Подсказка | ||
При вводе Логина и Пароля, обратите внимание на используемый Вами регистр клавиатуры! |
||
|
||||||||||||||||
|
||||||||||||||||
Землетрясение
Ленинакан, Армянская ССР, декабрь 1988 года. Поисково-спасательная группа Альпклуба МИФИ по своей инициативе вылетела для оказания помощи в ликвидации последствий землетрясения 07.12.88 г.
Быстро стемнело. Наши палатки во дворе Межрайонного института повышения квалификации учителей растянуты на туфовых блоках от обвалившихся стен верхнего этажа. Там наверху ряды столов и стульев в учебных аудиториях смотрят на улицу. Во дворе правее, говорят, вчера нашли два тела, попавших под падающие камни. У входа скрюченный под плитами, раздавленный «Москвич». Наш объект работы почти не виден в темноте через дорогу. Это дом по адресу Ленинградян 9, четырехэтажка сиреневого туфа, превратившаяся в пыльную груду развалин.
Весть о землетрясении в Армении пришла 7 декабря. Мало ли бывает природных катаклизмов? На второй день в Москве стало ясно, что это серьезно. 9 декабря на кафедре Кибернетика, как и по всему МИФИ, провели профсобрание – народ собрался охотно и сострадательно. Решили перечислить зарплату одного рабочего дня и 10% премии в помощь пострадавшим в понедельник сбор теплых вещей. Может быть, принять в семьи детей? Коля Ильинский сказал: – А что, у меня две, взял бы еще одну. Настрой у всех серьезный. В три часа зашел Толя Дураковский.
– Ну что, едем? – и выжидающе посмотрел. По дороге на работу я читал в «Правде» о масштабах разрушений и мысль о том, что нас могли бы пригласить или привлечь, уже мелькала. В 17.00 собралась основная часть тех, кто может ехать: Гавшин, Болсунов, Горюн, Коваленко, Мосунов, Дураковский, Зенкевич и Романов. Млынский уехал в Управление альпинизма профсоюзов за вызовом - там предложили ехать альпинистам-спасателям. Решили проговорить на лекции в Школе инструкторов. Когда и откуда лететь, как оформлять и т.д. – ничего не ясно. На лекции мы в углу поговорили с Орленко о планах на лето. После тренировки позвонил Гавшин – утром надо получить продукты. Ребята успели поговорить с деканом Чалым, председателем профкома Абрамовым - оформить командировку раньше понедельника не удастся, но все поддерживают. Надо только выписать командировочные удостоверения, взять документы спасателей (у кого нет – папа всех спасателей Кропф из Управления альпинизма поможет, справки даст) и ехать пока за свои, потом оплатят. С утра закипела работа. Одни подписывали командировки у ректора прямо на партконференции в ДК Москворечье, другие получали продукты, паковали снаряжение, третьи занимались самолетом. Продукты получили без проволочек в столовой МИФИ, на складе. Как потом оказалось, спиртного не взяли ни грамма. Многое, правда, перехватили комсомольцы – на их отряд в 32 человека мы наткнулись в коридоре. Олег у входа в институт сказал, что Горюн еще в кассах, когда и какой рейс – неизвестно, но специалистов отправляют по мере накопления. Миша Злыднев принес пачку денег от своей стройбригады – зачем нам командировки, этого хватит. Он перевез на машине все грузы для упаковки к Петровичу – напротив МИФИ. Надо собираться и ждать. Я заехал на Беляево в химчистку, взял рубашки (а то еще когда доведется). Дома заварил чай, позвонил Бобу (Борису Фомину) и мы согласовали Положение о летнем чемпионате. Поколебавшись, набрал номер Горюна и удачно – Шура только вернулся и начал звонить всем. Рейс из Внуково, в 18.00. Нет, заезжать за мной не надо, сам доберусь – от метро «Коньково» близко. Сейчас 14.00. Темпы возросли. Гора выложенных вещей стала исчезать в рюкзаке. Пришла с работы Алена.
