21 октября, 14:00.

Я еще кричу команде, которую обгоняем: «Эгей, привет! Как настроение? Акуна матата! Акуна МаТИТИ!!!» По инерции, но это уже не совсем я кричу. Настоящий Я уже конкретно зателёпан бесконечной ходьбой в гору среди холода и воды. И я злюсь на этого сидящего внутри Крикуна, который рвется из меня и никак не может угомониться. И я в своем чувстве не одинок: желание придушить Клоуна сплачивает наши уставшие, скрежещущие зубами ряды.

На отметке 4600, среди огромных шпилей и башен Величественного Лава Тауэра долгожданный перекус. Чтобы хоть на пять минут спрятаться от мокрого снега, забираюсь в узкую наклонную прощелину и там, полулежа, полураком пытаюсь поесть. Руки в который раз промахиваются мимо рта. Челюсти не шевелятся. И понимаешь, что надо быстрей проглотить все, не жуя, и бегом выдвигаться вниз. Надо шевелиться, пока совсем не окочурились!

Собственная же «башня» треснула уже на пути вниз: разнылся мозжечок. Но двойственное отношение: во-первых, состояние, очень знакомое по нашей гнилой октябрьской хмари. Когда в самый пик обострения, хочется выйти на улицу и кого-нибудь слегка «почикатилить». С другой стороны, есть некоторая радость, что и у меня, наконец, заболела голова. Значит, она у меня еще есть! Не все же парням маяться.

«Это и есть первые симптомы горной болезни? Ура!»

Уже без разницы: тропа это или ручей. Или тропа, превратившаяся в ледяной горный ручей. Мы бежим по нему вниз, уже не разбирая дороги, как горные козлы… или бараны?

– А зачем так скачем-то, еще и кругами?

– Так, адаптация…

– Спасибо, Лео, объяснил. Только не полегчало.

Ноги перебирают что-то под собой без разбора. Любое неловкое движение, любой вылетевший из-под ноги скользкий камень и ты поломанный лежишь где-то там, далеко внизу. Только кровь, смешанная со снегом и грязью, растворяется постепенно в этой селевом потоке.

Но мозг не пугается этой картинки. «Башня»-то уже треснула!

21 октября, 16:30.

Это как же «поле-поле» надо идти, что мы едва не обогнали срезавших пол дороги людей? «Команда инвалидов» появилась в лагере за 20 минут до нас, причем они еще не доставали свои ланч-боксы.

Как мы допрыгали до лагеря тоже одному Богу известно. Семь часов по горным хлябям, по уши в ледяной воде! Лагерь нашли только потому, что он в расщелине между хребтами, по дну которой пробирались через плотный туман, практически на ощупь.

Экстрим полнейший! Если бы было, где упасть и умереть, так и сделали бы. Но упасть некуда: палатки, спальники, коврики, одежда – все насквозь! Как жить в этом, как спать, как найти силы на следующий день? Никто ответить не в состоянии.

Остался последний комплект более-менее сухого белья, но это для Вершины. А если и завтра нас ждет такой же устряп? А до Высшей Точки еще более полутора суток.

Присутствие духа и мужественность оставили нас. Даже армейская закалка и намертво засевшая в мозгу «стойко переносить тяготы и лишения воинской службы» не сильно вдохновляют. Лишь одно слово заместило все остальные, и это слово – ОТЧАЯНИЕ!

Лишь голова гудит и потрескивает, как сломанная неоновая вывеска «BAR Closed».

Среди этого леденящего душу упадничества и декаданса быстро, обжигаясь и присёрбывая, как будто наперегонки, хлещем чай. Не до китайских чайных церемоний – хоть что-то теплое почувствовать внутри. Хоть какую капельку надежды в виде глотка горячего сладкого напитка.

Еще по дороге, видя фантики от конфет и кожуру от лайма, разбросанные как верстовые камни, мы сглатывали липкую завистливую слюну: «Буржуи!!!» Почему нам в голову не пришла такая гениальная идея: конфеты? Да, хоть сахар кусковой!!! Только нет сахара кускового, только желто-коричневый тростниковый «песок».

