Для удобства сравнивания. Лена не возражала. Контакт, кажется, налаживался. Но не успел он переварить новые радостные ощущения, как автобус въехал в городок - тот самый Или.

Собор оказался огромным, с несколькими башнями. Стены из светлого камня были сплошь покрыты стрельчатыми арками-барельефами, так что на них, кажется, не осталось ни одного ровного, неинтересного участка. Какой контраст с современными коробками из стекла и бетона... Удивительно, что все это великолепие, стоившее огромных трудов, возвели в таком малюсеньком городке. И другое было удивительно – собор, как явствовало из заботливо развешанных в разных местах табличек, начали строить более девятисот лет назад, и строили с перерывами несколько столетий. Даже первая очередь, во время которой было возведено основное здание, заняла двадцать пять лет. И это был не случайный «долгострой», а сознательный выбор, также как и со многими другими большими европейскими соборами средневековья. Здание заранее планировалось столь большим, что при тогдашнем уровне техники его невозможно было закончить за жизнь одного поколения. Те, кто его проектировали и закладывали, редко доживали до момента, когда могли увидеть хоть сколько-то завершенные плоды своего труда. И тем не менее они поступали именно так. В этом был какой-то подвиг служения, фактически отказ от земной славы ради цели более высокой... вот и говорите после этого о вечно бездуховном Западе.

Антон и Лена погуляли по длинному-предлинному, высокому и довольно узкому главному залу. Может, конструкции тех времен не позволили сделать его шире? Впрочем, узкое пространство не создавало ощущения мрачного каньона – наверное, благодаря тому, что светлые стены были покрыты декоративными арками в несколько поперечных рядов. На самом верху, над последним рядом арок, шли высокие окна с разноцветными витражами, и наконец, все это было перекрыто нарядным расписным зелено-красно-золотым потолком. В центре полутемного зала обнаружился уходящий вверх, освещенный из окон под крышей колодец венчающей собор восьмиугольной башни. Ниже окон в башне был еще один ряд, только не настоящих, а нарисованных оконных рам. В них под синими, лазоревыми и фиолетовыми небесами трубили в золотые трубы, играли на лютнях и просто стояли светловолосые ангелы. Цвета их одежд - все оттенки голубого, нежно-зеленого, розового и золотистого - неожиданно напомнили Антону когда-то виденный потрясающий северный закат. А пронзительно-синее свечение оконных витражей в полумраке зала пробуждало ощущение то ли сказки, то ли тайны - чего-то неизведанного. Хотел ли средневековый художник вызвать в зрителях именно такие эмоции? Кто знает – даже имя его было давно забыто. Но витражи – вот они, продолжали светиться день за днем, столетие за столетием...

Они вернулись обратно довольные увиденным и друг другом, и сразу же договорились поехать на другой день в Лондон. Договариваться им теперь было гораздо проще и спокойнее. Словно какой-то поток тихо и мягко подхватил их и теперь неспешно, но уверенно нес в одной лодке.

В Лондоне Антон показывал Лене то, что успел изучить сам за несколько коротких поездок зимой и весной. Почему-то больше всего ему в этом городе нравились парки, в особенности прекрасный Сент-Джеймс-парк, находящийся в самом центре, между Парламентом и Букингемским дворцом. Несмотря на не очень большой размер, там было ощущение простора и казалось не слишком многолюдно. Покачивали длинными косами ивы, в прудах, соединенных протоками, плавали лебеди, журчали фонтаны... В устройстве и содержании зеленых насаждений англичане преуспели, это было ясно. Как было ясно и то, что большинство этих замечательных островов окультуренной природы находятся в богатых районах западной части Лондона. Но заборов там не было, пускали всех.

Они побывали еще в Британском музее, прошлись по самым знаменитым улицам – Пиккадилли, Риджентс-Стрит, Оксфорд-стрит. Шумела толпа массивные, но не подавляющие собой светло-серые здания, какими в основном застроен центр Лондона, с солидной английской невозмутимостью взирали вниз, на людей, автомобили, черные такси-кэбы и красные двухэтажные автобусы. Как всякая женщина, Лена не смогла пройти мимо нескольких магазинов, но у нее хватило ума не зависнуть в них надолго и потратить сразу же все свои невеликие сбережения. А у Антона хватило терпения на то, чтобы в это время спокойно прохаживаться рядом или даже давать советы по поводу тех или иных тряпок.

...Автобус мерно гудел и слегка покачивался, за окном сгустились сумерки. До Кембриджа оставался почти час езды. Лена потянулась, словно бы мурлыкнув, как кошка, и сказала:

- Что-то спать хочется. Такой сегодня был длинный день...

И она попыталась наклонить спинку своего кресла назад. Но оказалось, что та откидывается совсем чуть-чуть – видимо, чтобы не мешать сидящему позади пассажиру. Никакого комфорта. Некоторое время Антон с сочувствием наблюдал за попытками девушки устроиться поудобнее, а потом не выдержал и сказал:

- Если хочешь, можешь ко мне как-нибудь... прислониться. Все-таки, наверное, удобнее будет, чем так.
- Спасибо, - ответила Лена. – Ну, раз ты предлагаешь... Сейчас попробую.

Мир словно легонько качнулся, и что-то в нем слегка изменилось.

