При вводе Логина и Пароля,обратите внимание
на используемый Вами
регистр клавиатуры!
|
|
|
|
|
Подсказка
|
||
|
При вводе Логина и Пароля, обратите внимание на используемый Вами регистр клавиатуры! |
||
|
|
|
|
|
||||
|
||||
Как мы.
Часть I. Глава 1 - Давай, иди! – сказал Ветер и ткнул Зайца кулаком в спину. Маленький Заяц, который замешкался, поправляя что-то у себя на поясе, виновато вжал голову в плечи, подхватил копье и поспешно зашагал по узкой тропе. У него вечно что-нибудь рвалось или отвязывалось. Шагов через десять Ветер в два легких прыжка обогнал его. Опять пустишь вперед этого растяпу - наверняка проморгает добычу. Белка, обутая в легкие кичиры с красными полосками – предмет зависти всех женщин племени - бесшумно шла сзади, замыкая маленький отряд. В одной руке у нее было такое же, как у Зайца, простое копье без наконечника. В другой - круглая ивовая плетенка для ловли рыбы. Неширокая Козья Речка шумела и булькала внизу, серебрясь под высоким солнцем - Дневным глазом Аора. Вокруг высился лес. Светлые, прямые столбы сосен иногда уступали место буку. Там, в тени высоких и густых крон, под ногами шуршали красно-бурые прошлогодние листья. Бук - доброе дерево. Осенью, когда созревают его орешки, на них приходит попастись хорошая добыча - олени, кабаны… Для людей эти орешки тоже съедобны, хотя охотник станет их есть, если только совсем нет мяса. На полянах среди мягкой травы попадались крупные розовые и желтые цветы. Ветер их не замечал, а Белка, наоборот, один раз даже украдкой сорвала и понюхала. Она вдруг подумала, что у этих цветов нет названия. Наверное потому, что от них никакой пользы. Может, придумать им имя? Она уже несколько раз придумывала новые слова. Вообще-то слова дал людям Аор, но Запрета на новые слова нет, вот она и придумала сама пару раз. Ветер тогда сказал, что это дурь. А потом еще сказал, что она пройдет, когда Белка достигнет возраста женщины и станет чьей-нибудь женой. И посмотрел на нее.. как-то по-новому? От этого воспоминания Белка почувствовала что-то особенное, как будто кто-то внутри шевельнулся и потянулся. Она с нежностью взглянула на широкую спину Ветра, на его мускулистые ноги… но тут Ветер напоследок оглянулся на Зайца и метнул на него такой суровый взгляд, что у Белки ненужные мысли сразу вылетели из головы. Охота – это слух, нюх и зрение. Ветер был настоящим охотником. Его уши слышали все – шум ветра, плеск маленьких водопадов, жужжание насекомых, шорох ветвей, задетых птицей – и мгновенно делили звуки на важные и неважные. Ноздри на каждом вдохе ощущали множество запахов – хвои, цветов, лесной подстилки, воды… только свежих следов не было. Глаза мгновенно замечали любое движение, но заодно успевали запомнить многое другое. Россыпь коричневых камней на берегу ручья (подойдут для наконечников? Потом проверить). Четыре стоящих рядом прямых деревца (сгодятся на шесты для дома). Темное пятно на скале вверху и вьющихся рядом насекомых (гнездо диких пчел с медом?) И еще многое, что может пригодиться потом. Нельзя возвращаться с пустыми руками. Сегодня все их племя поднялось по долине Большой Реки до Третьей стоянки. Это была обширная, окруженная высокими елями, удобная поляна в устье Козьей Речки. Так всегда происходило в начале лета, когда солнце начинало сушить холмистую степь, где племя проводили зиму. Козы, дикие лошади, олени и другие травоядные постепенно поднимались в горы за сочной травой, выраставшей на месте отступающего снега. За ними шли хищники и люди. До конца лета племя постепенно продвигалось вверх по Долине, от одной известной, за много поколений до них облюбованной стоянки, до другой. Мужчины охотились, расходясь в стороны по многочисленным притокам Большой Реки, женщины вялили мясо, собирали и сушили впрок ягоды, орехи и съедобные корни. И сегодня, когда все добрались до знакомого места, Ветер и еще двое охотников сразу отправились вверх, каждый по своему ущелью - посмотреть, какова в этом году добыча. С Ветром увязались Заяц и Белка. То, что на охоту вместе с мужчиной (Ветер недавно вступил в возраст мужчины – десять и еще четыре года) пошел бестолковый подросток и девчонка, было необычно. Но жизнь племени с этой весны сделалась такой, что