|
Автор: Михаил Нумач, Красноярск
Когда час больше года.
1990 г.
Весь мир дрожал и сотрясался. Чудовищные электрические разряды раздирали пространство и кромсали всё вокруг. Снежная пыль, осыпаясь с вибрирующего потолка, попадала на свечку. Огонёк тогда виновато съёживался, приседал и беспомощно метался. Юрик бережно прикрывал огарок широкими ладонями. Успокоившись, пламя вновь тянулось к снежному потолку, выхватывая из темноты шесть бородатых лиц. В такую ночь лучше не спать. Мы пережили столько, что на неделю вперёд хватит.
- - Зачем это нужно? – спрашивает в который раз Саша.
- - Для полноты жизни, - усмехается Сергей.
- - Знаете, я был поражён, - медленно, с расстановкой говорит Вова, - когда узнал, что человек использует свой интеллектуальный потенциал на четверть. Но ведь многие и жизнь так же используют. А хочется полностью
- - Логично, - вставляю.
- - Тебя понять можно, ты был в горах меньше нас…- серьёзно говорит Юрик.
- - Тогда в чём смысл жизни? - не унимается Саша.
- - В её насыщенности, - продолжает начальник, - мы живём по-настоящему. У нас всё реальное. Дружба настоящая. Была бы она показная, нам бы давно кранты. Чувства настоящие. Жизнь настоящая. И смерть настоящая.
- - Не то, что по телевизору! – это Сергей.
- - Жизнь, это не те дни, что ты прожил, а те, что запомнил. Вот сегодняшний день ты точно не забудешь! – это Шура.
- - Выходит, нам повезло? – смеётся Саша.
- - Мы счастливые, - подтверждает Сергей. А ведь за ним смерть приходила час назад. Интересная она, жизнь…
- - Ребята! – взволновался вдруг Саша. Его посиневшие, ободранные пальцы задрожали. – Ой, сейчас скажу. Никогда не думал, что когда-нибудь признаюсь в этом. Ой… Я ведь прошлый сезон пропустил, деньги зарабатывал. И этот чуть не пропустил. Хотел машину купить… Потом спохватился. Чуть было не скурвился. Господи, променять такую жизнь на железяку!..
Тут рвануло прямо над нами. Пласт снега, отвалившись от потолка, сбил свечку. Это происходило в горной «шестёрке».
…Горный поход высшей категории сложности немного отличается от других. Кроме обязательной физической и технической подготовки требуется ещё присутствие духа, чувство команды и умение наслаждаться жизнью. Практически весь наш маршрут пролегал в зоне смерти. Это высоты за пять, за шесть тысяч метров, это разреженный воздух, постоянный мороз и непрерывный ветер. Здесь нет животных, здесь нет растений, даже лишайников. Случайно попавшие сюда опрометчивые бактерии немедленно выжигаются радиацией. Только лёд, снег и скалы. Из-за недостатка кислорода притупляется сознание, замедляется реакция, невозможно сделать более десятка шагов подряд. Крючья не хотят лезть в скалу, потому что трещины слишком узки. Или наоборот, порода настолько разрушена, что три швеллера заколотишь, сблокируешь, а они не держат. Ещё хуже натечный лёд. С какой тщательностью ни вкручивай ледобуры, все равно какой-нибудь вылетит в самый ответственный момент вместе с ледяной линзой. Смерть подкарауливает повсюду. Чтобы ходить такими маршрутами, нужно очень любить жизнь.
…Наши приключения начались ещё на подходах. После обеда мы позволили себе небольшой отдых. Вытащили на поляну кариматы, разлеглись, расслабились, загораем. Нежимся под тёплыми лучами ласкового солнышка. До высоких гор далековато. Утром там был снегопад. Слышим хлопок. Приятно наблюдать лавину издали. Хоть и в нашу сторону катится, но дойти не должна, долина большая, перегорожена моренными валами.
- - А ведь она может и до нас докатиться, - лениво заметил Вова, аппетитно хрустя сухариком.
- - Не, там мульда большая, она в мульде так и остановится, - прикинул Саша.
Высокая морена закрывала нам всю видимость. Оставалось только гадать, куда и как мчится лавина. И вдруг над каменной стеной взметнулись белые полосы! Словно чудовищная когтистая лапа простёрлась над нашим лагерем… Мы рванули прямо из лежачего положения. Ноги как бешеные пружины. Надо успеть заскочить на ближайший борт ледника. На мгновение оглянувшись, мы увидели, что Саша с перепугу побежал наперерез лавине. Вдруг осознав, он так резко затормозил, словно ударился о невидимую стену. И сразу назад! Ещё мы увидели, как ударной волной подняло на воздух наши вещи. Тут нас расшвыряло, как кегли.