Жизнь, конечно, не наладилась, и все же: чай с сахаром развеяли хотя бы ту густую влагу, окружавшую нас. Тут и познакомились, наконец, со сладкой парочкой зеландцев. Они бодры, веселы и пышут оптимизмом.

Учитесь, Рыги!

Песня №6.

Профессор Беловежский уже навел мосты по экстренному спуску вниз. И завтра утром он однозначно нас покидает. Не останавливаем, видя его слабо отсвечивающее состояние. И в глубине души даже завидуем: «Завтра он будет пить пиво, и щупать шоколадных цыпочек».

– Саша. Почему же ты сразу не сказал, как только плохо себя почувствовал?

– А я вам говорил «поле-поле», а вы смеялись.

– Отец, так ты всю жизнь говоришь «поле-поле». Что хоть с тобой?

– Мне XXXёво.

– Что за болезнь «XXXёво»? Какие симптомы?

Профессор был педантично точен и беспощаден к своей новой болезни, ни один симптом не укрылся от его орлиного взора, хотя бы и сквозь очки минус тридцатого размера. Он рассказал обо всем, что знал и помнил, начав с самого Начала – с Творения: «И сотворил Элохим небо и землю. И подпер небо твердью. И разверз хляби небесные, и жижа заполнила сущее». Апогей повествования пришелся на: «…у меня в плеере играл Оззик, 92-й год. Ну, ты знаешь, там еще эта «та-та, та-а-а». И все было хорошо вплоть до шестой песни. А на шестой песне я почувствовал, как голова закружилась, меня затошнило, и стало совсем XXXёво».

– Ты в обмороке когда-нибудь бывал?

– Нет.

– Все понятно. «XXXёво» – это предобморочное состояние. Отец, надо дожить хотя бы до завтра. С бедой надо переспать, как с девкой. Ну, ты знаешь. А утро вечера, как говорится. «Ах, эти утренние девки. Не то, что те же, но вечерние». Слушай, идея: а ты в следующий раз начни слушать Оззика сразу с седьмой песни.

Четвертый день Восхождения.

Кили, «Barranco Camp». «Waiting for the Sun…»

22 октября, 07:00.

Всю ночь боролись с холодом и влагой. Мне даже пришлось придумывать из рюкзака некую инженерную конструкцию, чтобы сберечь многострадальные мениски. И спали, практически прижавшись друг к другу:

– Марик, это ничего, что…

– Ты же видишь, я тоже не отодвигаюсь. Мы же никому не скажем?..

А с утра собирали себя по кускам. Веником по сусекам выметали, чтобы уже хоть какой колобок получился.

Два «Колобка», я и Бокса, забыли вчера в Книге Учета отметиться: «Ну, все, писец! Рейнджеры на лошадках уже скачут, рыщут по долам в наших поисках, АКМЭМАМИ потрясая». АКМ-ами, значит. Язык и губы от холода отказываются шевелиться.

Самый популярный вопрос: «Как себя чувствуешь?» Но он, скорей, из уважения к собеседнику. Ответ жирно нарисован на лицах: будто мы всю ночь напролет беспробудно бухали. Причем, намешали все, что только было: начали с рома, затем виски с текилой… водка опять же «палёная» (с прошлой вылазки осталась), пиво (которое на всякий случай) в ход пошло. И вино (для женщин брали) тоже добили. Закончилось все уже под утро бутылкой Мартини (эта-то откуда???)

Вот такие у нас лица!

Утро морозное, даже седое. Все, что оказалось вчера в воде, превратилось в лед. То есть ВСЁ! Даже фотоаппарат настолько пропитался, что конкретно «заглючил».

Надежда только на Светило. Вот оно выйдет и сначала растопит, а потом и высушит наши вещи. До этого с места не сдвинемся! Прикольная картина: несколько людей молча смотрят с надеждой куда-то в Сторону Вершины, сквозь нее. А на Вершину смотреть страшно, не укладывается в голове, что менее чем через сутки мы должны уже быть где-то во-о-он там.

«Ночь пройдет, наступит утро ясное, Солнце взойдё-о-от…»

22 октября, 09:20.

