При вводе Логина и Пароля,обратите внимание
на используемый Вами
регистр клавиатуры!
|
|
|
|
|
Подсказка
|
||
|
При вводе Логина и Пароля, обратите внимание на используемый Вами регистр клавиатуры! |
||
|
|
|
|
|
||||||||||||||||||||||||||||||||||
|
||||||||||||||||||||||||||||||||||
Пашечка
Летом 1988 года, окончательно расставшись с прыжками и покинув очередной, уже свердловский спорт-интернат, я пребывал в безделье. Из коего меня вывел звонок Пиратинского А.Е., который сообщил мне, что если у меня есть желание поехать на спортивные сборы на родном Чёртике, он ждет меня через 5 минут в машине у подъезда. Так я попал в группу молодых скалолазов, которую тренировала Тамара Ивановна Самойлина. Вообще, «детской» тогда эту секцию назвать было нельзя. Костяк группы составляли одноклассники и школьные товарищи Насти Самойлиной, старшей сестры Паши. К тому времени они лазили по скалам уже около года. А начиналось все, насколько я понимаю, с обычных походов. Отношения среди ребят были очень близкие. Это было настоящее товарищество, без дураков. Авторитет у старших ребят был беспрекословный. Первые два лета мы также почти целиком провели или на сборах / соревнованиях, или в лесу на скалах. Приезжали домой на один день помыться, затовариться продуктами и уезжали снова. Пашечка был среди них тогда немного «на отшибе», ибо большинство ребят к тому времени уже заканчивали школу, а ему летом 88-ого еще не было четырнадцати. Я тоже оказался тогда в роли «мальчика», хоть и был старше Паши на полтора года. Так что с самого начала нашего знакомства мы оказались слегка в стороне от основных интересов наших товарищей. Романтических, естественно, интересов – скалолазание не самое главное в жизни)). До самой его гибели, мы были близкими друзьями. И воспоминания о нем будет сопровождать меня, наверное, всю жизнь… По жизни Паша был простым, хорошим парнем. Я бы даже сказал, простым советским пареньком. Слушал «Кино» и зарубежную попсу, ему нравилось хорошо одеваться, быть в центре внимания, любил шикануть, поразить всех какой-нибудь выходкой. С раннего возраста у него были простые человеческие желания – встретить единственную любимую, воспитывать детей. У него не было особых увлечений помимо скалолазания. Но у этого удивительного человека были три черты, которые сильно выделяли его из окружения. Это (запредельная) душевная щедрость, постоянная нацеленность на победу и свод собственных понятий о чести.
В случайных разговорах он был позитивен, но серьезен. Никогда не кривлялся. Это нравилось и взрослым и детям. Хотя с юмором у него было все в порядке. Любил пошутить. Вообще, характер был у Паши скорее спокойный. Ага, вот, сейчас пишу, и вспоминаю, что при всем своем «спокойном» характере, он постоянно придумывал какие-то приключения, вечно тянул всех за собой. Неуёмной энергии был человек. Мне кажется, он рос в окружении всеобщей любви (в первую очередь – мамы и сестры) и восхищения задолго до нашего знакомства, до первых спортивных успехов. Наверное, в этом была главная причина его постоянной открытости миру.
