Вертолет Вооруженных Сил Пакистана на леднике Чоктой

Но начну я с другого.
Наши действия и поступки зависимы от наших целей, ценностей и жизненных приоритетов, и определяются ими. Лично я хожу в горы для собственного удовольствия (порой весьма сомнительного), ведь для меня альпинизм – хобби. Поскольку основная жизнь у меня проходит не в горах, то сколько бы раз в году я не ездил в экспедиции, для меня главная задача – вернуться из этих экспедиции живым и здоровым. Все остальное не имеет значения.
Осознав это, я с чистым сердцем принимаю решение о прекращении восхождения в условиях, когда опасность становится слишком высока.
Так было на зимнем Нанга-Парбат, когда после месяца работы на Рупальской стене на штурмовом выходе на высоте выше 7100 Николай Тотмянин сквозь ураганный ветер прокричал спускаться вниз.
Так было на пике Победы, куда мы вдвоем с Глебом Соколовым пытались проложить новый маршрут по стене (вот у кого надо поучиться выдержке и рассудительности), но были остановлены на середине десятками лавин, перелетевших через нашу ночевку.
Так было еще не один раз, я спускался вниз, и не жалел о принятом решении.

Если ты живой, здоровый, целый и невредимый, то ты уже победил: жизнь одарит тебя миллионами шансов и возможностей за правильный выбор. Мы не ходим в горы для того, чтобы остаться калекой, либо погибнуть.
Мы ходим в горы, чтобы открыть что-то для себя или в себе, стать лучше, получить заряд и энергию для дальнейших свершений. И об этом никогда не надо забывать.

В то же самое время есть такие вершины, принимая решение о выходе на которые, ты должен быть готов ко многому, и заранее ответить себе на вопрос, что ты готов отдать за нее, какую цену готов заплатить. Они предполагают выход за грань возможного, или максимальное приближение к этой грани. Такой вершиной безусловно является Латок 1.

Северная стена Латок 1 — отвесная, обледенелая, с перепадом высоты почти в два с половиной километра.
Как известно, с севера на эту вершину за последние четыре десятка лет разными командами предпринималось несколько десятков попыток восхождений, в том числе многими легендарными альпинистами, среди которых отмечу Джеффа Лоу, Войцеха Куртыку, Алекса Хубера.
В числе прочих было и три российские экспедиции, включая экспедицию Гукова 2017 года.
Подавляющее большинство из этих экспедиций пытались пройти красивое и логичное северное ребро, так называемый неоконченный маршрут Джеффа Лоу 1978 года. И ни одна из них так и не добилась успеха.

Я попал в эту экспедицию довольно случайно и почти в последний момент, когда все приготовления были уже давным-давно окончены, и билеты у участников лежали в кармане. Кто-то из ребят не смог поехать и пригласили меня.

Константин тщательно готовил экспедицию еще с осени 2017 года. Изначально им планировалось восхождение не по ребру Лоу, а по стене.
Александр Гуков делал попытку прохождения ребра Лоу в 2017 году, и собирался повторить ее на следующий год. Константин знал это и планировал идти другой маршрут по центру стены.
Несмотря на это, а также странность и неуместность вопроса «приоритета» на горе, куда десятки команд делали попытки восхождения несколько десятков лет, этот вопрос все же возник, и Константину не удалось ни о чем договориться с Александром. В итоге мы заезжали в разные даты, пользовались услугами разных компаний, имели два базовых лагеря вместо одного.
К слову, в этом году кроме наших экспедиций была еще корейская (окончилась тяжелыми травмами двух участников), словенская, а в конце сезона планировала заехать австрийско-немецкая группа.

Я дружу с Александром Гуковым уже около пятнадцати лет. С Сергеем Глазуновым до этой экспедиции я лишь несколько раз пересекался в горах, но заочно следил за его успехами и за успехами его брата, Евгения Глазунова, в том числе за проектом развития альпинизма в Сибири, которым они жили и который живет благодаря им.
Так или иначе, но вопрос ненужной конкуренции, как мне кажется, исчез в первый же вечер, проведенный нами совместно на леднике Чоктой.