Вот эта жуткая отвесная стена и есть давно обещанная нам увеселительная прогулка под названием «Break fast Wall>», т.е. «Гора на завтрак»? Надоело идти ножками, надо и ручками помочь? А пальцы после вчерашнего распухли и не гнутся – самое время потренировать.

Мы видим, как ушедшие ранее распределились равномерно по всей скале цветной ниточкой бисера. Интересно, что порядок выхода команд изо дня в день каким-то образом сохранялся. То ли исходя из численности и расторопности, то ли по итогам жеребьевки. Хрен знает, но мы уходили всегда ближе к концу, и сразу за японками.

Вот, и они пустились в путь. Значит, скоро и мы превратимся в рассыпанное по склону монпансье?

Солнце, завтрак, относительно высохшие или подвяленные вещи. На теле досохнут.

А жизнь-то налаживается! Даже Профессор Килиманджарский отложил свой экстренный спуск в долину: «Только поле-поле, пацаны».

Что одевать, не спрашиваем. А зачем? Во-первых, выбора уже нет а во-вторых, все равно опять наврут:

– Кто вчера про кроссовки посоветовал?

– А я думал, что мы до снега на 4600 не дойдем.

– Бдясь! Не ты ли сам вчера… ай, ладно, пацаны, хрен ли с него взять? Зато у нас боты сухие.

22 октября, 09:40.

Для этой «Завтрачной Стены» я придумал другое название «Стена Плача». Пару раз были моменты, когда необходимо было сделать несколько точных движений, чтобы просквозить между отвесной стеной и пропастью так, чтобы не улететь навстречу к праотцам.

Было реально СТРАШНО! Главное – не смотреть в пропасть, потому что она по-настоящему затягивает, будто где-то на дне ее установлен мощнейший пылесос, что всасывает тебя внутрь этой бездны! На мозжечковый гироскоп надежды никакой, он по привычке выставляет тело перпендикулярно поверхности, а поверхность-то практически отвесная!

Я старался смотреть только вверх, и шел под углом к горе, насколько это возможно. И где была возможность цепляться за скалы – цеплялся. Хотя делать это распухшими культями весьма неоднозначно. И так больше часа до вершины кряжа.

И хотя каждый новый день (включая вчерашний «день на грани») приносил нам новые свежие эмоции и впечатления, осмелюсь высказаться, что «Стена Плача» была самым захватывающим эпизодом всего Восхождения.

22 октября, 11:10.

Так на самом деле называется наш «Хребет Завтрака», на который мы благополучно взгромоздились.

«Мы на кряж крутой на одних осях».

Ба, а тут знакомые всё лица – раскосые. Японочки нас уже не шугаются. Видно поняли, что мы не такие страшные, а даже наоборот. Привыкли, наверно. Мы подмигиваем Александэру: «Отец, материал практически готов, лепи. Прикинь: на Вершине Кили, да еще гражданина Америки, даже гражданочку, да еще и японочку! Come on, baby! Just do it!»

Но наш Профессор Мориартский, судя по вытянутой физиономии и сбивчивому дыханию, усиленно прислушивается к своему организму. Дышит тяжело, будто только что сбросил в пропасть Шерлока Холмса. Не до баб-с, в общем! «Поле-поле».

Пока состояние «пациента» не позволяет ему адекватно и достойно ответить на наши гадости, громко вслух размышляем: если бы Беловежский взялся за написание Африканской Саги, как бы озаглавил, каким бы Эминем подписался. «Записки Натурала»? Или «Эпическая сила»?

И вновь козьими тропами: вверх, вниз. Из тумана в туман. Вниз нырнули – «Тропическая тундра», чуть выше вынырнули – «Лунный ландшафт».

По дороге постоянно встречаем небольшие стихийные «могильники» и «жертвенники» – башенки, составленные из подножного вулканического материала. Каждый проходящий мимо, может принять участие в забаве. Но «башен» так много, а некоторые из них расположены в таких трудно доступных местах на скалах, что несмотря на ритм «поле-поле», приложить руку и камень ко всем не поспеваю.