Скалодромов в Союзе до конца 80-х не было. Были скалолазные тренажеры. «Зацепы» (доски) прибивали гвоздями. На века. Тренажер в УПИ, на котором мы тренировались, стоял к тому времени неизменным уже лет двадцать. Валера Головин был изгнан А.Е. Пиратинским из секции за то, что посмел заменить «музейную» планку на одном из щитов тренажера на другую, любовно выпиленную им из дерева зацепку. Еще бы, ведь тщательный план тренажера был опубликован многотысячным тиражом. Это были первые эталонные трассы  . Процесс тренировки был заучен до автоматизма. Построение, расчет, разминка и бесконечное лазание по пяти опробованным несколькими поколениями скалолазов трассам. Нижней страховки не существовало. (Помню первые соревнования с двумя независимыми веревками). Пытаясь вырваться за пределы отработанной техники, мы были вынуждены проявлять фантазию. Делали траверс по плинтусу и выпиленным из фанеры зацепам, приклеенным на эпоксидку к стене. Лазили без использования одной / двух ног / рук. Лазили с закрытыми глазами. Лазили по стенам жилых домов. Когда нам разрешили, наконец, добавить на музейный экспонат новые зацепы, в ход пошли топоры, пилы, лобзик и болгарка. Да! Мы еще и расписывали их потом прибором для выжигания. Первые соревнования в залах. Гатчина, Казань, Нижний Новгород… Трассы вырезали лобзиком из цельного массива щитов, долбили выложенные туфом каменные стены. Незабываемые впечатления, когда в Казани, в самом конце финальной трассы, прикрутили 3-4 зацепы прямо на бетонный потолок. Паша единственный долез до этого места, сделал шаг, оторвал вторую ногу от стены… Через несколько секунд он сорвался, но в эти секунды волна пробежала по всему залу. Все вскочили с ног. Вот он – «человек-паук»! Лет пять правила менялись чуть не каждые соревнования. Причем фиксировались непосредственно на «митинге» участников за день до старта. Где спортсмены и судьи часами спорили до хрипоты. Мы делали первую магнезию из силикатного клея, сами шили мешочки для неё. Модифицировали до неузнаваемости первые скальники. Которые, к слову, были ужасны. Я, имея заграничные скальники практически с начала занятия спортом, принципиально лазил до выполнения звания МС в галошах. С резиной, стыренной с оборонного завода и титановыми вставками особой, хитрой формы. Мы выступали на чемпионатах мира в самодельных обвязках. Паша долго выступал в самосшитых штанах. Помню пленку с какого-то чемпионата / кубка мира с едким комментарием ведущего по поводу его стареньких штанов с вытянутыми коленками…
Мы могли часами играть в баскетбол, теннис и прочие единоборства, пока (по сумме побед) он не одерживал вверх. Иногда я специально начинал (незаметно!) поддаваться, понимая, что сопротивление ни к чему не приведет. Он все равно добьется своего. Иногда, «в воспитательных целях», я говорил ему, что пролез такую-то трассу. Если он попадался на эту удочку, то мог часами мучить её, пока не проходил её целиком, без срывов. Он был упорным. Поняв (по сути, придумав!), что существует такой элемент, как «накат на пятку» (а это чисто тренажерная техника), мы потратили с ним пару недель, занимаясь исключительно этим движением. То же с физподготовкой. Решив, что сил у него недостаточно, Паша стал проводить в зале на час-два дольше, придумывая все новые и новые упражнения с грузом. Вспомнил! Ему и этого мало было. Он притащил домой откуда-то гантели и блины от штанги и занимался с ними еще по выходным. Я могу привести множество подобных примеров. Чем бы он ни занимался – растяжкой, балансированием на тросе, бегом на выносливость – он упорно, изо дня в день, тратил свое время на достижение долее-менее приличного результата. При том, что я знаю, сколько времени он проводил на стене, со стороны казалось, что он лезет, особо не напрягаясь. Многим это дало повод говорить о «генах». Действительно, повод был. Наше поколение было первым «вторым поколением» скалолазов, простите за ужасную тавтологию. И простое объяснение победы пятнадцатилетнего паренька на взрослом чемпионате СССР напрашивалось само собой. И еще ему повезло. Сейчас, когда уже третье поколение клаймеров в полный рост заявило о себе на взрослых российских соревнованиях, я опять слышу эти старые песни. Но правда в том, что большая часть носителей «феноменальных» генов так и не добиваются сколько-нибудь приличных результатов. А слабенькие, прооперированные на сердце еще грудничками, дети автослесаря и бухгалтера способны взойти на мировой пьедестал. И дело даже не в упорстве. Дело в невидимой со стороны силе, заставляющей бороться до конца. До победы. Через секунду после срыва Пашечка уже улыбался, спускаясь на веревке. Он почти никогда не рефлексировал по поводу неудач. Да и планов-то он особых не строил. Со стороны вообще казалось, что он не относится к выступлениям серьезно. Что, конечно же, было