|
Автор: Михаил Нумач, Красноярск
Знаменитый гак, а китайцы в холодильнике.
Часть II
(1987)
Часть I
Вечером в наш «холодильник» залезла Лена:
- - Пустите, хочу посмотреть, как вы тут. У нас тепло, но так тесно!
Утром минус 22°. Лена опухла ещё хуже нас. Глаза щелками. Настоящая китаянка! Хоть ночевала в середине спальника, все равно продрогла:
- - Теперь я знаю, что такое Сибирь!
И ушла греться к костру. Мы с Гороховой не мёрзнем. Правда, мешок заледенел, а лёд обжигает кожу, поэтому надеваем футболки. Шнаров и Юля спят в свитерах. Все китайцы чувствуют себя комфортно и ничуть не простужены.
Вперёд! Мы быстро взгромоздились на перевал и сразу свалили с него, Шнаров огляделся и заявил, что свалили не туда. Мы вернулись и свалили заново, в другую долину. Не понимаю, как тут ориентируются. Сквозь тучу угадывается красавец Балахтисон, но вершина его скрыта за плотной пеленой снегопада.
Удобно стало фотографировать: один глаз не открывается - зажмуривать не надо. Правда, и сворачивать на спусках я могу только в одну сторону…
Лена Грищук потеряла пряжку от пояса, теперь её куль заваливается набок. А у Юли пряжка забилась снегом и замёрзла до такой степени, что не застёгивается. Шнаров хмуро смотрит в карту:
Мы уже должны выйти к станции, а нам всё ещё осталось 30 километров с гаком. Да нам 30 километров не страшны… Преодолеть бы гак.
Сегодня был день сумасшедших спусков по крутым склонам среди леса. Я упал всего раз двадцать. Наконец, привал. Подъезжаю, а мне кричат:
- - Бандит приехал! Давай топор.
- - Вот топор. Но почему бандит?
- - С этим фонарём – вылитый бандит. А вот и котлы едут!
Это Сагдеев спускается. Пока группа подтягивается, мы с Леной напилили дров. Смотрим, как приближается Юля. Перед ручьём очень крутой спуск с тремя поворотами. Мы все там лавировали, как заправские горнолыжники, только мы ещё и с рюкзаками. Юля едет в солнечных очках, но даже сквозь тёмные стекла видно, как она выпучила глаза! После второго виража она кувырком зарылась в сугроб. Рядом рухнула Маринка. Как она изорвала одежду! Приближается, мы понять не можем: одна штанина синяя, другая почему-то красная. Как это? Потом разглядели: синяя штанина оторвалась напрочь! Остались болтаться двумя ленточками лампасы… Анорак зияет дырами. С шапки свисают нити мха-бородача. Мы жизнерадостно ржём, а Маринка в ответ любопытствует про меня:
- - А ты что косишь лиловым глазом?
Обедаем, продукты кончаются. Осталось лишь немного сухого молока. Мчимся дальше. Надеемся вырваться с гор в долину, но замучили прижимы. Идём километров пять по берегу и натыкаемся на непреодолимые скалы. Возвращаемся, преодолеваем реку по тонкому льду или по стволам, навёрстываем. Сегодня прошли фактически 25 километров, но по прямой – лишь 10. Обычно ставили лагерь в пять часов, поскольку быстро темнеет, а нынче Шнаров распорядился только в половине шестого. Сам ушёл с Риммой на разведку.
Холодает. Пока ставил палатку, застудил руки. Капрон обледенел. Юля предупреждает:
- - Миша, учти, что в «холодильнике» кариматы только с одной стороны завязаны.
- - Почему?
- - А у Гороховой пальцы того, сделались и не разэтываются.
Вечер молчаливый. У Жени апатия. Вдвоём с Юлей вытаскиваем из куля замёрзший спальник, в нём полно льда. Мешок хрустит, но ещё не ломается. Закидываем его в «холодильник» на вымораживание. Саня давно отстранился от любой работы, да и Женю не видать. На ужин – по ложке сухого молока. Сварили также ветки смородины. Ничего, вкусно. Дежурная Лена спрашивает:
- - Юля, ведь твои бахилы уже того?
- - В общем-то, того!.. А что?
- - Котелок бы ими помыть…
- - Ты что, они почти целые!
