|
Автор: Евгений Адамович, Красноярск
Мои Столбы.
Часть II
Перья. Авиатор. Худой конец
Начинали мы столбистами вольными. Безбашенными и веселыми. А чуть позже, по прошествию времен малых, окрутили нас, вольных столбистов, в скалолазы. Саня Демин и окрутил. Но это снова другой рассказ, сейчас же про худой конец. Когда попались мы с Серым в деминские сети, стали крутыми мы скалолазами. Стали в страховке все понимать. Где конец. Где узел. Карабин где. Обвязка. Ну и ходить стали не абы как, а грамотно ходить стали. Со страховкой!
Соревнования памяти В.Теплыха - 1999. Соревнования на Авиаторе и Зверевском |
Приходим как-то на Перья. У нас двадцать метров репшнура. Вы не знаете что такое репшнур? Я расскажу вам. Репшнур это такая тоненькая веревочка, на которой белье страшно вешать. В альпинизме репшнур применяется во вспомогательных целях. Рюкзак подтянуть. Палатку подвязать, чтоб не дуло…. И никогда, никогда-никогда, на репшнуре не делается основная страховка. Но нам по двадцать лет и у нас есть двадцать метров репшнура. Двадцать метров, свернутых бухтой и надетых через плечо Николаича. Это круто. Это почти так же круто как кушак Хасана… Нет, круче наверное. Ну, кто такой Хасан? Мы в семидесятые годы и знать не знали никакого Хасана, у нас Теплый в кумирах ходил. Хотя тоже, блин, коллизия. Теплый со страховкой никогда не ходил, а мы с репшнуром. Ну, да и фиг с ним, мы вечером. В понедельник вечером. Когда нет никого на Столбах. Никого нет, а мы на Авиатор. С "худым концом" и с двумя тетками. С Галькой и с Танькой. Надо, в конце-то концов, и нам Авиатор освоить. Сколько можно смотреть, как другие нашу консерву отрабатывают.
В общем, лезем на Авиатор. Первопрохождением. Я первый. С репшнуром. Корячусь так. Корячусь этак. Школа Саши Демина свое берет - добираюсь до березки. Есть там березка на верху. Или нет уже? Двадцать-то лет назад была. Встаю на страхпункт. Кидаю конец вниз. Кричу - "Галька пошла" Галька прицепляет карабин, лезет на Авиатор. Клево лезет. Шустро. Быстрей меня. Ей веревка не мешает. Проходит березку, отстегивается, садится. Дышит тяжело, но довольна. Молодец. Пошел Серый. Серый пошел. Серому тяжело, он с одной рукой. Но Серый тоже поднимается. Уходит в шкуродер. Теперь Танька. Она сеструха моя двоюродная, у нее зрение минус семь. Ее внизу пристегивают. Сама она не видит куда пристегиваться, и куда лезть не видит, но лезет. Лезет незнамо куда, и незнамо зачем. На Авиатор лезет. Со страховкой, правда. Это простительно. Но с какой страховкой? Если встаешь на страхпункт - закрепись, мать твою, дабы не улететь. Правило простое как три рубля. Мне же правило это невдомек, я же одной рукой держусь за березу, а другой держу конец. Конец репшнура. Худой конец! И самое поганое, что конец этот среди моих ног запутан.
А Танька вот она, она уже почти у березы, почти вылезла. Ей до выхода на перо метр остался. Она руку уже протянула ко мне… и вдруг… Мама милая, рожай меня обратно. Танька летит вниз. Со всей дури. И вниз головой. А я репшнур одной рукой держу. И от руки дым идет. Кто пробовал, тот знает. Капец. Сеструха в парашютистки подалась. И я за ней. С худым концом. Ща други с асфальта отскребывать нас будут. На пару… Сначала брата отскребут, потом, под ним, сестру ... Но переведи дух читатель. Повезло сеструхе. И мне повезло. Зацепилась ногой она в щели и повисла вниз головой. Висит. А минус семь ее видеть ей ничего не дают. Она думает, что она просто так висит над землей. А до земли метров хернадцать. Падать ой как не весело. И я на березе с репшнуром этим. И Танька вот она - рукой подай - но вниз головой. Перестегнулся я ремнем вокруг березы. В секунду перестегнулся. Взял двумя руками репшнур и начал сестру вытягивать. Тихонько так, будто щучку на подсачок. Глядь она и сама рукой за кармашек зацепилась, потом за другой. Выбралась, кукла чертова. И глазами лупает, будто так и надо. Будто ничего дурного не произошло. Минус семь, мать ее. А до коррекции хрусталика еще лет десять минимум. Вот там-то я и обо…пардон, понял, ребята, что с худым концом в горах делать нечего. Либо вовсе без оного, в отморозку, либо страховка превыше всего.