Невероятный грохот заполнил всё пространство, и сразу наступила оглушающая тишина. Показалось, что я потерял слух. Давящая, липкая тишина шибанула по ушам и проникла в мозг. Попытался встать и чуть не упал, весь мир качался и ходил ходуном. Наверное, это землетрясение. И трудно дышать. Глубокий вдох вызывает боль. Словно кипятка хватанул.
Ребята ползают на четвереньках, как пьяные. Саша лежит неподвижно. Теперь он не кажется таким широким, скорее, как сломанная кукла. На месте моренного вала выросла снежная гора. Это конус выноса. Лавина потратила всю мощь на мульду, до нас долетели только остатки. Но и того хватило, чтобы потрепать. Так мы на своей шкуре испытали, что такое ударная волна. Впрочем, обошлось почти без травм. Мы собрали вещи, которые разметало метров на триста. Кто жаловался на боли, того я кормил самыми невкусными лекарствами, и болезни сразу отступали. По случаю нервного потрясения Сергей выдал нам деликатесов. Лакомимся халвой, закусываем конской колбасой, любуемся горами. Что ещё нужно?!..
…Мы сделали свою категорию сравнительно просто. Только Саша переживал. Очень уж его впечатлил случай на Белькандоу, 3 200. После выматывающего перехода собрались мы спать. Вялыми ногами идём к палатке и предвкушаем горизонтальное положение. Но тут с ледника две красные ракеты. Засекаем азимут и ждём несколько минут – может, будет зелёная? Можно пускать сколько угодно красных ракет, а если завершить зелёной – это означает «отбой тревоги». Но вместо этого видим третью красную. Через два часа мы на месте. В ненатянутой, трепыхающейся на ветру палатке, замерзают несколько человек. Они даже говорить толком не могут, мычат, стонут, бессмысленно таращат глаза. Мы сами нашли туго натянутый фал, который вёл в глубокую трещину. Там висел труп, холодный и твёрдый, как камень. Нужно спасать живых. Юра и Шура пинками выгоняют замерзающих ребят из палатки, тормошат их, отвешивают пощёчины. Не спать! Жизнь в движении. Тремя связками тащим упирающихся ребят вниз. Через сотню-другую шагов они начинают оживать, соображать, рассказывать. Руководитель сорвался в трещину, а они, чайники, не смогли его вытащить: в край упирался привязанный к фалу ледоруб. От страха, горняжки и анемопатии перестали мыслить. Только через час кто-то наткнулся в рюкзаке на ракетницу. А ведь у них был поход всего лишь второй категории сложности…
Спасработы заняли сутки. К разговорам о жмуре не возвращались.
С ледника Сугран вышли на перевал Гюльчат 2А, 3 900, потом на ледник Бырс. Прицелились на перевал Южный Бырс 3А, высота 5 450.
Начальник заступил на дежурство в два часа ночи. Каша подгорела и недоварилась. Так мы поняли, что перевал серьёзный. При лунном свете не очень-то разберешь! Мы ломанулись напрямик, и тогда Саша впервые обозвал нас адреналинщиками. На самом деле мы просто пошли кратчайшим путём. Заодно сбегали на пик Гоголя. Не рекордов ради, а просто любим мы этого писателя. Таким же образом взяли перевал Шапак 3А, 5 350. Немного устали, но не удержались от соблазна и сбегали на пик Шапак, 5 967. Саша караулил наши рюкзаки и предлагал загнать маршрут в какие-то рамки. Но нам все было мало... Насыщенная жизнь куда интереснее! С ледника Фортамбек перешли на ледник Москвина. Ночью под нами что-то зашевелилось, заскрипело, застонало. Мы куда-то поехали…
- - Подвижки льда, - пояснил Вова, зевая, - спите. Кстати, а почему вы спите? Подъем! Где манная каша с изюмом?!
Так мы прошли самый высокий перевал Мушкетова 3А, 6 100.
…Давно мы наметили для восхождения безымянный пик удивительной красоты. Его вершина гордо возносится к небу, словно бросает кому-то вызов. Есть в этой горе нечто человеческое. Как Будда, превзошедший всех на пути к Богу, или как Бах, давший человечеству много больше остальных, так и эта гора возвысилась над другими. Она завораживала. Она завладела нашими сердцами и мыслями. Ни о чем другом мы больше и думать не могли. Наверное, мы даже и не спали перед штурмом.
…Оба примуса капризничают. Поливаю их бензином и поджигаю, иначе не прогреть. Не поступить ли мне так же со своими горными ботинками, которые затвердели и не хотят пустить в них ноги? Пока варил кашу, народ уже собрался. Саша остался караулить продукты от нашествия снежных людей, а мы уже в три часа покинули тёплую палатку. Поднимались стремительно. Вова соскучился по острым ощущениям и потому постоянно срывался или обрушивал на голову снежные надувы. Вперёд и вверх, невзирая на трудности.
