трудно себе представить, какими конкретными соображениями руководствовались те давние основатели и имядатели тех селений в каждом случае. Однако ясно, что они были мудрыми людьми и лучше нас теперешних понимали окружающую их обстановку и среду, а также свое место и нормы поведения в той среде. Доказательством этого служит то, что те селения и их названия, претерпев немало испытаний в течении многих столетий, благополучно донесли до нас следы мыслей и деяний своих создателей.

Литература

1. И.В. Крыленко. По неисследованному Памиру. “География”, М., 1960, с. 238, 239
2. В.И. Липский. Горная Бухара. Часть II. С.-П., 1902, с. 451 – 474
3. В.И. Липский. Горная Бухара. Часть III. С.-П., 1905, с. 704, 705
4. Я.И. Калантаров. Краткий Таджикско-русский словарь. “Госиздат”, М., с. 482, 172
5. Э.М. Мурзаев. Тюркские географические названия. “Восточная литература”, М., 1996, с. 48 – 50
6. К.К. Юдахин. Киргизско-Русский словарь. “Советская энциклопедия”, М., 1965, с. 902, 911, 914, 922
7. Э.Н. Наджип. Уйгурско-Русский словарь. “Советская энциклопедия”, М., 1968, с. 541
8. А.П. Хромов. Очерки по топонимике и микротопонимике Таджикистана. Словарь, вып. I. “Иророн”, Душанбе, 1975
9. М.Г. Асланов. Афганско-русский словарь. “Советская энциклопедия”, М., 1966, с. 697
10. А.П. Федченко. Путешествие в Туркестан. “Географгиз”, М., 1950, с. 156
11. Б.Х. Кармышева. Очерки этнической истории южных районов Таджикистана и Узбекистана. “Наука”, 1976, с. 73
12. Н.А. Кисляков, А.К. Писарчик. Таджики Каратетина и Дарваза. “Дониш”, Душанбе, 1970, с. 7
13. Основы иранского языкознания. Среднеперсидские языки. “Наука”, М., 1981, с. 27, 52, 69, 165
14. Б.А. Литвинский. Семантика древних верований и обрядов памирцев. Сборник “Средняя Азия в древности и средневековье”. История и культура. “Наука”, М., 1986, с. 93 – 95
15. Д.И. Эдельман. Язгулемско-Русский словарь. “Наука”, М., 1971, с. 276
16. В.С. Соколова. Бортангские тексты и словарь. “АН СССР”, Москва-Ленинград, 1960, с. 161
17. Т.Н. Пахалина. Ваханский язык. “Наука”, М., 1975, с. 274
18. А.Д. Цагаева. Иранские архаизмы в топонимии Северной Осетии. Сборник “Иранское языкознание”. “Наука”, М., 1976, с. 168 - 177