выбирать не приходилось. Теперь на счету был каждый, кто мог метать копье… Ветер, получивший свое имя за быстроту ног, редко возвращался без добычи. В поисках ее он за день мог пройти и пробежать больше, чем любой другой охотник. А когда в степи невозможно было подобраться к пасущимся животным на бросок копья, ему одному из племени удавалось, выскочив из-за укрытия, в несколько прыжков сократить расстояние и метнуть копье точно в цель. Так охотится большая, длинноногая пятнистая кошка с маленькой головой, которую изредка видят в степи. И Ветра, несмотря на молодость, уважало все племя. Не таков был Заяц. Ему было десять и два года, но из-за маленького роста и все время возникавшего на лице рассеянного, по-детски удивленного выражения, он казался еще ребенком. За рост и за большие, слегка косившие глаза, ему и дали нелестное прозвище. Из-за глаз или еще от чего, Зайцу плохо давалось охотничье умение. Все подростки в его возрасте уже могут с двух раз по десять шагов сбить копьем большой Солнечный цветок. Не попадаешь или бросаешь слабее – не видать тебе добычи. Но у Зайца копье либо летело мимо, либо попадало в цель уже на излете. Бегал он тоже не очень быстро, а победить его в борьбе мог любой. Многие смеялись над ним. Главные же люди, глядя на Зайца, лишь хмурились и думали: не пройдет, чего доброго, Испытание и не станет охотником... эх, лучше бы он родился в другом племени. У светловолосой, гибкой, ловкой Белки тоже были большие глаза. Но ее они делали красивой. Ветру Белка нравилась, и поэтому он не стал возражать, когда она попросилась идти с ним. Конечно, не дело женщины ходить на охоту. Но старики рассказывали - в давние времена, если в племени оставалось мало мужчин, такое случалось. Еще Белка хорошо умела ловить рыбу, а в этой речке было много форели. Лучше вернуться хотя бы с рыбой, чем безо всякой добычи. Плохо было с добычей в этом году. Плохо... Все из-за большого снега, который неожиданно выпал в самом конце зимы, когда племя еще жило в степи. Снега было очень много, до середины бедра мужчине. Такого никто никогда не видел, разве что иногда в горах. И старые о таком не помнили. Потом вышло солнце, потеплело, белый покров несколько дней таял, оседал, делался плотнее... и вдруг ударил мороз. Мокрый снег тут же превратился в толстую и твердую корку. Мороз простоял долго, больше чем два раза по десять дней. Все это время только самым сильным из травоядных удавалось разбить лед, чтобы добраться до единственной пищи - сухой травы, оставшейся с лета. Часть животных, спасаясь от голода, ушла в разные стороны. А среди оставшихся, и так отощавших за зиму, начался падеж. Сразу откуда-то появилось множество стервятников. Каждый день они висели в небе над окоченевшей белой равниной, высматривая, где будет новое пиршество. Людям тогда добыча тоже доставалась легко, хотя и была плохой – кожа да кости. Но когда снег наконец начал таять и отъевшиеся птицы улетели, оказалось, что степь опустела. И тогда случилось то, о чем до сих пор страшно было вспомнить... ...Нельзя отвлекаться! – напомнил Зайцу строгий голос внутри. Поспешно отогнав тяжелые мысли, подросток оглянулся вокруг. Они поднялись уже высоко. Лес поредел, теперь это были скорее отдельные деревья. Они вольно разбрелись по пологим, раздвинувшимся склонам долины. Впереди зеленели сочные луга. А еще дальше, заслоненная внизу ближними склонами, в ярко-синее небо вознеслась стена горного хребта, запиравшего долину. Пылающий под солнцем снег лежал на вершинах, словно шапки белых волос на головах великанов. Некоторые космы были особенно длинными и внизу грязно-седыми. Кто-то из старых говорил, что это лед, но кто знает точно? Отсюда до хребта было вряд ли больше половины дня пути. Это немного для идущих налегке охотников. Но в высокие горы, где летом не тает снег, ходить нельзя. Их стерегут злобные духи, Рыххи. Поэтому на горы наложен Запрет, о котором известно любому. Всем детям рассказывают о страшном, что ожидает рискнувшего нарушить его... И Заяц, любивший все необычное, начал, опять отвлекаясь, мысленно повторять то, что слышал от взрослых. ...