А город подумал - ученья идут. Несмотря на вечер понедельника, внизу кое-какой народец туристический собрался. И вот этот народец решил, что так все запланировано было. Что это фишка такая столбовская - ногой за щели цепляться. И когда Танька из шкуродера вышла, восторженная публика ее на руки взяла. Взяла и понесла. И посадила на камушек. И дала ей банку сгущенки. И бутерброд с колбасой. Любовь толпы необъяснима. Не лучших любит толпа. Толпа любит красивых. Если ты залезешь с трудом. Залезешь, грязно, корячась по ходу с помощью веревки и какой-то матери - толпа не оценит. Если ты красиво сорвешься и красиво упадешь - тебя сделают героем и имя твое напишут на стене. Ну, или же - на худой конец - банку сгущенки выдадут. В качестве награды, за твою красоту.
Теплых. Турник
Володя Теплых на хитрушке у Второго Столба |
"Женька - а есть тут у вас где-нибудь турник?" Дядя Володя, откладывает гитару и поворачивается ко мне, чуть заметно, играя мышцой. Я морщу лоб и судорожно пытаюсь вспомнить, где и в каком месте я видел последний раз турник. На школьном дворе? Возле седьмого дома? "Только покрепче турник, чтобы не развалился" - говорит дядя Володя - мой самый лучший друг. Мне всего лишь десять лет. Я всего лишь худой и тщедушный, затюканный семьей и школой пацан. Но у меня есть друг. И какой друг.
Нет, на школьном дворе турник не пойдет - развалится. А тот, что возле седьмого дома низковат, я на него сам свободно запрыгиваю. Так что придется идти на Можайку. К общагам. В самое логово Кози и Бэры. В позапрошлый раз, проходя через Можайку в школу и наткнувшись на Козю, я как-то умудрился удрать, а вот в прошлый не повезло. Козлик вытряхнул из меня все до последней копейки, а вдогонку еще и по шее дал. Хорошо, что не в глаз. Что бы я маме сказал, поставь мне Козя фонарь под глаз? Да, опасное дело быть десятилетним пацаном. Но делать нечего, возле общежитий на улице Можайского самый лучший в Комсомольском городке турник. И нам придется идти туда. Но чего я боюсь? Я разве забыл? У меня же самый лучший друг в мире. Мой друг - дядя Володя Теплых. "Есть!" - кричу я. "Есть турник - возле общежития!!"
"Возле общежития?" у дяди Володи загораются глаза. "Так это же втройне веселей" Мы мигом собираемся. Да чего там собираться - берем полотенце, ремни для рук, наждачную бумагу. И вперед - покорять общагу. У меня как у застоявшегося коня мандраж - я знаю, что сейчас будет. Я видел это уже много раз. На разных турниках и в разных компаниях. Везде это начинается и заканчивается примерно одинаково.
Представьте большой междуобщежитский двор. Волейбольная площадка, на которой человек восемь-десять вяло перебрасывают мяч. Теннисный стол с теннисистами. Футбольные ворота с футболистами. Скамейки с девками, щелкающими семечки. Кусты с любителями выпить и поблевать. И сиротливый, сто лет никому нафиг не нужный, заржавелый турник в углу. Пока дядя Володя разогревается, делая прыжки и махи руками, я наждачкой счищаю ржавчину с металлической трубы турника. Все, поле боя готово. Теплых снимает футболку, обнажая крепкий, но не очень впечатляющий торс. Он действительно не производит какого-то особенного впечатления. Не зря на Столбах его зовут Очкариком. Очкарик и есть. Интеллигентное лицо. Узкая кость. Общая худощавость. На нас с ним никто просто не обращает внимания. Даже девки с семечками. Мы никому не интересны. Дядя Володя усмехается, легко подпрыгивает к перекладине и делает для начала стремительный выход силой. Потом переворот вперед и махом назад выходит в стойку на руках. Стоит секунду, вторую, третью сгибает руки и в полоборота вперед соскакивает с турника. "Хорошая машинка - молодец Женька". Я сияю от счастья и с дичайшим воплем кидаюсь на боковую стойку турника как Тарзан. Четыре оборота - это мой личный рекорд. Народ на ближайших площадках заинтересованно оглядывается. Теплых. Турник
Володя Теплых проходит Новый Авиатор |