22 октября, 13:40.

Последняя точка, где мы можем набрать воды. Дальше только от ледника на са́мой Вершине влагу отскребать. Для остального алеманского шалмана это очередное место ночевки. Для нас – лишь промежуточная, ничем ни приметная точка на карте, затерянная в густом вязком тумане. Чуть раньше эту точку оставили московиты и наш сосед по столу, Мартин Фашистович. И всё. Остальные вазунги раскладываются на постой здесь! А мы, перекусив по-горячему, движемся дальше. Рвемся вверх, к Вершине!

Где-то в тумане потеряли японок, так и не попрощавшись. Да и главный женский старатель Алекс в унынии.

«Только поле-поле, пацаны…»

Значит, Капитан Бо говорил, что этот маршрут самый живописный? Тогда почему из всего этого «великолепия» я вижу только серую каменистую тропу и собственные, перемежающие друг друга, боты на ней? Затяжной и весьма ощутимый тягун, «турецкий паровой хаммам» и бесконечный вулканический ландшафт. И только «двойная строчка» от ботинок на тропе, «двойной шов Поле-поле». Может вымотать кого угодно, не говоря о Бесноватом Клоуне, и ему подобным.

Ритм, заданный все более расплывающимся по склону Сашей, позволяет мне заняться по ходу массой полезных дел: улюлюкать, петь, крутить башней на 360 градусов, фотографировать, вести путевые заметки и участвовать в возведении все новых «могильников».

В части песенной мы с Тобиасом сменяли друг друга: то он поет, то я. Спел он песню, очень мне, грузину, что-то напомнившую. Я подхватываю: «Долго я бродил среди скал, я могилку милой искал…»

И на его «матату» я живо откликаюсь: «маТИТИ»!

Брат Джимми первым не выдерживает изматывающего темпа «Раненная в ногу улитка», и уносится вперед, прихватив с собой Тобиаса. Ну, все, теперь совсем «тухляк». С кем теперь песни «маТИТИть»?

А что говорят нам закорючки в «Африканском дневнике», сделанные на ходу?

«Я вижу такую картину… кинокартину: мы – американские астронавты, мы высадились на Луне. Халлелуйя, Братья! Только Луна при этом настоящая! То есть, без софитов и прочих голливудских декораций. Нет осветителей и «замрежей», нет рабочих сцены и статистов (какие на Луне статисты?) И камера только одна: придется снимать с разных углов, а затем долго и муторно монтировать…»

Действительно, перебегаю с точки на точку, то забегая вперед группы космодесантников, то в сторону. Чтобы запечатлеть их героическое Восхождение со всех возможных ракурсов: «Лунная Одиссея. 2007»!

Только почему нет обещанной научно-популярными изданиями легкости в «лунной» майклоджексоновской походке?

«…или другая картина: жалкая кучка выживших после 3-ей Мировой войны мутантов с жабрами (иначе, чем объяснить их тяжелое дыхание на этом чистом свежем воздухе?). Группа бредёт по выжженной и бесплодной земле в тщетных поисках приюта. И так вся жизнь. Не жизнь, а существование: от источника до источника зараженной радиоактивной воды…»

«Жалкий чатланин, Хануд – пацакская планета, родной. Кю-ю!»

22 октября, 18:30.

Отсюда со склона, по которому мы нудно топчемся на одной высоте, огибая Вершину, вновь открывается вид на долину и город. Теперь он бесконечно далеко внизу. Зато наша красавица Кили в закатных лучах, на фоне синего неба безумно великолепна! И даже сейчас, всего в нескольких часах от Вершины, практически в одном броске, Она по-прежнему кажется НЕДОСЯГАЕМОЙ.

Последняя высота перед самой Главной, последний павший оплот – хребет Барафу. На сwахили значит «Лед». Но льда нет, есть выжженная закатом рыжая пустыня. Есть почти девять часов пути позади, и есть последний лагерь, «Последний Приют Алемана». А впереди есть Ночь. Одна ночь до Нее, до Вершины. Которую мы должны сегодня ВЗЯТЬ!

22 октября, 20:00.