У меня слетела кошка. Пока распутывал капроновые шнуры и привязывал кошку, совсем выдохся. Каждое движение дается с трудом. Дышать и то больно. В горле точно кусочки стекла застряли. На ресницах лёд. Цепляюсь жумаром за фал. Тело гудит и просит пощады. Оно хочет вниз. Подтягиваю его вверх.
Последние метры казались неодолимыми. Вова дышит часто и поверхностно. Смотрит на альтиметр, 6 400.
- - Люди на Эверест ходят, а мы что?!
Поддерживая друг друга, выползли на заветную вершину. Обнялись. Взяли-таки! Виды совершенно грандиозные! Со всех сторон остроконечные пики, сверкающие льдом. Мы от возбуждения говорим одновременно, показываем на горы и смеёмся. Цена жизни: один такой час стоит больше года, проведённого у телевизора… На этой вершине у нас скоропостижно кончилась смесь мёда с орехами.
Возвращались в темноте, при свете налобников. Палатки запорошило снегом, едва нашли.
- - Зачем силы тратили? – недоумевает из глубины спальника Саша. - Эта вершина не войдёт в зачёт.
- - Эта вершина войдёт в жизнь…
- - Жизнь, Саша, нам даётся один раз…
- - И прожить её надо так, чтобы не было мучительно больно?
- - Полнокровно. Кто знает, может, больше не представится возможности побывать здесь. Сразу надо успевать, сразу… Человеку даётся прекрасное тело, умная голова…
- - Это ты про себя? – изумляется Саша.
- - И про тебя тоже, – серьёзно продолжил Вова, - надо использовать свои возможности.
…В последующие дни мы прошли по бурной реке Муксу, по леднику Аю-Джилга, взгромоздились на Интеграл 2Б, 5 350. По обыкновению, поднялись и на ближайшую вершинку. Осматриваемся, сопоставляем увиденную картину с кроками, и не сразу замечаем, что вокруг творится нечто странное. Какая-то тревога в воздухе нависла, напряжение. Мы растерянно смотрим друг на друга, словно предчувствуя беду. Юрик сделал несколько шагов и пораженно остановился: звуки стали совершенно иными. От зубьев кошек вроде потрескивание исходит. Снял каску и шапку. Его волосы встали дыбом! Сергей даже попятился от него.
- - Что это? – прошептал он.
И тут по воздуху проносится что-то невидимое: ших-ших-ших! Словно кто шпагой помахал перед носом. Лёгкий ветерок от этого движения коснулся наших лиц. Снова: ших-ших-ших! Волосы зашевелились на голове. На связках крючьев и карабинов то ли огоньки, то ли отблески какие вспыхивают. Начальник показывает нам рукой, чтобы отходили вниз, а сам затравленно озирается. Он шевелит бровями, носом, усами, челюстью и выдает решение срывающимся криком:
- - Сматываемся! Электризация!!
Рванули бегом. Лихорадочно хватаем рюкзаки, надеваем их, не останавливаясь. Проскочить бы этот лавиноопасный склон! Если гроза настигнет здесь, всем кранты.
Повалил снег. Склон оказался сложнее, чем хотелось бы. Бегом на гребень! Ох, сейчас эта снежная доска оторвётся! Проваливаясь в снег, увязая по пояс, мы ползли, прыгали и перекатывались как могли. Вниз и налево… Моя связка впереди. Выпускаю Шурика на всю длину верёвки. Сквозь полосатую пелену снегопада различаю, как он карабкается на гребень. И тут гвоздануло.
Мир треснул и раскололся надвое. Грохот вывернул нас наизнанку. Страшная молния ударила рядом и обрушила всё. Гора содрогнулась. Вперемешку снег, люди, камни. Пропала гравитация. Только рёв разъярённой горы. Рыча и грохоча, обломки набирали скорость. Хрусткий удар по каске. В глазах потемнело, и мне показалось, что голова провалилась в живот. Перестал ориентироваться в пространстве: пытаюсь зарубиться, но ледоруб просто разрезает снег. Глаза залепило. Верёвка дёргает вверх, вбок, вниз. Разворачиваю ледоруб лопаткой вперёд. Рывками, но торможу. Верёвка напрягается, перед глазами пурпурные круги, но торможу, торможу. Удар камнем по рюкзаку отрывает меня от склона. Переворачиваюсь в воздухе и зарубаюсь. Рывок верёвки, но я удерживаюсь. Верёвка раз-другой ещё дёргается, и натяжение ослабевает. Значит, Шурик жив!
Пытаюсь оглядеться, почему-то плохо вижу, словно вечер уже. Склон гудит и трясётся. Руки-ноги вибрируют. Через три минуты я возле Шурика, такого же дрожащего. Он пугает меня: взгляд отрешённый, лицо в крови, анорак изорван, рюкзака нет. Предлагаю ему перечислить переломы. Шурик крепко держится за ледоруб и молчит, как партизан.