А сколько потерь! Все мелочи рассеяны где-то по маршруту. Ценится каждая верёвочка, ведь тросики порвались почти у всех. Из фонариков остался только мой. На ночь Шнаров рассказывает о 50-градусном морозе на Ергаках, когда они грызли куски шампанского.
- - Все обморозились, - вспоминает, - только я не пострадал. Ну, разве что отморозил нос, щёки и уши…
Спать. Наш спальник совершенно затвердел, при такой высокой влажности воздуха нечего рассчитывать на вымораживание. Но китайцы не сдаются! Выделяем тепла столько, сколько необходимо. Ещё бы покушать. С мечтами о куске хлеба засыпаем.
Вибрамы я обычно клал под голову в качестве подушки, и чтобы они не замёрзли. Ночью один из них опрометчиво откатился в сторону и затвердел насмерть. Разогнуть окаменевший ботинок не удалось, пришлось опять идти к огню в бахилах.
- - У меня ещё хуже получилось, - заметила Римма, наблюдая, как я сую вибрам в огонь. - Вечером попробовала снять ботинки, а они заледенели, собаки, и никак.
Ну, пока мучилась, и заснула. Сейчас ног не чувствую.
…На завтрак – по ложке сухарной крошки. У нас ещё остался килограмм риса и немного конфет. Это весь наш жор.
Шнаров заглянул в тёплую палатку и торопит:
- - Уже пять часов! Собирайте мешки! Чтобы шуба заворачивалась!
Сагдеев, сидя на спальнике, резонно замечает:
- - Но тогда придется периодически подпрыгивать!
Марьяна постоянно жалуется на боли во всех местах. Лена действительно болеет. Лекарства на исходе. До Марьяны только сейчас дошло, что мы заблудились, и она намерена предаваться панике.
Ну и мороз! Едва застегнул крепления. Руки совершенно закоченели. Засекаю время и мчусь по лыжне изо всех сил. Кровь струится по жилам всё веселее. Сначала пальцы как чужие, холодные и твёрдые. Потом возникает ломящая боль. Наконец, она проходит, пальцы опухшие, но двигаются послушно. Сколько времени на это понадобилось? Ого, 40 минут! Бешено хочется есть. А временами даже жрать. Опять прижим, но Шнаров меняет тактику – нашел высокую лиственницу на берегу и велит рубить её. Бодро машем топорами. Лиственница с шумом падает, верхушкой достав тот берег. Не снимая лыж, так и топаем по стволу, обходя торчащие ветки. Ещё несколько километров – опять прижим. Шнаров ведёт народ прямо через утёсы. Никогда не думал, что можно на лыжах по скалам лазить. Через два километра опять прижим. Снова валим дерево. Иногда идём по узкой полоске льда вдоль берега. Под ногами потрескивает, и Шнаров предупреждает:
- - Держи дистанцию! Лёд!
На привале чуткий руководитель успокаивает нас заявлением:
- - Вот сейчас пройдем гак – и останется каких-нибудь 30 километров!
Услышав про знакомый гак, мы не в силах удержаться от хохота. Веселимся до колик. Только Марьяна свирепеет:
- - Как вы можете смеяться?! – негодует она. - Ведь мы опаздываем! Мне обязательно нужно выйти на работу! У меня такая важная работа, что прогуливать никак нельзя! Вам смешно. Шнаров, ты куда нас завёл? Ты понимаешь, что несёшь ответственность за нас? У меня важная работа…
- - Что ты заладила? – обрываю. - У нас тоже работа.
- - Да у вас разве такая работа? Вы все бездельники…
Моя очередь тропить. По сугробам ещё ничего, хоть и тяжело, а вот по льду страшно. Трещит под ногами…
- - Держи дистанцию! – кричу по-шнаровски. - Лёд!
Места красивые, но невозможно понять, где мы находимся. Холмы все одинаковые, а компас чёрт знает что показывает, поскольку мы в зоне магнитной аномалии. Возможно, мой сарказм неуместен, когда спрашиваю начальника:
- - А кто будет читать нам лекции по ориентированию в тайге?
- - Я! – невозмутимо поднимает голову Шнаров.
Мы заметили, что у Жени карман подозрительно оттопыривается, и законно поинтересовались:
- - Небось, там сухарь?
- - Нету…
Через час видим – отвернулся от нас и что-то ест. Обернувшись и вдруг обнаружив себя под прицелом взглядов целой группы, Женя вздрагивает и роняет сухарь в реку. Протяжный вздох толпы… А Женя даже не сделал попытки поймать драгоценный сухарь. Пыхтим вдоль речки. Но Таёжный ли это Крол? Кто знает… Прижим. Делаем переправу из двух тонких стволов.
