|
Автор: Владлен Авинда, Ялта
Огонь в скалах
Глава вторая
ЗА МГНОВЕНИЕ ДО ГИБЕЛИ
Благодарной памяти Ильи Вергасова — партизанского командира, книгами которого автор зачитывался в юности и учился у него мужеству, стойкости и любви к товарищам.
В карьере близ села Сладкий Лук начиналась вторая смена. Подготовили взрыв, — отваливали породу на щебенку, и инженер Андрей Колотин хотел уже давать команду, но вдруг после предупредительной сирены ему показалось: кто-то кричит в горах. Он до боли в глазах начал всматриваться в скалы.
- — Помо-ги-те! — отчетливо донеслось от серой гряды Скалистого плато. Горы над карьером поднимались сплошной отвесной стеной метров на семьсот.
- — Спаси-те! — вновь отчаянный крик закружился над скалами.
- Сомнений нет, в горах люди и с ними что-то случилось. Инженер тут же позвонил в милицию и сообщил, что со скалы возле карьера раздаются крики о помощи. Тут же дали знать горноспасателям.
- — Выезжаем. Ждите! — коротко ответил Громов.
Сборы были молниеносны, никаких минут на раздумывания. Например, Саша Челаев курил у подъезда своего дома, когда подлетела горноспасательная машина с ребятами и его просто подхватили в раскрытую дверь. В дороге увидели, что он оказался в домашних тапочках. Тут же кусками полиэтилена ему обвязали ступни, нашли какой-то шоферский ватник, а на голову одели альпинистскую каску. Аварийное снаряжение в машине было заложено на четверых, а их собралось восемь человек.
Вскоре горноспасатели были в карьере.
- — Включите сирену! — попросил начальник горноспасательного отряда.
Над скалами взвыл резкий сигнал и тут же смолкли все работающие механизмы. Наступила оглушительная тишина и в ней отчетливо прозвучал крик о помощи.
- — Спаси-те!
Громов весь подался на этот крик, стараясь хотя бы приблизительно определить, где же они — попавшие в беду? Январская ночь наступала быстро. С гор налетал порывистый ветер, относивший голоса в сторону.
—
- Поднимемся на плато, — решил Громов. — Там и будем искать. Голоса несутся из-под самой кромки плато. Видно, они забрались очень высоко. Когда обнаружим, то спустимся к ним сверху.
- — Дед, а кто они, альпинисты или случайно попавшие на скалы? — спросил Евгений Шубов.
- — Думаю, что спортсмены потерпели аварию, здесь по этим скалам больно не разгуляешься, не имея опыта восхождений и альпинистского снаряжения! — ответил Громов.
- — А где мы поднимемся ночью на плато? — поинтересовался Ткачев.
- — Сюда из города подъедут с инструктором Щепиловым спасатели Федоркин и Трапизон. Эта группа пойдет окружным путем через Чертову лестницу. А мы, чтобы не терять время, попробуем подняться рядом с Пчелиным гротом. Я знаю здесь один тайный проход в скалах, правда очень давно был на нем и многое подзабыл, но постараюсь провести вас.
- — А кто будет держать связь?
- — Доктор, ты останешься здесь с третьей группой и будешь по рации корректировать наши действия наверху. Может, даже выведешь нас в район, откуда прилетают крики пострадавших, когда мы с плато начнем спуск вниз.
- — Хорошо, Дед, позывные все те же?
- — Ты — “Скала”, мы — “Скала-1”, а Щепилов — “Скала-2”.
- — Удачи вам, ребята! — напутствовал Шубов.
- И пятеро горноспасателей затопала вверх к стенам, крутой грядой стоявшим на пути морских ветров, исхлеставших их каменные скулы.
- — Дед, а как мы найдем дорогу в этой темени? — спросил Олег Семенцов.
- — Разве так темно? А я хорошо вижу.
- — Дед, значит ты относишься к ночным людям и можешь записываться в шайку разбойников, — пошутил Саша Ткачев.
- — Нет, Дед просто — сова!
- — Еще немного вас послушаешь — и вправду крылья у меня вырастут.