Теплых не спешит. Он артист. А в артистическом искусстве самое главное это пауза. Медленно подходит. Медленно подхватывается за железяку. Медленно надевает ремни. Медленно раскачивается. Ближайший народ помалу подтягивается в наш угол. Впереди как всегда девки. Парни со скучающим выражением лиц во втором ряду. Дядя Володя начинает делать большие обороты. Раз. Два. Три. Четыре. Пять. Народу все больше и больше. Самые стойкие - футболисты. Но сдаются и они. Тоже подходят к перекладине. Тоже оживленно обсуждают и рвутся в бой. Но в перерывах теплыховских фокусов, я шустро сигаю на перекладину, чтобы никому не дать ее занять. А желающих прибывает. Из общежития выходят любопытные. Подтягиваются местные гимнасты, страждущие побороться за честь родной площадки. Но мне удается первому после Теплыха заскакивать на турник. Потому, что во время его выступлений я как обезьяна сижу на вертикальной стойке. Народ смеется, обсуждает увиденное и из уважения к залетному артисту меня с перекладины не сгоняет. А поскольку Дядя Володя научил меня делать склепку и выворот, я делаю их без конца, пока мой друг не отдохнет. Так мы сменяем друг друга раза четыре. Теплых творит какие-то чудеса. У него целая программа трюков. И так и эдак. И силой и техникой. И серьезно и смешно. Пронимает всех. Возле турника собирается толпа в сто человек. Из кустов выползают пьянчуги. На горизонте появляются Козя с Бэрой. Они видят меня и в их глазах немой вопрос - "Кому же мы теперь будем костылять по шее?". В проулок въезжает патрульный "луноход" с ментами. Теплых дает мне условный знак. Мы уступаем арену местным любителям турника и портвейна и ретируемся пробираясь через толпу взбудораженной молодежи.
Девушки шепчут нам вслед - "Вот он! Вот он! Посмотрите какой красивый!" Юноши пытаются похлопать Володю по плечу и пожать ему руку. Я на седьмом небе от счастья. Теперь где бы и когда бы ни встретил я Козю с Бэрой, почет и уважение мне обеспечены. А спортплощадка возле общежитий на улице Можайского теперь надолго станет местом паломничества гимнастов различных возрастов. Пройдет пять лет. Развалятся футбольные ворота. Упадут столбы волейбольной сетки. Сгниют скамейки. Кусты и те поредеют и скукожатся. А турник разрастется до масштабной трехуровневой конструкции из стали и бетона. И на нем всегда будет людно. И всегда весело. Как людно и весело бывало там, где был Он. Мой друг Дядя Володя Теплых. Как людно и весело было тогда, в Комсомольском городке на улице Можайского. Правда, тогда Теплых еще не был легендой Столбов. И было ему всего двадцать два года. Ровно в два раза меньше чем мне сейчас.
Баламуты. Сиеста
Баламут.
Фото Д.Кричевского.
Край причудливых скал. Буклет. М.Планета.1970 |
Жара невероятная. Середина воскресного летнего дня. Часа три пополудни. Стандартный столбовский круг практически закончен. Первый, Дед, Перья, Четвертый. Утомленные солнцем и скалами мы с Сергеем Николаичем и Отцом Вовкой выходим под Баламуты. На Второй, под палящим солнцем тащиться неохота. И так уже сегодня на славу поскакали. А на Четвертом тихо. Место постоянного паломничества туриков отдыхает в ожидании наплыва этого дикого племени. Отдыхаем и мы. Отдыхаем на камне, что возле Правого Баламута. Приятная расслабленность натруженных мышц. Огнем горящие от сиенита пальцы. Гудящие ноги. Сосущая пустота в желудке. Сиеста у нас.
На Баламут тоже неохота. Ну его к лешему. Сколько можно на него лазить, на Баламут этот. Разве что только на Левый? Но не сегодня. Сегодня сиеста. Самое жаркое время в году. Какие могут быть Баламуты? Серега Николаич роняет спичечный коробок. Ругаясь, спрыгивает с камня и подходит к Баламутовскому обрыву. Делов-то. Прыгнуть влево в сторону пропасти и ухватиться за откол блина. И прыгнуть-то всего сантиметров пятьдесят. Но в сторону пропасти. Мы неделю уже примеряемся к этому блину. Вчера, поздним субботним вечером, тайком от всех, я уличил минуту и сгонял на Баламуты один. Но прыгнуть так и не решился. Поэтому сегодня я изображаю полное безразличие. Вовочка, тот, конечно же, прыгнет. Но не сегодня. Сегодня, от этой изнуряющей жары, он ленив как никогда и абсолютно равнодушен к подвигам. В пятницу они с Вином вдвоем пошли было прыгать, но дождь остановил их возле Третьего.