Разделявший кресла подлокотник можно было поднять. Сначала Лена попыталась устроиться на плече у Антона, но оно оказалось жестковатым. Попробовав и так, и эдак, она вдруг бесхитростно (как, во всяком случае, ему показалось) спросила:

- А можно мне у тебя на коленях как-нибудь улечься?
- Давай, - стараясь выглядеть равнодушным, ответил Антон. - Если поместишься, конечно.

Лена сбросила кроссовки и улеглась поперек двух сидений, так, что ее голова и лопатки оказались у него на коленях. Куртку она свернула и подложила под голову. Ноги ей пришлось согнуть практически пополам, но в общем, надо признать, в таком положении было удобнее, чем сидя. Антон даже немного позавидовал ей... впрочем, он был счастлив и без того. Ему очень нравилось держать такой груз. Он сидел, не двигаясь, и с каким-то тихим умилением поглядывал на уже почти неразличимые в сумерках деревья и поля, мелькающие за окном. Время от времени он переводил взгляд на спокойное лицо Лены с закрытыми глазами. Оно было красивым. Пожалуй, в нем даже было что-то скульптурное – четко очерченные полные губы, изогнутая линия бровей... Удивительно, что когда она разговаривала, ее мимика была очень живой, выражение все время менялось, было привлекательным... но идеально красивой ее в это время называть было нельзя. А вот когда спит – оказывается, можно. Спит?.. да нет, скорее старательно пытается заснуть.

Тихо гудел мотор, автобус слегка покачивался, темнота сгущалась... И Антон постепенно начал чувствовать, что переходит в какую-то другую реальность. Где вот эта девушка уже не чужая... совсем не чужая. Должно быть, и Лена чувствовала нечто подобное. Она пошевелилась, вроде бы отыскивая более удобное положение, а потом вдруг широко открыла глаза и посмотрела на него.

И что-то такое было в этом взгляде – какая-то наивная смесь женского желания и детского испуга - что Антон, сам того не ожидая, без всяких колебаний нагнулся к ней и поцеловал ее в губы.

Поцелуй вышел теплым, мягким и приятным. Он ощутил легкий ответ. Поцеловал еще раз, уже увереннее, и тут внезапно осознал, что это серьезно. Странно - раньше, в немногочисленных похожих ситуациях, он не чувствовал какой-то... ответственности. А тут отчего-то почувствовал. Словно кто-то внутри него спокойно, но требовательно спросил: «Тебе действительно она нужна? Такая, какая есть? Со всеми очевидными достоинствами и пока неочевидными недостатками? Если она согласится быть с тобой и дальше, ты не разлюбишь, не бросишь ее?»

Антон секунду помедлил. Он понял, что все, что можно было взвесить, он уже подсознательно взвесил раньше. И что остальное – гораздо больше - взвесить сейчас нельзя. Можно только положиться на собственную интуицию или... веру.

И он поверил. И без колебаний ответил: да. Она мне нужна, и будь, что будет.

***

До отъезда Лены в Москву оставалось два дня, и их невозможно было не провести вместе. Впрочем, расставаясь на ночь. Еще когда они приехали обратно и вышли из автобуса, Лена сказала:

- Ну, а теперь ты пойдешь домой и там будешь спать... один.

Несмотря на директивный характер фразы, она прозвучала как-то немного умоляюще, так что Антону и в голову не пришло обижаться или возражать. Он был просто счастлив. Они договорились через день опять съездить в Лондон, потом он усадил Лену в одно из поджидавших такси, помахал вслед рукой и побрел, в радостно-мечтательном настроении, к себе в общежитие.

На следующий день он занялся доделыванием дипломной работы и честно просидел над ней всю первую половину дня. Оставалось чуть-чуть, буквально пара-тройка дней, и можно сдавать.

Дописав очередной абзац, Антон откинулся на спинку стула и посмотрел в безмятежное небо за окном. На кухне тихо шипел, дожариваясь, цыпленок-табака (кулинарные способности к концу года достигли прямо-таки небывалых высот). Черепичная крыша напротив тускло блестела под солнцем. За окном по подоконнику ходил взад-вперед жирный голубь. Внизу, как всегда, приглушенно шумела толпа... сколько можно корячиться над этой работой? Антон непроизвольно потянулся к телефону, потом остановился на полпути, подумал, усмехнулся про себя, достал бумажку с номером и набрал его.

- Привет, - сказал он. – Ну, ты как?
- Нормально... - ответила Лена. Но ее голос показался Антону каким-то невеселым. Он помедлил и спросил:
- Точно нормально?
- Ну.. не совсем, - Лена сделала паузу, видимо, думая, говорить дальше или нет. Потом все-таки решилась. – Нога болит. И сижу я теперь в милом английском домике да смотрю в окошко...
- А что с ногой-то?
- Да длинная история... Я когда-то занималась спортивной гимнастикой... и неудачно повредила ахиллово сухожилие. С тех пор оно болит иногда, особенно при перегрузках. Наверное, вчера перегуляли, а утром я еще оступилась на этой лестнице кривой... В общем, теперь болит. Надеюсь, хоть завтра пройдет.
- Понятно, - сказал Антон, а затем, сообразив, добавил: - то есть, ты сегодня не обедала?
- Наверное, да... или нет? Ну, не обедала. А кстати, и не завтракала.
- Понятно. И запасов у тебя там, ясное дело, никаких нет... Слушай, давай тогда так. У меня как раз обед почти готов. Могу принести, съедим вместе.
- Вот это да! – восхищенно сказала Лена. – Мужчина! И готовит! Да еще и сам принесет! Ой, ты только не передумай, это я от смущения так... иронизирую. Неси, конечно, буду рада тебя видеть!