- — Какие же здесь ориентиры? — не успокаивался Семенцов.
- — Смотри, вершину Чертова пальца (рядом с карьером стояла высокая скала, очень похожая на торчащий палец) надо соединить незримой чертой с белым буруном в море у затопленной надстройки парохода, потом продолжить ее в горы — и она должна указать на ущелье, где есть остатки тропы контрабандистов.
- — Ого, Дед, вы заинтриговали нас, расскажите о контрабандистах. — всполошился Ткачев.
- — Подожди, дай найти тропу.
- — А вы по ходу движения рассказывайте, мы еще не поднялись над Чертовым пальцем, я тоже хорошо вижу в темноте, — не отставал Саша Ткачев.
- — В детстве я бывал на сейнере, отец-капитан брал с собой в море, думая что из меня тоже получится моряк. Иногда в море на сейнере выходил старый рыбак по прозвищу “дед Пиндос”. Всю свою жизнь он здесь рыбачил и очень многое знал о окружающем морском береге. Рыбаки брали деда с собой не только ради его советов, но больше — чтобы послушать интересные рассказы о прошлом. Однажды сейнер стоял на траверзе мыса Гусиного вы знаете, перед ним в море отдельная скала и затопленный в войну пароход. Зимой скала и остов парохода всегда купались в белых бурунах. Вот тогда я и слышал рассказ “деда Пиндоса” о контрабандистах. Они высаживались на Гусином, уходя от пограничной стражи, мимо Чертова пальца, который служил им ориентиром, поднимались с тюками в горы. И “дед Пиндос” не раз им помогал. Тогда, в далеком детстве, я сам отыскал тропу и прошел по скалам в горы. Но смог это сделать только ночью, сориентировав Чертов палец с белым буруном в море. Наверное, тот поход накрепко привязал меня к горам, и я остался здесь навсегда, разочаровав отца.
- — А почему деда звали “Пиндосом”? — спросил Ткачев.
- — Он был из старых рыбаков-греков.
- — А что это за тропа контрабандистов?
- — Довольно опасная, особенно когда идешь с грузом.
- — Страшно люблю всякую таинственность, а более всего связанную с разбойниками и контрабандистами! — заявил Ткачев.
- — Вот сейчас найдешь в горах терпящих бедствие — и считай, что тайну раскрыл, — сказал Семенцов.
- — Стойте! Хватит отвлекать расспросами, мне нужно сориентироваться, — перебил оживленный разговор горноспасателей Громов.
- Ребята остановились и стали наблюдать за начальником. Он обратился спиной к скалам и стал внимательно смотреть вниз на Чертов палец и грохочущее море. Повернулся к стене.
- — Кажется, вышли правильно. Смотрите, черный провал угадывается в скалах.
- Горноспасатели, напрягаясь, смотрели на матовые скалы и ничего не видели.
- — Дед, мы слепые и не можем разобраться в серой сгущающейся пелене, — ответил Семенцов.
- — Вот чуть-чуть видна белая полоса, а рядом — тень, похожая на якорь-кошку, — еще раз объяснил Громов.
- — Вижу! Вижу! — закричал Ткачев.
- — Самое главное, что днем тропу отыскать очень трудно, — заметил Громов.
- — Здесь спрятана какая-то световая загадка. Смотрите, нет даже луны, а скалы светятся, и черные длинные тени пронизывают их. Я в свободное время приду сюда, чтобы хорошо изучить это непонятное и загадочное явление! — по-прежнему горел огнем жажды приключений Саша Ткачев.
Вскоре они вошли в ущелье и ступили на тропу контрабандистов. Выбитые в скалах щербатые ступени, каменные зацепки для рук, остатки ржавых цепей, гнилых веревочных петель из сизаля, кованных старинных толстых гвоздей, толщиной в палец, вколоченных в щели. Подъемы очень крутые, до 50 — 60 градусов. Освещая дорогу фонариками, спасатели осторожно пробирались на плато. Лишь в полночь взошли наверх. И чуть не задохнулись от бешеного ветра, резкими порывами дувшего здесь. Пока поднимались, разыгрался настоящий ураган. Холодный ветер валил с ног, бросал в лицо каменную и ледяную пыль, мгновенно пробирая холодом до костей. А снаряжение у горноспасателей — хлипкое и ерундовое для зимы, легкие курточки и свитера, один Громов одет в пуховку. Поиск пострадавшего невероятно усложнился, но ребята без хныканья и жалоб упорно шли за своим вожаком.