"Фигня какая-то" - говорит Николаич и картинно сплевывает вниз. Провожает плевок взглядом до самых елок. Поворачивается к отколу и… прыгает в пропасть. Хац - и Серега висит на Левом Баламуте. У Серого не две руки, как у всех столбистов, а полторы. Ну, вот такой он уродился Серый. На всех остальных ходах мы и не замечаем этой его особенности, но тут, на Баламуте... Да еще на левом. Тут, где браться надо снизу, под блин, а потом перехватываться наверх. Тут Сереге не выйти. "Стой!" Кричим мы с Отцом и вскакиваем как ужаленные. Но Серый нас не слышит - у него кураж. Он Левого Баламута делает. Забирается в откол. Легко поднимается по щели на изгиб. Смещается влево. Берется правой рукой снизу за блин. И… И не может перехватиться вверх. Нечем ему… А ноги едут. И от безысходности, похоже мандраж начинается. Снизу его ловить бесполезно. Он если поедет, то поедет далеко влево и в пропасть. Один выход брать Серого сверху. "Держись, Серега. Чип и Дейл спешат на помощь". Я прыгаю на Баламут Правый. Вовка мчится вкруговую. Мы практически одновременно выскакиваем наверх, сталкиваясь лбами. А на верху сидит Серега. И улыбаясь, мнет папиросу - "Вот. Черт. Коробок уронил". Вылез окаянный. "Ну ты и гад, Николаич. Предупреждать же надо". Николаич закуривает - "Вас предупреди, вы же залезть не дадите"…
Мы с Отцом понимающе переглядываемся и наперегонки кидаемся вниз. Кто скорее вокруг Баламутов на заветную площадку, к началу хода. Я успеваю первым и с ходу прыгаю на щель так, как будто делал это всю жизнь. Вовка с дикими воплями недорезанного индейца сиу за мной. Мы забегаем наверх едва не отталкивая друг-друга, и снова несемся вниз. Николаич выкидывает свою беломорину и с победным криком заскакивает на Баламут правый. Мы кружим вокруг этого камня в припадке неистовой радости. Радости за свою победу и свою свободу. Радости за свою молодую дурную удаль и силу. Радости за то, что все обошлось. За то, что мы сделали Баламуты. Мы носимся наперегонки вверх по Баламуту Левому и по Баламуту Правому. Один, второй, третий, четвертый раз. Собираясь то тут, то там, то вдвоем , то втроем. Обгоняя друг друга на Правом баламуте и картинно страхуя на Левом. Вершина нашего баламутства - тройной обгон. Серега по блину. Сверху через него я. А по нам двоим Вовочка. Это круто. И после такого кульбита мы падаем в окончательном изнеможении на вершине. Все, сегодняшняя программа окончена. Больше уже мы никуда не пойдем. Ну, разве только на Первый переобуться.
Снизу, со стороны Третьего Столба появляются люди. Турики. Сначала один - два, потом больше и больше. Слышен знакомый голос. Это Евгений Иванович тащит толпу организованных. Вставайте ребята - работа подвалила. Так и есть. Вечный Гид поднимается и объясняет туристам, что есть такое Баламуты и как их ходят. И что вот эти ребята сейчас все всем покажут. И мы показываем ошеломленным зрителям то, что было на Баламутах за пять минут до их прихода - дикую скальную пляску трех свихнувшихся идиотов… И показываем еще раз, опоздавшим к началу представления. А потом еще раз решившим поснимать на фотопленку и еще раз тем, которые ушли раньше, но вернулись посмотреть. А потом два раза на бис. И получаем за это свою заслуженную порцию бутербродов с колбасой и сыром. Турики уходят, а сиеста, теперь уже настоящая послеобеденная сиеста продолжается. Мы возлежим близ баламутовского обрыва и теперь уже втроем картинно плюем в пропасть. В небо улетают кольца сигаретного дыма. На душе легко и спокойно. Жизнь хороша. А особенно хороша она на Столбах.
