Огонь в скалах Глава первая / Люди и Горы. Творчество / Mountain.RU


Подсказка
При вводе Логина и Пароля, обратите внимание на используемый Вами регистр клавиатуры!

Добро пожаловать !

Войти в Клуб Mountain.RU

Чтобы быть в курсе последних событий в мире альпинизма и горного туризма, читайте Новостную ленту на Mountain.RU

Люди и горы > Творчество >

Всего отзывов: 0 (оставить отзыв)

Автор: Владлен Авинда, Ялта

Огонь в скалах
Глава первая

Хроника работ по спасению терпящих бедствия в горах, с их трудностями, приключениями, трагедиями, опасностями, катаклизмами природы, человеческим благородством, мужеством и предательством, составленная бывшим горноспасателем и альпинистом на правдивых фактах-былях, где лишь чуть-чуть изменены география и фамилии, а событиям дан художественный ритм

ДАР
1999 г
ПОСВЯЩЕНИЯ

Почему там много посвящений в моей тоненькой книжечке? Эти люди были рядом, когда протекали события “Хроники”. Одни помогали в спасработах, другие учили нас, а третьи вдохновляли, — точнее, они живут в Крыму и дружат с горноспасателями. Не сказать о них несколько добрых слов, считаю предательством. Так что не обессудь, дорогой читатель, прочти имена и фамилии наших товарищей. Может, не всех упомянул, — не серчайте, будут новые рассказы и тогда не забуду ни о ком!

Старейшинам крымского альпинизма, мастерам спорта, архитектору и художнику — Валентину Всеволодовичу Пекарскому и Юрию Борисовичу Бурлакову, инженеру и писателю, в знак глубокого уважения — мои строки “Хроники горноспасательных работ”.

Валерию Павлотосу и его великолепной команде горноспасателей и скалолазов, стойких и сильных, отчаянно сражавшихся на скальных стенах за жизнь потерпевших бедствия, за фантастические и феерические идеи, воплощенные в кино, за легкий и энергичный нрав, за все хорошее и доброе вспоминает — автор.

Мастеру спорта и горноспасателю Симферополя — Юрию Лишаеву, одному из лучших скалолазов мира, в одиночку покорившему все самые трудные каменные отвесы Крыма, легендарную кавказскую Ушбу и пик Вольной Испании, разбившемуся на параплане на Судакской крепости, пролежавшему без движения два года в постели, но выдюжившему, переломившему болезнь, и снова со скрюченным позвонком сумевшему покорить скальные сложные стены — за силу воли и духа, неукротимость настоящего мужчины, за рискованность опасных восхождений и приключений, с преклонением, уважением и гордостью, что ты мой воспитанник, посвящает автор страницы своей хроники.

Симферопольскому туристу Евгению Самулеву, в одиночку прошедшему Каракумы, Курильские острова, вулканы Камчатки, фиорды Кольского полуострова, тропы Дерсу Узала, Копет-Даг, Колыму, Чукотку, Таймыр, озеро Байкал и много других маршрутов, с кем вместе бродил по Крыму, и его сыну Никите, в шесть лет самостоятельно поднявшемуся на Аю-Даг и Роман-Кош, с восхищением — автор.

Знаменитому спелеологу Геннадию Пантюхину и лучшему организатору туризма в Крыму — Марку Генхелю, с кем ходил в горы и пещеры, в память о прекрасных днях юности с благодарностью вспоминает автор.

Романтику и путешественнику, “снежному барсу”, начальнику сейсмологической станции Ялты — Борису Тенигину, покорявшему вершины Кордильер и Анд, Кавказа и Памира, Альп и Тянь-Шаня, на велосипеде объехавшему Турцию, Швейцарию, Германию, Китай и Вьетнам, на яхте в шторм проплывшему Черное и Средиземноморье, купавшемуся в озере Тититака, ставшего призером соревнований по горному кроссу в Перу, танцевавшему на ночных балах с красавицами Италии, Франции и Чехии, целовавшему чилийку в Сант-Яго, а с болгаркой умиравшему в ледяной нише в урагане на вершине пика Победы, встретившему Новый год на мысе Дежнева и еще обошедшему и объехавшему множество стран и уголков мира, незримой тенью вместе с красавицей-дочкой проходившему государственные границы, — с удивлением и немножечко с завистью констатирует — автор.