- — “Скала”! Я “Скала — 1”. Разложите у себя костер, он необходим нам для ориентировки! — приказал Громов по рации.
Вскоре далеко внизу в черной бурлящей ночи вспыхнул, затрепетал огонь костра. Спасатели, ориентируясь по нему, проводили выборочные спуски, лазая по скалам, обследуя каждый уголок. Кричали, свистели, пускали ракеты, однако сумасшедший ветер тут же поглощал все звуки. И ни слова в ответ.
- — Надо делать лагерь, не то обморозимся, — сказал Громов. — Семенцов и Челаев, постарайтесь разжечь костер, чтобы обогреться, а мы продолжим поиски.
Двое укрылись в карстовой воронке, там было потише, неистовый ветер проносился поверху. В снегу они быстро разложили костер. Искусству разжигания огня под дождем и снегом учил горноспасателей партизанский разведчик Сергей Сергеевич Ассель,— ему в суровые годы войны приходилось делать это очень часто.
- — Дед, костер горит, — сказал Олег Семенцов, подходя к краю плато.
- — Олег, оставайся со мной на страховке, остальным греться, смена через каждые полчаса, — распорядился Громов.
Опыт и смекалка — великие двигатели прогресса: заснеженную карстовую воронку Семенцов и Челаев превратили в настоящий партизанский лагерь, обустроенный и уютный, даже сплели веревочный гамак, чтобы не лежать в снегу, а отдыхать под теплыми лучами от костра, да и глоток горячего обжигающего чаю можно было отпить из железной кружки. Оба они считались в отряде умелыми и способными мастерами, творивших и делавших яркие, удобные и простые новшества и идеи для горноспасателей.
На край плато вышла вторая группа из трех горноспасателей, прошедших от Чертовой лестницы.
- — Как тут, братцы? — спросил Алик Федоркин.
- — Сурово, если продержишься час, то считай себя героем Скалистого плато! — невесело пошутил Олег Семенцов.
Вдруг Громов услышал по рации взволнованный голос врача отряда Евгения Шубова:
- — “Скала — 1”, на отвесной скале замечена короткая вспышка огня. Мы примерно засекли точку, будем вас наводить на нее. Берите вправо в сторону Чертовой лестницы.
- — “Скала”, вас понял, — ответил Громов.
- — “Скала — 1”, дайте ракету! — попросил Шубов.
Громов пустил ракету. Бледный свет скользнул по голому, неприступному отвесу с длинными и дрожащими тенями.
—
- “Скала — 1”, пройдите еще правее, — корректировал Шубов.
Спасатели с трудом преодолели несколько метров. Окаменевшие от холода пальцы едва нащупывали зацепки на скалах. Обледеневшие веревки стали колом, спускаться по ним тоже грозило опасностью.
- — Стоп! — передала рация голос Шубова. — Вы над тем местом, где внизу вспыхнула искра у пострадавших.
Голая и обледеневшая макушка горного плато, насквозь обдуваемая пронизывающими ветрами. И все смешалось: и снег, и ветер, и темень. Куда забить крючья для страховки? Где найти подходящую трещину в крепком ледяном щите? И не один нужен крюк для страховки, а несколько, связав их куском веревки. Ничего подходящего для организации крючьевой страховки горноспасатели не нашли. И тут предложение сделал Ткачев:
- — Может, сядем несколько человек, вокруг нас обовьем веревку, и тяжелые тела станут своеобразным страховочным “столбом” для спуска в пропасть спасателя?
- — Отличная мысль, Саша! — согласился Громов. — Давайте впятером устроимся рядом с обрывом, свяжемся репшнуром, один станет на перегибе веревки в пропасть для голосовой связи, а другой пойдет вниз. И мы выдержим вес одного человека.
