|
Автор: Сергей Бойко, Москва
Родина дороже небеснолго царства
Опять поднялась температура. Комнатка, в которой лежу, – словно монашеская келья. Даже днем внутри полусумерки, а от каменных серых стен исходит холод. Неожиданно радостным пятном ярких расцветок одеяло – неизменно дешевое, неизменное китайское – напоминание о том, что Тибет в двух днях пути пешком.
В голове вяло и нехотя теснятся обрывки мыслей, ничего не значащие фразы. Внезапно – «родина дороже небесного царства». Откуда это? Ах, да. Это национальный девиз Непала. Счастливые люди! Лишь непальцы могут сказать так, ведь они рождаются, живут и умирают как раз в небесном царстве. И даже флаг у них в виде гор…
…Ксюша поднимается вверх по склону безымянного пятитысячника. Она словно точка. Внизу несколько домиков-полуземлянок в цвет склона, почти незаметные со стороны. В одном из домиков в той самой монашеской келье, закутанный во все, что можно, лежу я и улыбаюсь своим мыслям: «лучше хотя бы раз поболеть в небесном царстве, чем всю жизнь прожить, не выезжая из городского ада».
Вид на домик :)
Домики в деревне вот такие
Непонятно, где они находят столько плоских камней, чтобы покрыть крышу.
Провалявшись два дня на четырех тысячах, понимаю: к черту сомнения, надо подниматься дальше. Ибо – см. выше – и так уже вокруг царствие небесное :) И ранним утром мы выходим. Ближайшие два дня буду идти медленно из-за слабости, кроме того, в серых штанах и куртке (со стороны они почему-то выглядят, будто костюм химзащиты) и маске на лице я теперь похожу на работника морга или на заблудившегося в горах хирурга.
Путь лежит из Доле через Лузу (Luza) и Мачхерму (Machherma) в деревню Пханга (Phangga). Именно там, в Пханге, будет монашеская келья, а со склона пятитысячника Ксюша сделает фотографию, что в начале записи.
Пханга расположена почти у самого устья ледника Нгозумпа (Ngozumpa), который дает начало речке Дудх Коси (Dudh Koshi) и который является самым большим ледником непальских Гималаев – более 15 км в длину и 1 километр в ширину. Мы будем идти по левому его краю.
Вид на район с высоты 36 км. Ледник Нгозумпа в центре. По левой стороне видны моренные озера. На берегу самого большого из них деревня Гокио (Gokyo), откуда мы будем подниматься на пик Гокио. Желтая линия – граница с Тибетом.
* * *
Идем медленно. Солнце на этой высоте не насыщает воздух теплом, поэтому не холодно только тогда, когда есть непосредственный контакт с лучами. Стоит уйти в тень, появляется ощущение, что пересекаешь терминатор где-нибудь на Меркурии – разница температур очень большая. Греет фляга – перед выходом я залил в нее литр кипятка, и пока вода не остыла достаточно, чтобы переложить флягу в карман куртки, она, пристегнутая к лямке рюкзака, бьет по бедру, обдавая ногу теплом.
* * *
Ущелье Дудх Коси изрезано глубокими боковыми складками, приходится то терять высоту, то снова набирать, да и двигаешься далеко не по прямой. Зато есть возможность посмотреть на пройденный путь.
Мы почти поднялись на ту высоту, где растет жесткая трава и лишайники. Кустарник, в основном это стелющийся можжевельник, только в расщелинах. Вокруг пустынно, неуютно и голо. Но мне нравится. Если рассуждать в ключе все того же небесного царствия, то почему бы раю не быть именно таким? Тем более что, согласно непальским верованиям, почти каждая гора – божество. Аннапурна – богиня урожая, Сагарматха – так та вообще мать богов. Бредем к своей богине и мы. Но о ней особый разговор.
Постепенно дно ущелья поднимается выше – идем вверх по течению – рев реки слышнее с каждым часом. Вода ледяная и абсолютно чистая, потому что река вытекает из морены, а ледник берет начало с восьмитысячника. В объектив она не лезет, поэтому приходится боком.
Снова возникает проблема передачи масштаба. Высота и расстояние не чувствуются, пока в поле зрения не попадет что-то привычное глазу. Вот деревня Тхоре (Thore) на другом берегу ущелья, похожая на сползающий в пропасть блин.
Тхоре. Крупный план
Тхоре. Средний план
Тхоре как она видна на самом деле. Дна ущелья не видно
Белизна гор сводит пустынность на нет. Кругом горы-боги, блеск которых настолько силен в свете солнца, что приходится надевать очки, иначе глаза слезятся и болят.
К альпинистам испытываешь уважение – как туда можно лезть?
* * *
Чем ближе к границе, тем сильнее чувствуется влияние Тибета. Здесь уже понимают тибетскую речь, а во внутреннем убранстве домиков картины буддистского эпоса.
Притча о четырех друзьях
Павлин нашел семечко и посадил его в землю. Ухаживали за саженцем кролик и обезьяна – поливали, растили. Слон охранял растение от всяких напастей. Наконец фруктовое дерево выросло, фрукты созрели. Но оно оказалось таким высоким, что никто не мог достать до верхушки и собрать урожай. Тогда обезьяна взобралась на слона, кролик на обезьяну, а на кролика взобрался павлин. Так четверо друзей смогли собрать фрукты.
