Всего отзывов: 2 (оставить отзыв)

Рейтинг статьи: 3.50

Продолжение (Начало здесь)

– Снимите кольцо с пальца.
– А ты кто такой? Родственник? Иди-ка ты дорогой отсюда.

Он отошел в сторону. Мы на всякий случай спросили у армян, которые ждали, пока мы достанем печальный груз – что это за мужчина. Узнав о просьбе, они загалдели по-армянски на просителя, судя по всему – с руганью. Нам по-русски объяснили – да он даже и не родственник. Здесь все стараются проявлять сочувствие друг к другу, но этот случай возмутил всех.

Яшин

– Петрович, давай еще своего воласьена, а то тяжело!

Подняли одеяло, положили в гроб – черный, обитый белым изнутри. Закрыли крышку, подняли за ручки, прибитые снизу, и по развалинам спустили вниз, к родственникам. Пыль стоит столбом при каждом броске камня. Долго разгребали камни в комнате, таскали крошево тазами, ванной, корытом. В углу, где спускаешься сверху, был запах, а также у входа, но потом это место засыпали. Валера из соседней бригады привел экскаватор, очень забавно им руководил, повторяя все движения и даже загребая руками как ковшом. Он просто ощущал себя экскаватором. Ковш сделал много больше, чем наши корыта, но многое завалил и заровнял. В итоге запах исчез. Есть ли там кто внизу? Нашей задачей стал поиск погибших, хотя мы летели сюда спасать живых. Кто теперь вспоминает о наших планах спускаться в провалы по веревкам, спускать раненых с верхних этажей зданий.

Много разговоров о краш-синдроме. Это значит, что когда конечности долго сдавлены, лишены притока крови, то происходит омертвение тканей. Если человека вытащить из-под плиты, снять нагрузку, то кровь потечет в отдавленные органы и вернется в организм, зараженная продуктами распада. Человек, вроде бы уже спасенный из завалов, умрет от заражения крови. Надо сразу жгут накладывать.

Это пока одни разговоры. Не на кого жгуты накладывать. Под завалами одни тела без жизни. Мы продолжаем копать. В углу нагромождение труб, арматуры, камней. Все старое и ржавое. Раскапываем угол, показались стены с обоями, простая куча мусора стала превращаться в помещение и приобретать жилой вид.

Потом мы с Болсуновым сходили за водой к цистерне. Это направо от площади Звезды. Там большой палаточный городок. Армейские палатки-«анаконды», кухни под пологом. Небольшая цистерна-бочка.

Одноэтажки целы, а все большие дома имеют повреждения. Потом с Валерой поехали в штаб. Он размахивал книжкой с красным крестом, останавливает машины, требует, кричит. Некоторые его посылают, но в итоге мы доехали почти до штаба.

Горюн

Вернулись на такси. Шофер рассказывал, как все произошло. Он стоял во дворе. Только крикнул сменщику, который с ним говорил с балкона:

– Спасай детей, крикнул я и сразу еле увернулся от камней сверху. Наша автобаза разрушена. Мы просто ездим по городу, у кого машины остались. Возим людей, кому куда надо. Бензин получаю в очереди в канистру. Сейчас бензин уже почти кончился.

О своей семье шофер промолчал. Или еще нет, или уже нет. А может и ничего. Наши в темноте откопали женщину с ребенком. Она босиком бежала к выходу и не успела. Долго голосили в темноте женщины. Миша сразу промочил рукавицу, лишь потянув ее за ногу. Рукавицы сожгли. Армяне попросили фонарь, чтобы ехать копать могилы. Вечером долго спорили у костра о политике, истории, жизни.

Потом мы с Мишей прошлись по улице Ленинградской до окраины. Прожектор прочерчивает небо. Подстанция гудит. В больнице горит свет, да и в центре улицы уже освещены. Микрорайон крупноблочных домов московской серии весь в нагромождении руин, их освещают прожекторы. Работают солдаты. Дома, падая, валили друг друга. Запах слышен издали. Вообще запах начинает чудиться даже там, где его нет. Все это будут сносить, даже то, что еще стоит.

Они ждут

14 декабря. С утра Валера потянул нас на новый объект – кто-то посоветовал. Говорят, в Детском мире есть живые, да еще огромный цех чулочной фабрики. Оставили на доме пять человек, пошли. На Детском мире уже работают. Солдаты охраняют. Полазили по чулочной фабрике. Здесь начали работать альпинисты из Тольятти и Куйбышева. Они только приехали и кидают камни в кузова самосвалов. Под громадными обломками балок и оборудования осталось много тел. Некоторые из них видны сквозь каркасы и обломки стен. Валера бегает вдали, суетится, что-то доказывает, машет руками. Облазили доступные этажи конторы, комнаты переодевания. Шкафчики для одежды торчат наружу через проломы стен. Никого нет. Конкретной работы не видно.