Цыпленка вместе с найденными в холодильнике овощами они съели с каких-то бумажных тарелок, сидя на кровати у Лены в комнате - стола там не было. После «спасательной операции» девушка явно почувствовала себя лучше. Они о чем-то заговорили... а потом как-то совершенно естественно стали целоваться. Еще через некоторое время, все так же естественно и просто, обнаружилось, какая у Лены замечательно красивая грудь. К огорчению Антона, на этом раскованность девушки закончилась. Впрочем, ему и так было хорошо, даже очень... и ей, судя по всему, тоже. Лишь к вечеру он еле-еле сумел заставить себя отправиться домой, как подобает воспитанному молодому человеку.

На следующий день, последний в Англии, благодаря режиму или положительным эмоциям нога у Лены прошла, и они опять поехали в Лондон.

Довольно долго они гуляли по Национальной галерее. Антону больше всего нравилась там картина Леонардо да Винчи «Мадонна в скалах». Мария на ней была очень красивой и какой-то милой - в отличие от, например, всем известной и чересчур загадочной Джоконды. Как он некогда обнаружил, за внешней загадочностью, как у женщин, так и у мужчин сплошь и рядом скрывается простой принцип «молчи – за умного сойдешь». На картине Мария, ангел и младенцы Христос и Иоанн были изображены в ажурном скальном гроте, за которым, на заднем плане, виднелись далекие сине-серо-зеленые горы. Почему-то эти скалы и горы ему тоже запомнились. Наверное, Леонардо написал их не просто так. Может быть, для него они тоже были не простым нагромождением камней...

Потом они добрались до большого, полудикого на вид, с крутыми холмами, но все равно уютного парка Хэмпстед-Хис. Антон запомнил момент, когда они просто сидели рядом на скамейке, отдыхая, и он вдруг почувствовал, что... как бы сказать... его мир, в котором до этого чего-то не хватало, сделался полным. И это оказалось очень важным. Пустота заполнилась, и это было правильно.

А во второй половине дня они оказались на Оксфорд-стрит с ее многочисленными магазинами одежды, которые до этого были известны Антону только в теории. И по тому, как у Лены загорелись глаза, он понял, что быстро ему отсюда не выбраться. Что поделаешь... мысленно вздохнув, Антон решил, что попытается продержаться, сколько сможет. Он имел некоторое представление об упорстве женщин в деле обхода мест продажи модных вещей, но полагал, что оно все же находится в границах обычных человеческих возможностей.

...Когда два часа спустя они вышли из второго шумного многоэтажного магазина и тут же зашли в третий, Антон окончательно осознал всю свою наивность. Лена была почти так же свежа и бодра, как в начале пути, и было ясно, что ее единственный ограничитель - это заканчивающиеся деньги. У него же гудели ноги, шумело в голове и оставалось только одно желание: найти какой-нибудь стул, сесть на него и забыться. Впрочем, был и небольшой повод для гордости – пока силы еще не иссякли, он успел по просьбе Лены высказать свое мнение о нескольких вещах и даже сам отыскал какую-то симпатичную майку за треть начальной цены. Не прими он в этом участия – небось, парился бы еще на половине дистанции. А так конец забега уже вроде брезжит где-то впереди...

- Антон! – донеслось до него. – Посмотри, тебе вот это платье нравится?

Лена прикладывала к себе нечто черное и блестящее. Антон, прогнав одурение, с сомнением посмотрел на него и сказал:

- Слишком длинное, по-моему. Хотя примерить, конечно, можно... О, смотри, а вот это ты тоже выбрала?

Маленькое вечернее платье золотистого цвета было небрежно брошено поверх стойки с вешалками. Почему-то оно сразу привлекло его внимание.

- Нет, - ответила Лена. – Это, наверное, кто-то другой не взял. Ну-ка покажи... А тебе оно нравится? Слушай, и мне тоже. Ладно, давай я его примерю вместе с остальными. Ой, да тут такая цена!.. У меня денег все равно не хватит...
- Ничего, - сказал Антон. – Померить-то в любом случае не помешает.

Через две минуты Лена высунулась из-за занавески примерочной.

- Иди сюда, посмотри, - позвала она. – По-моему, очень красиво. Жаль, что придется его тут и оставить. Ну хоть буду знать, что такие вещи мне идут...

Антон подошел и посмотрел. Платье, действительно, ей очень шло. Теперь было совершенно ясно, что фигура у Лены прекрасная. Нет, действительно, платье было отличное и очень шло... вот только деньги... ну деньги, ну и что?

- Слушай, - сказал он. – А у тебя сколько осталось?

Лена сказала. Не хватало где-то половины, но, в общем, это было не то чтобы много.

- Тогда вот что, - сказал Антон, немного смущаясь. Как-то не доводилось ему раньше покупать кому-то такую неожиданную вещь. – Давай я тебе... – ему вдруг пришла неплохая идея, - ну, скажем, сделаю подарок на день рождения. Купим с тобой это платье напополам. А?
- Спасибо, но... – сказала Лена, порозовев. В ней явно боролись противоречивые чувства. – Это слишком дорогой подарок получается. Да и до моего дня рождения еще два месяца...
- Да ладно, - Антон ощутил прилив энергии, то ли из-за приятного ощущения собственной щедрости, то ли из-за того, что окончание похода по магазинам оказалось вдруг совсем близким. – Ну и что, что два месяца. Да и не такие это большие деньги... по местным меркам. Давай, действительно, купим. Оно того стоит.