Галя Васюта обыкновенно молчит, про неё и сказать-то нечего. Но сейчас она главный герой приключения. Половина группы уже перешла на ту сторону, когда Васюта, находясь посередине реки, сделала шаг назад, запнулась о сучок и… падает! Хорошо, что успела раскинуть руки в стороны. Рюкзак попал между стволами и погрузился в воду. Галке свой-то вес удержать трудно, а тут ещё течение за рюкзак тянет. Лежит, кричит. Страшно, наверное. С одной стороны бросилась на помощь Юля, с другой – Баженов. Кое-как Васюту вытащили, но её куль моментально затвердел.
Мчимся дальше. Опять прижим!
- - Переходим на остров, - решает Шнаров, оглядевшись. - По крайней мере, километр мы сможем пройти, а там видно будет.
И скатывается с берега на тонкий лёд. За ним тянутся тёмные следы: снег намокает. Мы идём параллельно. Лыжи отяжелели, не скользят. Мы снимаем их и ножами очищаем ото льда. Мороз жмёт. Бежим дальше. Через полчаса брод. Впрочем, тут мелко. Решили идти прямо на лыжах, так ноги меньше погружаются. Кто перешёл, скорее выхватывает нож и отколупывает лед. Мы смотрим на приближающихся и весело смеёмся. Дело в том, что берег высокий, и брод пока им не виден. Забавно наблюдать, как меняется выражение их лиц… Показался Сагдеев. Заслышав наш жизнерадостный смех, он ухмыляется и кричит:
- - Знаю, знаю, чего вы смеётесь! Небось, какое-нибудь западло? А-а! Ну так и есть! Шнаров, ты что, не мог найти места лучше?!
Приближается заиндевевшая Маринка. Кричу так, чтобы и она тоже слышала:
- - Внимание! Теперь смотрим на выражение лица Маринки!
- - А что выражение? У меня выражение нормальное! – она белозубо смеётся, но вдруг выражение её лица действительно меняется:
- - Это что, в воду надо лезть?.. А?!..
Через две минуты Маринка очищает лыжи, и сама кричит звонко:
- - Смотрите на Юлю!
- - Чего на меня смотреть? Ой, а как вы тут прошли? Ну что вы ржёте лошадями, объясните, где обходить… Какой брод, я же серьёзно спрашиваю…
Шутки шутками, а ботинки и носки мы всё же намочили. Бежим с максимальной скоростью, чтобы согреть ноги. Очень холодно и очень хочется кушать. Шли до самых сумерек. Поляна для лагеря уютная, но как в темноте найти сушину? Сагдеев стучит по стволам топором и делает умный вид, определяя на слух. Мне кажется, стук везде одинаковый… Сагдеев уже рубит, только щепки летят. Ставлю «холодильник». Пока возился с палаткой, ноги опять закоченели. Где же костёр? Наш гомон вдруг прорезает мощный рёв Сагдеева:
- - Мы без пилы остались!
- - То есть, как это?!
- - Она замёрзла! Ведь Васюта рюкзак промочила!
- - Что, невозможно открыть?
- - Ха! Попробуй!
Куль с пилой представляет собой овальный ком льда. Сколько же бедная девушка лишнего груза тащила… Но пила крайне необходима – Сагдеев никак не может распалить костёр. Хватаю топор и луплю по ледяной глыбе. Как бы саму пилу при этом не сломать… Лёд крошится, отлетает искрами. Вскоре пила освобождена из ледового плена и готова к бою. Мы с Гороховой занялись дровами, напилили поленьев, только они оказались сырыми. Сагдеев завалил-таки живое дерево. Я отправился искать сушину, а Горохова с Юлей принялись расправлять кариматы и спальник. Обеим что-то приплохело. Я завалил сушину, кое-как дотащил до поляны. Костра ещё нет, лишь слабый огонек тлеет. Сагдеев остервенело дует на него, остальные молча стоят вокруг. Шнаров убежал на разведку. Спрашиваю:
- - Кто будет дрова пилить?
- - Давай! – подскочила Лена.
Мы принялись дружно ширкать пилой. Смотрю на Лену сначала с тревогой, ведь у неё печень. Потом с восхищением. Потом с тоской. Я устал, а она полна энергии, ещё и покрикивает:
- - Давай-давай!
