Странно, но когда меня после спуска с пика Корженевской спрашивали о впечатлениях от маршрута и от вершины, я не знал, что ответить. Да не было, пожалуй, никаких впечатлений, лишь обычное облегчение после выхода на вершину, да что-то вроде гордости потом: мол, еще и такое мне по плечу. И всё. Я не видел эту гору раньше, она привлекала меня не своей красотой или изяществом маршрута - я ничего не знал ни о том, ни о другом. Она нужна была мне как запись в послужном списке, как акклиматизация перед п. Коммунизма, как очередной семитысячник, как следующая ступень к красиво и гордо звучащему званию "снежного барса", которое теперь, после трех вершин и при подготовке к штурму четвертой, следовало принимать уже как реальную перспективу и вполне оформляющуюся возможность.

Теперь, если мне удастся взойти на п. Коммунизма, будущий сезон с почти железной необходимостью потребует поездки на Южный Иныльчек, к Победе. Чтобы довести до конца то, что было начато три года назад не вполне серьёзно, а как желание проверить свои ощущения во время настоящего высотного восхождения на Хан-Тенгри.

Ну что же, гора отпустила меня. Отпустила довольно легко, хотя я отнесся к ней почти равнодушно, как к техническому препятствию. Впервые я не оставил на ней ни частички своего сердца, а лишь с удовлетворением поставил галочку в спортивном блокноте. Время задуматься: а стоит ли эта галочка усилий - моральных, физических, финансовых, затрачиваемых на достижение вершины? Времени, потраченного на поездку? Удовольствия, полученного от нее?

Пик Корженевской с перемычки пиков Душанбе и Коммунизма

Вершинная башня пика Коммунизма с перемычки

Уже второй день я не способен стопроцентно согреть ноги даже внутри палатки, не говоря уже о том, чтобы нормально функционировать за ее пределами. В дело вступают другие интересы: завтра мы спускаемся с горы, и я уже знаю, что этот спуск будет бегом наперегонки с морозом - с тем высотным холодом, который медленно убивает тебя по частям, по органам, медленно, но все же быстрее, чем ты способен сопротивляться. С холодом, против которого сейчас существует только одно надежное средство - быстро сбросить высоту и выйти из зоны смерти.

Снег в базовом лагере

Начало подъема на гору – по этой косой полке

Ночевки на 5100

Начало подъема с 5100

Подход к ледопаду на 5400

Веня вылезает на ледопаде, не снимая рюкзака

Хитроумный выход с ледопада на склон на фоне ледника Траубе внизу

Местные галки расклевали все, что только можно было, и слопали всю продуктовую часть заброски. Остальное было небрежно разбросано по полке с разной степенью близости к краю пропасти. Самой счастливой оказалась кастрюля, стоявшая просто на честном слове (и без которой не знаю, что бы мы делали, поскольку безоговорочно рассчитывали на эту заброску). Слегка перекусив с горя и отдохнув, мы полезли дальше.

подъем с 5800

Верхняя часть ребра Бородкина – «груди»

Второе дыхание

Лагерь «на грудях»

Идется тяжело и медленно

После спуска на плато и начала подъема на пик Душанбе сразу стало ясно, что сегодня надо было отдыхать. Эта мысль не оставляла меня всю первую половину дня, и ощущение того, что мы делаем ошибку, крепло, хоть я еще и не думал о последствиях такой ошибки.

На плато у палатки гидов перед подъемом на пик Душанбе

Амбиции Вени, не раз высказывавшиеся им сегодня (добраться до перемычки на семи тысячах), казались все более несбыточными, и мы начали поиск площадки для ночлега. Бивуак разбили в районе высоты 6600, прямо на гребне.

Всю ночь ветер трепал высокую палатку, что не способствовало хорошему сну. Мне впервые было холодно в пуховом спальнике - накануне ноги сильно замерзли, поскольку весь день в снегу и в кошках, что, как известно, здоровью не способствует.

Наутро сборы были еще медленнее обычного, так как не прекращавшийся ветер постоянно напоминал, что ждет того, кто выйдет из палатки. Тем не менее, в конце концов, выходить пришлось, и ветер не обманул ожиданий, оказавшись именно таким, как от него ожидалось - собственно, таким же, как днем раньше.

