При вводе Логина и Пароля,обратите внимание
на используемый Вами
регистр клавиатуры!
|
|
|
|
|
Подсказка
|
||
|
При вводе Логина и Пароля, обратите внимание на используемый Вами регистр клавиатуры! |
||
|
|
|
|
|
||||
|
||||
Огонь в скалах
Глава первая Хроника работ по спасению терпящих бедствия в горах, с их трудностями, приключениями, трагедиями, опасностями, катаклизмами природы, человеческим благородством, мужеством и предательством, составленная бывшим горноспасателем и альпинистом на правдивых фактах-былях, где лишь чуть-чуть изменены география и фамилии, а событиям дан художественный ритм ДАР
Почему там много посвящений в моей тоненькой книжечке? Эти люди были рядом, когда протекали события “Хроники”. Одни помогали в спасработах, другие учили нас, а третьи вдохновляли, — точнее, они живут в Крыму и дружат с горноспасателями. Не сказать о них несколько добрых слов, считаю предательством. Так что не обессудь, дорогой читатель, прочти имена и фамилии наших товарищей. Может, не всех упомянул, — не серчайте, будут новые рассказы и тогда не забуду ни о ком!
Старейшинам крымского альпинизма, мастерам спорта, архитектору и художнику — Валентину Всеволодовичу Пекарскому и Юрию Борисовичу Бурлакову, инженеру и писателю, в знак глубокого уважения — мои строки “Хроники горноспасательных работ”.
Валерию Павлотосу и его великолепной команде горноспасателей и скалолазов, стойких и сильных, отчаянно сражавшихся на скальных стенах за жизнь потерпевших бедствия, за фантастические и феерические идеи, воплощенные в кино, за легкий и энергичный нрав, за все хорошее и доброе вспоминает — автор.
Мастеру спорта и горноспасателю Симферополя — Юрию Лишаеву, одному из лучших скалолазов мира, в одиночку покорившему все самые трудные каменные отвесы Крыма, легендарную кавказскую Ушбу и пик Вольной Испании, разбившемуся на параплане на Судакской крепости, пролежавшему без движения два года в постели, но выдюжившему, переломившему болезнь, и снова со скрюченным позвонком сумевшему покорить скальные сложные стены — за силу воли и духа, неукротимость настоящего мужчины, за рискованность опасных восхождений и приключений, с преклонением, уважением и гордостью, что ты мой воспитанник, посвящает автор страницы своей хроники.
Симферопольскому туристу Евгению Самулеву, в одиночку прошедшему Каракумы, Курильские острова, вулканы Камчатки, фиорды Кольского полуострова, тропы Дерсу Узала, Копет-Даг, Колыму, Чукотку, Таймыр, озеро Байкал и много других маршрутов, с кем вместе бродил по Крыму, и его сыну Никите, в шесть лет самостоятельно поднявшемуся на Аю-Даг и Роман-Кош, с восхищением — автор.
Знаменитому спелеологу Геннадию Пантюхину и лучшему организатору туризма в Крыму — Марку Генхелю, с кем ходил в горы и пещеры, в память о прекрасных днях юности с благодарностью вспоминает автор.
Романтику и путешественнику, “снежному барсу”, начальнику сейсмологической станции Ялты — Борису Тенигину, покорявшему вершины Кордильер и Анд, Кавказа и Памира, Альп и Тянь-Шаня, на велосипеде объехавшему Турцию, Швейцарию, Германию, Китай и Вьетнам, на яхте в шторм проплывшему Черное и Средиземноморье, купавшемуся в озере Тититака, ставшего призером соревнований по горному кроссу в Перу, танцевавшему на ночных балах с красавицами Италии, Франции и Чехии, целовавшему чилийку в Сант-Яго, а с болгаркой умиравшему в ледяной нише в урагане на вершине пика Победы, встретившему Новый год на мысе Дежнева и еще обошедшему и объехавшему множество стран и уголков мира, незримой тенью вместе с красавицей-дочкой проходившему государственные границы, — с удивлением и немножечко с завистью констатирует — автор.
Михаилу Воробцу — яхтсмену, горнолыжнику, легкоатлету, теннисисту, подводному охотнику, горноспасателю и самому прекрасному и доброму другу, любимцу ялтинцев, облетевшему на самолете, проехавшему на лыжах, проплывшему на плотах и под парусами, нырявшему под водой — Америку, Европу, Азию, Атлантику и рубившему лес на Амуре, сидевшему в тюрьмах Сирии, Турции, Болгарии, Югославии, перечитавших труды всех философов мира, дающему всегда нам свет, тепло, доброе слово и умный совет, — с признательностью посвящает автор свои строки.
Ялтинскому капитану, гитаристу и поэту — Игорю Вульфиусу, его несгибаемой и отчаянной команде плотогонов, прошедшему ужас снежной смертельной лавины и смело ведущему свой экипаж навстречу водяному аду водопадов, быстрых течений и веселых приключений, с сожалением, что меня не включили в их железный состав, посвящает автор.