Больница

– Силенс, силенс, т.е. тишина.

Все замирают и слушают развалины, в надежде услышать живых – голоса, дыхание, стук сердца. Но слухачи сказали – никого, живых нет. Кто-то из москвичей упал со второго этажа. Была кровь, но жив.

Вернулись к себе. Потоки машин на улицах. Нас подвезли. Копали, таскали строительный мусор тазами и носилками. Пыль. Вскоре понаехало техники из Курска и это сразу ускорило работу. Растащили много балок.

Приехали швейцарцы с овчарками. Те с умным видом понюхали, полазили и ничего не нашли. Живых здесь нет. Откопали одну пожилую женщину в куче обломков со стороны двора. Она выходила из погреба и оказалась вне контура дома.

Разворотили много плит, во дворе стало тесно. Бульдозер сдвинул все сброшенное сверху в две кучи, тогда удалось включить в работу кран и экскаватор. Появились стены, показалось дно комнат, но еще подвал.

Мужчина в черном пыльном пальто ходит около нас:
– Вот здесь была кроватка. Мой ребенок, дочка, она плакала два дня, потом замолчала.

Но мы так и не нашли. Многое провалилось в подвал.

Коваленко

Валера пришел вечером с видом победителя. Он ездил по городу. Он расставлял флажки, выбивал технику, в общем, имитировал бурную деятельность. Однако принес отличные перчатки, привезенные знакомым американцем, обещал респираторы и каски.

Видел дом, пять этажей. Торцевая стена отвалилась, и в квартирах на каждом этаже стоит рояль. Ленинакан. Культурная столица Армении.

Мы просто устали, каски и свои есть. Респираторы хорошо бы. А лучше противогазы… Пыли много. Одни ищут родных. Другие собирают ковры, посуду. Вытаскивают полки с книгами. Женщина говорила нам: – Откапывайте, давайте – вот тут диван, шкаф, вещи. Да кому нужно откапывать тела. Я осталась безо всего, как буду жить – зима.

Полноватая такая, средних лет, в белом халате под телогрейкой. На соседнем доме откопали женщину и ребенка. Опять плач и горе, и женщины, готовые разорвать себя на части…

Приходили новороссийцы – Сережа, и Королев. Похоже, что трупов нам достается больше всех. Остальные разбирают руины, и т.д. Заходят греться милиционеры, солдаты с дубинками в легких бронежилетах. Миша рассказывает:
– Я заводил хреновину на четырех колесах. С рулем сбоку, без воды и масла. Не мог остановить – сломал ту мулю, что стопорит. Бегал за арой, а тот метался между нами. Она же большая такая…

Все смеялись до слез. Он принес из вскрытого погреба бутылку «Черри» – очень приятный напиток. Мы притащили к костру кресла и диван. Достали запечатанную сургучом бутылку «Ахтамар» – поступила из подвала. Ба, да это же знаменитый коньяк. Такой в магазине не купишь. Даже в Ереване. Разлили торжественно и приступили к дегустации. Потом мы долго смотрели друг на друга.

– Мужики, это, кажется, вода. – Петрович озадаченно заглянул в кружку.
– Да, – подтвердил Иваныч, – подкрашенная вода.

Изумлению не было предела. До хрипоты обсуждали проблемы аренды, альпинистских клубов, спекуляции, сколько здесь еще можем найти тел, куда идти потом.

15 декабря. Даже небольшие толчки вроде прекратились. Вечером мы переехали в дом. Это клуб, рядом с которым стояли наши палатки. Нашли дверь, расчистили две комнаты и часть зала от обломков штукатурки. Сняли с двух окон решетки – на случай, если придется катапультироваться наружу при новых толчках.

Есть калориферы, свет. Теплее, чем в палатках. По улицам загорелись фонари. Включили телевизор. Долго наводили антенну, наконец, закрепили ее на ухе Олега. Стало что-то видно. Полчаса эфира – все об Армении. Мы – это 1 процент отряда из Москвы. Ночью обещают мороз. Может, кто и выживет – в развалинах под землей должно быть теплее, чем снаружи.

Днем нашли ту девочку, которую искал отец. Миша сказал:
– Нашли не в той комнате, где искали. Сложенная, в углу. Красивая, как кукла.

Отец рыдал. Нашли двух женщин – старую и молодую. Новый черный ковш экскаватора пропылился. Развозили накидки, сбрасывая с машины. Нам не досталось.

Вечером ездили на стадион. Нашли штаб альпинистов. Кавуненко уехал в Спитак. Возможно, нас бросят по районам. Идет эвакуация. Сухумцы поставили палатки внутри огромной армейской палатки-«анаконды». Во главе стола Кузя. Резо увидел нас и запел:
– Москали, на токовище, бьются грудью до крови… И стал травить анекдоты про москалей. Они уже, конечно, приняли.