Медная посуда
* * *
По пути нас обгоняет несколько трекеров. Внезапно оказывается, что ребята из России. Никакой радости от встречи мы с Ксюшей не испытываем, хотя, как оказалось впоследствии, у нас есть общие непальские знакомые. Радости никакой, потому что, увидев соотечественников, ребята заводят разговор, который почти сразу вырождается в пустой треп. Это раздражает. Чувствуем облегчение, когда они уходят вперед, и впоследствии стараемся избегать встречи.
Впереди очередной хребет, за ним новые горы
Вершина очередного подъема украшена неизменными молитвенными флажками
Вид назад, на вершинные лезвия Тамсерку
* * *
А вот первое грустное напоминание о том, что горы опасны, – мемориальное обо или точнее чайтья, сложенная в память о погибшем, насколько я понял, итальянском альпинисте. По всей видимости, он погиб, восходя на восьмитысячник Чо Ойю. Хотя как ни искал в интернете потом, никаких упоминаний о происшествии найти не удалось.
Памятник в небесном царстве
Приходим в очередную деревню и попадаем в царство кизяков. Чтобы просушить какашечки, местные чего только не придумают. Лепешки можно лепить на стены домов (даже изнутри), на камни, а можно домиком ставить.
Совсем высохший хрустящий кизяк складывают штабелями на солнечной стороне. Куда все это можно спрятать, если вдруг пойдет дождь, непонятно.
Кошмар ассенизатора. Штабель выше моего роста
Удивительно, но все большее расположение чувствую к якам и помеси их с коровами. Говорить о любви к ячьему дерьму, конечно, не стоит, но чувства можно выразить словами «дружеское расположение» :)
В Пханге мы грелись ввечеру как раз кизяками напополам с какими-то кусками дров. Изнутри прогревались чесночным супом. Ксюшу этот суп заинтриговал вконец, она попросила шерпани дать рецепт.
Все оказалось до смешного просто. Оказывается, чеснок очищается, мелко режется и складывается в большие емкости, где и томится в собственном соку. Так он может стоять долго, причем вообще не портится. Когда надо приготовить суп, на миску кипящей воды берется столовая ложка этого адского концентрата (главное не перебрать, иначе придется заливать желудок литрами воды :)), добавляется соль или фрагмент бульонного кубика и все, приятного аппетита. Как вариант, добавляется ячье масло или молоко, китайская лапша быстрого приготовления, овощи и т.д. По сути, приправ никаких не надо, сама основа является приправой.
Ксюша впервые варит garlic soup. И впервые на высоте 4480 метров
Горелка, кстати, на газе, что не часто встречается на этой высоте. Такая плитка спаяна с газовым баллоном воедино и заносится наверх носильщиком. По всей видимости, баллон многоразовой заправки. Носильщик сюда будет идти дней десять, если не все две недели…
Готовый garlic soup разливается по чашкам. У нас он с молоком
Убранство кухни очень бедное, сама комнатушка настолько маленькая, что едва хватило места, чтобы сфотографировать. Тем не менее здесь же лежанка, на которой хозяйка спит. У нее маленькая дочь лет трех, мальчик лет десяти и старшая дочь, возраст которой трудно определить. Идет в ход запас привезенных из Москвы карамелек, и радости детей нет предела.
Узнаем, что зимой здесь никто не живет, все уходят вниз, потому что очень холодно. Да и сейчас, при работающем газе на кухне, слегка подкизяченной комнатке-столовой, в центре которой стоит буржуйка, тепло моментально выдувает через оконные щели и дверной проем.
Практически вся утварь китайская. Тибетцы, говорят, вообще с термосами не расстаются. До сих пор остался открытым вопрос: все эти китайские товары завозятся официально в Катманду и потом поднимаются наверх или же доставляются непосредственно через границу рядом? Ведь за горной грядой по левую руку лежит путь к перевалу Нангпа Ла, по которому, говорят, до сих пор поставляют в Тибет и из Тибета контрабанду.
* * *
Переночевав, прощаемся с шерпани, у которой мы были практически единственными постояльцами, и уходим наверх.
* * *
Ущелье сужается все больше, наконец река вплотную подступает к тропе, заставляя последнюю тесниться по круче. Но и здесь заботливо выложены каменные ступени. Тропы – единственные связующие нити, и их необходимо поддерживать в хорошем состоянии.
Обходим утес, внезапно открывается первое озеро. Оно самое низкое в системе озер, и здесь еще видны водоросли зеленоватого цвета. Тропа возле озера совсем неявная и отмечена многочисленными каменными турами. Судя по количеству, руку к их постройке прикладывали не только местные, но и проходящие туристы.
Дальше местность выполаживается, все больше напоминая марсианский пейзаж, но я совсем устал, поэтому решаем ненадолго остановиться и попить у второго озера. Возле одного из туров специально для непонятливых табличка с надписью.
Патологоанатом или заблудившийся хирург? В общем, Дитер, как водится, болен нездоров
Собственно, второе озеро. За ним шеститысячник Пхари Лапче (Phari Lapche)
Наконец, добредаем до деревни Гокио, бросаем вещи, немного перекусываем под кизячный дым в комнатке-столовой и решаем прогуляться еще вперед и повыше, посмотреть что к чему.
Вскоре по выходе из деревни натыкаемся на яка. Он лежит, словно дремлет, поджав под себя копыта. Ксюша садится рядом, но як совершенно не обращает на нее внимания.
Взгляд его пуст, глаза глядят сквозь пространство и время. Он смотрит вперед и только вперед. Туда, где совсем недалеко закрывает дальнейший путь невероятная, невозможно яркая для глаз Богиня бирюзы.
|
При вводе Логина и Пароля,