Мы тепло и по-доброму общались, делились планами, впечатлениями, советовались по поводу выбранных нами линий восхождения.
Сергей был очень прямым, честным и открытым человеком, с огромной силой воли и решимостью. «Я буду счастлив, если всем нам удастся реализовать задуманное, и вы и мы доберемся до вершины и спустимся вниз», - сказал он во время нашей совместной акклиматизации. И говорил он это совершенно искренне.

Сергей Глазунов в базовом лагере

Ребята планировали пройти маршрут приблизительно за десять дней, и взяли с собой три килограмма еды на двоих. Мы про себя отмечали, что это очень мало, но большего они себе позволить не могли. Снаряжения и газа было тоже минимальное количество, и ровно такое, с каким могла управиться двойка.

13 июля ребята стартовали. Был пасмурный день, и к полудню они сумели пройти лавино- и камнеопасный кулуар на высотах 4800 — 5100, где мы наблюдали их в бинокль.

Мы посоветовались и приняли решение также выйти на северное ребро и далее сделать вариант правее по стене (у нас была платформа и мы планировали более технический маршрут). В следующую ночь мы также стартовали.
С восходом солнца по стартовому кулуару потекла вода, начали лететь камни, а с одиннадцати утра — снежные лавины. Нам пришлось уйти под нависание и с полудня и до следующей ночи ждать прекращения лавин и камнепадов для возможности продолжения движения и выхода на ребро.

Вешаем платформу, чтобы пережидать камнепад

На высоте около 5700 мы обнаружили мешок с заброской, парни решили еще сильнее облегчиться и оставить все что только можно.
Забегая вперед скажу, что через неделю мы нашли фрагменты этой заброски внизу на леднике, видимо ее унесло лавиной.

У нас с собой был спутниковый коммуникатор, по которому я мог посылать сообщения, в том числе и Гукову, что я периодически и делал.
Гуков по технической причине не мог отправлять мне сообщения, поэтому я просил Анну Пиунову, с которой Гуков держал связь, транслировать мне его сообщения.
Мы знали, где он примерно находится каждый день и что примерно делает.

Погода стояла в целом хорошая, но независимо от наличия облачности, было очень тепло.
Таяние усиливалось каждый день, не взирая на набираемую нами высоту. Ночью вода не замерзала.
Периодически случались камнепады, кулуары слева и справа от нашего маршрута пробивались и лавинами и камнепадами по несколько раз в день.
Выше 6000 ночью также по стене продолжали бежать ручьи и с момента, когда стена освещалась солнцем, становилось очень опасно двигаться.

Лично меня очень беспокоил спуск в таких условиях. По рассказам Гукова, в прошлом году они спускались вниз по льду на самовывертах, которые использовали почти по всей стене. В условиях такого сильного таяния спуск по льду стал крайне опасен. Много льда подтаяло, там где на фото были ледовые речки или склоны, открылись скалы. А там, где лед остался, по нему текла вода и ледобур можно было вынимать рукой. В таких условиях эффективная страховка была только на скалах, а у нас могло не хватить снаряжения для спуска на ледник, находящийся на высоте 4800 метров.

По совокупности вышеописанных причин, а именно объективной опасности маршрута, который идет не по ребру, а в стороне от него, по стене, и риска не спуститься из-за отсутствия снаряжения в необходимом количестве, на восьмой день нашего восхождения мы приняли решение повернуть назад, и в ночь на 21 июля начали спуск с высоты около 6250.
Поздно вечером 21 июля мы оказались в базовом лагере.

На спуске мы укрепились в правильности своего решения: нижняя часть стены простреливалась камнями и лавинами в любом направлении. Несмотря на то, что снаряжения, в том числе железа, у нас было раза в 1,5 — 2 больше чем у Гукова, на спуске мы его практически полностью израсходовали.