Забравшемуся в царство безжизненных камней и снега сначала делается весело и легко, но затем сила вдруг уходит. Руки и ноги становятся тяжелыми и непослушными, холод донимает даже в ясный летний день. От яркого солнца начинают болеть глаза, а если долго смотреть на блестящий снег и лед, можно вовсе ослепнуть. Того, кто рискнет идти выше, начинает мучить головокружение и тошнота, он слабеет еще больше, может неожиданно свалиться и долго лежать, не в силах подняться. Но Рыххам этого мало - они только и ждут, чтобы сбросить на неосторожного град острых камней или целую гору снега. А там, где среди гор лежат большие снежные поля, могут в любое мгновение схватить за ноги и затянуть к себе, под землю, откуда нет возврата. Рыххи живут и в других местах. В жарких низовьях Большой Реки, среди камышей и болот, где когда-то побывало несколько разведчиков из племени, они насылают на человека лихорадку, припадки которой преследуют его до конца жизни. В лесах далекого севера, о котором у людей сохранились лишь смутные воспоминания, они прячутся в густых чащах и болотах. Там они сбивают неосторожных с пути и не выпускают из непроходимых дебрей много дней. А то и убивают, заморив голодом или затянув в трясину. Когда-то старый Филин, который знал больше всех, рассказывал и о совсем страшном, непонятном Рыххе, изредка вселяющемся в волка или шакала. Хищник теряет всякую осторожность и может без причины наброситься даже на человека, обрекая себя на гибель. Но Рыхху этого и надо – он переселяется в того, кого успел покусать зверь. У человека начинает течь изо рта слюна, он сам становится безумным и бросается на других, пока не умирает в мучениях... Со многим из того, о чем говорил, Филин сталкивался сам. Но о высоких горах, как постепенно стал догадываться Заяц, он рассказывал лишь слышанное от других. Сам он уважал Запрет и никогда не поднимался выше мест, где растет трава. И вдруг – хоть и нельзя было так думать - вдруг Филин был неправ? Ведь камни, потревоженные людьми и животными, иногда падают с обрывов и в тех привычных местах, где племя охотится каждое лето. Слабость и головная боль изредка нападали на некоторых, особенно молодых или ослабевших за зиму, когда они быстро поднимались лишь до горных лугов - но это проходило. Может быть, и остальные козни Рыххов, живущих в горах, не так страшны? Или - или не все они вызваны духами? Так иногда думал Заяц, но спорить со взрослыми не пытался. Он заметил, что другие не любят, когда кто-то ведет себя не так, как все. Племени было нужно, чтобы будущий охотник был сильным, быстроногим, метко бросал копье и вместе со всеми делал общую работу. По вечерам можно было сидеть у костра, слушать разговоры старших и иногда петь вместе со всеми длинные песни без слов. Но говорить о чем-то кроме охоты, событий в жизни племени и всеми наизусть выученных сказок о прошлых временах? Взрослые не стали бы его слушать. А сверстники за разговоры о никому не нужных, мертвых и запретных горах смеялись бы над ним несколько дней. И придумали бы прозвище еще обиднее нынешнего. Так уже бывало, и Заяц не хотел повторения. Пожалуй, кроме вождя, Барса, лишь старый Филин мог думать и говорить, что хотел и когда хотел. Но Филин был не совсем обычным человеком. Он знал и помнил очень много, больше любого другого. Нередко по одному ему понятным приметам мог предсказать погоду и то, где искать добычу. Знал повадки всех животных, много ядовитых и полезных растений. Лучше всех лечил раны, мог вправить вывих или перелом. Умел рисовать и вырезать красивые фигурки из дерева. И всегда был готов был ответить любому на вопрос. А если чего-то не знал - честно говорил об этом, не стараясь, как всякий другой охотник, показать, что ему известно все, но просто сейчас не хочется разговаривать. Филина уважали и немного боялись, но почему-то большинство взрослых сторонилось его. И только дети чувствовали себя со стариком легко. …Между тем лес почти закончился. У последних деревьев охотники остановились. Идти дальше было незачем – насколько хватало взгляда, долина была пуста. Ни одного четвероногого. Лишь кое-где около нор торчали столбиками любопытные рыжевато-серые сурки. Но сурков ни один человек из племени теперь не мог видеть без содрогания. Из-за этих проклятых тварей тогда, весной случилось страшное. Если бы не Филин...