Коммунар. Брателло
Спуск в широком распоре по Колоколу (лаз Обезьяний) |
Ночь ушла. Пришла рассветная промозглая сырость. Пришла и выгнала меня из безымянной щели в развалах под Вторым столбом. Ночью я почти не спал. Какой-то наглый до безобразия бурундук ходил по моей голове. Сквозь чуткий таежный сон казалось, что не бурундук это, а стая голодных и злых медведей. Сырость проникла в спальник. Забрала остатки вечернего тепла. Подкралась снизу от камня. Нахлобучила сверху через одежду. В общем, к утру замерз я капитально и на рассвете решил перебраться наверх к солнцу. На Первый столб. Собрал вещички. Затолкал в ту же щель, где ночевал. И на Колокол через Соболя.
Пять утра. Внизу туман. Внизу не видно ни зги. Внизу сырость и холод. Но на верху Первого уже солнце. На верху уже тепло. Я знаю об этом, и предвкушение этого тепла гонит вверх. Гонит, согревая движением замерзшие за ночь мышцы. Скользковато тут с утра. Тем более в сапогах. Ну, да и фиг с ним. Мы люди не гордые, мы и по скользкому ходим. К теплу бы добраться. Вышел в колокольную щель. Хоп - и я в расклинке. Руки на Коммунаре. Ноги на Пролетарке. Союз колхозников и работниц. Кто придумал такие названия? К теплу, скорее к теплу.
На выходе из Колокола остановился передохнуть. Посмотрел вниз. А там сплошное молоко тумана. Даже елок не видно. Вдруг услышал слева шорох. Повернулся. По коммунаровской горизонталке, кто-то ползет. Кого это еще кроме меня в такую рань домовой не любит? Смотрю - спускается какой-то парень. Ближе выходит. Мать моя женщина - так это же Вовка. Двоюродный брат. У меня челюсть отпала - брателло, которого я три года не видел. Вылез из щели брат Вовка, тоже удивляется. Вот ведь место встречи, какое. Если вы потеряли друг друга, встречайтесь на Колоколе возле Коммунара. "Как дела? Как жизнь? Как тетя Люся? Дядя Миша как? Да нормально все. Три года не виделись". А лет нам с гулькин нос - Вовке двадцать два, а мне и подавно пятнадцать. Три года назад я сопливым мальчонкой был, а Вовка в армию уходил. Про Столбы тогда и речи не было. Я и знать не знал, что братело на Столбы ходит. Да и он удивился такому явлению. По ходу дела выяснилось, что на Коммунар братка лазил рассвет встречать. А, вообще, тусуется он под Львиными воротами, ниже Аленки, на Славянах. Хорошо тусуется - компания там у него. И вот тут произошел между нами стандартный для Столбов разговор. Разговор, результатами своими, сгубивший не одного начинающего столбиста… В буквальном смысле сгубивший, а не в переносном.
- - Женька, ты на Коммунаре был?
- - Нет, брат, не дошел еще.
- - А Баламуты ходишь?
- - Да, конечно.
- - Ну, тогда пошли. Пупсиком. Делай как я…
Горизонталкой на Коммунар |
После этих слов брателло как вьюн сиганул в Горизонталку. Меня резко кинуло в жар. Как это? Вот так вот без подготовки. Без всего и на Коммунар? Но брат уже заполз в самый верх щели. Сейчас он скроется за поворотом и будет меня ждать. А я? Я то что? Я то куда? Я то почему и зачем?.. Страха улететь не было. У столбистов таких страхов не бывает. Была неуверенность - смогу ли? Не поверну ли с половины дороги назад? А еще был какой-то дикий восторг. Я зайду на Коммунар. То, о чем мы с пацанами даже не мечтали. Нашим самым высшим достижением на то время был Уголок на Перьях. А что такое Митра, мы знали только из рассказов. И вот Коммунар… Я еще секунду помедлил и как в омут головой, как в холодную воду с обрыва, прыгнул в Горизонталку. Прыгнул и пополз. Правая часть тела, самовольно вываливалась вниз. Левая клинилась в щели и никак не хотела отклиниваться. Я упорно полз. И выполз. Вовка стоял возле вертикалок - "молодец Женька" - ухмыльнулся провокатор - "Самое трудное позади!…" - и еще раз ухмыльнулся. По горизонтальной исчезающей площадке мы с братом обошли шершавую громадину Коммунара и добрались до вертикального отлома. Пуп-сик. Мой восторг только усилился. Было бы место поровнее я, наверное, сплясал танец с саблями. Вовка пошел вверх. Я за ним. Да, на Баламут это место действительно похоже. Хотя, наверное даже попроще. Делов-то - катушка с боковой ручкой…. Шаг. Два. Три. И вот оно свершилось. Я тут. Я на Коммунаре. Танец с саблями. Салют из всех орудий. Оркестр туш. Шампанское рекой. Кто не понимает, тому поясню - Коммунар это такая столбовская печать в паспорт. Типа прописки. Если ты сам на Коммунар зашел, то ты наш, ты столбист. Я зашел, и грех было не сплясать танец с саблями. Я и сплясал. От души сплясал… Мы с братом упали на коммунарскую скалу и под ласковыми лучами восходящего солнца принялись обсуждать наши пацанские дела. Вовка собрался жениться. Пришел конец его вольной столбовской жизни.… Окрутила его Наташка со Славян.