Футболисту и горнолыжнику — Павлу Канцерову, который по первому зову сумел в ночь и непогоду, не зная дороги, подняться в одиночку на Гурзуфское седло и принять участие в спасательных работах, за мужество и бескорыстие благодарит автор этими короткими строками.
Моему первому издателю — Валерию Монченко, за доброту и благородство, за доверие, за чистое человеческое отношение, за мудрость и щедроту характера глубоко признателен автор.
Моим молодым друзьям — теннисисту Анатолию Хабибову и мастеру спорта по борьбе Владимиру Малову, сильным, смелым, добрым и умным, за наши будущие и грядущие Великие путешествия, о которых мечтаем, планируем и разрабатываем маршруты по Европе, Австралии и Новой Зеландии зимними вечерами при свечах в баре великолепной ялтинской гостиницы “Палас” — с надеждой на исполнение, помогающие писать мне “Хронику”, с любовью посвящает автор.
1999 г ПОСВЯЩЕНИЯ РОЗОВАЯ ТУЧКА НАД АВСТРИЙСКИМИ АЛЬПАМИ.
Иногда прошедшие дни детства или юности желанными картинами являются нам. Вот и сейчас из глубины памяти текут щемящие воспоминания. И почему-то они имеют розовый цвет, хотя тогда все вокруг было серым, суровым, синим, снежным. Да просто память любит придавать всему радостные оттенки. (Будущий горноспасатель на Тропе Журавлей) С альпинистской командой Громов приехал в Австрию. В то время Виктор был молод (в этом слове все — самоуверенность суждений и мыслей, жажда славы и острое восприятие жизни), он любил горы и рвался к вершинам. В один миг хотел он покорить самые сложные и недоступные альпийские стены. Но шел дождь и все восхождения отложили. Серый и монотонный дождь лупил по высокой плотине, перегородившей узкое ущелье, по бетонному цилиндру гостиницы “Мозербоден”, а австрийские снежные вершины были затянуты непроницаемой водяной пеленой. Четверо из команды играли в преферанс, уютно устроившись за столиком в ресторане, за другим руководитель и тренер команды Владимир Моногаров и его помощники составляли отчет о восхождении на легендарную кавказскую Ушбу. Месяц назад их команда покорила двурогий пик по отвесной и пугающей Западной стене с выходом на Красный угол, где с прошлого года висели на крючьях рюкзаки альпинистов Виталия Тимохина и Артура Глуховцева, сорвавшихся там и погибших. Обычно осенью судейская коллегия по составленным отчетам подводила итоги и присуждала медали чемпионата СССР в разных классах. (Тогда они получили золотые в классе технически сложных восхождений). На стекле ресторанных окон цвела синяя дождевая россыпь-роза. Виктор Громов бездельничал и томился. Он чувствовал прилив грандиозных сил, ему казалось, что здесь, в Австрии, он совершит что-то необыкновенное и потрясающее, прославит себя, свою Родину, папу и маму. Но никаких подвигов не подворачивалось. Тогда Виктор пошел в номер учить английский язык, — в Киевском институте физкультуры, где он занимался, у него был порядочный иностранный “хвост”, который мог оставить его без стипендии. Помурлыкав немного над текстом, где Том покупает цветы Мэри, Громов решил спуститься в ресторан и там среди иностранцев продолжить уроки. Но в ресторане он увидел, что все столики заняты, — дождь загнал туристов в гостиницу. Лишь два свободных места были напротив девушки и старушки, беседующих в углу. Громов галантно раскланялся и на ломаном английском языке с русским акцентом спросил разрешения у дам сесть за их стол (бытовые диалоги по-английски входили в его учебную программу). Ему жестом разрешили. Он бухнулся на стул и начал усиленно листать книгу, бормоча о взаимоотношениях Тома и Мэри. Но разве мог он учить английский, когда напротив сидело светловолосое создание, с улыбкой ослепительной, как чистый блистающий снег на альпийских вершинах ее глаза, глубокие и голубые, как горные долины, вбирали в себе пространство и объемность чистых и чеканных зовущих далей. Какие-то цветочки, кружева, рюшечки и завиточки украшали национальное тирольское платье мадонны. А из глубокого выреза был виден уголок упруго дышащей божественной девичьей груди. И один только брошенный туда взгляд свел Громова с ума. Что-то случилось с ним, но Виктор вдруг свободно заговорил по-английски. И Сисся (надо же иметь такое причудливое имя!) неплохо ему ответила. Она ни чуточку не ломалась для приличия и не жеманилась, а охотно вела с ним разговор, состоящий из одних его вопросов. Родом из Вены, гостила с тетей, которую родители приставили опекать и наблюдать за ней, в Италии, а теперь заехали в Мозербоден, где на кухне в отеле работает ее родной брат. Увлекается