Они спорили еще минут пять. Антон не ослаблял дипломатического давления и Лена, наконец, сдалась. Все, деньги у нее кончились, и теперь можно было наконец с чистой совестью расслабиться.

В прозрачных сумерках, а потом под темным небом, при свете желтых английских фонарей, они все шли и шли куда-то. Шумел поток автомобилей на тихих боковых улицах и аллеях едва слышно шелестели платаны. Все было, как в услышанной когда-то давно песне:

По всей округе в окнах свет погашен,
Но нам не страшен наш неблизкий путь.
Давай покружим, свой маршрут нарушим,
Давай еще свернем куда-нибудь...

И хотелось, как там пелось дальше, «кружить до зари», но реальность была неумолима – завтра ранним утром у Лены был самолет в Москву.

Они вернулись на последнем автобусе, уже далеко за полночь. Лена сильно устала, и физически, и эмоционально. Она пыталась держаться, но в конце концов уснула по дороге. На финише Антон, который и сам вымотался, еле-еле растолкал ее. Девушка вышла из автобуса в каком-то сомнамбулическом состоянии. Укатали сивку крутые горки... делать нечего – пожертвовав пятифунтовой бумажкой, Антон взял такси, решив довезти Лену до дома.

Когда доехали, он довел ее, еще не до конца пришедшую в себя, до комнаты. Сразу уходить и тащиться обратно ночью через весь город не хотелось. Антон вскипятил чайник, они выпили по кружке чая, и Лена, наконец, более или менее пришла в себя. Она принялась собирать вещи. Заодно ей захотелось померить новое платье. Нижнего белья под него не полагалось в принципе, о чем девушка, скорее по наивности, чем с каким-либо умыслом, не преминула сообщить. Платье, действительно, выглядело очень мило, пожалуй даже соблазнительно... и тут с Антоном внезапно начало твориться что-то необъяснимое.

Сначала он, сидя на кровати, просто смотрел на ходившую туда-сюда Лену. Это было приятно. Но потом, сперва слабо, а потом все сильнее, у него внутри словно заворочалось что-то тяжелое и мутное. Он вдруг захотел ее, прямо здесь и сейчас. Причем, сам того не осознавая, он хотел не столько секса как такового, сколько закрепления своих прав на нее. Небольшой все еще четко работающей частью сознания Антон понимал, что торопиться не стоит, что вообще в таком состоянии ничего хорошего у них не выйдет, даже если бы им обоим хотелось... но угрюмый, эгоистичный внутренний зверь упорно продолжал напоминать ему, сколько он всего для нее сделал, что она теперь уезжает, что еще непонятно, когда они потом встретятся, что он и так долго крепился, а ей это ничего не будет стоить... Минута шла за минутой, время было уже за два часа ночи. Мрачное желание то усиливалось, то слабело, но не пропадало. Лена, похоже, сообразила, что что-то не так, и это ей совсем не нравилось. Платье она уже давно сменила на рубашку и брюки, и теперь, не разговаривая и не глядя на Антона, запихивала вещи в сумку. Ей было неловко его прогонять, но то, что она молчала и как будто игнорировала его, еще больше усиливало его раздражение.

Наконец, затянув собирание сумки насколько возможно, но так и не решившись выпроводить Антона, Лена завела будильник на пять утра, потушила свет и, не раздеваясь, все так же молча легла на самый край кровати. Антон оказался с другого края. Он не знал, что делать. Все чувства были тупыми и смазанными от усталости, но желание по-прежнему давило изнутри. Немного поборовшись с самим собой и в итоге не выдержав этого давления, он протянул руку, нащупал в темноте ее тело и принялся заплетающимися пальцами расстегивать пуговицы на рубашке. Лена, которая, похоже, уже уснула, очнулась и молча отвела в сторону его руку. Антон подумал, опять не выдержал и повторил попытку. Лена опять отпихнула его руку. На этот раз Антон разозлился не на шутку. Это бессмысленное и ничем не обоснованное, с его точки зрения, сопротивление его достало. Он уже собрался, вопреки здравому смыслу, вообще всему, перейти к более решительным действиям – сил, наверное, хватило бы...

- Антон, - вдруг неожиданно четко произнесла Лена. – Антон, ты же не такой...

И этот голос и слова неожиданно отрезвили его. Правда, не до конца – свирепого внутреннего зверя не так-то просто было унять – но на несколько секунд он вдруг ясно понял, что они оба – прежде всего люди, а не устройства для удовлетворения потребностей. А у людей и устройств разные внутренние законы поведения... Все еще борясь с собой и не чувствуя до конца, что поступает правильно, Антон убрал руку, пробормотал какое-то нечленораздельное проклятие в адрес неправильно устроенной жизни и быстро провалился в сон.

Пробуждение через несколько часов, в утренних сумерках, было ненамного приятнее ночи. Антон вообще всегда плохо переносил недосыпание. Мрачнее тучи, он отнес вниз тяжелую сумку Лены. Вчерашний таксист, с которым он предусмотрительно договорился вечером, уже ждал внизу. Плохое настроение помешало ему увидеть, как прекрасно на самом деле было это летнее утро на окраине тихого городка, пахнущее росой и цветами, пронизанное первыми лучами солнца и голосами перекликавшихся птиц...

В машине они оба молчали, не глядя друг на друга. На остановке автобус уже загружался, до отхода оставалось несколько минут. Антон закинул сумку в багажное отделение и стоял столбом, не зная, что делать дальше.