Палатка была собрана, кошки затянуты, рюкзаки надеты и движение началось. Ветер стих буквально через пару минут, облаков поблизости не было, впереди вверху удивительно близко открылась перемычка пика Душанбе и Коммунизма - словом все начиналось просто замечательно. Через час подъема вдоль скал гребня нам встретились одесситы, совершившие первое восхождение в сезоне на Гору. Они произнесли в числе прочего насторожившую меня фразу о 5-6 часах работы до перемычки. Ведь вот же она, какие часы работы? Но время шло, нас снова заволокло облаком, скалы остались справа, и мы снова пошли тропить вверх по снежному склону.

Очередная встреча - испанцы, один из которых сделал восхождение в тот же день, что и одесситы, с Рустамом, руководителем гидов из Ташкента. Немного побеседовали с ними, но, увидев, как нетерпеливо переминается с ноги на ногу Рустам, отпустили их вниз.

Вскоре догнали двойку москвичей, которые решили возвращаться. Погода уже давно была поганая, и их легко было понять. Мы же продолжали траверсом подниматься на пик Душанбе, стараясь, как нас недавно инструктировали, оставлять саму вершинную шапку справа. Наконец так оно, кажется, и произошло. Мы вышли на перемычку, которая, однако, оказалась длиннее, чем думалось ранее.

«Лопата» пика Коммунизма без облаков

Следующее утро отпечаталось в моей памяти нечетко. Помню, что Андрей собрался первым, мы с Веней возились дольше, и, когда вылезли надевать кошки, Андрей объявил, что ему нужно переобуть носки. Я чувствовал себя не лучшим образом, хотя сейчас затрудняюсь объяснить свое состояние подробнее. Так или иначе, я воспользовался вынужденным перерывом, нырнул в палатку и сожрал дневную дозу адаптогенов, которыми пользовался до сих пор только в исключительных случаях.

Первая попытка штурма, впереди Веня

Веня маячил в ста метрах впереди, дальше была только пелена облаков-тумана, налетевшего вскоре после выхода, стены не было видно вовсе. Вскоре очередной увал оборвался крутым спуском на 10-12 метров к палатке гидов. Посидев около нее, мы продолжили путь.

Пик Коммунизма заметает

Собственно с самочувствием все было ясно, я по опыту знал, что завтра лучше не станет. Встретив по пути Андрея, я объяснил ему ситуацию, пожелал удачи и вскоре ввалился в палатку. Началась замедленная жизнь. Не успел я разуться (каких-то сорок минут, не больше), как вернулись мужики, пришедшие к выводу, что при отсутствии видимости продолжать идти небезопасно - гребень временами сужается настолько, что можно запросто улететь с карнизом на ледник Гармо. Я уже отдал себе отчет в том, что со мной происходит, и сообщил Вене, что завтра с ними не пойду в любом случае.

После обеда к нам поднялась объединенная команда москвичей - четверо из МЭИ и двойка из МИФИ. Я не чувствовал желания даже выползти из палатки, чтобы поболтать с ними, ограничился тем, что передал Андрею термос с чаем, которым их и напоили. Ребята выстроили вокруг нас еще три палатки, остаток дня прошел... Как-то он прошел, но больше ничего интересного не случилось.

На следующий день для меня также произошло мало интересного. Я усиленно кутался в спальник, пока мужики собирались выходить. Вышли они около девяти часов, вернулись около шести вечера. За это время я успел один раз вылезти из палатки по естественной надобности, предусмотрительно захватив с собой фотоаппарат...

Кстати, посвященный человек поймет меня - это не такая простая операция. Ее детали обдумываются не один раз еще в палатке, внутри спальника. Сначала из спальника вынимают внутренние ботинки, затем стельки от них, положенные с вечера под спальник. Поскольку идти недалеко, вторыми носками можно пренебречь и надеть внутренние ботинки сразу на шерстяные "спальные" носки. Дальше движение стопорится, поскольку вчера, разувшись, я оставил внешние ботинки у порога, в тамбуре палатки, и теперь в них намело порядочно снега. Снег вычищается, насколько можно, ботинки надеваются - внутри палатки, конечно, где же еще, это тоже немалое физическое усилие - и все, теперь можно делать последнее движение: приведение самого себя в вертикальное состояние с одновременным пересечением границы палатки изнутри наружу.