вязаньем, любит танцевать, первый раз встречает русского. Кто он по профессии? Где живет? О чем мечтает? Они говорили, говорили, перебивая друг друга, на английском, русском, немецком, французском, призывая в помощь все языки мира, разве что кроме древних и забытых людьми. Они уже любили друг друга, любили горы и этот дождь, соединивший их за одним столом. Тетка сердито зыркала на Виктора, но он не обращал внимание на домашнего цербера и, смешивая в чудодейственный напиток слова — нежные, ласковые, любовные, медовые, — неудержимо и страстно преподносил этот благоухающий “коктейль” Сисси. Она же, взращенная на тирольских сливках, пышущая здоровьем и энергией, давно истомилась под зорким теткиным наблюдением. И вот внезапно свалился на голову русский альпинист, загорелый и мужественный, в шрамах и царапинах (Громова смолоду в горах преследовали лавины, камнепады и досадные случайности). Да здравствуют все дожди в мире, соединяющие влюбленных, а также приносящих богатые урожаи зеленой травы и пшеницы, а значит хлеба, молока и сливок! Незаметно подошло время пожинать богатые урожаи — время обеда. Прежде уже несколько раз команда альпинистов кушала за двумя столиками, но сейчас все оказалось занято туристами, укрывшимися от дождя, и советские спортсмены с трудом поместились за одним естественно, Громову там не хватало места. Виктор попросил официанта, чтобы обед ему подавали за этот столик, где он сидел с австрийскими дамами. Принесли первое — жиденький супчик и тоненький, как лист оберточной бумаги, кусочек хлеба. Русская команда очень страдала за границей от нехватки хлеба и поэтому одессит Вадик Свириденко в поездке по Австрии носил за плечами мешок, куда они складывали закупленные общественные буханки. Перед каждой трапезой Вадик священнодействовал с хлебом, разрезая равные куски и раздавая каждому порцию. Обычно щедрый и заботливый, Виктор совал свой ломоть Мише Алексюку, обладающему гигантским ростом и таким же аппетитом. Сейчас Виктор сидел на стуле, вытянутый как струна и чопорно водил ложечкой по тарелке с бульоном, — упаси господи, чтобы захлюпать или пролить на скатерть каплю супчика, ведь будет опозорен в глазах заграничной чистюли. Вдруг к их столику подкатил Свириденко, положил буханку хлеба и сказал почему-то на английском языке:
О, жизнь! Неужели ты способна на такие подлости? В ярком свете и в куртке любимой стояла ведьма-тетка. Но увидев Громовский свирепый взгляд, пылающий обещанием кровной мести, она быстро юркнула обратно в номер. Ночь прошла в кошмарах и мучениях. Утром спортивная команда отправилась на восхождение на высшую точку Австрийских Альп — вершину Гросглокнер. Но Громов уже не был жилец на этом солнечном радостном свете. Дождь прекратился, и их любовь тоже растаяла в серебристых туманных струях рассвета... При расставание у входа в гостиницу все громко смеялись, целовались, кричали — Ура! Фройндшафт! — И пели русские песни. Сисси нигде не было, только австрийская старуха Изергиль, взяв для обороны толстую палку, величественно и уничтожающе ходила чуть в стороне. А несчастный Виктор Громов готовился простится с жизнью, — ну зачем она ему нужна, если нет рядом любимой? Внезапно на крыльце появился элегантный франт в белом смокинге и с огромным тортом, будто два моря — Азовское и Черное держал в руках. Вокруг поднялся неописуемый плотоядный шторм-веселье. Франт почему-то подкатил к Громову и торжественно преподнес ему торт. Стоящий рядом Тренер чуточку побелел и Громов понял, что кондитер ошибся, и тут же вручил торт самому Главному в команде. А кондитер незаметно сунул Громову бумажку он развернул ее и увидел силуэты трех журавлей. Виктор понял, что пока все будут насыщать утробы лакомыми кусками, они с Сиссей встретятся на тропе журавлей. Она ждала его там, — не зря кондитер в белом фраке был ее родным братом. У них оказалось несколько восхитительных часов, их охраняли все ангелы Австрийских и Крымских гор, слетевшихся сюда, чтобы некто не тревожил целомудрие влюбленных. А команда и провожающие, в том числе тренер и тетка, объевшись торта, спали прямо у крылечка гостиницы. Сисся успела подсыпать в сладкий крем хорошую порцию снотворного. Вот и все воспоминания далекой и бурной молодости. Потом было многое: и письма, и встреча в Праге, и неприятности, и приглашения в КГБ, и еще кое-что, — а день этот остался навсегда в истории Альп. Наша розовая тучка постоянно прилетает туда четвертого августа и реет, вздыхает и плачет над Мозербоденом на тропе журавлей. |
||||
|
|
||||