За ужином на Александра больно смотреть: последние часы дались ему неимоверными усилиями воли. И сейчас он что-то невнятное бормочет («Парни, налейте мне супа… кость, мозговая кость…»), но нас уже не видит и не слышит: «Мне говорили, там есть еще одна промежуточная точка…»

«Саша, какая «точка»? Ты же невменяем и абсолютно неадекватен…».

Мы для него тоже уже невнятны, гулки и расплывчаты, как сквозь призму аквариума, через который он смотрит на этот странный потусторонний внешний мир. Не акцентируясь и как бы сквозь него. «Рыбка в банке».

Или всё наоборот? Это мы в его глазах – глупые маленькие гуппёшки, хлюпающие беспомощно жабрами и беззвучно раскрывающие рот? Все относительно… относительно стенок этого Вселенского Аквариума. Кто знает, с какой ты сейчас стороны? Кто сегодня выйдет на промысел с крючком и леской?

Как бы то ни было, Профессор героически боролся до последнего, он сделал все что мог и даже больше. Он практически у Вершины. Но нужно вернуться домой! И это главнее.

Саша, ты БОЕЦ! Ты уже взял свою ВЕРШИНУ, потому что ПРЕОДОЛЕЛ САМОГО СЕБЯ!

22 октября, 23:00.

– Джошуа, а еще Крис обещал нам на Вершине чай с медом.

(Эх, продешевили. Надо было целый буфет с грудастой буфетчицей в накрахмаленном переднике на Гору заказать).

– Может вам еще и грудастую буфетчицу в переднике??? Допивайте весь чай здесь. Выход на 12 ночи. Да, чуть не забыл: сверху 6-7 слоев одежды, на ногах – 2-3.

Прямо, как Синяя Гусеница из Страны Чудес: «Откусишь с одной стороны – уменьшишься, с другой – вырастешь…»

С семью верхними слоями я справился, хоть и употел от усердия. А от бессилья протолкнуть в узкий ботинок ногу с тремя слоями носков чуть не расплакался. Стали сказываться усталость, недосып, высота, ночь и холод.

Движения как у игрушечного робота, у которого заканчивается завод. И скафандр – «Кочан капусты». Вы еще «кочерыжку» не видели.

Профессор проснулся специально, чтобы нас проводить.

«Отец, кто же теперь на Вершине будет подводить результаты конкурса на лучший параллельный перевод? С вручением призов и награждением лауреатов?»

Пятый день Восхождения.

Кили, «Barafu Hut», 4550 м. «Последний Бой».

23 октября, 00:30.

Когда в темноте скакали по каменным наплывам, было пару моментов, когда сердце стало судорожно искать пути наружу из этого сумасшедшего тела, скачущего над пропастью. И дыхание стало учащенным: «Уф, уф…» Как на «Стене Плача», только теперь под тобой не просто бездна, она еще и непроглядная!

В свете «лобковых» фонариков Восхождение ничем ни примечательно: под ногами щебень, гравий и песок. Все вокруг плоского, светодиодно-трупного цвета. Опора плывет из-под ног, сыпется и оползает, как в песочных часах. И ноги оползают вместе с гравием, потому что уклон приличный. Много сил уходит, чтобы нащупать хоть какую точку опоры под собой. Чтобы случайно без нее весь этот мир в глазах вмиг не перевернулся.

«Только поле-поле…»

Передо мной из темноты всплывает могучая спина Леопольда, работы Церетели. И, судя по всему, он заваливается на меня. Мне же эту тушу не удержать!

– Оте-ец!!! Уменьши длину палок, чтобы перенести тело немного вперед. А то не ровён час, покатимся, блин, как последние щебни с горы, «Like a Rolling Stones».

– Бу-бу-бу…

(Кажется, и у Лео голос тоже стал гулким. Недуг Профессора заразен???)

– Ты лучше подними голову, посмотри какое Небо… – ой, зачем это я опять. Он же опять стал заваливаться – Оте-ец!!!

«Вид Неба Трои».

23 октября, 01:30.