Просто, да? Напоминаю, дело происходит на высоте семи километров после двух ночевок. О подробностях удовлетворения потребностей умолчу, хотя и это - довольно захватывающее действо само по себе.

Возвращаясь к фотоаппарату, скажу, что считаю это чертовски предусмотрительным действием со своей стороны, поскольку, во-первых, погода была ясная (и очень морозная - 10-12 снимков оказалось достаточно для пальцев рук, чтобы хорошо заиндеветь), а во-вторых, больше я в этот день из палатки выйти не собрался.

Панорама с перемычки

После этого каждое действие требовало многократного обдумывания и планирования (а, по большому счету, - откладывания). Поэтому процесс топления снега занял у меня несколько часов, а когда я решил часть воды вскипятить и приготовить себе чаю, то заново зажечь горелку оказалось невозможным - последние спички подло шипели и не загорались, а где была зажигалка Андрея, я не знал.

Тяжко

Следующий день я вполне обоснованно могу считать одним из самых тяжелых в своей жизни. По крайней мере, несколько первых часов спуска. Собирались, как всегда, медленно, ушла одна палатка москвичей, потом другая. Я почувствовал, что у меня деревенеют пальцы, как на руках, так и на ногах, и сказал, что пойду, а Веня с Андреем пусть догоняют.

Как это оказалось тяжело - ходить на семикилометровой высоте после почти трех суток, проведенных на этой высоте. После десятка шагов приходится останавливаться и пытаться отдышаться. Сначала колея идет по свежему снегу - по колено, временами проваливаясь по самое не хочу, вылезать из которого тоже не очень приятно и легко. Затем легкий подъем (подъем, еще и подъем!) траверсом по склону лика Душанбе, и, наконец, вниз, то по слежавшемуся плотному снегу, то по участкам рыхлого, где одинаково неудобно идти.

Один раз я задел кошкой за шнурок на бахилах и совершил кульбит, который сделал бы честь и специалисту по фристайлу. Уже через час, на месте нашей ночевки на склоне п. Душанбе, дышать стало легче, мысли обрели некоторую ясность. Одновременно стало ясно и другое - ни руки, ни ноги не оттаивают, и нужно бежать вниз, не задерживаясь.

Плато со склона пика Душанбе. На заднем плане подъем на «груди»

Подъем с плато на «груди» по пути вниз, в лагерь

Верхняя часть подъема на «груди»

Пик Корженевской с гребня ребра Бородкина. На слиянии ледников внизу – базовый лагерь

На гребень мы вышли в 12:15, это мне пришлось определять уже по внутренним часам фотоаппарата, поскольку мои навороченные часы с альтиметром накануне в полдень показали высоту 8060 метров, время 18:01 и дату -1 января какого-то года, после чего посчитали свою задачу выполненной и совсем погасли. С этого момента для определения времени мне приходилось вынимать камеру и делать снимок.

Спусковая веревка на скалах

За три часа мы спустились до 5100, понаблюдали оттуда, как москвичей накрывает сухой лавиной и как они отделываются легким испугом, спустились по лохматым перильным веревкам, висящим на скалах вниз, на ледник, пересекли его по направлению к вертолетной площадке...

Андрей спускается к лагерю 5300

Что еще? Врач в лагере, осмотрев меня, сказал, что да, прихватило немного и руки, и ноги, но нестрашно. Легче, чем пять лет назад на Алтае, с чем он меня и поздравляет. Прописал, что положено для расширения сосудов и отпустил с Богом. Жалеть я не жалею. Слава Богу, передо мной стоял ясный выбор, я знал и тогда, и сейчас, что случилось бы, пойди я на вершину. Я принял решение вернуться домой целым.

Еще не знаю, вернусь ли я на эту гору, но приобретенный дополнительный опыт вернул меня с небес на землю (в обоих смыслах), заставив вспомнить о том, что горы нужно уважать. Надеюсь, что теперь я способен правильно отвечать на вопросы такого рода, что задавал себе в базовом лагере после спуска с пика Корженевской. В конце концов, и то восхождение далось мне не бесплатно, вот только основная часть платы была взыскана только во время нашего затянувшегося похода на пик Коммунизма.