Что такое спуск с острой кромки плато в пропасть в непроглядной темноте, при ревущем ветре, в холод, по обледенелым веревкам, спасатели хорошо представляли и чувствовали. Раздумывать, однако, совсем некогда. Ведь там погибает человек! И первым, без приказа Деда, пошел вниз Федоркин. Сильный, стройный и очень толковый горноспасатель. Лицо его горело удалью и бесстрашием, — а ведь даже оказаться сейчас на краю пропасти казалось просто безумием. Громов знал, как Алик хорошо лазает по скалам, работает со страховочной веревкой и тросом, грамотно ходит в связке. У него всегда аккуратно подогнано личное снаряжение, все подшито и прилажено. Единственное, что тревожило Громова, — это необъяснимый страх у Федоркина перед трупами. Остальные в спасотряде спокойно и без боязни могли завернуть тело умершего или разбившегося в непромокаемый мешок, увязать веревкой и транспортировать к машине. А если сейчас на скале погибший, то Федоркин к нему не подойдет. Хотя какой труп может задержаться на таком отвесе и в страшную непогоду, когда сильные порывы ветра ломали деревья, даже сдвигали камни?
Быстро организовали страховку Федоркину, двойную — красную и белую веревки, хотя ночью цветов не различишь, но зато надежнее c парой концов, ведь Алик спускался по совершенно отвесной и заснеженной скале. Ураган навалился с невероятной силой, потом Алик скажет:
“— Это выдалась сумасшедшая ночь и безумный спуск. Я ринулся в пропасть, а через мгновение мне стало жутко, все время казалось, что не выдержат веревки или лопнут лямки грудного пояса, наверху ребята на страховке зазеваются и упустят меня вниз. Потом понял, что это просто естественное судорожное содрогание перед теменью и пропастью, успокоился и вспомнил о терпящих бедствие, ведь им сейчас еще хуже — они в смертельной опасности, им требуется экстренная помощь и наверное уже не верят, что их найдут в скалах и спасут. С мыслями о пострадавших, о том, что теперь только я могу отыскать несчастных — ко мне пришла уверенность, спокойствие и трезвая оценка происходящих событий. А непогода будто стала горной театральной декорацией с блистанием белого секущего снега и адской круговертью ветра.”
Алик спустился по веревке на шестьдесят метров вниз и будто перестал отзываться на голоса и запросы стоявших на кромки плато товарищей. Ветер сносил все крики, иногда крутил и будто переделывал отдельные фразы и слова в какофонию звуков. Порой неслась смешная тарабарщина или вдруг громкий жуткий хохот, а порой шипящий свист сливался с шорохом сыплющего снега. Иногда ураган завывал и стенал, как дикий раненый зверь. Внезапно звенел до боли в ушах, — и падал грохотом, взрываясь снежными колючими осколками. Редко замирала тишина перед новым всплеском протяжного вибрирующего дисканта — волны снежной бури.
Поэтому для связи с Аликом пришлось послать Володю Трапизона. Он тоже сразу лихо устремился вниз, но тут же сбавил темп спуска, будто смелость и страх смешались в смерзшийся снег, остудив его горячий пыл. Осторожность заключила его в свои объятия и будто отбивала удары бури. Находившиеся на плато горноспасатели, производившие спуск в пропасть своих товарищей, обезопасили себя от напоров неистового ветра, холода, усталости, нервного напряжения тем, что привязали себя друг к другу, так что никто не мог выпасть из связки. Окоченев окончательно, застыв всем нутром, они все же находили силы и медленно выдавали веревки своей отважной двойке, самоотверженно болтающейся в бездне слепящей снежной стихии — среди стен и сжимающего страха.
Сейчас, когда я пишу эти строки, совсем другая жизнь и работают в основном профессиональные спасатели, получая за работу денежную плату. А тогда только энтузиазм, ветер приключенческой романтики, но главное — любовь и сострадание к человеку толкало этих людей даже на самопожертвование в борьбе со страшной стихией природы и собственной психологией. Ведь они — общественники, — могли давно сказать: а ну их к лешим, этих дураков, залезших на заснеженные обрывы чего теперь ради них мы должны страдать, замерзать, да и погибать?
