Подсказка | ||
При вводе Логина и Пароля, обратите внимание на используемый Вами регистр клавиатуры! |
||
|
||||||||||||
|
||||||||||||
О вреде закаливания организма
О вреде закаливания организма
В 1987 году я проводил в Москве сбор для красноярских саночников, - жили мы, правда, не в самой столице, а в получасе езды от нее: Планерное, Центр олимпийской подготовки. Каждым утром мы ехали на "Икарусе" через весь город в один из двориков МГУ, где была устроена искусственная эстакада покатавшись на ней час-полтора, проделывали тот же путь обратно. Все прочее время мы проводили на базе, за кроссами и футболом, иногда разбавляя их занятиями на тренажерах, которые сами же на скорую руку и соорудили.
Красноярск в начале октября, перед отлетом, давал нам, как обычно, несколько дней прощания с теплом и летом. Стояла такая погода, которую в народе не зря называют ласковой: желтизна солнца, желтизна не опавшей еще листвы и добрые лица прохожих. Мы с полуторагодовалой дочуркой пошли на базарчик купить сибирский сувенир, десятка три кедровых шишек. Люди на улице были одеты все же не по погоде, а по календарю, - куртки, плащи моя же дочь шествовала в легком платьице и босиком.
Нет, я вовсе не был садистом. Едва Тане исполнилось три недели, я принялся закаливать ее по собственной системе. Первые шаги она сделала по снегу и босиком, когда ей было едва восемь месяцев, а в год уже с удовольствием плескалась в ванне под краном, из которого лилась холодная вода. Нельзя сказать, чтобы она вовсе уж не болела из-за простуды, но болела своеобразно: всплеск высокой температуры, рвота - и через час ребенок уже топочет по комнатам.
Так мы с ней идем на базарчик. Народ поглядывает на дочурку, конечно, с изумлением, но нам-то что, мы уже привыкли. Шишки я взял последние, вместе с ящиком, пристроил его под мышку и стал соображать, надо ли постоять в очереди за арбузом или чуть надавить на жалостливость теток: пустите, мол, с ребенком. В этот момент на нас напали. Это была крупная женщина средних лет в дубленке, рядом с ней Таня в своем платьице, босая, и впрямь выглядела диковато. Фурия внезапно вырвала у меня дочь, стала укутывать ее в полы своей шубы и громко звать милиционера. Дочь испугалась и заплакала. Я же от растерянности уронил ящик, и шишки рассыпались по асфальту. Вся арбузная толпа, обернувшись, подалась к нам, не теряя очередности кто-то констатировал злорадно: "Шишки воровал, а его поймали!".
Ну, скажу я вам, и картина была: Дубленая женщина продолжала кричать о том, что она детский врач, а я, такой-сякой, должен тотчас прекратить убивать ребенка, апеллируя при этом к очереди, состоящей в основном из сердобольных баб. Очередь еще подалась к нам. В тот момент не скандал сам по себе меня тревожил, а возможная психическая травма для ребенка. Я медленно нагнулся, поднял с асфальта шишку, сжав ее как гранату, сделал по возможности страшное лицо и процедил, стоя к очереди спиной: "А ну, поставь мою дочь на место, стерва!".
Вообразите, подействовало! Бабища медленно поставила Таню на асфальт, та с ревом прижалась ко мне, а я, чтобы лица не потерять, стал собирать в ящик шишки. Собрав, подошел к растерянной толпе и с улыбкой поинтересовался, нельзя ли купить без очереди арбуз: на самолет, понимаете ли, спешим, а шишки - это сибирский гостинец для московских друзей за девочку же, мол, не беспокойтесь, она здоровее всех вас совокупно. Меня пропустили к прилавку без возражений.
...Москва встретила нас багрянцем кленов и непрестанным холодным дождем. Общежитие в Планерном не отапливалось, ребята ночами мерзли. Пожалев ребенка, одна из дежурных отдала нам с женой свой обогреватель, а потому в нашей комнате было довольно тепло. Погодный дискомфорт меньше всего, однако, беспокоил именно Таню: уже на второй день мы всей командой с изумлением наблюдали, как она принимает душ, стоя в одних трусиках под ледяными струями, льющимися с шиферной крыши. Дежурная - та самая - схватилась за сердце, и жена долго рассказывала ей о принципах закаливания, покуда бабушка успокоилась.
Прошла неделя. В воскресенье "Икарус" привез нас не в МГУ, как обычно, а на Манежную площадь. Сбор здесь же, в семнадцать, - распорядился я и распустил команду. Ну, а сам: что я, столицы не видел, что ли?
...Поиздержавшись в баре гостиницы "Москва", мы захотели показать дочурке Красную площадь. Там всего-то через подземный переход, а после - между Историческим музеем и Никольской башней Кремля. Конечно же, дочь сидела у меня на плечах. Случились, правда, два конфуза: вначале я спросил у жены, который час, а она, изумившись немало, ткнула пальцем в главные часы страны, вделанные в Спасскую башню Кремля. А через минуту ко мне подошел самый главный милиционер Красной площади и сказал, закипая от гнева, что курить на этой исторической площади, где лежит сам Великий Ленин, могут только: ну, вы сами понимаете, чего я от него наслушался он сказал бы, наверное, и больше, если не крохотуля, пропищавшая из-за моей головы: "Дядя нехороший", что странным образом блюстителя смутило.
Но главное действо нашего дня происходило далеко от центра Москвы, в Планерном. Туда прибыла милицейская бригада, по вызову одной из горничных, которой сердце не выдержало того, как я издеваюсь над ребенком, заставляя ее мерзнуть под дождем. Целью бригады было ни много ни мало - арест отца-садиста, то есть мой арест. Милицейского сержанта ничуть не интересовала физиология закаливания: проедемте с нами, там разберемся, - тупо твердил он. Куда ж с вилами на паровоз? - мы вышли на улицу. На лавочке сидели, закутавшись в теплые куртки, ребята из моей команды. Рядом бегала Таня - в шортах и легкой футболке. Посмотрев на это долгим взглядом, сержант гмыкнул и сказал: можете остаться.
У страха глаза велики
Леонид Петренко |
||||||||||||
|
||||||||||||