– Вы когда? Попрощались. Семья у меня выдержанная, с пониманием - без охов и ахов. По сугробам добрался до остановки, явно опаздывая. Автобуса нет. Одно такси мимо, другое мимо. Наконец таксист средних лет:
– Во Внуково давай, но мне надо на заправку около Юго-Западной. И он повернул в сторону Внуково. День траура, дежурит много милиции. Народ чистит от снега остановки. Доехали быстро. Войдя в аэровокзал, услышал: – Горноспасателя Петрова просят пройти на посадку. Неужто меня? У входа на регистрацию давка. Рюкзак и решительность лучше пропуска и я прохожу без билета, даже не предъявляя паспорта. На посадке долго выясняем, что к чему. Почему рейс раньше? А вы в списке? Да-да. Смотрим список – 18 человек, в основном 1966-67 годов рождения – ни одного знакомого. Не тот Петров. Я с ним сталкиваюсь, продираясь обратно, бросив на всякий случай у багажа свой объемистый рюкзак. Выбравшись к регистрации, наткнулся на своих – они таскали рюкзаки. Давка на входе возросла, и мы продираемся сквозь толпу, теряя ящики и рюкзаки, перекрикиваясь сквозь гам. Групповой билет на 11 человек. Нас только 7. Злыднев поехал. Романов срочно заболел. Мосунову дозвониться не удалось – он думает, что летим в воскресенье или понедельник. Яшин должен успеть. Зенкевич под вопросом. Сергея и Олега еле удалось протащить через матрацы и кипы одеял мосстроевцев. Дамы на регистрации начинают срываться на крик. Милиция старается поддержать порядок посадки, хотя все ко всем с пониманием и доброжелательно. В конце концов, все проходят.
У нас четыре лишних места. Пошли искать Сергея Жученко - сержант милиции провела нас через другой выход, где никого. Миша ушел, а тут объявили посадку на Ереван. Сразу толпа с тревожными, суровыми, заплаканными лицами, с коробками и тюками стала накапливаться и надвигаться. Неожиданно мелькнул Игорь, исчез. Вдруг Игорь снова вынырнул, и мы его впустили. Вернулся Миша. Долго ждали посадки, окружив свои ящики и рюкзаки. Наконец, разместились в широких креслах салона первого класса. Кабина перед нами и мы слышим все переговоры экипажа. Стали ждать. Вызвали Шуру – кто-то еще пришел. Появился Зенкевич. Жученко летит завтра со своими. Зря не взяли Костюхина. Пять часов сидения в самолете. У Мосстроя 4 тонны груза. Перегруз. Загрузили группу корреспондентов. Командир попросил их выйти. Перегруз. Потом они вернулись. Потом снова вышли. Потом прибыли на четырех «Рафиках» врачи. С ящиками и детской барокамерой. Командир жестко сказал: – Придется принимать новое решение. Сливать часть топлива и лететь через Минводы с дозаправкой. У нас кончается ресурс работы без отдыха. Они с врачом поехали звонить. Возникла угроза, что летим в два ночи с новым экипажем. Стало душно. Народу разрешили курить в конце салона. Включили вентиляцию. Пожилой армянин лежит поперек кресел. Две женщины бледны. Строители, кажется, уже навеселе. Приехал командир, молча прошел в кабину. Загрузили корреспондентов. И пошли на взлет. Могучий Ил-86 необычно дрожал от натуги. Долгий-долгий трудный разгон. Кажется, мы никогда не оторвемся. Все притихли, затаились. Только в самом конце полосы земля ушла вниз. Облегченный вздох. Взлет в 22.30. Мы улетаем в ночь. И пошли сразу на Ереван. Рейс, который ушел на час раньше нас, сел в Сочи. Нам повезло. Я потом слышал много рассказов, с какими приключениями за двое-трое суток с взлетами, посадками и возвращениями, добирались другие. В аэропорту «Звартнотц» сели нормально, разгрузились и нас сразу направили в штаб ВЛКСМ. Те отложили все до 9 утра и предложили разместиться в двух служебных комнатах. Мы нашли закуток у буфета, рядом с видеобаром, перетащили рюкзаки и собрались ночевать. До утра все равно тишина. Здесь нет снега. По-осеннему тепло. Я бывал здесь много раз на семинарах. Только начали раскладываться – подошли двое из Профспорта. – Вы альпинисты? Вы нам очень нужны. Сейчас будет рейс на Ленинакан. Комсомольцы разместились на нашем месте. Толя отвоевал у строителей пропавшие рюкзаки с продуктами и коробку. Не успел только найти ящик с печеньем. Но это мелочь - в суете «Внуково» они по ошибке сунули в свой багаж. Загрузили рюкзаками Волгу-пикап. Поехали в старый аэропорт.