- - Переломы есть?
- - Вроде целый, - выдохнул Шура.
- - Да ты весь в крови.
У него несколько ранок на лице, разбиты губы и нос, но в целом всё нормально. У меня то же самое. Думаю, почему плохо видно? А это кровь в глаза попала. Шурик углядел свой сброшенный, весь облепленный мокрым снегом куль. Но где ребята? Шурик мычит, показывая рукой на лавинный шнур. Подбираемся к нему. Тянем, и шнур без сопротивления выскакивает из снега. Шура сиплым вздохом выражает ужас. Шнур показался мне подозрительно знакомым. Я нашёл его конец и прочитал надпись: «труп там». И стрелка. Да это же мой собственный шнур! Как он отвязался? Оказывается, его перебило камнем.
Услышав крики, пошли на звук. Вова и Юрик с квадратными глазами рыщут по склону. Теперь уже вчетвером ищем последнюю связку.
Саша вовсю орудовал лавинной лопатой и время от времени отчаянно орал. Фал уходил под снег. Начальник взревел белугой. Мы кинулись и за минуту выкопали траншею. Плотно спрессованный снегом, Сергей уже побелел. Втроем мы схватили его за плечи и вырвали из смертельных объятий лавины. Прежде всего, я вдул в него порцию воздуха и принялся растирать.
- - Уберите ваши холодные руки! – возмутился пострадавший. И мы облегчённо захохотали.
Гроза продолжала бушевать. Наша гора дрожала. Нам и на возвышенности нельзя забираться – молнией пришибёт, и в низинках ловить нечего – лавинами сметёт. Оставалось одно – закапываться. Ищем место. Забираемся с Шуриком на гребень. Одежда начинает топорщиться, волосы под каской шевелятся, будто от страха. На самом деле наоборот, нам страшно оттого, что они дыбом встают. Шурик передо мной. От головной боли я на минуту закрываю глаза. Пространство вспарывается кошмарным ударом. Разряд вмазал прямо под носом. Силуэт Шурика я видел через сомкнутые веки. Землю выдернуло из-под ног. Шурик находился к месту разряда ещё ближе меня. Как он выжил, непонятно. Сам он рассказать ничего не мог…
Удобное место в расщелине обнаружил Вова. Выкопали пещеру. Устроили в ней удобные полки, постелили кариматы, разлеглись. При свете налобника я обработал все травмы.
- - Дежурные варят ужин, - распорядился начальник, - остальные: песню – запевай!
Мы тянули одну песню за другой. Серёга дико фальшивил, я постоянно забывал слова, Вова надсадно кашлял, Юрик обжигался о примус и вставлял в песню лишние выражения. Получился замечательный хор. Только горячая мармашель с тушей (вермишель с тушёнкой) приостановили песнопения. Тогда мы услышали, что снаружи творится светопреставление. Кажется, нашу гору пропускали через камнедробилку. Мы чувствовали вибрацию всей кожей. Шурик сел поудобнее, натянул капюшон, чтобы снежная пыль не сыпалась за шиворот и начал:
- - Сорвался альпинист в пропасть. Напарник кричит: «У тебя руки-ноги целы»? Тот отвечает: «Не знаю! Не долетел ещё…»
Мы продолжили в том же духе. Потом принялись философствовать про смысл жизни. Потом заснули.
Утром Саша заявил, что почти не спал и поэтому теперь всё про нас знает.
- - Как это? Не видим связи.
- - Да вы почему-то все разговаривали во сне! Или кричали. Вова, Юра и Шура, оказывается, водники. Серёга лыжник, а Миша спелеолог.
Как он догадался? Точно помню, что мне снились горячий бифштекс и три стакана апельсинового сока. Шаман, однако.
Пройдя по леднику Танымас, мы вышли к самому крупному в мире долинному леднику
- – Федченко. Здесь тянутся к небу самые мощные пики Памира: видимый почти отовсюду пик Коммунизма, пик Гармо, пик Революции, пик Россия. До них было не так уж и далеко. Мы просили начальника позволить нам забежать хоть на один какой-нибудь, но того охватила новая идея: вывести нас живыми. Что за вздорная мысль… Более того, он уверял нас, что мы даже не альпинисты.
- - Если нельзя, но очень хочется, то можно! – пытались мы спорить.
Последний перевал, Кашак-Аяк 2А, 4 450, проходили в грустном настроении. Мы чувствовали, что нам больше не суждено сюда вернуться…
Фото Дмитрий Гонова из материала Отчет о горном походе 4(6) к.с. по Вост часть Центрального Тянь-Шаня с 14.07.15 - 18.08.15
|
При вводе Логина и Пароля,