У меня руки, что называется, отваливаются. Кишки от голода слиплись и протестуют.
- - А ну, веселее! – требует Лена.
Держусь за пилу обеими руками. Как пилить? Ни одна мышца не желает сокращаться, плечи как опилками набиты. Лена же вгрызается в бревно всё яростней. Ещё и песню грянула:
- - В лесу родилась ёлочка, в лесу она росла!
- - Зимой и летом стройная, зелёная была! - подпеваю заплетающимся голосом. Наконец, проклятое бревно кончилось. С трудом веря в избавление от мук, встаю, а ноги предательски дрожат. Баженов расколол чурки, но те не горят. Народ безучастно стынет. Вернулся с разведки Шнаров. Быстро оценив ситуацию, говорит:
- - Все дрова сырые. Надо завалить ещё сушину. Миша, пойдем.
- Растерянно моргаю и хочу объяснить, что мне требуется минута-другая для отдыха, но не могу: даже язык не слушается. Всё тело ватное. Сдох я, что ли? Шнаров смотрит на меня с презрением, как на сачка. Спасает Сагдеев:
- - Давай рубить.
Они отчаянно лупят по берёзе. Слышится треск, а потом вопль начальника:
- - Уходите все из палатки! Дерево падает!
Надо же – в темноте не заметили, что береза наклонилась над палаткой. Оттуда шустро выкатились трое. Береза рухнула, но мимо. Женя ворчит:
- - Ну вот, зря вылазили!
Вдруг пугаюсь мысли, что моё оцепенение – это начало переохлаждения. Двигаться надо! Работать! Мало дров. Беру топор, иду искать сушину. Посреди поляны наткнулся на дрожащую Юлю.
- - Юля! Пошли за дровами!
- - Некогда мне!
- - Да?.. И чем же вы заняты?
- - Не видишь, что ли? Дуба даю!
- - Но где же ваша неиссякаемая энергия, где ваш звонкий смех и тонкий юмор?
- - У меня не столько юмор, сколько пуховка тонкая. К чёрту юмор! Вся одежда заледенела.
Шарахаюсь по лесу в поисках сушины. Ни по стуку, ни по ветвям невозможно определить – какое же дерево засохло. Наконец, нашёл один лишь ствол – без единой ветки. Наверняка сушина! Завалил, принёс. Подскакивает сияющая Лена с пилой. Нет, только не это! Однако других желающих пилить нет… Поём дуэтом:
- - Срубил он нашу елочку под самый корешок!..
Это последнее бревнышко на всю жизнь запомню…
Зато костёр заполыхал! Ближе двух метров и не подойти. Высушили обувь и даже носки. Мороз перевалил все мыслимые пределы. Сагдеев пошёл к реке за водой и вернулся обалдевший:
- - Пока воду нёс, она коркой покрылась!
- - Прямо как в рассказах Джека Лондона!
А что мороз с людьми делает! Ладно, слабаки морально сдохли, но чтобы мужественная Юля?! Маринка так обращается к ней:
- - Юлечка, лапонька, кисанька…
- - Короче! – рявкает та. - Что надо?
- - Ой, - опешила Маринка. - Хотела иголку попросить.
- - Так бы сразу и сказала! На!
Сегодня сварим последний рис. Мы заранее выделяем желудочный сок. Вот сейчас наедимся! Саня подходит к Жене, который нёс драгоценный продукт.
- - Давай его сюда!
- - Сейчас, - отвечает Женя и роется в куле. Достаёт кучу носков, миску, жилет, какие-то причиндалы, наконец вынимает заветные пачки риса и выкладывает их на снег. Саня, не дождавшись, сам ищет что-то в своём куле. Снегопад.
- - Ну, где же рис? – нетерпеливо спрашивает Саня.
- - Да вот же, я сюда его положил. Ты разве не взял?
- - Нет…
Зависла нехорошая пауза. Потом все кинулись искать пакеты.
- - Фонарь сюда! – орала Римма. - Вы что, спятили? Поубиваю!
Участок, где находился рис, был совсем небольшим, один-два квадратных метра. Белые пакеты с белым рисом на фоне белого снега незаметны. Мы тщательно просеяли весь снег через пальцы. Рис канул бесследно. Вай, пальцы окоченели.