Опаснее спуска у меня в моей практике не было, нас чудом не поубивало камнями, от которых мы уворачивались как могли. А уже в самом низу, после окончания дюльферов, Костю сбило лавиной, прилетевшей со стены и протащило около 300 метров...

Северо-западная стена Латок 1 после нашего спуска

21 июля повар и гид, которые находились в лагере Гукова, наблюдали парней в бинокль чуть выше ледового серака на высоте около 6800-6850 и передали нам эту информацию.

Мы стали беспокоиться. По сообщениям Гукова, они вылезли на этот серак еще вечером 19 июля, и то обстоятельство, что за несколько дней они никуда не залезли, говорило нам о том, что у них возможны проблемы.
Очевидно, что у них заканчивалась и без того скудная еда, и сил для нормальной скорости движения не было.
К тому же наверняка начала сказываться высота, и они могли неадекватно оценивать происходящее (все это, конечно, только мои предположения).
Я написал Гукову сообщение, что надо спускаться, а также сообщил про опасности спуска.

22 июля была облачность, мы весь день пытались разглядеть двойку в бинокль, но не могли никого обнаружить.
В этот день, по сообщениям Гукова, они вышли на попытку штурма без палатки.
С учетом скорости их передвижения в последние дни (они который день были чуть выше серака на 6800), попытка была явно отчаянной: после выхода со стены на гребень по нашим прикидкам требовался еще день работы до вершины.

Северное ребро переходило здесь в сложный скальный гребень с жандармами и карнизами на высоте более 7000 и протяженностью не менее 8-10 веревок.
Шансов долезть до вершины с высоты 6800, по нашим оценкам, не было никаких, однако, достигнув вершины ребра, ребята, видимо, хотели поставить логичную точку перед началом спуска вниз.
Другого объяснения такого шага я для себя не нахожу.

Верхняя часть ребра Лоу и вершина Латок 1

24 июля вышли под стену с биноклем, но не смогли никого обнаружить на ней.
С учетом затянувшегося нахождения парней на высоте около 6800, которое продолжалось уже пятый день, и с учетом того, что у них очевидно закончилась еда и газ (это был их одиннадцатый день на горе) я написал сообщение Анне Пиуновой с настоятельным предложением связаться со страховой компанией и с оператором ATP, через которого ребята организовывали свою экспедицию, и заказать вертолетный облет, что и было сделано.
Анна сообщила, что вертолет будет на следующий день.
Последующие дни в любое время суток Анна была на связи. Она стала координатором этих спасательных работ, связывая в единое целое множество небезучастных людей в разных концах света.

25 июля, рано утром, мы смогли обнаружить палатку и одного человека у нее на высоте около 6700 метров, т. е. где-то на две веревки ниже ледового серака, на котором ребята были до этого.
Было понятно, что ситуация становится критической, ведь две веревки спуска за день по льду — это чрезвычайно мало.
Я передал информацию о том, что я обнаружил палатку и человека возле нее и продублировал необходимость вертолетного облета.
Также попросил по возможности поискать вертолет с внешней подвеской, поскольку какого бы то ни было варианта снять людей с этой стены помимо вертолета с внешней подвеской не существовало.

На всякий случай я подготовил мешок с заброской еды, куда положил несколько энергетических батончиков, шоколадок, палку колбасы и баллон с газом. К мешку привязал тридцатиметровую веревку, а на ней через каждый метр завязал узлы-петли.
Я решил в любом случае постараться скинуть парням еду и газ, чтобы хоть как-то их поддержать на спуске.
Веревка с узлами, по моим расчетам, могла запутаться на скалах и была единственным средством, дающим шанс мешку с заброской не улететь через всю стену при падении.
Шанс был небольшим, но это сработало!