***
Люди еще помнили, что много поколений назад – десять? больше? – их предки жили на другом конце земли, далеко на севере. Солнце в той стране никогда не поднималось высоко, лето было недолгим, а зима длинной и холодной. Рассказывали, что в ясный день с самых высоких холмов там был виден белый Край Земли, за которым начинается бесконечное царство льда, где обитают одни духи…
Северная страна была не особенно гостеприимной, но на ее бескрайних просторах, среди испещренных синими озерами равнин и редкого леса, водились огромные травоядные звери. У них были ноги толщиной с дерево, длинная рыжая шерсть, два громадных, в семь локтей, изогнутых клыка и вытянутый, похожий на толстую и гибкую змею нос. Филин иногда, к восторгу детей, рисовал палочкой на песке этих зверей и маленьких человечков рядом с ними. Никто уже не мог сказать, так ли они выглядели на самом деле. Но помнили, что люди – из их племени и других, с кем они иногда встречались - охотились на рыжих великанов. Охота была опасной: разъяренный гигант мог проткнуть клыком или затоптать любого, даже самого сильного человека. Люди могли одолеть только сообща, по очереди отвлекая зверя, уворачиваясь и сами нанося удары тяжелыми копьями. Каждый должен был стойко сражаться до конца, пусть даже ценой жизни. И иногда после охоты в становище приносили не только добычу, но и раздавленное тело одного из мужчин... Но жертвы были не напрасны - мяса одного зверя, которое хорошо сохранялось в ямах со льдом, хватало, чтобы досыта есть всему племени два, а то и три раза по десять дней. Остальное тоже шло в дело: из костей и шкур двух-трех зверей можно было построить целый большой зимний дом. Ни одно четвероногое не было такой желанной добычей, как это.
А чтобы заранее избавиться от тех, кто на охоте будет бесполезен, или, хуже того, в решительный момент посеет страх среди остальных, каждого юношу ждало Испытание - обряд превращения в охотника, то есть мужчину. Нужно было показать свою силу, быстроту, меткость и – это было самое тяжелое - стойкость к боли. Того, кто три раза пытался, но не смог пройти Испытание, ждал позор. Племени не было нужно потомство от такого человека, и ни одна девушка не согласилась бы стать его женой. Лучшее, что мог сделать не прошедший Испытания – добровольно покинуть род, чтобы не остаться до конца жизни предметом насмешек одних и жалости других. Но покинуть племя и жить одному означало почти верную смерть... И поэтому, хоть и ворчали старшие, что со времен охоты на огромных зверей Испытание сделалось проще и легче, редко кто из подростков не боялся его.
Наверное, люди так и жили бы там, на севере, но однажды что-то случилось. Здесь сказания о прошлом делались смутными, причудливыми и непохожими одно на другое. Кто-то слышал от старших, что в один год не наступила весна. Солнце светило еле-еле сквозь странную бело-серую муть, а снег так и остался лежать на земле. Другие говорили, что большие звери начали куда-то пропадать, так что охотиться стало не на кого. Еще рассказывали о начавшей неизвестно откуда наступать большой воде. Она постепенно превратила огромную равнину, где жили и охотились люди, в россыпь маленьких островков...