Ни один из Вас не заикнулся, не заскулил, не струсил и не повернул назад в теплую постель к пухленьким женам. Низко кланяемся Вам, горноспасатели, за Вашу силу духа, неукротимое мужество и презрение к страху и славе геройства. Ведь никто никогда не мог сейчас Вас увидеть и оценить Ваш стоицизм, стынущие тела и сочащиеся слезами от ветра и снега глаза, распухающие пальцы рук и ног от обморожения, застывающие от колючего холода глотки. Может быть, хоть сейчас слова благодарности за Ваш человеческий подвиг послужит вам маленьким утешеньем за надломленное здоровье, — но зато вы сумели тогда воспитать и выработать у себя стальную волю, оптимизм и безграничную любовь к жизни и людям, помогающие вам в дальнейших долгих и счастливых летах.
Круг сидевших на вершине утеса спасателей, превратился в шесть ледяных “столбов”, тесно прижатых друг к другу, “сращенных” тонкой нейлоновой веревкой, снегом и льдом. Кто-то из них невесело пошутил:
- — Сейчас мы стали “дети генерала Карбышева”!
- — Он один и голый умирал подо льдом, а нас пятеро, нам веселее и теплее, да Сашка иногда кипятку приносит, так что выживем!
- — А здесь в Великую Отечественную войну тоже страшная история разыгралась!
- — Какая?
- — Зимой все Скалистое плато и плюс еще Никитское нагорье до Кабаньего седла в страшный ураган преодолели истощенные и голодные партизаны. Более пятьдесят километров и за одну ночь, — сказал Громов. — Я с детства запомнил страницы книги командира Ильи Вергасова: “Высокогорная часть Скалистого плато пустынна, пейзаж ее однообразен. Зимой бывают здесь ураганы исключительной силы. Они внезапны, коротки и сильны. Но вот все сильнее и сильнее становились порывы встречного ветра. Нас запорошило. Впереди не видно ни зги — густой белый туман...
Двигаться становилось все труднее и труднее. Люди выбивались из сил. Никогда в жизни не испытывал я такого урагана. Невозможно было удержаться на ногах. Ветер отрывал ослабевших партизан от земли. Что-то со звоном пронеслось в воздухе и сгинуло в пропасти — партизанский медный казан.
Ураган стал убивать. Первыми жертвами оказались наиболее слабые. Ветер как бы подстерегал мгновение, когда партизан выпускал руку товарища. Самостоятельно один человек не мог удержаться на ногах. Мы поступали так: к самым сильным привязывали слабых — ремнями, лямками вещевых мешков, тряпьем. И группы в пять-шесть человек ползли по яйле, вытаскивая друг друга...
Сильный бросок ветра, человек сгибается в три погибели, руками хватаясь за воздух, поворачивается к ветру спиной. Ветер с посвистом умчался, партизан почти на четвереньках ползет вперед....”
- — Тяжело было нашим отцам и дедам!
- — Но и нам сейчас не сладкий мед!
- — А помните, когда мы с Синего канта спускали трупы студентов и руководитель их рабочей практики привез нам ящик водки, а мы даже пару бутылок не выпили? — И в памяти у них встал жаркий осенний день, когда разбухший труп девушки неожиданно прорвался и всю группу, принимавшего его на уступе, облило и обдало гноем, внутренностями и черной кровью. Никто не мог сделать ни шаг в сторону, чтобы уклониться от вылившегося на них смрада. Вот тогда от них так несло зловонием, что они откупоривали бутылки водки в спасательной машине, возвращаясь домой, и обливали другу друга. Но горноспасатели не пили, находясь в шоке от страшной трагедии, будто разыгравшейся у них на глазах.
- — Вот бы сейчас бутылочку водки, одну на всех из того дарственного ящика, для сугрева! — мечтательно произнес в конец окоченевший Ткачев.
- Тем временем Алик, спускаясь, кричал:
- — Э-гей! Кто здесь? Отзовитесь! Вы меня слышите?