Мороз в сочетании с высокой влажностью суров и жесток. Повальные обморожения щёк и ушей… Наша четверка китайцев с откровенным трудом протискивается в ледяной спальник. Теперь мы поверх футболок надели все свитера и жилеты. Может быть, немного и завидуем тем, кто спит в теплой палатке, но не хотели бы поменяться с ними местами!
- - Ночью прислушивайтесь, - ворочается в мешке Шнаров. - Может быть, в тишине услышим железную дорогу. Ночью шум поезда можно различить за 30 километров.
- - С гаком!!..
Мы хохочем и заглушаем зубовный перестук из тёплой палатки. Слышно, как и они угомонились. Ночь. Тишина. Мороз не отпускает. Стволы потрескивают. Но в палатке уютно. Спим. Горохова уткнулась носом мне в плечо. Посреди ночи она вдруг резко подскакивает, становится на четвереньки и напряженно прислушивается. Я хватаю топор и спрашиваю шёпотом:
- - Что, медведь?!..
- - Нет, мне кажется, что в соседней палатке что-то едят…
И это говорит самая скромная девушка!
Сибирь. Тайга. Мороз. Утром выясняется, что ночка та ещё была! В «холодильнике»-то все благополучно, а вот в тёплой сплошные приключения. Марьяна прижалась к железной печке и прожгла свой спальник. Огонь в печке обычно поддерживали до утра, а нынче то ли кто-то заснул, то ли кто-то не проснулся. Печка остыла, и все дико замёрзли. Римма перед сном вздумала зашивать бахилы, да так и уснула от усталости поверх спальника. Через час проснулась от невыносимого холода. В темноте полезла в спальник и двинула коленом в обмороженный нос Саню. Его теперь с такой сливой и мама не узнает.
- - Ну что, кто паровозные гудки слышал?
- - Ничего не слышал, кроме стука зубов.
- - Китайцы, как вы в «холодильнике» выживаете?
- - Горохова, не будь эгоисткой, одолжи печку хоть на час!
- - Нет, даже на полбанки тушёнки не променяю.
Услышав такие слова, я сделал грудь колесом… Собираемся. Свои сэкономленные конфеты я отдал девчонкам, осталась последняя, шоколадная. Любуясь ею, я нечаянно надкусил уголок… Всё, больше хранить её нельзя, так и съесть недолго. Протянул её Маринке. Она заметила повреждённый уголок и усмехнулась:
- - Мыши её ели, что ли?
Как же я рад, что мы помирились! Гора с плеч. Маринка пролила ещё бальзам на сердце: затянула узел на мокрой веревке, не смогла развязать и отдала мне. Идём. Местность выполаживается. Видимо, сегодня мы пройдем гак – и тогда останется всего 30 километров. В обед нас ожидал приятный сюрприз: Римма обнаружила на дне куля 13 пряников. Народ стрескал их за секунду. Морды у нас либо чёрные, либо красные мужики небритые, Марьяна злобная. Ну и компания.
Шли до самой темноты. Лагерь ставили при свете единственного фонаря. Сагдеев распалил жаркий костёр, пламя выше головы. Собрались кружком, толкаются, руки прямо в огонь суют.
- - Сейчас я вам Африку сделаю! – обещает Сагдеев.
- - Африку!! Африку давай!
Снегопад. Красота неописуемая. Порой мне кажется, что для счастья больше ничего и не нужно: настоящая, полноценная жизнь настоящее, захватывающее приключение. Сам себе завидую.
Заползаем в скрипящий спальник. Горохова дышит в ухо. Может быть, я в раю? Утром, разлепив опухший глаз, обнаруживаю вибрацию стенок холодильника.
- - Юля, вы почему так дрожите, что иней со скатов падает прямо на наши морды?
- - Это Шнаров трясётся! – оскорбляется Юля.
Начальник наш открыл узкие глаза, зевнул и полез рукой за пазуху, явно что-то там нашаривая. Мы с любопытством уставились на него. Что он там ищет?! Шнаров удовлетворённо крякнул, ухватив искомое, и вытащил наружу. Это были его носки.
- - О! Высохли. Чего вы смеётесь? Это самый лучший способ носки сушить. Учитесь…
Собираемся с шутками-прибаутками. В той палатке Саня грызется с Женей. Они нашли в котле остатки пригоревшей вермишели и выскребли угольки. Мы с Гороховой придумали забаву – сочиняем частушки.
- Чтобы не скучать день каждый,
- И не дохнуть от тоски,
- Шнаров вытащил однажды
- Из-за пазухи носки!