- Я, наверное, пойду... – сказала Лена. Вышло не очень решительно, но и каких-либо чувств к нему за этими словами Антон не ощутил.
- Ну, иди, что ли, - угрюмо ответил он, глядя в сторону. Его раздирали противоречивые чувства, а поверх давила чугунная усталость. Никаких подходящих слов в голову не приходило, и, кажется, лучшее, что он мог сейчас сделать – это не выражать никаких эмоций. А то черт его знает, что бы выразилось.

Лена немного постояла в нерешительности, а потом все-таки сказала:

- Ты мне позвони... если захочешь.
- Да, наверное, - со странным безразличием ответил Антон. «Идиот, блин» - внятно произнес в голове трезвый голос. – Позвоню, - сказал он более решительно, но все равно мрачно. – Ладно, ты иди, наверное, пора уже...

Он неловко поцеловал ее куда-то в щеку, и Лена поднялась в автобус. Последние пассажиры поспешно последовали за ней, водитель закрыл дверь, бибикнул на прощание, и автобус тронулся. Антон вяло помахал вслед рукой, и, так и не определившись со своими мыслями, побрел в общежитие. Там он упал на кровать и забылся крепким сном...

Когда он проснулся, на часах было ближе к двенадцати. Голова соображала заметно лучше, и первая мысль, пришедшая в нее, было раскаяние. Или сожаление. Раскаиваться, к счастью, было вроде бы не в чем, ничего по-настоящему непоправимого он не совершил. Или не успел совершить. О том, что было бы, если бы сумел и успел, сейчас даже думать не хотелось. Но вот потом, уже утром, ходить с такой рожей и так говорить... «Раздолбай, прости господи, ну что тебе стоило вести себя нормально? Ведь ничем, ну решительно ничем, она этого не заслужила! И самому ведь было понятно, так нет же...» - думал он, механически умываясь и застилая постель. Но с другой стороны, ну в самом деле, можно же было проявить к молодому человеку, так сказать, участие? Тем более что раньше она была к нему вполне благосклонна... Ну почему эти женщины так устроены – на одну и ту же вещь с одним и тем же человеком могут реагировать сегодня так, а завтра эдак... Ага, удовлетворять страсть в первый раз в такой обстановке, вымотавшись, на ходу... тебе самому потом не сделалось бы... как-то не так? Противно бы тебе не сделалось? Ведь такое и с мужиками бывает – отвращение после секса. И потом, если посмотреть с той стороны, это что же выходит: моментальное превращение нежного и заботливого мужчины в хищного неудовлетворенного самца. Картина маслом...

Так и не решив, что делать дальше, Антон опять взялся за работу. Почти всегда в таких ситуациях она его успокаивала. Иногда почему-то даже лучше работалось на фоне неурядиц в личной жизни. Вот и в этот раз – не прошло двух часов, как он обнаружил, что дело почти сделано. Оставалось еще раз перечитать текст, где-то что-то поправить и дооформить, и все – можно сдавать. И он свободен. Поехать можно будет, куда они там собирались с Олей и остальными...

А кстати, самолет должен был приземлиться больше трех часов назад.

То есть она уже должна быть дома. В любом случае.

А где же ее телефон-то? Антон вдруг сильно разволновался – свой московский телефон Лена записала ему два дня назад на подвернувшейся бумажке, которую он впопыхах куда-то сунул... неужели потерял? Он отчего-то так испугался, что оборвется единственная связывающая их сейчас ниточка, что не сразу сообразил – номер, скорее всего, есть у той же Оли. Все-таки не на разных планетах живем. Между тем заветный клочок с номером благополучно нашелся там, где ему и следовало быть – в бумажнике. Антон разгладил его, положил на стол, и тут на него нашла робость.

А вдруг он позвонит сейчас и напорется на такой же равнодушный прием, какой недавно сам изволил ей оказать? Вдруг после этого вчерашнего эпизода, будь он неладен, она как минимум обиделась? Или, в худшем случае, вдруг что-нибудь сделалось с ее чувствами к нему?

Солнце било сквозь задернутые шторы, было душно, и Антон вспотел от этой мысли. Он встал, походил по комнате. Открыл дверь, вышел в прохладный коридор. В здании было тихо. Он бесцельно прошелся туда и обратно, и неожиданно решился. Вошел в комнату, закрыл за собой дверь и набрал номер.

Раздались гудки – не такие, как здесь, вибрирующие, а российские, однотонные. На третьем взяли трубку, и женский голос сказал «Алло». Вроде бы не ее голос, хотя и похожий.

- Добрый день, - сказал Антон. – Позовите, пожалуйста, Лену.
- Сейчас, подождите. Она только приехала... - «Знаю-знаю», чуть не сказал Антон, но сдержался.

Повисла томительная пауза, и наконец он услышал голос Лены.

- Привет! – сказал Антон. Вышло довольно бодро, хотя ему было страшновато. – Это я, Антон. Ну, как долетела?
- Привет! – ответила Лена. Кажется, слегка озадаченно. Но не равнодушно. – Нормально. Вот вещи сейчас разбираю...
- А платье, платье-то родственникам показала? – спросил Антон о первом, что пришло в голову.
- Показала! – неожиданно радостно ответила Лена. – Все в восторге. Ты молодец, замечательно его выбрал.