Наконец снизу тихо-тихо донеслось:
- — Слышим... Мы здесь.
- — Отзывайтесь, отзывайтесь! — обрадовался Федоркин. — Только не молчите. И тут передал наверх: — Я их слышу. Они где-то подо мной. Продолжаю спуск.
Он опять прокричал в темноту:
- — Кто вы? Альпинисты? Что у вас случилось?
- — Нет, — ответил голос снизу. — Мы отдыхающие из пансионата “Ифигения”.
- — Сколько вас?
- — Двое.
- — Вы крепко замерзли?
- — Очень сильно! И находимся на пределе.
- — Держитесь, — попросил Федоркин. — Постараюсь быстро подойти к вам. И тут же крикнул наверх: “Я их слышу. Они подо мной. Продолжаю спуск”.
Володя передал сообщение выше. На плато с трудом поняли и тут же стали выдавать веревки для движения Федоркина.
Диалог: горноспасатели на плато — Трапизон — Федоркин — пострадавшие, — чуть наметился и изредка продолжался. Алик медленно и неуклюже по смерзшейся веревке съезжал на звуки голосов отдыхающих из пансионата “Ифигения”, приносимые ветром из пропасти. Но иногда долетали только обрывки фраз, отдельные слова или просто буквенные слога. А больше стоны сверху и снизу. Ветер и холод доконали всех до последнего предела, и вдруг случилось самое неприятное и опасное в сложившейся ситуации — загрохотал камнепад. “Живые камни” посыпались то ли от ног Трапизона, или их “потревожила” натянутая, как струна, веревка. А может, подвинулись скальные остовы от урагана?
Алик молниеносно вжался в стену под небольшим навесом. Он хорошо слышал и чувствовал, как рядом в темноте свистят и шелестят камни. Но карниз, как окоп, спасал его от прямого попадания. Лишь Страх белыми волосинками покрывал голову.
А может, седину рождает Мужество? Нет четкого ответа, но пережидать и переживать камнепад — не очень приятная перспектива, это знает каждый, кто хоть раз испытал этот жуткий миг, сжимающий тебя до состояния “мокрого места” с испариной, бешено колотящимся сердцем, а главное муторной мыслью, что сейчас накроет и хорошо стукнет! И наверное навсегда... Так что спасшийся от падения камней, выстоявший среди бомбового завывания, точно в быстротекущем калейдоскопе считавшего и смотревшего свои жизненные годы-секунды, будто вновь возрождается и поднимается из мутного небытия. И нервная усталость счастливо и сладко обволакивает и расслабляет твое тело, еще минуту назад пребывавшего в адском напряжении и животном состояние духа.
Когда камнепад утих, с плато передали:
- — Осторожно! Поднимайтесь назад! Одну веревку перебило!
Нельзя было рисковать жизнью горноспасателей.
Было пять часов утра. Обе группы обогревались у костра и решали, как действовать дальше? Если сейчас сделать невозможное и подойти к терпящим бедствие, то сил у горноспасателей не хватит подняться или спуститься с ними вниз. Карнизы и камнепады будто перечеркивали этот самый простейший план работы. Тем временем начало светать, занимался ревущий от ветра рассвет.
- — “Скала”! Внимательно в бинокль осмотрите стену! — передал Громов по рации. Через несколько минут Шубов ответил:
- — “Скала-1”, видим пострадавших ниже середины стены, к ним лучше подойти снизу. Сверху над ними нависающие скалы. Прием.
- — “Скала”, спускаемся и скоро будем у вас!
И ребята кинулись вниз, чтобы успеть спасти терпящих бедствие, зависших над пропастью, ведь несчастные каждую секунду могли сорваться. Теперь по тропе “контрабандистов” ребята прошуршали как скальные ящерицы. Отдышались и осмотрелись, и тут же вверх по стене быстро отправилась четверка горноспасателей.
На отвесе в лучах январского стылого солнца стала проявляться синие “запятые” — это были пострадавшие. Но как они залезли в такую жуткую высь?