Через какое-то время прилетели два военных вертолета. Я сел в один из них, и мы полетели искать парней на стене.

На высоте около 6500 я увидел двойку. Верхний, как я понял по фото впоследствии — Гуков, стоял на ребре на станции, а нижний (Глазунов) был на 50 метров ниже на стене.
Гуков показал рукой знак, что у них все в порядке, и я сбросил мешок с заброской.

Через 10 минут меня высадили на леднике и вертолеты улетели вниз. Я передал информацию об увиденном Анне Пиуновой.

Часа через три она прислала мне сообщение от Гукова, в котором он написал про падение Глазунова, и что он сам остался без снаряжения для спуска.

Я передал Анне Пиуновой, что снова нужен облет, и мы постараемся как минимум скинуть ему снаряжение для спуска, если не сумеем сдернуть его каким-то образом, а также, что нам обязательно нужен вертолет с внешней подвеской, поскольку прилетавший только что борт не был приспособлен для проведения спасработ.

Мы обсудили ситуацию, все были единогласного мнения, что с учетом крайней камне- и лавиноопасности нижней части маршрута в сложившихся условиях выход на ребро невозможен.
Такого же мнения была и словенская группа под руководством Алеша Чесена.
Даже при хорошей погоде и состоянии маршрута до точки, где предположительно находился Гуков, было приблизительно 5-7 дней пути.

С другой стороны, ни на этом ребре, ни на стене слева или справа, до выхода на вершинный гребень нет полок, подходящих для высадки с вертолета.
И даже в случае, если кому-то удастся высадиться к Гукову, то дальнейший спуск в нынешних условиях невозможен из-за чрезвычайной его опасности.

Единственный вариант на спасение был вертолет с опытным пилотом и внешней подвеской, о чем мы говорили все последующие дни всем многочисленным советчикам, предлагающим переброску иностранных альпинистов в базовый лагерь, мифическую высадку кого-то на стену, на ребро, на вершинный гребень.

Всё это, наверное, казалось возможным с экрана монитора в далекой России или Европе, но было совершенно невыполнимо здесь, на северной стене Латок 1 в эти дни.
Мы, только что спустившиеся с этой стены, знали это наверняка. Да и любая такая попытка с высокой долей вероятности стоила бы жизни спасателей.

В тот же день 25 июля Александр Парфенов и Константин Маркевич с биноклем подошли под стену в место, куда могло теоретически долететь тело Глазунова. Сделали осмотр стены с биноклем, фотографии с большим разрешением, но ни тела, ни какого либо снаряжения обнаружить не удалось.
Я отправился в это время на ровную часть ледника со снаряжением в ожидании вертолета. Позже мне сообщили, что в Скарду, где располагается военная база, пришла гроза, и вертолет вылететь не может.

26 июля вертолет прилетел около 9 утра, в это время начало затягивать гору, и облачность была на высоте около 5800.
Я сел в вертолет, и мы сделали попытку облета, но Гукова обнаружить не смогли из-за облачности.
В то же время я внимательно просмотрел всю стену ниже, и нигде не обнаружил тело Глазунова.

Вертолетчики после высадки меня на ледник сделали еще один круг вдоль ледника и заметили чей-то старый вытаявший из снега спальник, который приняли за тело, в связи с чем поступила недостоверная информация об обнаружении Сергея.

Мы еще не раз просматривали всю стену в бинокль, и никаких следов Сергея так и не сумели обнаружить.
Уже в городе, при внимательном изучении фотографий, я пришел к выводу, что он с большой долей вероятности улетел в бергшрунд.
Ниже точки нахождения Гукова начиналась вертикальная стена с перепадом около трехсот метров, а ниже еще серия стенок и снежных полок крутизной не менее шестидесяти градусов, и так до самого берга…

В последующие дни погода испортилась, в базе шел дождь и снег, видимости не было.