Миша с Игорем пошли искать противогазы. Дальше так работать нельзя. Принесли комбезы, перчатки резиновые и обычные, противогазы, налобный фонарь с аккумулятором, детские аптечки. Увидев все это, Валера приуныл. В городе коммунизм. Дают все, что надо. Ходить только некогда. Еще утром нашли двух женщин. После этого нас вызвали запиской, как договаривались. Пришла машина, загрузили веревки, обвязки, крючья, поехали на больницу. Там возможно, придется перетаскивать раненных и больных из недоступных этажей, поскольку рухнули подъезды. Приехали, осмотрели – везде пустота. Если кто и был живой, то…, а, может быть, – другая группа их раньше спустила. Зато заехали на почту, дали домой телеграммы. Дежурили с Зенкевичем.

Ходят слухи о холере. Воду завозить перестали, говорят, что водопровод контролируют. Идет эвакуация. Милиционер сказал, что еще много не раскопанных домов с жителями. Но технику для разрушения уже свозят. На площади стоят мощные тракторы с клювами сзади.

Вечером нашли инвалида. Наверное, первый мужчина. Так все женщины, больше пожилые, и дети. Это был день и это жилой дом. Взрослые на работе. Бабушки и дети дома.

Герцена

Потом долго копали и разбирали плиты. Наконец, извлекли, загрузили в гроб и отнесли к дороге. Отдали сыну. Выбросили резиновые перчатки, из которых стекал пот ручейком. Пот стекал из противогазов. Мокрый насквозь не только свитер, но даже комбинезон. Руки дрожат. Седой дал бутылку – разведенный спирт. Выпили по сто грамм днем. И действительно, расслабило.

Все. Этот объект закончен. Родные могут предать тела земле. Мы пошли переодеваться, мыть руки. Пошли по штабам – набрали бинтов, респираторов. Взяли аккумуляторные фонари, но не заряженные. Нет спирта. Я составил текст для Кизикова, отпечатал на машинке. Красные уже в городе. Чиновники постепенно занимают свои места. Почти час ждали на ж/д вокзале окончания трепа с Москвой начальника штаба Армгосснаба. Чтобы получить закорючку на бумаге, и пойти искать респираторы на складе ГО. Вокзал цел. Крепкое здание. Много людей на улицах. Пришла электричка из Еревана. Люди потянулись к домам. В штаб сначала не пробились – Рыжков проводил совещание. На площади красивые чистые иностранцы, смеясь, снимались на фоне развалин церкви. Может они до этого и работали. Беззаботность неприятна. Хлеба здесь мы так и не дождались. Обратно нас с Шурой любезно довезли армяне, как всегда, когда узнают, что мы ищем тела. Вечером по ТВ сказали – дома это самые сложные объекты. Ну да, это мы знаем. Нет старших, нет распределения техники – не дают копать в стороне от «своего» места. И т.д.

Наши пришли поздно и мрачные – на новом объекте доставали тела двух девушек, раздавленных на части. Долго дезинфицировались.

Приехал еще отряд из Еревана – 22 человека из пединститута. Расположились во дворе, на нашем прежнем месте. Вечером рассказали им, что к чему, а потом они с нашими долго спорили о национальных проблемах. Для разгрузки я им подкинул пару занимательных задач. Одну – про двоих и лодку – решили быстро. А с десятью мешками не разобрались, хотя Болсунов уже придумал решение.

Охрана

Когда мы ушли обедать, как раз нашли женщину. Сильно разбита, одинокая и никому не нужна. Когда вернулись – подъемный кран уже опускал гроб на тротуар, а Миша и Олег снимали противогазы и бросали рукавицы в костер. Они еще успели залезть в подвал и достали пожилую женщину, чью-то жену. Муж дал вина и водки, совал деньги. Не взяли. После обеда там, где мы растаскивали бетонные плиты, люди набирали даже кафельные плитки. Народ тащит свои матрацы – там у многих деньги. Как видит – не пускает технику. Старик не дал разрыть свою квартиру экскаватором – там жена, и кто-то еще. Завтра разберем – посмотрим. Крановщик сегодня попался лихой – того и гляди зацепит балкой.

Вчера неподалеку женщину вытащили живую, а жгут сразу на отдавленную ладонь не наложили. Сразу в больницу потащили, на радостях. Там она умерла. Краш-синдром. Синдром длительного раздавливания. У нас живых нет. На Ленинградян, 9 нашли 19 тел, а здесь, на Ширакаци – пока 7.

День хороший. Солнце, правда, дымка, да еще пыль. А на дорогах чавкает грязь. Ночью подморозило. У магазинов солдаты. Работать жарко, особенно когда ломом, а стоять холодно.