Михаилу Воробцу — яхтсмену, горнолыжнику, легкоатлету, теннисисту, подводному охотнику, горноспасателю и самому прекрасному и доброму другу, любимцу ялтинцев, облетевшему на самолете, проехавшему на лыжах, проплывшему на плотах и под парусами, нырявшему под водой — Америку, Европу, Азию, Атлантику и рубившему лес на Амуре, сидевшему в тюрьмах Сирии, Турции, Болгарии, Югославии, перечитавших труды всех философов мира, дающему всегда нам свет, тепло, доброе слово и умный совет, — с признательностью посвящает автор свои строки.

Ялтинскому капитану, гитаристу и поэту — Игорю Вульфиусу, его несгибаемой и отчаянной команде плотогонов, прошедшему ужас снежной смертельной лавины и смело ведущему свой экипаж навстречу водяному аду водопадов, быстрых течений и веселых приключений, с сожалением, что меня не включили в их железный состав, посвящает автор.

Футболисту и горнолыжнику — Павлу Канцерову, который по первому зову сумел в ночь и непогоду, не зная дороги, подняться в одиночку на Гурзуфское седло и принять участие в спасательных работах, за мужество и бескорыстие благодарит автор этими короткими строками.

Моему первому издателю — Валерию Монченко, за доброту и благородство, за доверие, за чистое человеческое отношение, за мудрость и щедроту характера глубоко признателен автор. Моим молодым друзьям — теннисисту Анатолию Хабибову и мастеру спорта по борьбе Владимиру Малову, сильным, смелым, добрым и умным, за наши будущие и грядущие Великие путешествия, о которых мечтаем, планируем и разрабатываем маршруты по Европе, Австралии и Новой Зеландии зимними вечерами при свечах в баре великолепной ялтинской гостиницы “Палас” — с надеждой на исполнение, помогающие писать мне “Хронику”, с любовью посвящает автор.

РОЗОВАЯ ТУЧКА НАД АВСТРИЙСКИМИ АЛЬПАМИ.
(Будущий горноспасатель на Тропе Журавлей)

Иногда прошедшие дни детства или юности желанными картинами являются нам. Вот и сейчас из глубины памяти текут щемящие воспоминания. И почему-то они имеют розовый цвет, хотя тогда все вокруг было серым, суровым, синим, снежным. Да просто память любит придавать всему радостные оттенки.
С альпинистской командой Громов приехал в Австрию. В то время Виктор был молод (в этом слове все — самоуверенность суждений и мыслей, жажда славы и острое восприятие жизни), он любил горы и рвался к вершинам. В один миг хотел он покорить самые сложные и недоступные альпийские стены. Но шел дождь и все восхождения отложили. Серый и монотонный дождь лупил по высокой плотине, перегородившей узкое ущелье, по бетонному цилиндру гостиницы “Мозербоден”, а австрийские снежные вершины были затянуты непроницаемой водяной пеленой.

Четверо из команды играли в преферанс, уютно устроившись за столиком в ресторане, за другим руководитель и тренер команды Владимир Моногаров и его помощники составляли отчет о восхождении на легендарную кавказскую Ушбу. Месяц назад их команда покорила двурогий пик по отвесной и пугающей Западной стене с выходом на Красный угол, где с прошлого года висели на крючьях рюкзаки альпинистов Виталия Тимохина и Артура Глуховцева, сорвавшихся там и погибших. Обычно осенью судейская коллегия по составленным отчетам подводила итоги и присуждала медали чемпионата СССР в разных классах. (Тогда они получили золотые в классе технически сложных восхождений).