27 июля пришли наши портеры, мы отправили с ними наш лагерь в сопровождении Александра Парфенова. Я остался с Константином Маркевичем, у которого было подозрение на перелом ребра в результате трехсотметрового полета в лавине у основания стены на спуске. Вместе мы переехали в палатку Гукова.

Все эти дни до момента спасения Гукова я отслеживал погоду на горе и передавал Анне Пиуновой сообщения о ней каждый час, начиная с 4 часов утра.
Анна эту информацию транслировала вертолетчикам еще по какой-то немыслимой цепочке людей.

29 июля вопреки моей информации про нелетную погоду и полное отсутствие видимости на горе и бессмысленности облета, снова прилетели два вертолета, сделали один круг и улетели.
Как я понял впоследствии, в этот день пакистанская армия получила команду от премьер-министра организовать спасение российского альпиниста.

Деньги страховой компании уже давно закончились (друзья, не экономьте на страховке, выбирая самый дешевый пакет с минимальным страховым покрытием!), собранные общественностью деньги принципиально не меняли ситуации, и без помощи официальных властей ситуация была нерешаема.

30 июля погода стала улучшаться, мы расчистили от снега площадку для посадки вертолетов на леднике, предложили схему с подлетом вертолета в соседнее ущелье, где есть небольшая военная база с вертолетной площадкой, от которой до нас лета всего десять минут, чтобы они ждали команды оттуда, поскольку погодное окно может открыться на непродолжительное время, а со Скарду лететь целый час.

Прилетели два вертолета, сделали облет, улетели в соседнее ущелье ждать погоду.
Мы с Константином полетели с вертолетчиками, внизу обсудили с пилотами технические детали операции.
У них не было никакого специального оборудования для проведения спасательной операции, надо было все делать «на коленке».
Также мы договорились с пилотами, что Костя (как пострадавший) улетит в Скарду с моим коммуникатором, а я буду с базового лагеря посылать ему напрямую информацию о погоде с коммуникатора Алеша Чесена. Это позволит сэкономить время на передачу информации по цепочке: я — Анна Пиунова — еще какие-то люди — командование Пакистанской армией — начальник штаба — пилоты. Так мы и сделали.

Пилоты вертолетов пакистанской армии, принимавшие участие в спасательной операции

Мы с Константином привязали к днищу вертолета шестьдесят метров нашей динамической веревки, закрепив на ней груз, чтобы веревка не сильно болталась при вщелкивании. В свободный конец веревки вщелкнули муфтованный карабин, предварительно размуфтовав его. Сбухтовали веревку и передали ее привязанную другим концом к днищу вертолета второму пилоту.

Предполагаю, что второй пилот, перед тем как сбросить веревку Гукову, замуфтовал карабин, в результате чего Гуков провозился с этой муфтой и не успел выщелкнуть самостраховку (в первый день операции я ему написал, чтобы он не забыл отщелкнуться, когда борт прилетит).

Пилотам на грани возможностей вертолета удалось обнаружить Гукова, зависнуть над ним и скинуть ему веревку.
Отмечу, что пилоты проявили настоящий героизм и мужество при выполнении этой задачи.
Вертолет вынужден был зависнуть на экстремально близком к стене расстоянии, при этом пилоты не видели ничего, что происходило внизу с Александром, и их действиями в этот момент руководил второй борт, также зависший на небольшом удалении от стены.
Любая ошибка могла стоить им жизни. Раньше никто из них ничего подобного не делал.

Операция продолжалась около 5-10 минут. После чего Гукова на веревке опустили на ледник, где я оказал ему первую помощь, вколов две ампулы дексаметазона, завернул в спальник. Затем мы погрузили его в вертолет и все вместе улетели в Скарду.

После спасения. А.Гуков, В.Коваль, К.Маркевич

Мы же вернулись домой. Сашу Гукова уже выписали из больницы. Сергей Глазунов навсегда остался на стене горы, взойти на которую он так мечтал…