Вечером мы с Андреем Зенкевичем пошли звонить домой. У домов еще лежат кучи обломков, камни, упавшие со стен. Но «Детский мир» уже наполовину разобран. Тот 9-ти этажный дом-завод, где мы с Андреем брали минералку, когда не было воды, разобран почти до основания. По темным улицам под звездами дошли до переговорного пункта. Возможно, что это почтамт – большой зал, монотонное гудение голосов. Люди сидят, стоят, ждут. В городе все делается бесплатно, и здесь тоже. Невесело шутим, что для наступления коммунизма нужна катастрофа.

За прилавком телефонистка. Пишешь на бумажке номер телефона, город, фамилию – она добросовестно кладет листок снизу кипы таких же бумажек. Берет очередную бумажку сверху кипы, набирает номер, крутя колесо телефона. Соединяет быстро с любым городом. По динамику раздается «Киев, Трощиненко, 2 кабина». И так далее. Спасатель из Баку – как он здесь оказался? «Девушка, я уже три часа связи жду с Баку, пожалуйста, соедините». В ответ в динамике в очередной раз раздалось: «С Баку связи нет». Мы ждали полтора часа. Поговорили с альпинистами из других отрядов. Встретил спелеологов. Все знакомые лица. Работают на чулочной. Живут на въезде в город со стороны Еревана. Там свет, телевизор, горячая вода. Здесь с 12 числа. Чулочная – «перспективный» объект, около 400 погибших. Сейчас они идут работать в ночь, до места работы – 20 минут.

Отряд альпинистов из Москвы – МЭИ, МАИ. Работают на Ширакаци, где-то недалеко от нас. Нашли вчера сразу 8 тел вместе. Врач велел впредь тела не трогать, а обращаться через ГАИ к химвойскам. Они должны вывозить тела. Одежду надо сжигать всю. Пыль тоже может быть заразна, можно угодить в карантин. А это надолго. Такие дела.

Уже ночью мы поговорили со своими. Далекий голос Алены, как из другого мира. Там у них все нормально. Да, и здесь, у нас тоже, все нормально. Да-да все у нас нормально. Послал телеграммы домой и родителям в Подольск.

Обратно шли пешком, морозный воздух, пустые улицы. У площади Звезды, когда до костра с патрулем и жителями осталось метров 50, из темноты вынырнули двое невысоких армян и приветливо так спросили:
– А ты куда спешишь?
– Да скоро нам на работу, на развалины – ответили мы, ожидая обычные слова одобрения и благодарности.
– Спасаете, да, а где можно воды взять?
– Да в любом доме.
– А в любом? Давай, веди туда, где водка есть.

Странные расспросы, и как-то странно к нам присматриваются.

– Ты чего, ошизел? Какая водка? Да чего там – вон пошли к костру, сейчас у мужиков спросим – простодушно так предложили мы, наконец.
– Да нет-нет, спасибо, пока – и они растворились в темноте.

Дома

Рассказали про встречу. Солдаты и жители тут же оживились – да это же мародеры. Их тут много. Вот, хоть солдаты теперь патрулируют. А вот, тут рассказывали, три дня назад солдатик увидел ночью трех в развалинах, вроде цепочку с тела снимали. Стой, они деру, он выстрел вверх, они деру. Так он дал очередь и положил всех троих. Утром жители делегацией пришли в комендатуру с просьбой солдата не наказывать – он все правильно сделал.

Дома света нет, наверное, соседи обесточили. Свет зажегся. Пишу в зале, сидя в кресле, среди развешенных палаток. Какие-то струнные инструменты лежат на сцене. Рояль открыт. Свет помигал и погас. Видать, армяне что-то мощное подключили. И обесточили окончательно. Программу «Время» ребята не смотрели. Я закрыл входную дверь и пошел в комнату. Кто-то стал дергаться снаружи – то ли воры, то ли свет чинить. Лежим при свече. Миша читает «Федора стрельца…», я пишу, остальные спят. На улице друг за другом гудят Камазы – везут обломки за город на свалку. Но все спокойнее, чем в первые дни.

18.12.88. Воскресенье. Пришли Олег, Андрей и Андрей. Воскрес парень 16 лет, метрах в ста от дома на улице Ширакаци. За нашими прибежал армянин с выпученными глазами:

– Там живого нашли, спасать будете?

Они, конечно, помчались, вместе с армянами раскопали. Извлекли этого юношу из небольшой ниши, где он просидел под плитой 11 дней. Первый вопрос: «Что отдавлено?» Оказалось, что ничего. Спасенного, который даже сам начал выбираться из темницы, сам закричал, когда к нему подошли раскопки, – счастливые родственники повели под руки к «Скорой помощи». Сергей сказал, армяне хвалят нас – когда мы приходим, у всех повышается настроение.