И тут, с гигантским облегчением, Антон понял, что она на него не сердится! Или уже не сердится. Гораздо позже Лена рассказала ему, что на самом деле она еще как сердилась. Точнее, просто подумала, что после такого прощания она его разыскивать не будет, а вот если он... К счастью, Антон успел позвонить раньше и не дал этой мысли развиться.

Они еще немного поговорили о каких-то пустяках – милых пустяках, радостно думал Антон, очень занимательных пустяках... – а потом Лена спросила его:
- Так ты в Москву когда теперь собираешься?
- Вообще-то планировал почти через три недели. Через девятнадцать дней, - ответил Антон. И тут же почувствовал, что этот ответ ему самому не очень нравится. – То есть такая у меня на билете сейчас дата стоит.
- Понятно, - сказала Лена, и в ее голосе отчетливо послышалось расстройство. Она помедлила, а потом не выдержала. – Так долго еще...
- Да я вот и сам думаю, - ответил Антон. Эти лишние дни определенно нравились ему все меньше. – Но мне тут еще диплом надо добить. И потом мы, помнишь, договаривались с Олей и еще ребятами, насчет поездки.
- Ой, я забыла совсем. Ну, раз договаривались, тогда конечно. Съезди, отдохнешь наконец, посмотришь на страну...
- Да нет, пока еще не окончательно договорились, - с удивившей его самого поспешностью перебил Антон. - В общем, я подумаю еще. Может быть, можно там как-нибудь передоговориться. Ну ладно... целую тебя. Я еще позвоню.
- Целую, - сказала Лена. – Пока. Я буду ждать...

Антон положил трубку и поймал себя на том, что безотчетно улыбается. Нет, больше - он был готов вскочить и сплясать какой-нибудь дикарский танец. Жизнь определенно налаживалась. Солнце, бьющее сквозь шторы, уже не казалось таким жарким, да и вообще – ему было хорошо. Вот только эти лишние девятнадцать дней...

С одной стороны, хочется наконец развлечься и на что-нибудь посмотреть. Он просидел в этой стране почти год, а что за это время видел? Вот этот город, еще пару-тройку других, кое-какие пейзажи из окна поезда – и все. Большая часть времени прошла, как всегда, за монитором и клавиатурой. С тем же успехом сидеть за компьютером можно было и в России (тут Антон, сам того не замечая, заметно преувеличил собственные страдания. На родине ему бы никто столько не заплатил за работу, которую он так любил и хотел делать). И вот теперь, когда он свободен на месяц и может, наконец, позволить себе с толком здесь оттянуться...

Но с другой-то стороны – кажется, большой и все увеличивающийся кусок его жизни теперь там, в Москве. И чем больше времени он сейчас проведет здесь, тем меньше его останется у них потом. На дворе начало августа, и меньше, чем через месяц, хочешь-не хочешь, надо возвращаться обратно. Без нее.

Вот ведь задачка! И как же ее решать?

А впрочем... решение есть, и очень простое. Точнее, к черту саму задачу.

Антон открыл записную книжку, нашел и набрал номер «Аэрофлота». Через несколько минут он выяснил, что ближайший рейс, на который можно перебронировать место по его билету – через четыре дня. Еще через несколько минут, за умеренную плату, операция была произведена. «Все, прощай, поездка, - подумал Антон. – И почему это я о ней совсем не жалею?»

Вечером он пришел к Оле в гости.

- Оля, ты знаешь, - начал он, - у меня обстоятельства изменились. Так что ты извини, пожалуйста... но я с вами, видимо, не еду.

Оля внимательно посмотрела на него сквозь очки.

- Видимо или точно? – спросила она.
- Вообще-то точно. И я, это, очень надеюсь, что не порушил вам все планы.
- Да нет – хорошо, что ты хоть не в последний момент предупредил, - без восторга ответила Оля. Она подумала, видимо что-то высчитывая. – Ладно, справимся как-нибудь... А что это за обстоятельства, если не секрет?
- Ээ.. личного свойства.
- Кажется, по твоему виду можно догадаться, какого именно... – Оля все еще была недовольна, но, кажется, начала смягчаться.
- Ну да, - только и ответил Антон, и вдруг заулыбался во весь рот, с довольно глупым видом.
- Подожди-ка, – Оля с интересом оглядела его. – Я, конечно, дико извиняюсь... но ты же вроде раньше ни о чем таком не говорил. Мне просто интересно становится, как это за неделю все так раз, и поменялось.
- Да я даже не знаю, - засмущался Антон. – Ну, отчасти благодаря тебе. Благодаря тому, что ты попросила меня... город показать.
- Так ты что – с Леной?! – Антон впервые видел Олю столь изумленной. – Вот это да… Ты что, серьезно, за неделю... а, нет, ничего. Но как-то... трудно было представить себе такие последствия экскурсии по городу.
- Это еще что, - философски изрек Антон, к которому вдруг вернулась способность к некоторым проявлениям остроумия. – Вот где-нибудь на Кавказе в старые времена, согласно легендам, как бывало: увидел утром в чужом ауле горячий джигит стройную девушку, а уже вечером украл ее, и все. Жили долго и счастливо и умерли в один день. Так что я по их стандартам – просто тормоз.
- Горец ты наш шотландский, - Оля окончательно развеселилась. - Ладно, успехов тебе... на всех фронтах. Ну и пиши потом, из своей Шотландии, когда доберешься.

***

Их дальнейшие отношения развивались со стремительной правильностью, диктуемой обстоятельствами, то есть коротким отпуском, и разительно отличавшейся от всего прошлого опыта Антона. Впору было вспомнить легендарных «детей гор».

