При вводе Логина и Пароля,обратите внимание
на используемый Вами
регистр клавиатуры!
|
|
|
|
|
Подсказка
|
||
|
При вводе Логина и Пароля, обратите внимание на используемый Вами регистр клавиатуры! |
||
|
|
|
|
|
||||||||||||||||||
|
||||||||||||||||||
Разбитое зеркало
Горные непальские тропы – выматыватели сил, предлагатели красивых видов и инициаторы разговоров за жизнь со случайными попутчиками. Порою знакомство внезапно – так было с немцем Эрвином в мой второй приезд в страну, но чаще тропа сводит с человеком не раз, тем более если идете в одном направлении, так что обязательно и познакомишься, и разговоришься. Пути долины Цум не стали исключением и подарили встречу, которая не идет из головы до сих пор, ибо о таких людях раньше доводилось только читать в книгах. Еще на второй день пути мы обогнали караван осликов, везших пожитки нескольких европейцев. Поравнявшись с незнакомцами, приветствовали их, перекинулись парой фраз и разошлись. Это были швейцарцы, и я еще снисходительно ухмыльнулся: хотя в группе из пяти человек двое пожилых, уж больно много багажа – на семи ослах большие вьюки. Еще один урок тропы: нельзя судить по одежке. Если долго идти, гигантские холмы заканчиваются, и показывается то, на что можно смотреть бесконечно. Шринги Химал, высота 7138 метров
Почти Мачапучарре. Но это не она
На стенах вот такие забавные плакаты. Специально для любителей пить воду из речек в Непале
И все же мы не могли согреться даже обнявшись – слишком много энергии ушло в землю через ноги за день пути. Комнатку нам выделили на втором этаже здоровенной постройки с толстыми каменными несущими стенами и деревянными перегородками, снизу доносились голоса хозяев и гостей – через щели в полу было видно, что постояльцев много. Стоило попросить пару одеял, пока не разобрали. Собираюсь с духом и кажу нос на улицу.
Узенький коридорчик ведет на открытую террасу, где холод невыносимый – ветер, слетевший с окружающих долину семитысячников группы Ганеш Химал, гуляет вовсю, и где имеется кое-как сбитая крутая деревянная лесенка на первый этаж.
Возле лесенки в позе ожидания стоит хозяйка гестхауза – то ли тибетка, то ли жительница долины Цум, одетая в однотонную, но явно национальную одежду. Взгляд ее узких глаз устремлен в одну точку, а в руках она держит тарелку, полную кровяных сгустков. Женщина переводит взгляд на меня и, увидев мой ступор, улыбается. Рот ее также окровавлен. Автоматически улыбаюсь в ответ, чувствуя, что холодно мне уже не из-за ветра.
Я не верю в вампиров, инопланетян и тому подобные вещи и в ночном лесу сильнее испугаюсь встреченного человека, нежели зверя, однако тут в памяти промелькнули и языческие обряды, кои до сих пор встречаются в Непале, да и полная луна заливала сцену бледным светом. Вторая мысль была о последней стадии туберкулеза…
– О’кей, – слышится сзади чей-то голос, после чего раздается металлический лязг. Оборачиваюсь. В углу террасы на расстеленной на полу кошме – швейцарец, рядом, положив ногу на его бедро, лицом вверх лежит мужчина с широко открытым ртом. Швейцарец включает налобный фонарик, берет из услужливо поданного ассистентом из местных лотка новый инструмент и продолжает лечение.
Вокруг сидят несколько обитателей деревни, проводник-переводчик. Все они участвуют в процессе – подают инструменты, приносят воду, уносят опорожнить плевательницы и проч. Тибетке возле лестницы уже удалили зуб, и кровь почти перестала идти, однако время от времени она сплевывает в тарелку. Вернувшись снизу с одеялами, я аккуратно, бочком вдоль стены, просачиваюсь в комнатку, на ходу ответив кивком на аналогичный жест швейцарца.