До обеда продолжали разбор развалин. Нам сказали, что это были два дома по улице Герцена 1/1 и 1/2. Ближний к улице, говорят, держался долго, потом его свалил соседний. Спасенный показал, что есть надежда, надо работать. Здесь работало много солдат, студенты с Украины, из Новочеркасска. Эти работают с позавчера, они энергично кидают мусор и камни, но в такелаже не понимают. Мы стали чалить, подцеплять, руководить краном, экскаватором. Дело пошло. Газорезчик Витя и крановщик Женя работали четко. Удалось разобрать много. Вчерашний небритый дед, который не давал нам крушить плиты ковшом, чтобы не повредить жену, теперь занят делом. Во всю вяжет в узлы белье, матрацы, вещи, вскрытые из-под плит. Бог с ним и его хитростями.

Перед самым обедом показалось тело. Это одновременно жена, двоюродная сестра, дочь – много родственников. Долго обкапывали кайлом и лопатой. Вытащили без особых повреждений – женщину зажало где-то у лифта. Гробов здесь не хватает. Их приносят и привозят откуда-то – простые и обитые красной парчой. Утром я ходил к милиции и военным, чтобы вызвали спецмашину и вывезли вчерашний гроб. К обеду он исчез. Гроб для другой откопанной, которая лежала головой вниз на коленях, оказался с фанерным дном. Когда стали ее распрямлять, дно провалилось, и стоило трудов хоть как-то его подвязать. Взмокли. Покидали в костер рукавицы, резиновые перчатки. Стянули противогазы, и пошли домой, вскрывая на ходу флаконы с антисептиком (канадский Хибидил), пакеты с салфетками и т.д.

Пришли к трем часам. Шура с Мишей принесли с городского склада комбезы, плащи, резиновые перчатки, рукавицы. Договорились о дисковых пилах. Да, это нам нужно. На новом объекте скрученная арматура – главная проблема. Металл диаметром в тридцать миллиметров не разогнешь. Только пилить алмазным диском, или газорезкой.

Мы с Толей сделали круг: Госснаб – склад – штаб – Горсовет – Трестленстрой. Без результата – строители утянули со склада все 18 алмазных дисковых пил. Один армянин в райсовете сказал, что специально взяли, чтобы другие их не поломали по неумению. Так что еще придется договариваться, чтобы отобрать. С нами уже два дня работал Сако (Саркис Петросян). Может быть, поможет с пилами. Все-таки армянин. Он добровольно приехал из Грузии, из Боржоми. В Армении закончил автодортехникум, но не нашел работы. – Не смог устроиться здесь, понимаешь. Пришлось туда ехать. Нет, можно было попасть в ГАИ, но просили десять тысяч. А у меня столько нет.

Днем напротив нашей дамы откопали другую. Так туда приехала команда в костюмах химзащиты, с кислородными аппаратами. В противогазах при выдохе запотевают стекла, и не протрешь. Толстые перчатки в работе удобнее, чем тонкие, которые хотя они и американские, но руки в них кажутся голыми.

Дураковский-Горюн

Зенкевич-Злыднев

Шура спорит с Толей по поводу чтения:

– А у меня вот «Котлован» есть.

На это Гавшин почти снисходительно замечает:

- Вот, уже купил книжку «Чевенгур», он, правда, в «Новом мире» раньше вышел. Но я замотался его читать. Да, все время поддерживается напряжение.

В соседней комнате потушили свет и притихли. Игорь встал и ушел.

- Толя, а ты что, Стрельца читаешь. Удалого молодца, значит. А ты давай вслух, что интересное.

Игорь вернулся:

- Христианская литература этого не допускает. Теология этого не говорит, что Христос был уродлив, или что он был поэтом.

- Он на вкус не так хорош, но зато снимает дрожь – прочитал Анатолий.
- Но есть римские источники, они указывают на вознесение, но не всем можно верить. Если всем верить, то получается, что Христос действительно бог.
- Иваныч, это все равно, что ты прочел учебники, и начинаешь строить теории. А эти все книги сжигались. Ты вообще знаешь, что такое ересь?
- А это мне объяснять не надо.

Болсунов

Сквозь дрему я вспоминаю, как, пыхтя в противогазе, стараясь выдыхать так, чтобы не запотели стекла, окапываю мелкие камушки вокруг головы. Волосы засыпаны бетонной крошкой и пылью. Над нами висят переплетенные плиты. Ходить по плитам, засыпанным мелкой крошкой, скользко. Полосатая, под тельняшку, кофта. Зад, в порванной джинсовой юбке, торчит наружу. Нас волнует – куда уходят руки и ноги, не застрянут ли. Удается все обкопать, вытащить камни с боков, из-под живота. Очистили руки по локти, ноги по колена. Теперь завести провод под живот, потом – раскачать. Девушка оказалась легкой, и я за провод вытащил ее из углубления почти один, пока Толя расчищал ломом зажатые камнями ступни.

- Францисканцы, доминиканцы поддерживали папу римского, а в итоге это вылилось в спор богатых и бедных. У Христа не было ничего, кроме веревки, но он разбрасывал зерно. Значит, был богат. Снова мешаются религии, ордена, разделение церкви.