– У вас такое горе – вы ведь теперь помиритесь с азербайджанцами из-за Нагорного Карабаха, надо помогать соседям в беде? - спросил я. Больше я не задавал вопросов. На стене в аэропорту висит объявление о комиссии для беженцев из Азербайджана. Рейс уже ушел. Здесь еще одна группа альпинистов из Москвы. Стали ужинать. По местному 4 утра – значит, завтракать. Ну, главное, что мы кому-то нужны. Комсомольцам в штабе сказали, что больше добровольцев не надо, энтузиастов уже много. Нужны специалисты. Два сварщика около нас с грустью сетовали, что никому не нужны, надо ждать утра.
Поесть не успели – пришел автобус. Загрузились, собрали вместе 4 автобуса и поехали. Тьма кромешная. У выезда из аэропорта и изредка по дороге стоят БМП. Солдаты греются у костров. Комендантский час не отменен. Вскоре автобус сломался. В открытую дверь кто-то заглянул. Знакомое лицо – ба, да это же Сережа Колокол, за ним Игорь Буймала – мы вместе ходили летом по Фанским горам. Новороссийцев здесь уже 60 человек, 7 альпинистов. Камаз с продуктами. Мимо проехала «Скорая» с сиреной и мигалкой. Военный высунулся из шатровой палатки с трубкой телефона в руках и позвал в темноту: Позднее мы узнали, что речь шла об ИЛ-76, который врезался в гору. Тронулись и ехали несколько часов с остановками у постов. У въезда в Ленинакан – длинный хвост легковушек. БМП, солдаты у костров. Кончается ночь. Частники создали накануне пробки, теперь их не пускают. В целом асфальтовое шоссе в норме. Едем по городу. Стали попадаться развалины. Кое-где прожекторы и механизмы у нагромождений – работают. Город темный. На площади скопление машин. Развалины церкви, рухнувшие дома, надломленные крыши. Горы книг в развалинах библиотек. Штабеля гробов – черные, красные. Большие, маленькие. Мебельная фабрика выпускает только это. Французы в красном. Их собаки, теплоприборы англичан помогали найти живых. Стало светать. На площади нашли штаб в доме с массивным сводчатым потолком. Пробрались сквозь толпу в небольшую комнату. Все сгрудились вокруг стола, заваленного бумагами и записками. Седой аккуратный, с приглаженными волосами человек сидит во главе и разбирает – кто и куда.
И вот мы у входа и тут сталкиваемся с Вовкой Мельником. На площади другие инструктора «Джайлыка» – Кузя (Володя Кузнецов) и Резо (Саша Резниченко) у Рафика – сухумские физтехи только что приехали. С трудом выбираемся из пробки. Краны, грузовики. Передвижные электростанции в кузовах, цистерны. Выдают хлеб, лаваш, минералку. Бесплатно, всем, кто подходит. Едем. Женщины в черном, кто несет одеяла, кто буржуйку. По улицам ряды бутылок. Везде гробы: на обочинах, торчат из багажников легковушек, или сверху на машинах. Разрушений меньше, чем писали. Рухнули девяти и более этажные дома. Телевышка стоит. Много техники.