Когда прием окончен, инструменты уносятся вниз, на кухню, швейцарец пакует то, что не использовалось. Увидев нас с Ксюшей, он говорит, что местные – удивительно стойкие: многие отказываются от анестезии, хотя понимают, для чего она. И боль переносят нормально. Я вспоминаю про семь ослов в караване и понимаю, что большая часть поклажи, видимо, инструменты и сопутствующие материалы.
Ослики из «стоматологического» каравана. Раннее утро. Завтрак
Кристиан – именно такое у него христианское имя – подтверждает догадку, говорит, что приходится много, на первый взгляд, лишних вещей брать с собой, например, скороварку.
А ведь верно, дезинфекция инструментов, это в том числе и кипячение, а на высоте вода закипает меньше, чем при ста градусах, и без скороварки не обойтись.
Кристиан. Фото сделано в одной из деревушек по пути наверх
– И все равно, – говорит Кристиан, – не убережешься. Вот разбилось у меня ротовое зеркало, где-то должно быть еще одно, а найти не могу. А без него как работать?
Действительно, у местных не попросишь, тут зеркало – большая редкость. Внезапно меня осеняет: у Ксюши была вроде старенькая пудреница! Ксюша не против. Кристиан страшно рад. Говорит, что все зеркало не нужно, достаточно отколоть небольшой кусок, он обрежет острые концы и прикрепит его к стоматологическому зонду, и дело в шляпе…
Спрашиваю разрешения сфотографировать Кристиана за работой, он вежливо, но четко говорит «нет» и объясняет почему. Его принцип возведен в абсолют, но вызывает уважение. Он, пожалуй, самый честный фотограф в этом мире. Что это значит? См. ниже.
После ужина договариваемся посидеть и побеседовать немного. Кристиан соглашается на запись – объясняю ему, что запись делаю для себя, не более того. (Кстати, уважая его принципы, перед публикацией этого материала мы списались, и я спросил разрешение. Кристиан был не против.)
***
Почему я начал лечить людей в таких удаленных районах? Перво-наперво я люблю мою работу. А еще мне нравится путешествовать. И когда отправился в путешествие, то решение было очевидным: в поездки надо брать инструменты.
Первый опыт такого опыта был на Мадагаскаре. Моя знакомая – тоже доктор – открыла там небольшую клинику общего профиля. Оказалось, что у многих местных жителей проблемы с зубами, а врачей нет. И она позвала меня полечить этих людей. Я приехал на две недели. Опыт, действительно, уникальный: мало того, что приходилось работать с минимумом инструментов – их там просто не было, я впервые столкнулся со столь тяжелыми и запущенными случаями. Ведь эти люди никогда не посещали зубного.
К примеру, при обследовании женщины вижу зуб в таком состоянии, что его немедленно надо удалять, иначе проблем не оберешься. А удалив зуб, обнаруживаю, что процесс зашел далеко – уже десна поражена настолько, что стоматолог ничего не сделает, требуется помощь челюстно-лицевого хирурга.
И вот что делать? Ведь вмешательство уже произведено, а лечить дальше невозможно. Я призвал на помощь весь свой опыт, продезинфицировал все, что мог, закрыл рану, дал антибиотики и т.д., но на сердце было очень неспокойно. После возвращения в Швейцарию пришел к друзьям в госпиталь челюстно-лицевой хирургии – консультироваться. Их прогнозы были не радужными, хотя они согласились, что все было сделано правильно. К счастью, моя знакомая наблюдала эту женщину и сказала, что десна зажила. Я смог в этом убедиться сам, когда снова приехал на Мадагаскар через год.
Это было и большое облегчение для меня как для врача, и трудно удержаться, чтобы не прокомментировать этот случай с точки зрения наблюдателя. Больной зуб был причиной проблем с десной, и когда причину устранили, десна сама пришла в норму фактически без врачебного вмешательства. Со временем я заметил, что в таких регионах, где люди живут, можно сказать, в Средневековье, их иммунитет работает гораздо лучше, чем у среднего европейца. Врач, работающий в таких тяжелых условиях, может в определенной степени рассчитывать на матушку-природу.