По программе «Время» Рыжков дал задание – убрать тела не за 20 дней, а за 5 дней. Наверное, это и наш срок. Хотя два спелеолога-альпиниста сказали, что КСО Еревана эвакуирует всех завтра-послезавтра.

19 декабря. Наши развалины – длинная груда плит с торчащей наклонной башней. На ней кучки и группы людей – кто лопатой и ломом, а кто ковыряет свои вещи. Кто просто стоит, склонившись. Над горой мусора, которая была жилье, грустно склонились стрелы кранов, жалостно тянутся к ней шеи экскаваторов. Двенадцать ночи, хочется спать. Гавшин напился сульфадиметоксина. Все полегли, только Шура с Олегом, тихо матерясь, копошатся с чайником. Мощность в сети слабая, и при включении чайника свет чуть тускнеет. Армянский сельхозинститут отвел себе питание, и от них регулярно садится напряжение. Программу «Время» приходится слушать, а не смотреть. Армения остается главной темой. Армяне обижались – в первый день мы смотрели новости с надеждой, что вся страна уже спешит на помощь к нашим стонущим и кричащим развалинам. А вся страна пела и плясала. Только на второй день пошла правильная информация. Шура ходил звонить. Его Татьяна общается со всеми женами, в том числе и с моей. Валера принес пачки майлара – теплоотражающей пленки. Досталась мне. Вообще-то по надписи, это чтобы заворачивать тела. Но нам и в горах пригодится.

Злыднев и Петров

Ближе к полдню нас позвали – показалось тело. Началась очередная процедура. Потом еще и еще… Миша приволок красивую пилу, работает на смеси бензина и масла. Рычит и пилит как зверь. Ее диск пилит все, к чему прислонить, даже сталь. Ну, держись, арматура.

Миша весело рассказывал. Как победитель.

– А как? Приходим на склад, бумага есть, все путем. Армяне гыр-гыр между собой, и на нас смотрят косо. Не понятно как-то попсируют. А Сако шепчет на ухо, что они говорят – не две, а одну пилу, и только показать, а не отдавать. Ну, я им сразу – что там показывать, ты давай пилу сюда, нам работать надо. Они струхнули – думали, я по-армянски понимаю, ха. Отдали.

Яшин дома

Стемнело. Когда в противогазах стало невмоготу, все грелись у костра. Сако разгребал комнату, где могли быть 1000 рублей и золото. Ветер и снег стали пронизывающими. Я натянул свитер, который снял утром. Хорошо, что сунул его в сумку противогаза. «Газик» и кран включили фары, но свет не доставал в нишу, где уже не было ясно – одно там тело или два. Дочка майора была в красных сапожках. Мы видели один из них…

Потом нас с Шурой напоили спиртом и отправили на альпсовещание. Подвез автобус. Приехали курские туристы, которых из штаба послали к нам на Ленинградян, 9 – как к специалистам, на обучение. Кстати, Шуру мы назначили начальником нашего спасотряда. И он, кажется, об этом знал.

Команда Валеры отправилась инспектировать улицы. Он говорит, что никто толком не знает схему разрушений. Возможно ли такое, не знаю, не знаю. Но карту-план города ему в штабе дали. Игорь навел в доме порядок – все подмел, отвернул наши раскиданные матрацы и спальники. Миша басит в соседней комнате, наверное, по поводу пилы:

– Эта фуля с мулей попсируют, как попсаторы. Вместе с ихними попсациями. Нет, а вот этот экскаватор был правильный.

Его терминология вошла в обиход прочно и надолго. После работы за едой – всплески кровавых воспоминаний – кого, в какой позе нашли, как тащили. Однако, дело к десятому дню, начинаются мысли о доме. Одни спорят о хозрасчете, активизации экономики, кооперативах, зарплатах. А другие – уже о реакторах, их типах, перспективах атомной энергетики. Словом – о делах научных. Уже мысли – где и как собраться по возвращении. Да и о горах пора подумать, мужики. Куда в новом сезоне поедем. Народ начинает оттаивать и приходить в норму.
В общем, судя по всему, мероприятие перевалило за экватор.

Прошел еще день. Паста кончилась. Вчера нашел ручку в институте, отогрел, кое-как пишет. Нашли одну хохлушку, как сказал Толя. Молодую, и, видимо, красивую женщину – жену лейтенанта. Так сказали двое в химзащите – его сослуживцы.

Гавшин

Но потом они ушли обедать, а нам с Мишей досталась очередная находка. Откопал зеленый военный экскаватор. Небольшой, но мощный. Здесь началось такое, что две девушки по частям – это как детский сад… Все в спальниках. Идет вялый разговор.