По каждому поводу и без мы рифмуем строчки. Собравшись раньше других, отправились тропить. Лишь километров через пять нас догнал молчаливый Шнаров. Группа растянулась. Шнаров полез на крутой склон и вдруг свалился, покатился буквально кувырком к нашим ногам, чем вызвал приступ веселья. Обычно падали я или Маринка. А тут вдруг сам шеф изволили! Римма охрипла и кричит, как пьяный мужик:
- - Шарапов! И ты упал?!
- - Мы здесь не пойдем! Уж если сам Шнаров упал…
Начальник достает остатки карты, а мы не даём ему слова сказать, хохочем:
- - Всюду по карте страшные гаки!
- - Группа туристов плутает во мраке…
- - Мы голодаем, точно собаки…
- - Скоро покажутся горы Ергаки!..
Вечером Шнаров принялся сушить у костра наш спальник. Пар валит клубами! Потом дрова иссякли, мы толпой отправились в тёплую палатку, поскольку коротких поленьев запасли достаточно. Теснотища! На полу бугры, ямы. Как они спать будут?
Возвращаемся в «холодильник». Мороз за 30. Однако в сухой одежде он не чувствуется. В спальнике – вообще благодать! Мы крепко прижались друг к другу и выспались отлично. Просыпаемся с шутками, довольные и счастливые.
Бежим по сугробам, по тонкому или толстому льду, через бурелом, через скалы. Только шуба заворачивается! Наловчились преодолевать на лыжах любые препятствия. Вот только шутки стали однообразными, все насчет еды:
- - Миша, сколько весит ваша аптечка?
- - Граммов двести осталось. Вы меня разгрузить хотите?
- - Нет, употребить. Но этого крайне мало!
- - А у кого есть кожаный ремень?..
Вспоминаем, как в начале похода Марьяна предлагала нам мёд, а мы… мы отказывались!
Мои лыжные палки в результате многочисленных падений приобрели причудливую форму. Саня одну вообще потерял, вырубил деревянную. Одежда у всех порвана о сучки и скалы, сплошные лохмотья. Женя выбрасывает какие-то обрывки – это остатки штанов. Но берега выполаживаются! Скоро долина, а по ней всего 30 километров.
- - Гак мы уже почти прошли! – оптимистично заявляет Шнаров. - Разве что ещё два-три прижима!
Вечером Женя сушил у костра сипровку и перестарался: она вспыхнула. Женя бросил её в огонь и хмыкнул:
- - Хоть так, а всё равно погреюсь!
Любопытно, что именно китайцы наиболее бодры, даже неопытная Горохова. Наша четвёрка постоянно шутит и горазда на забавы, а в тёплой палатке разве что Сагдеев или Маринка пытаются развеселить народ. Марьяна каждый день ноет, а по вечерам заявляет:
- - Ребята, поработайте за меня, я в отрубе.
У Лены здоровье стабилизировалось. Ведь мы ничего не едим.
Ночь прошла славно, и мы не понимаем, когда ребята из брезентовой палатки жалуются на холод. Шнаров ловко скрывает беспокойство за неизменной улыбкой. Но и он сегодня растерялся! Прижим, надо реку пересекать, мы рубим деревья, налаживаем переправу, работа кипит. А Саня и Женя отсиживаются у костра, хотя видят, что нам не хватает сил. Наравне с мужиками работали Юля, Маринка, Горохова и даже больная Лена. Дерево покачнулось, затрещало. Мы навалились. Шнаров что-то кричит, но мы не слушаем. С шумом ломающихся ветвей дерево валится в реку. Верхушка ушла в сторону и не дотянулась до другого берега.
- - Вы что? Я же кричал…- расстроился Шнаров. Пока мы раздумывали, что же теперь делать, он надел рюкзак и с топором в руке отправился по стволу. Последние метры он шёл вброд. На том берегу он завалил другое дерево, оно упало на первое. Вот теперь получился отличный мост.
После переправы вновь упаковываем кули. Мы с Гороховой управились раньше других и отправились тропить. Поднимаемся на пригорок и вдруг выходим… на дорогу. Бросаем кули и с выпученными глазами бежим к ребятам. Те решили, что мы спасаемся от медведя…
- - Дорога! Там дорога!!
- - Страшный гак позади! Осталось 30 километров!