Однако после этого опыта стало очевидно, что обойтись минимумом инструментов невозможно – все нужное необходимо возить с собой. Так что в последующие поездки подобного рода я закупал необходимое оборудование и мог не только удалять зубы, но и сверлить, и проводить другое необходимое лечение.
Потом была Северная Африка: Марокко. Здесь уже лучше получилось – я ездил на лендровере, и по сути это было стоматологическое кресло на колесах: и установка была, и другие необходимые вещи, и я мог уже и каналы проходить, и пломбированием заниматься. Мы ездили из деревни в деревню и лечили, лечили… Я был в Марокко трижды в течение трех лет, и все весной. Там очень красиво в это время.
И еще одна поездка была по Тунису…
Как попал в Азию? Дело в том, что я довольно долго занимался альпинизмом, но потом родилась дочь, и пришлось выбирать. Когда ей исполнилось два года, что было делать? Высоко в горы с ребенком не заберешься, надо было менять альпинизм на менее опасное занятие, например, на экспедиции, в том числе зимние. Так, в 1999 году я впервые оказался в Монголии. И разумеется, не в городе, а в степи среди кочевников. Это замечательная страна, удивительно дружелюбные люди живут там. Мы даже немного устали от внимания, вдобавок у нашей дочери светлые волосы, это привлекало внимание вообще всех окружающих. Но работы было много, и работал я каждый день.
В 2000 году мы решили в точности повторить наш маршрут по стране – в первую очередь хотелось навестить своих пациентов и узнать, насколько хорошо прошло лечение. И тут возникла проблема. Монголы ведь кочевники, хотя имеют постоянные зимние стоянки. Поэтому поначалу поиск пациентов был нелегким делом: пространства огромные, и когда тебе дают адрес стоянки вроде «два дня на лошадях в направлении вот той горы, затем поверни строго на север и надо ехать еще два дня», невольно задумаешься. А тут еще монгол смотрит на весь твой багаж опытным взглядом и говорит: «Тебе, однако, потребуется шесть дней».
И вот ты идешь эти шесть дней, по пути встречаешь кочевников, лечишь и их тоже. Каждый раз все заканчивается застольем – еда это форма благодарности, что нелегко, потому что пища довольно однообразна, много овечьего жира, например, и наши желудки такое переваривают с трудом.
Вообще то, что для нас за гранью возможного, для них – норма. Вот идем мы эти шесть дней. Ветер жуткий, вьюга, укрыться негде, темнеет, холодно, уже ноги с трудом передвигаем, хотя и так на день опаздываем. Наконец говорим «стоп» и ставим палатку. Через некоторое время появляется кочевник, до которого мы пытаемся добраться. Он заглядывает в палатку и спрашивает: «Кристиан, ты здесь?» Я не понимаю, как он нашел нас и откуда узнал, что мы идем, а он говорит, ему сказали, что мы собрались к нему, а шесть дней уже прошло, вот он забеспокоился и пошел навстречу.
Это в степи, где нет сотовой связи, интернета и даже голубиной почты.
Кстати, впоследствии кочевники каким-то образом узнавали, что я приехал, и в последующие посещения Монголии уже не я к ним ездил, а они кочевали в мою сторону.
Ну вот, выясняется, что лучше здесь не останавливаться, иначе замерзнем ночью, лучше еще пройти около четырех часов и добраться до стоянки – там и еда, и тепло. Вот собираешься с силами, доходишь до юрты, благо кочевник за нами приехал верхом, и есть сани, на которые часть груза положили, и снова угощаешься овечьим салом …
А когда он узнает, что тебе еще дальше ехать, к другим пациентам, то качает головой – с таким грузом тяжело будет, нужна тягловая сила, и посылает своего сына привести несколько коров, которые пасутся на другой стороне долины. Сын тут же собирается и выходит. Это все ночью. И возвращается он с коровами только под утро…
Удивительно стойкие люди. В 2000 году, когда мы приехали, зима началась внезапно, раньше времени, и с очень больших холодов. Снега выпало не так много, но покрыто им было все. Потом случилась небольшая оттепель, и вновь ударили морозы под минус сорок. Скот на далеких кочевьях не смог добывать пищу из-под ледяной корки и не успел добраться до тех мест, где кочевники зимуют, где есть загоны для скота на зиму и где запасено сено. Так в самом начале зимы погибло около половины стад. Монголы воспринимали это абсолютно нормально – природа.