Лена по собственной инициативе встретила его в аэропорту. Встреча вышла совместной с родственниками, поскольку внятно объяснить этим последним изменившуюся ситуацию было затруднительно. Втроем – он, Лена и отец - они доехали до Антоновой квартиры, где Лена была вынуждена явочным порядком познакомиться и с мамой тоже. Спустя примерно час она, как воспитанная девушка, вежливо откланялась. И первое, что сказал обычно невозмутимый Антонов папа, закрыв за ней дверь, было:

- Какая хорошая девочка!

За остаток дня он повторил это еще раза три, окончательно сразив Антона. Мама от оценок пока воздерживалась. Но процесс уже шел как-то сам по себе, не спрашивая ни у кого советов. На все ту же многострадальную дачу, к счастью, никто не претендовал, и Антон едва ли не на следующий день поехал с Леной туда.

Но.. не все так быстро, граждане. Антона поджидал сюрприз. Он до этого старался не задумываться о том, были ли у Лены другие мужчины. При ее внешности и характере, по его понятиям, что уж кто-то обязательно должен был быть. Думать об этом было не особенно приятно. Даром что сам он до встречи с ней не то чтобы стремился блюсти целомудрие. Но представлять себе, что вот эта женщина, которую ты любишь, которую ты сейчас обнимаешь, которая смотрит на тебя так – уже когда-то смотрела так на кого-то другого... и не только смотрела... чтобы никогда об этом не думать, надо быть (так, во всяком случае, думал Антон) либо вполне равнодушным, либо, наоборот, иметь очень щедрое и прощающее сердце. Прошлые несчастные отношения с Юлей, как ни странно, в чем-то очистили его – хотя бы, ценой страданий, избавили от примитивной, низкой, давящей ревности. И он никогда бы не упрекнул Лену за что-то в ее прошлом. Но все равно, думать о каком-то или каких-то «бывших» было неприятно.

Однако когда, добравшись до дачи, они улеглись в мансарде на старинный диван и поплыли наконец по реке наслаждения, и уже даже сколько-то проплыли, Лена вдруг как-то напряглась, а потом смущенно прошептала:

- Антоша, я не могу... все сразу. Я… раньше ни с кем не спала..

Антон внезапно ощутил неведомую ему раньше сместь робости, гордости и ответственности. Все опять оказалось серьезнее, чем можно было предположить, и вместе с тем правильнее. Да, так было - правильно. Так должно было быть, и так оказалось на самом деле.

Не за что будет ревновать. Но и самому придется... соответствовать.

Оставалось только не испортить правильность момента. Был уже опыт – тогда, в последнюю ночь в Кембридже. Нет, сэр. Больше не повторится, сэр.

- Понятно, - ответил он. – Тогда я ничего сразу делать и не буду. Ты просто... расслабься и получай удовольствие.

И Лена действительно расслабилась, и оказалось, что удовольствие вполне можно для начала получить и так – не делая всего сразу. И даже много удовольствия. Им было хорошо. Лодка плыла по реке, то убыстряя, то замедляя ход. О чем-то шептала вода... или это шелестела листва за открытым окном... Танцевали на потолке солнечные блики, иногда перекликались птицы, и Антон забыл обо всем на свете. Он смутно чувствовал, что в его любимой постепенно раскрывается что-то, дремавшее раньше... то неосязаемое, но прочное, что придает постоянный смысл жизни двух людей. Настоящая любовь. И он как-то без объяснений понял, что ради ее правильного раскрытия стоит еще немного потерпеть. Не нужно рвать с ветки недозрелое яблоко – лучше подождать и поухаживать за яблоней.

Но на этот раз судьба не стала испытывать его терпение. Ждать пришлось лишь два дня, то есть до следующей поездки на дачу.

Они приехали туда вечером. Теплый воздух пах лесом и чуть-чуть цветами. Было уже темно, и восходящая луна серебрила своим светом листву деревьев, тихо и торжественно замерших в саду. Дома они чего-то перекусили – вышел почти что семейный ужин – а потом Лена спокойно и немного кокетливо сказала:

- Ну, ты теперь иди наверх, стели там кроватку, а я скоро приду. И, на вот кассету, поставь там в магнитофон, только не включай пока.

Минут через пятнадцать, когда Антон, изнывавший от нетерпения и одновременно отчего-то немного побаивающийся, уже заждался, ступеньки старой лестницы тихо скрипнули под легкими шагами, и Лена возникла в дверном проеме. Оказалось, что на ней то самое обтягивающее золотистое платье.

- Включай музыку, - потребовала она и одновременно погасила свет. Комната погрузилась в лунный полумрак.

Антон нажал кнопку. После короткой паузы из динамиков зазвучала медленная, ритмичная песня. У певца - наверное, черного - был невероятно низкий, возбуждающий голос. Лена начала танцевать. Антон сидел, не шелохнувшись. Это было неожиданно и прекрасно, и сам бы он до такого не додумался – луна, силуэты деревьев за окном, голос, рокочущий и перекатывающийся, словно шум моря или далекий гром, и танцующая перед ним, как в древнем античном храме, девушка.

Песня кончилась. Лена подошла к магнитофону, убавила громкость почти до нуля, и так же, как до этого танцевала, просто и спокойно опустилась на колени к Антону. Ее лицо с полуоткрытыми губами белело в темноте, и он почувствовал, что она начинает дышать чаще.