Настроение так подскочило, что даже Марьяна лыбится. С небывалым энтузиазмом шпарим по дороге. Никаких прижимов, буреломов и диких траверсов! Только скорость и скорость! В таких условиях пробежать 30 километров – сущий пустяк. Вот и следы цивилизации: экскаватор, вагончики… Тут дорожные работы. Маринка и Лена бросаются в один вагончик и через секунду выскакивают обратно с куском колбасы и с хлебом!
- - Ребята! Нас угостили!
Ещё бы не угостить! Ворвались двое с ножами, лица обмороженные, кожа лохмотьями, одежда лохмотьями, глаза дикие. Таким последний кусок отдашь. Рабочие, небось, рады, что живы остались. Угощение съедено в мгновение. Бежим дальше. Женя мечтает вслух:
- - Когда приду домой, найду всю-всю тёплую одежду, валенки, всё надену, и буду сидеть у батареи!
- - Ой, - вторит Саня, - вы даже не представляете, сколько хлеба я съем!
Приближаемся к станции. Всё вызывает горячий восторг:
- - Смотрите, мотоцикл! Ой, смотрите, это же фонарь! Настоящий, электрический, а не под мишиным глазом!
Мы попали почему-то на станцию Кошурниково. Чёрт знает, где такое находится, мы-то шли в другую сторону. До поезда часов пять. Собрали все деньги, отложили на билеты, на остальное накупили два куля продуктов. Мы с Юлей дежурим. Едва успеваем резать, открывать, делить… Со всех сторон тянутся руки. Куски вырывают прямо из-под ножа. Прошу Женю передать мне новую буханку хлеба. Женя на ходу откусывает угол.
- - Ты что?! Я же сейчас отрежу тебе!
- - Я понимаю. Но я проносил мимо носа, понюхал и не удержался.
На нас глазеют любопытные, но мы не обращаем на них внимания. Только сейчас замечаю, как смешно это получается: обмакиваем колбасу в сгущенку, заталкиваем в рот всё подряд, что под руку попадёт. Римма на секунду перестает жевать:
- - Стойте! Мы уже четыре часа подряд едим! Плохо будет!
- - Ничего, Миша таблеток даст.
Проходивший мимо милиционер вдруг пригласил Сагдеева с собой. Что такое, мы общественный порядок не нарушаем… Через несколько минут Сагдеев вернулся, возмущённо сопя.
- - Оштрафовал на три рубля.
- - За что?!
- - За то, что громко разговаривал. Я уж собирался разнести к чертям всю милицию, да без согласования с начальником не решился.
- - Нет, такого милиционера трогать грех. Смотрите, какой храбрый – не побоялся к Сагдееву подойти!
Загудел наш поезд. В вагоне первым делом достаём остатки продуктов…
Рано утром на вокзале нас встречают Степанов, Колчанов и Морозов. Они караулят уже несколько дней. Колчанов протягивает нам горячие беляши, мы рвем их на части. Клубовцы смотрят на нас круглыми глазами, завидуют. Едем по домам. Я быстро моюсь, съедаю всё, что нахожу, и бегом на работу. По дороге покупаю десяток пирожков, но доношу только семь.
- - Угощайтесь, коллеги!
Один пирожок берет Лалетина. Пока она его жуёт, я успеваю проглотить остальные…
Возвращаясь вечером домой, набираю целую сумку продуктов и кушаю весь вечер. Перед сном проверяю: хватит ли хлеба на утро? Ой, когда всё это кончится?
В клубе только и разговоров о наших приключениях. Приходит могучий Сагдеев и переключает всё внимание на себя.
- - Мы приехали в Красноярск утром, - начал он, - а вечером меня пригласили в гости. От меня ожидали захватывающего рассказа, но я сразу сел за стол. Конечно, мой вид произвел впечатление. Ведь я надел два толстых свитера. Я немедленно начал есть. И пить. И потому немного забылся… Их счастье, что человек шесть не пришли. Наконец, я съел всё. Сижу и думаю – рассказывать мне про поход или сначала все-таки съесть конфеты, которыми я машинально карманы набил? Но тут гости заявили, что они уже получили достаточное представление о моем походе. Теперь, дескать, они знают, что такое лыжный туризм…
Мы с Юлей готовим отчёт. Собираемся через два месяца на Ергаки. Шнаров пугает нас 50-градусными морозами. Но группе китайцев никакие морозы не страшны.
|
При вводе Логина и Пароля,