На стекле ресторанных окон цвела синяя дождевая россыпь-роза. Виктор Громов бездельничал и томился. Он чувствовал прилив грандиозных сил, ему казалось, что здесь, в Австрии, он совершит что-то необыкновенное и потрясающее, прославит себя, свою Родину, папу и маму. Но никаких подвигов не подворачивалось. Тогда Виктор пошел в номер учить английский язык, — в Киевском институте физкультуры, где он занимался, у него был порядочный иностранный “хвост”, который мог оставить его без стипендии.

Помурлыкав немного над текстом, где Том покупает цветы Мэри, Громов решил спуститься в ресторан и там среди иностранцев продолжить уроки. Но в ресторане он увидел, что все столики заняты, — дождь загнал туристов в гостиницу. Лишь два свободных места были напротив девушки и старушки, беседующих в углу.
Громов галантно раскланялся и на ломаном английском языке с русским акцентом спросил разрешения у дам сесть за их стол (бытовые диалоги по-английски входили в его учебную программу). Ему жестом разрешили. Он бухнулся на стул и начал усиленно листать книгу, бормоча о взаимоотношениях Тома и Мэри. Но разве мог он учить английский, когда напротив сидело светловолосое создание, с улыбкой ослепительной, как чистый блистающий снег на альпийских вершинах ее глаза, глубокие и голубые, как горные долины, вбирали в себе пространство и объемность чистых и чеканных зовущих далей. Какие-то цветочки, кружева, рюшечки и завиточки украшали национальное тирольское платье мадонны. А из глубокого выреза был виден уголок упруго дышащей божественной девичьей груди. И один только брошенный туда взгляд свел Громова с ума.

Что-то случилось с ним, но Виктор вдруг свободно заговорил по-английски. И Сисся (надо же иметь такое причудливое имя!) неплохо ему ответила. Она ни чуточку не ломалась для приличия и не жеманилась, а охотно вела с ним разговор, состоящий из одних его вопросов. Родом из Вены, гостила с тетей, которую родители приставили опекать и наблюдать за ней, в Италии, а теперь заехали в Мозербоден, где на кухне в отеле работает ее родной брат. Увлекается вязаньем, любит танцевать, первый раз встречает русского. Кто он по профессии? Где живет? О чем мечтает?

Они говорили, говорили, перебивая друг друга, на английском, русском, немецком, французском, призывая в помощь все языки мира, разве что кроме древних и забытых людьми. Они уже любили друг друга, любили горы и этот дождь, соединивший их за одним столом. Тетка сердито зыркала на Виктора, но он не обращал внимание на домашнего цербера и, смешивая в чудодейственный напиток слова — нежные, ласковые, любовные, медовые, — неудержимо и страстно преподносил этот благоухающий “коктейль” Сисси. Она же, взращенная на тирольских сливках, пышущая здоровьем и энергией, давно истомилась под зорким теткиным наблюдением. И вот внезапно свалился на голову русский альпинист, загорелый и мужественный, в шрамах и царапинах (Громова смолоду в горах преследовали лавины, камнепады и досадные случайности).

Да здравствуют все дожди в мире, соединяющие влюбленных, а также приносящих богатые урожаи зеленой травы и пшеницы, а значит хлеба, молока и сливок! Незаметно подошло время пожинать богатые урожаи — время обеда. Прежде уже несколько раз команда альпинистов кушала за двумя столиками, но сейчас все оказалось занято туристами, укрывшимися от дождя, и советские спортсмены с трудом поместились за одним естественно, Громову там не хватало места. Виктор попросил официанта, чтобы обед ему подавали за этот столик, где он сидел с австрийскими дамами. Принесли первое — жиденький супчик и тоненький, как лист оберточной бумаги, кусочек хлеба.

Русская команда очень страдала за границей от нехватки хлеба и поэтому одессит Вадик Свириденко в поездке по Австрии носил за плечами мешок, куда они складывали закупленные общественные буханки. Перед каждой трапезой Вадик священнодействовал с хлебом, разрезая равные куски и раздавая каждому порцию. Обычно щедрый и заботливый, Виктор совал свой ломоть Мише Алексюку, обладающему гигантским ростом и таким же аппетитом. Сейчас Виктор сидел на стуле, вытянутый как струна и чопорно водил ложечкой по тарелке с бульоном, — упаси господи, чтобы захлюпать или пролить на скатерть каплю супчика, ведь будет опозорен в глазах заграничной чистюли. Вдруг к их столику подкатил Свириденко, положил буханку хлеба и сказал почему-то на английском языке:

— Возьми, твоя обеденная порция!