- А ты помнишь, - тихо спросила она, - как это платье надо носить?

Антон помнил. Он взялся за нижние края и медленно потянул его вверх...

...Яблоко созрело и безо всякого сопротивления, даже с охотой, упало в подставленную руку. И как только это произошло, оказалось, что Лене очень нравится делать с Антоном все то же, что нравится ему. И чем дальше, тем больше. Может быть, даже больше, чем ему. Антон, в котором его прошлый опыт посеял непонятные комплексы и смутное ощущение того, что женщины – во всяком случае, те, что ему нравятся - то ли сами не знают, чего им надо, то ли только и заняты тем, что непредсказуемо меняют свое отношение к мужчинам, вдруг обнаружил, что на самом деле все не так! Есть такие, которые красивы, не глупы, не эгоистичны, с которыми можно поговорить – и которым нужно то же, что ему!

Или, во всяком случае, есть одна такая. И этого было достаточно.

Стоял август, была прекрасная погода – вот ведь повезло – и они проводили почти все время вместе. Гуляли, ходили на какие-то выставки, куда-то ездили или просто... наслаждались близким общением. Время пролетело невероятно быстро, и неумолимо надвинулся срок отъезда обратно в Англию.

***

В аэропорту «Шереметьево-два» в стене, отгораживающей зону вылета, есть небольшой застекленный кусок. От него до барьера, за которым остаются провожающие, метров сорок. Друг друга кое-как видно. Когда они с Леной расставались в сентябре, Антон простоял около этого стекла целую вечность. Никак не мог уйти, все смотрел на нее. А она – на него. Махали друг другу, улыбались, показывали пальцами идущие ножки - мол, надо уходить... но никак. В конце концов Антон все-таки ушел, а спустя полминуты прибежал обратно к стеклу – и Лена, оказывается, тоже не ушла. Тоже ждала. И еще несколько минут они улыбались и махали друг другу, и только после этого, наконец, распрощались окончательно.

Сидя в мерно гудящем самолете и глядя на сплошную пелену облаков внизу, Антон ощущал хоть и печальное, но спокойствие. Он снова был один – но по-другому, чем раньше. Он больше не был одиноким путником, бродящим по миру без цели. Теперь он был похож скорее на моряка, вышедшего в дальнее плавание, но знающего, что в должный срок вернется в свой родной порт – туда, где его любят и ждут. Одиссеем, которого ждет его Пенелопа.

На новом месте он сначала очень тосковал без Лены, но потом постепенно привык. Точнее, приспособился терпеть. Ей же приспособиться оказалось гораздо труднее. Уже потом она ему рассказывала, что первую неделю без него вообще ничего толком не могла делать. Ходила, как сомнамбула. Но деваться было некуда, и в конце концов к жизни на расстоянии как-то приноровились оба. По е-мэйлу можно было писать каждый день, и первое, что делал с утра Антон, приходя в университет – бросался к почтовой программе и смотрел, пришло ли уже письмо от нее. Обычно оно приходило, и это был маленький ежедневный кусочек счастья. Потом, через пару месяцев, он нашел в продаже телефонные карточки, по которым можно было звонить в Россию гораздо дешевле, чем обычным способом. Так что теперь можно было говорить друг с другом – говорить, представляете! – пару раз в неделю, не рискуя угрохать на это удовольствие пол-стипендии. В общем, жизнь хоть как-то налаживалась, но три с половиной месяца до рождественских каникул, проведенные порознь, все равно показались Антону очень, очень долгими.

Наконец, долгожданные каникулы наступили, и Антон рванул в Москву. Лена, как всегда, встречала его в аэропорту. Было видно невооруженным глазом, как она скучала и как теперь счастлива. А вот он, наоборот, вначале почему-то почти ничего не почувствовал. Почему-то первое, что бросилось ему в глаза при встрече, была ее новая, какая-то чересчур короткая и потому некрасивая, на его взгляд, стрижка. Отвык, оказывается, при раздельной жизни... Эта собственная странная реакция его смутила и напугала. Но прошло каких-то полчаса, и наросшая на сердце защитная корка отвалилась. Когда они засыпали вечером вместе, тесно прижавшись друг к другу, а за окном была подсвеченная фонарями снежная московская ночь, он чувствовал то же, что тогда, летом – что его мир опять полон. Что все хорошо и правильно. И только мысль о неизбежном скором отъезде обратно немного портила эту правильность.

Через две недели действительно был обратный отъезд, они опять махали друг другу сквозь стеклянную стенку в «Шереметьеве», потом самолет опять нес печально-спокойного Антона над облачной пеленой, застилавшей землю, а Лена кое-как приходила в себя в Москве... Но, в общем, в этот раз разлука прошла легче. Когда доверяешь друг другу, можно много к чему адаптироваться. Потом, через несколько месяцев, весной, Лена съездила на две недели к нему в Глазго. Когда она уехала, Антон вдруг понял, что провожающему, оказывается, гораздо тяжелее, чем тому, кто уезжает. Особенно если, проводив, ты возвращаешься не домой, а в общагу в дружелюбном, но все-таки чужом городе. Но, несмотря на все трудности, было ясно, что, если они друг другу нужны, жить можно и так.

А работа, любимая и своенравная, тем временем понемногу подчинялась ему. Несколько промежуточных проблем пали после долгой осады, очередная большая программа постепенно начинала дышать, и первая статья по теме была почти готова... В общем, ближайшее будущее обещало быть неплохим, а дальше этого они пока загадывать не пытались.