видимостью. Просто, любое, даже удачное выступление было важно не само по себе, а лишь как повод для изменения в чем-то плана тренировок. Вот, пишу, и сам себе не верю . Но, ей-Богу, так и было. После стартов мы садились в гостинице, в поезде и думали – что не так? А понять, за счет чего он так лазил, было невозможно. Страхуя его чуть не ежедневно, и от природы обладая пытливым умом, я много раз расчленял его технику на составляющие элементы, искал ту изюминку, которую можно было перенять, понять и использовать. Тщетно. Техникой Паша обладал почти идеальной, это да, но особых хитростей в ней не было. Щас вот вспоминаю, как он лазил, как-бы со стороны, на основании моего, в том числе тренерского опыта… И сразу вспоминаю его «фирменные» финиши, с вщелкиванием оттяжки, болтаясь на одной руке. Ух как я злился на него за эти неоправданные понты! Ну и ногами он работал, как бог…
. С Першиными, Самойлиными, Лапшиными я игрался еще ребенком, пока наши родители лазили по окрестным скалам. Мы пропитались запахом костров и звуками гитары. А по сути, мы выросли на идеологии «шестидесятников». Или, если копать еще глубже, на книжках Фенимора Купера, Жюль Верна, Майн Рида. Когда мы начинали, в силу нашего возраста, мы не могли соперничать во внимании противоположного пола со старшими товарищами. Нам оставалось одно – стать на голову лучше их. Мы не приходили на помощь, мы старались помочь до того, как об этом попросят. Сейчас это звучит слишком пафосно, но тогда мы жили в такой атмосфере постоянной романтики. Забираясь ночью на скалы, сидя у костра, мы не раз формулировали с ним те понятия о чести, которые я надеюсь пронести через всю жизнь. У нас с ним были свои правила. Нельзя говорить другу «нет», если он просит о чем-то. Чего бы тебе это не стоило. Нельзя показывать свою слабость. Умри от усталости, но улыбайся. Можешь бояться, но никогда не показывай свой страх. Не обманывай ради выгоды. Играй по честному. Никогда ничего не жалей. Не жалей себя. В моей памяти десятки историй про нас. Как мы жили на последние (давно уже общие) деньги в Крыму, уповая лишь на соревнования, на которых Пашечка обязательно что-нибудь, да выиграет, и мы сможем купить билеты до дому. Как мы тренировались «на смелость», пропуская по три оттяжки на трассе. Как барагозили. Как влюблялись. Как приходили друг другу на помощь. Я стал тем, кто я есть, вместе с Пашей. Благодаря Паше. В день, когда я узнал о его гибели, мы сидели с Аней Пиуновой на кухне и перемывали косточки нашим друзьям. Говорили, что все они безвозвратно становятся взрослыми, «забуревают», теряют связи со скалолазами, уходят с головой в быт. И лишь Пашечка все еще остается все тем же светлым мальчиком, которого мы любим. Так он им и остался. Правда, теперь только в нашей памяти. В этом вся трагедия. Мы не потеряли великого спортсмена. Хотя, я думаю, он мог бы выступать, и успешно, еще долго. Он этого очень хотел. И мне кажется, он бы смог добиться большего. Мы потеряли надежного друга, который бы уже никогда не «скурвился», которого бы уже никогда не сломали бытовые проблемы. Те жизненные стержни, которые в нем были не дали бы ему этого. В этом отношении, лучше уже нельзя было стать. И хуже – тоже никак. Примеры таких людей есть, и в скалолазании тоже. Но я даже называть этих людей боюсь, чтобы не смущать их. Смотришь на них тихонечко и любуешься.
* Начиналась моя спортивная карьера «перспективно». Я начал заниматься прыжками в пятилетнем возрасте, меня взял в качестве эксперимента (до этого прыгуны в воду начинали заниматься спортом в 8-9 лет) один молодой тренер, а по совместительству директор главного бассейна города. Через пять лет я прошел сквозь всесоюзное сито отбора и стал воспитанником московского интерната – школы олимпийского резерва. Но выдающегося прыгуна в воду из меня не получилось. Основной причиной, как я понимаю, было моё физическое (координационное) несоответствие тем высоким требованиям, которые предъявляет спортсменам этот олимпийский вид спорта. В какой-то момент я просто достиг своего потолка. Ну и с тренерами (кроме первого моего тренера, вскоре трагически погибшего) мне катастрофически не везло. Никак я не мог с ними найти общий язык. Ну да ладно. Суть в том, что вернувшись в родной город и поняв, что прыжки в воду-таки не для меня, я как-то интуитивно потратил почти год на самостоятельное совершенствование своей физической формы. Вот чуть ли не каждый вечер оставался в зале на 2-3 часа и «качался». Так что, когда мой отец, тренировавший в то время на общественных началах студентов в родном УрГУ, пригласил меня к нему «в гости», я был вполне подготовлен и физически и координационно для занятием скалолазанием. Впрочем, первые полгода тренировки носили скорее случайный характер. |
||||||||||||||||||||||||||||||||||
|
||||||||||||||||||||||||||||||||||