– Дай анальгину – зуб болит.
– Это который тебе арматурой вышибло?
– Ага, по-моему, она еще и по шее захреначила – шея болит.
– А тебе сделать клизму с патефонными иголками, и толчеными градусниками? – это, конечно, добрый Миша.

Надо надеть новые носки. Одни уже выкинул – дырки появились. Да и трусы уже изорвались, тоже выкинул. Засыпаю долго. Вроде хочется спать. Сплю и не сплю. Все мерещится, что вытаскиваю из развалин сына майора. Черноглазый худенький мальчуган тянется ручонками… Раздаются ворчания.

– Сегодня самый короткий день.
– Нет, сегодня самая короткая ночь.
– Ха-ха, вскакивать и бегать меньше надо, тогда будет самая длинная ночь, а не самая короткая.
– Тьфу ты, самая длинная ночь, конечно.

Света так и нет. Еще вчера погас. В туалете темно. Серый рассвет. Строчки почти не видны. Шарик скользит по клеткам тетради почти наугад. Встал, экскаватор все гудит – всю ночь разгребал. Наш бывший объект. Пошел разжигать примус. Шура тоже встал.

– Чего ты вскочил – можно еще подавить полчаса.

Тут все загалдели.

– А Миша еще щемит.
– Пощемишь тут – как стадо слонов повскакали.

Кажется, 21 декабря. По слухам, сегодня мы работаем последний день. Завтра поисковые работы заканчиваются, и в дело вступает техника. На этом объекте нас замучила арматура. Ребристые прутья, в два пальца толщиной, которые пронизывали бетонные плиты, придавая прочность, скручены в замысловатые узлы. Теперь арматура цементирует развалины, и вся разборка упирается в газорезчика. Парень с маской, баллонами и шлангами нарасхват. Он не выпускает свой огненный инструмент из рук. У нас очередная проблема и я пробираюсь к нему по плитам и кухонным ящикам.

Резка

– А-а, какая разница – устало отмахивается он, – Зови, как хочешь. Вчера вот Витьком звали.

Крепкая тетка ухватывается за голубой баллон с кислородом и тащит его к нашему участку – где-то там была ее квартира.

– Да погоди ты – пытаюсь ее отпихнуть – Он же тяжеленный. Не женское это дело.
– Да ладно – бросает она со злостью – Я баба русская, мне не привыкать. Не то, что эти армянки – стоят как вкопанные, жопой пошевелить не могут.

Армяне и армянки, все в черном одеянии, застегнутые наглухо, стояли группами у развалин или на развалинах. Они стояли с утра до вечера, почти не шевелясь. Мы за две недели уже привыкли к их остолбенелым позам. Они начинали двигаться только тогда, когда откапывали их родственников, или если среди руин показывались остатки их бывшего жилья. Тогда начинались слезы и причитания. Однажды я спросил у крепкого мужчины:

– Ну что ты все стоишь? Помогал бы разбирать, дело быстрее бы пошло.
– Я стою на руинах моего дома – ответил он и не двинулся с места.

Списки

После обеда я натянул пыльный комбинезон, сумку с противогазом, взял лишнюю пару брезентовых рукавиц и резиновых перчаток, сунул в карман несколько пузырьков с антисептиком и пошел на развалины. На улице ко мне подошел армянин средних лет:

– Друг, брат, подожди, здравствуй.

– Здравствуй, дорогой – ответил я и подумал – «сейчас о чем-то попросит».

– Помоги - подтвердил он мои мысли - надо вещи снять с седьмого этажа. Зима ведь, нам носить нечего, все теплые вещи там остались.

– Друг, мы тела откапываем, люди ждут своих родных, чтобы похоронить по-человечески. Майор вот просит внука найти.

– Понимаю я, но кто мне поможет?

– Стадион знаешь? Там штаб альпинистов. У них есть специальные бригады, кто вещи снимает. А мы работаем до темноты. В темноте в дома входить – сам знаешь – могут и застрелить.

– А мне там точно помогут?

– Думаю, помогут. А там – Аллах его знает.

Он насупился и внимательно посмотрел на меня. Сказал коротко:

– Нет Аллаха.

– Прости, забыл, что мы с тобой православные христиане. Бог его знает.

Он еще внимательнее посмотрел на меня и сказал: – Нет Бога.

– Разве? – удивился я. Хотя, посмотришь вокруг, что творится - может ты и прав.

Мы пожали друг другу руки и разошлись с полным пониманием. Каждый по своему делу. Я пришел на угол улиц Ширакаци – Герцена к двухэтажному холму из плит и арматуры. Это все, что осталось от крупноблочной девятиэтажки. И все, что было выше, и все, кто там был – внутри этого холма. Началась пурга, снег заметал развалины, технику и людей. Стало еще холоднее.