Так оно было или нет, не знал теперь никто. Точно помнили одно: спасаясь от голода, люди двинулись на юг, в неизвестность, искать новую страну. Дорога оказалась страшно долгой и тяжелой. На пути племени встали темные, непролазные леса и болота. В тех местах даже самые умелые охотники с трудом могли разыскать добычу. Когда кончились болота, пошли цепочки невысоких, но крутых гор, покрытых все тем же лесом. Люди выбивались из сил, карабкаясь вверх сквозь заросли, потом сползая вниз, опять и опять. И никто не знал, что ждет впереди, кончатся ли где-то эти дебри… Многие погибли по дороге, ослабнув и заболев, утонув на переправах через быстрые реки или сделавшись жертвой хищников. И лишь самые сильные и удачливые, к тому времени превратившиеся в горстку исхудавших, выбившихся из сил оборванцев, перебираясь через последний горный кряж, увидели вдалеке границу леса и степи, а за ней голубые извивы Большой реки...
Здесь, на ее берегах, они нашли сочную траву и стада травоядных, дружелюбные перелески и озера с рыбой, россыпи оружейного камня и заросли съедобных растений. Но дальше на юг и запад пути не было – его загораживала сплошная стена высоких гор. Туда с ходу попробовало пробраться четверо смельчаков. Обратно вернулось двое - обмороженные среди лета, наполовину ослепшие от яростного блеска горных снегов, видевшие загадочную смерть товарищей, измученные и напуганные. Выслушав их, Главные люди наложили на горы Запрет. Новые бессмысленные жертвы не были нужны никому.
На востоке, куда текла Большая река, равнина постепенно делалась суше и однообразнее. Все меньше было в ней деревьев, добычи и остального, что нужно людям. А на севере, как они теперь знали, прожить было нельзя. Получилось, что их новая, богатая травой и зверями, хорошая страна оказалась не очень большой и замкнутой со всех сторон. Но других людей здесь не было, и никто не стал искать путь дальше.
Сменилось несколько поколений, племя росло, ему становилось тесно. Тогда часть людей – те, к кому теперь принадлежали Ветер, Белка и Заяц – перешли на другой, южный берег Большой Реки. Вскоре стало ясно, что жить всем вместе, как раньше, нельзя. В степи, где племя проводило зиму, река была очень широкой и глубокой. Мало кто умел хорошо плавать, потому что охота и другое добывание пищи не требовало этого. Так что переправляться через реку люди решались только при большой необходимости. Выше по течению река сужалась, но делалась очень быстрой и бурной. Поэтому встречаться всем вместе теперь можно было лишь у нескольких удобных переправ или высоко в горах, где река дробилась на мелкие притоки. И племя постепенно разделилось на два, каждое из которых начало называть другую половину Соседями. Мужчины старались брать жен из другой половины – почему-то всегда казалось, что там девушки красивее - но но в остальном каждое племя жило отдельно.
До недавних пор два племени спокойно существовали бок о бок. Могло ли быть по-другому? Людей в мире очень мало, а сам он огромен и полон опасностей. Уцелеть можно только вместе. А чтобы жить вместе, надо уважать других. Конечно, бывает, что взрослые ссорятся, а дети и подростки дерутся – но никто не нападает на другого с оружием, как на зверя. О том, что нельзя людям убивать друг друга, говорит одно из главных Слов Аора. И оба его глаза, Дневной и Ночной, зорко следят за исполнением этого Слова. Таков был незыблемый порядок еще с тех времен, когда в северной стране их пути изредка пересекались с путями других племен.
Только иногда, в минуты особенной откровенности, некоторые из старших рассказывали то ли сказки, то ли были о том, что некогда между племенами случались войны. Тогда люди охотились друг на друга и безжалостно убивали. Но в конце каждого рассказа Аор неизменно карал нарушивших Слово. И жадно слушавшие, порой напуганные страшными подробностями дети всегда засыпали спокойно...
Да, никто не мог представить, что с Соседями можно жить не так, как жили всегда. Но несколько лет назад что-то стало меняться. На больших встречах, происходивших два раза в год, где раньше всегда вместе съедали целую гору заранее запасенного мяса, веселились, пели и плясали у огромных костров, начались непонятные разговоры. Соседи спрашивали, много ли четвероногих на том берегу Большой Реки, хороша ли охота, а сами все время сокрушались, что племя их разрослось, но у них то трава сухая, то мор среди зверей, то неурожай ягод и орехов… Людей у них, и правда, с каждым годом прибавлялось, но никто не выглядел особенно худым или ослабевшим.