– Ой, не кидайте сюда. Там лежит мама.
Появляется ход среди нагромождений вниз, в глубь дома. Надо лезть - может быть, там зажат кто-нибудь живой? Шура Горюн обвязывается и лезет с фонарем. Ему удается спуститься на этаж куда-то к подвалу, но на крики никто не откликается. Я пытаюсь залезть в ту же полость с другой стороны, но перекрытия преграждают дорогу. Страшно, если все это рухнет. Мы выбираемся наверх. Пока намечаем новую цель осмотра, что-то произошло - упали какие-то вещи с соседнего дома. Армяне бросились с развалин вниз, во двор, подальше от стен – и замерли, озираясь. Возможно, произошел очередной толчок, небольшой силы. Люди долго стоят поодаль как столбы и не помышляют вернуться на развалины. Это какой же в них страх должен быть. Приехала «Скорая» – как у вас, все в норме, в обморок не упал никто? Давайте спирту нальем, выпейте. Не хотите? Что, серьезно не будете? «Скорая помощь» уехала и больше не появлялась. Отказ от спирта их поразил, что ли? Поняв, что армяне скоро к раскопкам не вернутся, мы продолжили работу. Каждый обломок, летящий вниз, дает облако пыли. Пыль везде, она оседает на одежде, на губах и вскоре все приобретает вкус пыли. Стены этого дома были слабы и при разрушении охотно превращаются в пыль.
После двух пошел дождь. Все промокли, но стало меньше пыли. Ближе к вечеру показался рояль. Еще звенят струны, отзываясь на прикосновение к клавишам, но на нем каменное крошево под вставшими на дыбы плитами. У телевизора цел кинескоп, он не разбивается, даже когда его швыряют в груду обломков. Выше извлекли молодую женщину. Она лежала на столе в кухне. Почти цела, но вся синяя. Везде трупный запах. Лезем в щели, находим под завалом ходы в квартирах, но живых никого нет. Соседи извлекли троих. По словам жильцов, еще 7 - 10 человек под обломками. В одном месте запах был от сгнившего в холодильнике мяса.
Принесли из института кресло. Уселись. Холодная земля, лишь слегка присыпана снегом. Сергей уселся и схватил банку с соком:
– Сейчас я ее по нашему открою! Но было поздно. Огромный Сергей вошел в раж. Удар, еще удар – и банка разлетелась, а крышка, хоть и вдавленная, осталась на горлышке. По ладони Сергея густо потекла кровь, и все кинулись доставать бинты и пластырь из своих аптечек. Забинтовали, успокоились. У костра обсуждаем находки – будильник, показывающий 11.47 – это время толчка. Ковры, скарб люди уносят в частные дома. В многоэтажках не живут. От некоторых из них остались стены. Однако отель на площади Звезды цел. В сувенирном магазине горит много свечей. Узлы с вещами на улицах. Лежат матрацы. Местами валяются чемоданы. Жизнь брошена под откос. Люди живут под небом или в палатках. Одну палатку мы дали жителям. А наши соседи поселились в одноэтажке – контора, машинки, бумаги. Надо спать. Завтра все с начала. Однако не спится, и мы отправляемся втроем гулять вверх по улице. Полная темнота, патрули. По сторонам чернеют то целые дома, то развалины. На них никто не работает. Пройдя с километр, видим левее ярко освещенный прожекторами участок развалин. Там надрывается экскаватор, копошатся солдаты. Это Треугольник – район, где жили офицеры с семьями и солдаты в казармах. Здесь даже на расстоянии особенно устойчиво ощущается сладковатый запах трупов. Картина разрушений подавляет, и мы поворачиваем обратно, к себе домой, к палаткам. |
||||||||||||||||
|
||||||||||||||||