Каким-то боковым зрением Виктор увидел, как исказилось лицо у его богини от удивления при виде такого каравая, который он должен уплести за обедом... Да, хорошо мальчики подшутили, — стоило на полчаса оторваться от коллектива, и Громова стали воспитывать любыми средствами.

Обед продолжался. Скользкая отбивная, политая маслом и приправами, вылетела у Виктора из тарелки, он еле успел вернуть ее назад, прихлопнув ладонью. Вилку в левой руке он не умел держать, пища не попадала ему в рот, руки торчали как две грабли. Тогда он сделал вид, что давно сыт, хотя на завтрак пил одно кофе и отодвинул в сторону недоеденный, точнее совсем нетронутый хороший кусок мяса с горой овощей и картошки. А его богиня второе уминала во всю, ловко орудуя ножом и вилкой, даже вытирая подливу с тарелки кусочками хлеба, — видно, альпийский воздух способствовал ее отличному аппетиту.

Принесли пирожное. Виктор — сладкоежка и при виде кремовой розы у него затряслись коленки. Но ведь он мужчина и притом русский, который отдаст с себя последнюю рубашку! Он галантно предложил Сисси свою порцию сладкого, втайне надеясь на ее отказ. Ей пищу подавали чуть позже. К его страшному разочарованию, Сисся приняла угощение и вмиг справилась с ним. Виктор только облизнулся. Сидел голодный и злой, листал английский учебник и смотрел на проклятый дождь. Сисся куда-то ушла. Тетка торжествовала, вякая что-то по-немецки.

Но вот Сисся возвратилась и села рядом с Громовым. Любовь у него уже прошла и ему страшно хотелось есть. А ей подали альпийское чудо из сливок, кремов, мороженого, точно какой-то изумительный сладкий айсберг на таком большем блюде, будто на целой Антарктиде. Видно, Сисся бегала на кухню к брату-кулинару и он родной сестричке выделил восхитительное лакомство.

Сисся знаком предложила Виктору отведать это кулинарное творение. Но он, собрав последнюю силу воли, мужественно отказался, небрежно кивнув головой и, глотая слюну, отвернулся к окну. Гордись, Россия, своими верными и неподкупными сыновьями! Правда, чуточку смурными. Вдруг кто-то ласково тронул Виктора за мочку уха. Он повернулся — и кусочек сладкого айсберга попал ему в открытый от удивления рот! Он только представил себе, насколько выглядел растерянным в миг, когда во рту таял восхитительный нектар... Сисся, как маленького, кормила Громова из ложечки. Вся команда смелых, сильных и бывалых спортсменов, вытянув жилистые и мускулистые шеи, молча осуждала сопливого крымского альпиниста, в один миг развращенного красивой буржуазной особой. А он, забыв обо всем на свете, даже о своем рабочем русском происхождении, поглощал нектар любви из рук его спасительницы и искусительницы. У Сиссиной тетки и альпинистского тренера Виктора возникли общие биотоки и обоих почему-то бил нервный тик. Они лихорадочно думали, как разогнать воркующих голубков, не вызвав политический скандал. А у голубков совсем исчезли всякие реакции на внешние раздражители. Лились сладостные благоухающие минуты, за окном шумел прекрасный дождь, а Виктор словно брал темно-вишневые скрипки разных языков и нежно выводил на их струнах слова любви по-русски, по-английски, по-немецки, а со временем все больше на древних и уже забытых народами наречиях, которых не знал и сам, употребляя жесты, поглаживания и трепет горячих пальцев.

Любовь ширилась, росла, она заполняла все вокруг и будто низвергалась на землю серебристыми каскадами дождя. Дождь, хороший и прекрасный друг, как Громов полюбил тебя с тех пор!