А на последней встрече вообще произошло что-то плохое. Какая-то ссора вышла между Барсом и вождем Соседей, Орлиным Когтем.
Этот Коготь был не совсем обычным человеком. Может быть, он даже умел говорить с духами. До того, как стать вождем, он был охотником не сильнее и не удачливее многих. Голос у него был довольно тонкий и негромкий, и говорил он как-то странно - то и дело растягивая рот в стороны, приподнимая брови и делая резкие остановки. На его внешность Ка-Йяла, богиня женщин и продолжения рода, должно быть, пожалела сил: голова у Орлиного Когтя получилась круглой и рано лысеющей, глаза маленькими и блекло-голубыми, нос тоже маленьким и посередине словно вдавленным внутрь, а рот – растянутым, с тонкими губами, как будто все время готовым к ехидной улыбке. В общем, он не был ни особенно силен, ни красив. Но было другое: уже давно многие из Соседей начали ходить к нему за советами и были убеждены в том, что все, что он предсказывает, сбывается.
Правда, мудрый Филин, который помнил всякое важное событие, когда бы оно ни случилось, говорил, что на самом деле немногие из советов Когтя помогали. А когда дело удавалось, это было просто везение, милость Аора. Но его не очень слушали, и число тех, кто верил Орлиному Когтю, только росло. Каждый, кто приходил к нему, уходил с таким чувством, будто уже получил то, чего хотел. Молодой охотник, добивавшийся расположения девушки – предмет своей страсти старик, у которого болели колени – избавление от мучений женщина, у которой не было потомства – здорового и крепкого ребенка… И неудивительно, что несколько лет назад, когда умер старый вождь Соседей, Когтя избрали на его место.
Тогда и началось странное. Новый старейшина постепенно стал вести себя не так, как другие до него.
Конечно, и раньше на большой охоте вождя слушались беспрекословно, его слово на собраниях было последним, а от добычи ему полагалась первая и самая большая доля. Но Орлиный Коготь пошел дальше. Он окружил себя небольшой группой молодых мужчин и стал требовать повиновения себе не только на охоте, но и в остальное время. Этим его ближним охотникам, которые вдруг сделались удивительно надменными, тоже доставалась бОльшая доля от добычи. И что-то еще там у них творилось, что не очень понимали в племени Ветра, Белки и Зайца. Что-то несправедливое. Но у Соседей, кажется, все в конце концов решили, что так и должно быть. То ли уговорил их Коготь, то ли напугал, что тех, кто ослушается, ждет месть его духов-покровителей. На последней большой встрече все люди другого племени были поражены, когда Соседи запели песню, в которой славили своего вождя, словно духа доброй охоты Ка-Лея, и грозили его врагам. А Коготь сидел, улыбаясь как ни в чем не бывало. Кто он был такой, что сделал, чтобы прославлять его? И кто были эти неведомые враги? Со странным чувством разошлись тогда два племени. Следующая их встреча должна была произойти в начале лета. До нее, если вдруг не поднимется Большая Река и не нарушит переправу, оставалось уже немного - чуть больше половины луны...
***
Ветер, Белка и Заяц собрались и тронулись в обратный путь. Может, другим охотникам сегодня повезло больше? Не могли же все четвероногие уйти из Долины. Или прав был Филин, когда сказал напоследок, что в этом году в Долине делать нечего, и надо искать другие места для охоты? Но тогда никто не захотел идти в неведомое, бросать привычные, поколениями нахоженные тропы и удобные стоянки, где было запасено все необходимое. А Филин теперь уже не мог никого ни в чем убедить...
Эх, Филин... Заяц иногда с затаенной грустью вспоминал о нем. Собственных родителей он помнил плохо – они ушли в Подземную страну, когда он был еще маленьким. Отец, сильный охотник, погиб в неожиданной схватке один на один с медведем. А потом мать. Ее гибель Заяц видел. Племя переправлялось через бурный приток Большой реки. Вода вдруг отчего-то резко поднялась - так изредка бывает в горах. Никто не знает, почему. Мать сбило с ног и понесло течением. Рядом было несколько охотников. Один или два их них неплохо плавали. Наверное, если бы кто-то из них сразу бросился вслед, он бы сумел вытащить ее. Но никто не двинулся с места. Ибо есть Слово Аора, которое говорит, что нельзя рисковать своей жизнью, спасая тех, кого духи уже захотели взять к себе. Пусть погибнет один, но уцелеют остальные. Вода - стихия духов, а охотник для племени важнее, чем женщина. Оглянувшись на крик, Заяц успел заметить мелькнувшую несколько раз в белой воде голову с длинными черными волосами, взмахивающие руки... И все. Что было сразу после этого, Заяц не помнил.