Двумя годами позже, собираясь вновь в Монголию, мы узнали, что история с ранней зимой повторилась в точности, и наши друзья лишились почти всех животных. Надо было что-то делать, и я объединился с тремя друзьями в такую… ассоциацию, что ли. Мы сначала закупили лес. С лесом ведь там тоже проблемы… Приехали на место, выбрали с этими кочевыми семьями участок, хорошо защищенный от ветра, то есть со своим микроклиматом, на участке поставили загоны.
Чтобы помощь была не разовой, имело смысл создать проект, в который могли бы войти несколько кочевых семей, потерявших стада и готовых начать все заново. Нужна была своего рода база, и «базовые» животные, с которыми кочевники могли бы работать, развивать хозяйство и, набравшись сил, пускаться в свободное плавание.
После постройки загонов я провел в Швейцарии несколько фотовыставок, на которых рассказывал о случившемся, и мы собрали около двадцати тысяч долларов. На эти деньги в Монголии были куплены хорошие коровы, лошади, овцы. И проект заработал. Сначала в нем участвовали две кочевых семьи, потом присоединись еще несколько. Впоследствии они самостоятельно разводили животных, покупали их, продавали и так далее – здесь уже наша помощь была не нужна. И за три года они встали на ноги – обзавелись новыми стадами, и сейчас опять кочуют…
Как в Непал попал? Честно, я не планировал – слишком затянула Монголия. Однако мой отец на старости лет увлекся трекингом. Сейчас ему 78 лет. Два года назад он сказал, что хочет попасть в Патагонию, а этой зимой заговорил про Непал. Сюда я давно мечтал приехать, но все оказии не случалось. Так что Монголия может подождать…
Описывать путешествия? Да, поездки интересными получаются, но не пишу – это не мое. Я делаю фотовыставки, правда, с одним условием: фотографии не продаются. Ведь для меня эти люди на фото – не абстракция, это часть жизни. А для покупателей – просто красивая картинка.
Фото я делаю, только когда налажен контакт. Допустим, я лечу человека, потом спрашиваю: «Могу я тебя сфотографировать?» И как правило, отказов не бывает. Никогда не снимаю за деньги или исподтишка, это нечестно по отношению к людям.
Стоматолог-путешественник Кристиан Верли
Ранним утром хозяин гестхауза и по совместительству местный буддистский священник приветствует Кристиана традиционным белым хата. Он повязывает шарф на шею швейцарца, бормочет слова благодарности и молитвы. Удивительно просто и трогательно.
Мы обмениваемся электронными адресами – Кристиан написал свой на полях моей карты местности. Факсимиле ставилось на спине ослика, который оказался неподалеку, и затем наши пути разошлись – мы ушли с основной тропы, а Кристиан продолжил путь вглубь долины Цум.
Конечно, понятно, что Швейцария – благополучная страна, что людям там не приходится выживать, и пенсионер может позволить себе на восьмом десятке поехать в трекинг в Патагонию. И все же, все же… При прочих равных у меня бы не хватило запала на то, что делает Кристиан. Он ведь мог бы просто работать в кабинете и стричь купоны. Но он путешествует и лечит людей – просто так. А я могу лишь писать и донести эту историю до окружающих. Что и делаю, и тешу себя надеждой, что осколок зеркала повидал немало ртов.
Так в Непале хранятся зубные щетки |
||||||||||||||||||
|
||||||||||||||||||