Но австрийский небесный Творец тоже разгневался, что его подданная в каких-то несколько минут растаяла от неуклюжего ухаживания русского мужичка, покрытого шрамами и царапинами. И он выключил рубильник дождя. Засветило солнце. Оно было бледным и больным, видно и светило измучило дождливое лето. Пока тетка искала подходящие путы для племянницы, а тренер Громова строил в уме страшные испепеляющие фразы для воспитания и бичевания молодого альпиниста, влюбленные ловко ускользнули от обоих.

— Идем на тропу журавлей? — шепнула она Виктору по-английски. Он, конечно, подумал, что неправильно понял ее, причем и зачем сейчас нужны журавли?

Закат был кроток и целомудрен. Три розовых ангела реяли над ними. Вы когда-нибудь целовались в Австрийских Альпах или на острове Магадаскар, на улицах Киева или у мыса Доброй Надежды? На Магадаскаре и у мыса Громов не был, в Киеве любит пить чай со студенческим другом Валерием Коваленко, а этот поцелуй в Альпах вошел в небесную сокровищницу и теперь четвертого августа там, над Мозербоденом, всегда появляется розовая нежная тучка, рожденная поцелуем Сисси и Виктора.

Верьте или не верьте, но три розовых ангела охраняли влюбленных от всех злых сил, представленных сейчас в двух образах: худой и остроносой тетки и волевого, глубоко преданного Родине тренера, рьяно бдящих своих подопечных. Они метались по этажам гостиницы-цилиндра, выискивая “преступников” в укромных уголках. А тем временем Австрия, сохраняющая политический нейтралитет, и СССР, на локомотиве несущийся к коммунизму, в лице нежной и милой Сисси и комсомольца-альпиниста Виктора шагали сквозь золотой дождь по тропе журавлей, а над их головами медленно плыли три розовых ангела.

Внезапно на горной тропе они наткнулись на скальную глыбу, где висела дощечка из нержавеющей стали. На ней были выгравированы журавли и три имени.

— Что здесь случилось? — спросил Виктор.
: — Спортивный самолет наткнулся на трос подвесной дороги и разбился, пилоты погибли в память о них оставлены обломки самолета и вмонтирована эта памятная доска.
: — Понимаю.
: — Смотри, чтобы теперь пилоты видели подвесную дорогу, к тросу прикрепили эти яркие шары! — показала Сисся рукой на три розовых ангела, реющих над их любовью.

Но удача не вечна, почему-то к ней примешивается политика и магия она вдруг отвернулась от пылающих любовью и сжимающих друг друга сильно и горячо австрийки и русского, готовых упасть в сладкой истоме на зеленый альпийский ковер. Снизу, спотыкаясь на каменистой тропе, бежала ведьма-тетка с метлой в руках и рядом прыгал черный чертик, альпинистский тренер.

— Выходи в двенадцать ночи на лестничную площадку гостиницы! — шепнула Сисся прощальные слова и ринулась навстречу темным силам мракобесия. А Громов тайными скальными маршрутами, минуя всю стражу, вернулся в цилиндрический отель.

Ужинали они в разных углах, под бдительным присмотром. К удивлению друзей, Громов отказался от ужина, отдав его Мише Алексюку. Не то что кушать, жить на таком злобном свете он не хотел. Голодный и отрешенный, он с нетерпением ждал полуночи, — а в этот волшебный час, как известно, рождаются самые невероятные тайны и заклинания. Например, если нарисовать четыре креста и приклеить бумажку на дверь гостиничного номера тренера, то к нему нагрянет страшный и диковинный сон, где четыре черных ведьмы станут вязать его крепкими альпинистскими веревками к цилиндру-отелю. И он будет долго мучаться под дождем и солнцем, пока не попросит пощады у двух невинных влюбленных, которые пренебрегли политикой и пограничными полосами.

А если бумажку с четырьмя крестами сунуть тетке в сумку, то в полночь к ней явятся четыре русских мужика и пустятся с ней танцевать и целоваться до упаду, а когда старая карга разомлеет и приготовиться к любовной сцене, то они сядут играть в карты.