Миша видно много принял для сугреву. Неужели шампанского? С работающей «болгаркой» в руках развернулся вправо, влево – а пустите меня, сейчас распилю… Все шарахнулись в стороны – алмазный резак пилит все, и сталь тоже. Потом все немного стихло, успокоилось, и даже погода. Кто-то тихо сказал:

– Да утром мы с Мишей годовалого малыша откопали. А него самого такой же…

К вечеру из-под очередной плиты резанул трупный запах, и мы натянули противогазы, надели резиновые перчатки под рукавицы. Да, это была типичная находка жилого дома – мальчик и пожилая женщина. Майор почти обезумел и метался по площадке. Мы достали тела, как могли, погрузили в гробы и спустили с развалин на расчищенную площадку около улицы. Появились другие родственники, автомашина.

По-прежнему внизу под развалинами из бака течет вода – в крошеве бетона и железа работает водопровод. Мы отвернулись и пошли к костру. Уже обычный ритуал – бросить в костер рукавицы, следом резиновые перчатки, из которых стекает пот от разгоряченных рук. Достать пузырьки и привычным движением большим пальцем оторвать ушастую головку. Куском ваты протереть руки, протереть противогазы и лица. Все происходит молча. Армяне подходят и просят – накапай мне тоже. Мы никому не отказываем и они с важностью протирают лица, как будто выполняют какой-то серьезный обряд. А может, так оно и есть?

22 декабря. Мы летим домой. С рассвета собрались. Миша с больным зубом, Шура с похмелья. Олег пошел провожать Сако с комбезами и респираторами. Фирмачи на авто увезли Игоря и рюкзаки. Поймали автобус и уехали все. Мы дождались Олега, попрощались с Сако, поймали одну попутку, потом другую. В конце концов доехали на автобусе. В аэропорту масса знакомых. В 16.00 вылетел ТУ-154, набитый спасателями. Местных мало. Альпинисты МИФИ, МГРИ, МЭИ, МАИ. Спелеологи МГУ, Хорев и Стрельцовы рассказывали, как они летели сюда два дня: Сочи – Сухуми – назад в Сочи – взлетели и вернулись в Сочи – Ереван. Говорят, что из 18 погибших спасателей четверо спускали пианино, когда рухнул весь подъезд.

Солнце сопровождает нас в полете. Город сверху снять не удалось – самолет сделал крутой вираж. Зато перед нами во всей красе встал Арагац, а вдали, на самом горизонте – Большой Арарат. Потом красная полоса заката с голубым верхом. Черно-серая пелена облаков снизу. Потом яркая луна отблескивает на крыле.

В голове быстро пронеслись события. Мы вылетели вечером, добирались до Ленинакана всю ночь. С рассветом уже работали на развалинах дома 7/9 по улице Ленинградян в Ленинакане. Улица Ширакаци – улица Герцена, развалины. Ананий Ширакаци – математик, 7 век. Работали почти две недели и вернулись домой под Новый год. Ехали на такси из «Внуково» и поражались – сколько вокруг света, дома стоят ровно так… Чистота и вообще. А если? Да не дай Бог такого…

Мы летели спасать живых, но за две недели нашли только одного чуть живого парня 16 лет – он просидел более десяти дней под плитой. Его вытащили, родственники сразу вцепились и увезли. Потом примчался представитель штаба – где спасенный? Это оказался, чуть ли не последний, которого нашли живым. Что касается остальных – мы извлекли более тридцати тел, в основном женщин и детей в жилых домах. Родственники считали, что мы спецы и было неловко их разубеждать. Они ждали эти тела как живых, а мы надевали противогазы, резиновые перчатки и так далее, чтобы потом все это сжечь. В нашей группе было 9 человек: Болсунов, Гавшин, Горюн, Дураковский, Зенкевич, Злыднев, Коваленко, Петров и Яшин, а Саша Моисеев работал в другом отряде.

10.12.1988 – Москва, Внуково – Ереван – Ленинакан.
22.12.1988 – Ленинакан – Внуково, Москва.

Состав группы

1. Болсунов Андрей Александрович, 1955 г.р.
2. Гавшин Сергей Борисович, 1956 - 1989 (погиб на Чатыне)
3. Горюн Александр Николаевич, 1950 - 1989 (погиб на Чатыне)
4. Дураковский Анатолий Петрович, 1954 г.р.
5. Зенкевич Андрей Владимирович, 1959 г.р.
6. Коваленко Олег Владимирович, 1961 г.р.
7. Злыднев Михаил Иванович, 1963 г.р.
8. Петров Андрей Евгеньевич, 1948 г.р.
9. Яшин Игорь Иванович, 1958 г.р.

Десять лет спустя

В Колумбии землетрясение. Погибло около тысячи человек. Разрушен город Армения. Такое знакомое название. Спасатели Министерства по чрезвычайным ситуациям вылетают на собственном самолете в другой конец планеты. Снаряжение для разбора завалов, резки металла, наборы медикаментов, спецодежда, респираторы. Тренировки, опыт других спасработ. Профессионалы едут работать.