А дальше была его нынешняя жизнь – такая же, как у всех детей. Духи не любят, когда в их страну долго не приходят, и мало кто из взрослых доживал до дня, когда его дети становились мужчинами и женщинами. Каждого ребенка старше года воспитывало все племя. Но над Зайцем всегда, сколько он помнил, посмеивались, и только Филин, когда ему случалось обратиться к нему, разговаривал спокойно и без пренебрежения. Иногда Зайцу даже казалось, что, рассказывая детям охотничьи премудрости и проверяя, хорошо ли поняли, Филин спрашивает его больше и выслушивает внимательнее, чем остальных. Хотя за многословие Зайцу от него доставалось. Охотник должен уметь говорить коротко и понятно. Но все равно – после гибели родителей Филин был единственным близким ему человеком.
Нет - еще Белка относилась к Зайцу лучше других. Она была на год старше и скоро должна была вступить в возраст женщины. Те, кто младше, всегда слушались ее. Белка тоже ругала Зайца, но ее слова были не такими обидными и грубыми. Не «руки у тебя не гнутся», а «шест ты плохо обтесал». Когда говорят так, понятно, что дело можно поправить. А после «негнущихся рук» Заяц начинал чувствовать, что руки у него делаются словно каменными. Поэтому он очень обрадовался, когда вместе с сильным и ловким, но всегда беспощадным к нему Ветром, с ними вместе пошла Белка.
Заяц вдруг вспомнил, почему он в тот раз плохо обтесал шест для дома. Он тогда подумал: если к каменному ножу приделать деревянную палку в ладонь длиной и держать за нее, то работать станет гораздо удобнее, и дело пойдет быстрее! Ведь и у топора есть ручка, и у копья древко... Но пока он пытался придумать, как это сделать, прилаживал палку так и эдак, глаз Аора опустился до верхушек деревьев, пришли охотники, увидели недоделанную работу и стали, как обычно, смеяться над ним. Заяц понял, что если он сейчас попробует им что-то рассказать, то заработает только новые насмешки и подзатыльники. Он принялся скорее дотесывать шест и больше не вспоминал о своей мысли.
Тем временем они подошли к небольшому ручью, впадавшему в Козью Речку. Противоположный берег был крутым и довольно высоким, выше роста человека. Все трое перескочили ручей по камням, Ветер хотел было подняться наверх...
- Ка-Турп! – тихо выругался он, помянув маленького, но очень зловредного духа, который любит посылать людям мелкие неприятности. – Ремешок на кичире порвался.
Ветер оглянулся на Зайца и Белку, топтавшихся сзади на узкой полоске у воды. Лезть вверх в смешном виде, с одной обутой и одной босой ногой, ему не хотелось. Но для того, чтобы починить ремешок, надо было сесть, а места было совсем мало.
- Поднимайтесь и подождите меня, - сказал Ветер. Он поискал, куда бы пристроить копье, не нашел и, поколебавшись, протянул его Зайцу.
- На, подержи. Да не выпускай! – велел он и еще раз с сомнением поглядел на подростка.
Заяц взял копье, не дыша. Он был счастлив, с нежностью ощущая ладонью гладкое дерево. Опираясь левой рукой на свое собственное копье и осторожно, на весу держа оружие Ветра, он выбрался наверх, оглянулся вокруг...
Добыча! На берегу речки, в десяти и еще пяти шагах отсюда, мирно рыл землю в поисках корней небольшой, довольно упитанный буро-черный кабанчик. Должно быть, он не услышал их из-за шума воды. Заяц, не дыша, смотрел на него. Сердце его заколотилось – он понял, что дичь сама нашла их. Нужен лишь меткий бросок. Только копье должно быть настоящее, с наконечником – его собственное годится только для защиты или чтобы добить раненое животное. Но метнуть самому копье Ветра?