Потом будут ответы и рассказы. А сейчас — скорее и скорее, ведь “отдыхающие” из дома отдыха “Ифигения” провисели всю кошмарную ночь на обрыве. Живы они или закоченели совсем?
Первым к пострадавшим пробрался Алик Федоркин. И то, что увидел он, ужаснуло даже его — бывалого горноспасателя. Двое молодых людей застряли на отвесном участке дикой скалы. Один из них стоял, держась рукой за тоненькую веточку карликовой сосны. Скальная полочка была настолько узка, что парень не мог даже поставить на нее обе ноги и стоял попере6менно то на правой, то на левой. Одно неосторожное движение и... А его товарищ распластался чуть ниже на наклонной гладкой плите и чудом держался, вцепившись руками в мох. И под обоими — раздольный колодец пропасти глубиной четыреста метров, дрожащий и пульсирующий волнами холодного ветра вальпургиевой ночи.
Услышав крики спасателей, мужчина, стоявший на одной ноге, изловчился и зажег пачку от сигарет. Этот вспыхнувший в темноте огонек и заметил врач Шубов. Силы уже совсем покидали этих заблудших “овечек”, прилепившихся на одном дыхание на отвесе. Сколько бы они еще могли продержаться — здесь и сами не знали, шоковое оцепенение будто спутало их и зацепило за скалу. Только вот мороз и ветер покрывал опухолями оголенные пальцы рук. Губы смерзались и горла охрипли от зова на помощь.
Окоченевших и отупевших от боли и холода, обессилевших и обреченных от неминуемой гибели отдыхающих из дома отдыха “Ифигения” горноспасатели спустили вниз.
Кто же эти любители приключений и как они оказались на краю гибели? Александр Новиков и Николай Русаков работали в Рыбинском производственном объединении моторостроения. На юг приехали отдыхать.
- — Зачем же вы полезли на скалы? — спросили их спасатели.
- — Впервые увидели горы — интересно! Захотелось прогуляться. Ушли утром и легко поднимались по уступам. Очень радовались от чувства преодоления препятствия — незнакомого и с виду такого неприступного. И совсем не заметили, как оказались над пустотой.
- — А почему не спустились вовремя?
- — Не смогли, глянули вниз — пропасть!
- — Ну и что?
- — Она показалась нам каким-то адом и точно опалила нас. Мы никогда не думали, что страх так может сковать все тело. Замерли рядом, и никто не мог пошевелиться, чтобы помочь друг другу.
- — Так всю ночь и простояли?
- — Да, но нам казалось, что кто-то крепко держал нас за руки и не отпускал.
- — Галлюцинация от холода и страха?
- — Нет, правда. Ведь не могли мы сами удержаться на таких крохотных уступчиках долгую и длинную ночь, чтобы не сорваться в бездну.
- — Так это Страх и держал вас, горемычных.
- — Такое чувство, что это была осязаемая и живая плоть, только невидимая.
- — Разговаривали с ней?
- — Лишь чувствовали присутствие.
- — Положение у вас было аховое!
- — В криках мы искали спасение.
- — Вас услышали и нашли.
- — Просто невероятно, что до карьера долетел призыв о помощи.
- — Скалы отражали эхо, а ветер разносил его в разные стороны.
- — И вы молодцы, не испугались урагана и тьмы, а полезли на обрывы, мы очень благодарны вам за выручку из этой трагической ситуации.
- — Это наша работа.
- — Ни за какие бы деньги не полез на эти проклятые утесы!
- — Мы бесплатно, такой наш общественный долг, так сказать — личное желание и участие.
- — Скорее самопожертвование.
- — Возможно, но звучит слишком помпезно.
- — А все равно философия ваших поступков — благородна.
- — Мы хотим больше понять смысл вашего мышления, зачем было в январский холодный день так опрометчиво лезть по опасному скальному маршруту? Это нужно для того, чтобы остановить подобных “горовосходителей” от безумных планов.
- — Затрудняемся ответить, просто что-то толкало и толкало нас вперед и вверх. Эта была какая-то непонятная великая сила и идея.
- — Слава Богу, что она обошлась вам лишь двухсторонним воспалением легких.
|
При вводе Логина и Пароля,