Минут через двадцать братка собрался вниз. Я за ним. Держась, в откидку, за боковой отлом, мы начали спускаться к переходу на Горизонталку. Вовка шустро ушел влево и скрылся за скалой. Я подошел к Перекрестку. Справа Рояль. Вверху Пупсики. Слева переход в Ползунок. А внизу.… Внизу на пятьдесят метров нет ничего. Я посмотрел вниз между ног и увидел белый туман где-то далеко-далеко. Более там ничего не было. Не было даже елок. Они под туманом остались. А скала, заворачиваясь в отрицаловку, уходила под меня и терялась из вида. И куда там ставить ногу я просто представить не мог. Попробовал так. Попробовал этак. С левой ноги. С правой. Еще чуть ниже. Еще. Ну, нет там ничего, хоть тресни. Руки начали предательски дрожать. Ноги поползли вниз. Я поднялся наверх. Попрыгал расслабляясь. Заорал, что-то дикое - кураж поймать. И снова вниз. Нету там никакой полочки - хоть ты умри. Хоть из штанов выпрыгни. Было бы зеркало заднего вида - посмотрел бы и слез. А так помирай на Коммунаре!
И не столько от голода с холодом, сколько от стыда. Придут люди часа через три - четыре, снимут. Вот только как я им в глаза смотреть буду людям этим? Нет, надо пробовать еще раз….
После третьей попытки, стал я налаживаться к прыжку с Коммунара. Уж больно там заманчиво прыгнуть. Раз, и все проблемы готовы. Но удержали какие-то смутные сомнения. Правильно удержали. Не всякий скалолаз там прыгнет. Попытался еще раз тем же ходом. Снова ногу потянул вниз. Еще. Еще. Еще. Вдруг чувствую кто-то меня за эту ногу хватает и тащит вниз со всей дури. Слышу брателловский голос - "Тяни ногу, Женька, не ссы" - тяну через не могу. Хоп и я на полочке. Пять сантиметров всего не дотягивался. Оказывается Вовка, меня не дождавшись, тут же вернулся. А мне, с перепуга, показалось, что я часа полтора там тусовался….
Спустились мы с Коммунара в Каменный Сквер, брат пошел к себе на стоянку, а я на камушек возле березы прилег, отдышаться. И вот тут-то, ребята, меня конкретно затрясло. Ни до, ни во время "подвига" а после. Лежу на спине и всеми конечностями о камень брякаю. И ни солнце меня не греет, ни беломорина, ни ощущение счастья. Лежу - трясусь. Как подумаю, куда и как бы я планировал в случае чего, так все сильнее и сильнее трясти начинает. Вы, наверное, думаете, что после этакой трясучки, я мирно в живой уголок пошпилил, зверье кормить? Плохо же знаете вы столбистов. Оттрясясь, я решил урок закрепить. И еще раз на Коммунар залез. Один и сам. И слез. Сам и один. Причем в том самом месте на спуске у перекрестка, я явственно ощутил, как какой-то добрый и заботливый "провокатор", по братски берет меня за ногу и тянет вниз. На пять сантиметров ниже, чем я могу. И шепчет тихонько - "Не ссы Женька, тяни ногу"… А брата я после этого на скалах не встречал. Женился Вовка на Наташке. И родили они сына. А потом второго. А я больше на Коммунар не ходил. Ходил в другие места. На Столбах очень много мест, куда ходить можно. А много позже ходил и другими ходами. Не на Столбах - по жизни. И всегда когда не мог до чего-нибудь дотянуться, вспоминал братское напутствие. "Не ссы Женька, ногу тяни!". И помогало!
|
При вводе Логина и Пароля,