Заяц не мог этого сделать самовольно: это было почти как ударить старшего. Но в этот момент Ветер сам показался над краем берега - сначала голова, затем грудь и руки. Он открыл рот, чтобы что-то сказать, но тут сам, проследив направление взгляда Зайца, увидел кабанчика. И кабанчик увидел их... скорее, почуял. Он перестал рыть землю и начал поворачивать голову в их сторону... Медлить было нельзя.
***
Тогда, весной, когда с земли наконец начала сходить ледяная корка, погубившая травоядных, в племя пришел голод. Добычи почти не было - почти все животные, что не ушли, либо погибли от бескормицы, либо уже сделались чьей-то жертвой. Небольшой запас сладковатых зерен Медвежьей травы, которые женщины собирали осенью, тоже был прикончен. Люди ели выкопанные из земли съедобные корни и луковицы, улиток и даже червей… И поэтому когда однажды вечером один из охотников, Топор, принес двух сурков, все обрадовались - это было хоть какое-то мясо. Обычно на сурков охотились разве что дети. Эти зверьки чем-то похожи на людей: живут большими дружными племенами, ночью спят в подземных домах. Днем, пока все кормятся, несколько из них всегда стоят на страже на холмиках выброшенной из нор земли. Едва завидев опасность, сторожевой громко свистит, и остальные опрометью бросаются к спасительным норам. Поэтому добыть сурка непросто, а мяса в нем - одной-двум семьям хватит раз поесть.
Сурки, принесенные Топором, были легкими, отощавшими после зимней спячки. Их, как всякую добычу, разделили на всех. Каждому досталось по маленькому кусочку мяса или жира. Съели и забыли.
А через три дня Топор внезапно заболел.
Простуды, отравления плохой пищей, боли в суставах у старых – все это иногда случалось. Но то, что произошло с Топором, было страшнее любой болезни, что видели раньше. У охотника начался сильный жар, его несколько раз рвало. Вся сила ушла из его тела - он лежал на шкурах в забытье, тяжело дыша. В налившихся кровью глазах, когда охотник изредка открывал их, было бессмысленно-испуганное выражение. Топор произносил несколько невнятных слов, с трудом ворочая распухшим, в трещинах языком, и снова впадал в забытье.
Ничего из того, чем обычно лечили больных - отвар ивовой коры, окуривание священным дымом Синей травы, собранной на рассвете, деревянные фигурки добрых духов, спрятанные под шкурами в доме - не помогало. На второй день жена больного, Желтая Сойка, заметила у охотника подмышками и в паху странные покрасневшие вздутия. Ненадолго прийдя в себя, Топор пожаловался, что они очень болят. Через некоторое время один из нарывов лопнул, из него вытекло много противно пахнущего гноя. Охотнику становилось все хуже, ничего не помогало, и через пять дней после начала болезни он умер.
Если бы неведомый новый Рыхх забрал только его! Увы, к этому времени заболела сама Сойка, их дочь Синичка и еще двое охотников. С ними все было так же или почти так же. Через пять дней в живых оставалась одна страшно исхудавшая Синичка, которую продолжали мучить жар и нарывы. Ее жизнь висела на волоске, а на телах остальных, по обычаю отнесенных за высокий холм на севере от становища, уже пировали орлы и шакалы… А между тем заболело еще семеро.
Страх и отчаяние начали вползать в души. Никто не знал, остановится ли этот злобный дух, или будет забирать людей одного за другим до тех пор, пока не погибнут все. Днем оставшиеся мужчины еще ходили на охоту, а женщины вели хозяйство, но по вечерам каждая семья молча сидела в своем доме, гадая, кто будет следующим. И каждое утро где-нибудь появлялись один-два новых заболевших…
Когда через несколько дней болело уже десять и еще шесть человек, а умерло семь, вождь созвал всех на собрание. Пришли и взрослые, и подростки - им разрешалось присутствовать, но они не могли говорить. Угрюмые, тихо переговаривающиеся люди собрались у большого костра. Появился Барс, сел на свое обычное место - большой плоский камень. Дождавшись тишины, произнес:
Продолжение следует.... |
||||
|
||||