Громов очнулся от забытья, поспешно поднес светящийся циферблат к глазам. Полночь. Быстро открыл дверь и выскользнул в коридор. На стенах светились кровавые глазки ночников. Громов осторожно ступил на ковер и крадучись зашагал по кругу к номеру, где остановилась Сисся.

В центре цилиндра-отеля зияла чернотой многоэтажная дыра. Вот и дверь ее комнаты. Виктор тихо поскреб ногтем. Внутри послышалась какая-то возня, дверь открылась и Сисся выскользнула к нему. Ее аромат духов, ее нейлоновая куртка, — сейчас она повернется и они сольются в священном и страстном поцелуе, и тогда уже никто не разлучит их вовеки.

Где-то рядом заскрипела дверь, — а их освещал красный фонарь и они были похожи на две кровавые фигуры из шекспировской трагедии. Тогда Громов нажал эту красную кнопку, чтобы свет выключился и они бы очутились под покровом темноты. Но лестничная площадка вдруг озарилась ярким светом. Будь ты проклята заграничная экономия, когда нет запыленных лампочек по коридорам гостиницы, а лишь тлеет кровавый “глаз”, и чтобы пройти в туалет, надо нажать стеклянную кнопку, и электроосвещение загорится только на две минуты!
О, жизнь! Неужели ты способна на такие подлости?
В ярком свете и в куртке любимой стояла ведьма-тетка. Но увидев Громовский свирепый взгляд, пылающий обещанием кровной мести, она быстро юркнула обратно в номер.

Ночь прошла в кошмарах и мучениях. Утром спортивная команда отправилась на восхождение на высшую точку Австрийских Альп — вершину Гросглокнер. Но Громов уже не был жилец на этом солнечном радостном свете. Дождь прекратился, и их любовь тоже растаяла в серебристых туманных струях рассвета...

При расставание у входа в гостиницу все громко смеялись, целовались, кричали — Ура! Фройндшафт! — И пели русские песни. Сисси нигде не было, только австрийская старуха Изергиль, взяв для обороны толстую палку, величественно и уничтожающе ходила чуть в стороне. А несчастный Виктор Громов готовился простится с жизнью, — ну зачем она ему нужна, если нет рядом любимой? Внезапно на крыльце появился элегантный франт в белом смокинге и с огромным тортом, будто два моря — Азовское и Черное держал в руках. Вокруг поднялся неописуемый плотоядный шторм-веселье.

Франт почему-то подкатил к Громову и торжественно преподнес ему торт. Стоящий рядом Тренер чуточку побелел и Громов понял, что кондитер ошибся, и тут же вручил торт самому Главному в команде. А кондитер незаметно сунул Громову бумажку он развернул ее и увидел силуэты трех журавлей. Виктор понял, что пока все будут насыщать утробы лакомыми кусками, они с Сиссей встретятся на тропе журавлей.

Она ждала его там, — не зря кондитер в белом фраке был ее родным братом. У них оказалось несколько восхитительных часов, их охраняли все ангелы Австрийских и Крымских гор, слетевшихся сюда, чтобы некто не тревожил целомудрие влюбленных. А команда и провожающие, в том числе тренер и тетка, объевшись торта, спали прямо у крылечка гостиницы. Сисся успела подсыпать в сладкий крем хорошую порцию снотворного.

Вот и все воспоминания далекой и бурной молодости.
Потом было многое: и письма, и встреча в Праге, и неприятности, и приглашения в КГБ, и еще кое-что, — а день этот остался навсегда в истории Альп. Наша розовая тучка постоянно прилетает туда четвертого августа и реет, вздыхает и плачет над Мозербоденом на тропе журавлей.

Продолжение следует....

Поделиться ссылкой

Дорогие читатели, редакция Mountain.RU предупреждает Вас, что занятия альпинизмом, скалолазанием, горным туризмом и другими видами экстремальной деятельности, являются потенциально опасными для Вашего здоровья и Вашей жизни - они требуют определённого уровня психологической, технической и физической подготовки. Мы не рекомендуем заниматься каким-либо видом экстремального спорта без опытного и квалифицированного инструктора!

о нас