Фонарик только мешает, зрение уже привыкло к темноте, да и полная луна светит как заправский фонарь. И ты остаешься наедине с этим огромным Миром, и перед тобой открывается Величественная картина.

Перед тобой Вершина с проблескивающей в лунном свете ледяной шапкой. Впереди светящаяся голубым пунктиром тропа: «светлячки» фонариков, тьма, светящийся пунктир следующей команды, и снова тьма… В морозном воздухе ночной Моши кажется рождественской гирляндой, играющей где-то далеко в долине разноцветными пульсирующими ниточками.

Небо… каждый раз, в разных обстоятельствах и частях света, я говорю, что «такого неба я никогда не видел». И в этот раз скажу еще раз: ТАКОГО НЕБА Я НИКОГДА НЕ ВИДЕЛ!!!

Банальными «усыпано» и «все в звездах» не передать и тысячной доли того, что ты видишь и чувствуешь. Картинка не просто запечатлена в глазах, она ощутима физически! Небо трехмерное и оно рядом! Кажется, что если немного потянуться, можно ухватить коромысло Млечного пути, такое оно плотное и осязаемое.

Вершат снос «башни» созвездия, составленные в непонятном порядке и соотношении. Где Большая, где Малая? Где Орион с Кассиопеей? Этими именами список познаний в астрономии исчерпывается, но даже их достаточно, чтобы понять: общая картинка далека от привычной с детства. Небо НЕНАШЕ! От этого ощущение потусторонности еще больше усиливается.

И вдруг, разом: бац! Что такое? Только что ты держал Его на ладони, а сейчас Небо резко отдалилось и рассыпалось на мириады холодных осколков, как зеркало Снежной Королевы. Что произошло? Со зрением что-то или с Небом? «Глюки» от недостатка кислорода? Или один из осколков Зеркала попал прямиком в глаз?

Интересно, каким видел Небо Улисс сквозь наспех сколоченные доски Данайского Коня?..

«Безногие Карлики».

23 октября, 04:30.

Всё! Оба мениска заскрипели и перестали сгибаться: антифриз потек. Марику пришлось меня обогнать, ведь чтобы идти за мной нога в ногу приставными «саженьками», надо иметь, по крайней мере, такие же болезные коленки.

Убежал вперед, как будто без меня идти легче. «Болезнь Беловежского» стала постепенно косить наши ряды, ряды Безногих Карликов. Одного за другим. Остановки делали сначала через час, потом через пол часа, затем и того чаще.

Первые часы я как мог, подбадривал товарищей: справлялся о здоровье, дурил, гыкал и пукал – разницу давлений выравнивал. Каждый мой пук эхом отдавался в утробах моих соплеменников, а Тоби всякий раз подытоживал алеманскую фугу очередным словотворчеством: «Акуна матату́».

Так и шли: «Акуна матата»-«акуна митити»-«акуна матату́».

Я даже песни пытался затягивать. Думаю, в эти моменты Отцы меня тихо ненавидели.

«Падры, я разрешаю вам меня на Вершине отсвиздить, вникаку́шку. Не, ну, правда!»

Но за два часа до Вершины (уже довольно далеко за 5000 метров) и меня накрыло. Тобиас кричит: «Акуна матата», а в ответ лишь хрипение умирающего: моя «акуна» совсем «изматата».

«XXXёво!»

23 октября, 05:00.

Всем XXXёво! Голова раскалывается, ноги заплетаются. Ноги «ватные»… или «деревянные»? Кто же возьмется подобрать точный эпитет, когда всем ХХХ-Ё-ВО. Состояние предобморочное, внутри живота кручение, пердёж и тошнота: враги окружили со всех сторон. Полный пиздец!!!

Все найденные ранее «полезные ископаемые» огурцов разом запросились наружу: и сверху, и снизу. Т.е. натурально назрела революционная ситуация в животе. (Оказывается, мужчина не только любит животом).

Узок их круг, страшно ВЫСОКИ они от народа.

И в ушах… что гудело в ушах? Пятая симфония Малера, звук отбойного молотка, стук сердца? Ни-че-го – тишина, могильная тишина. И это на крики души: «ХХХЁ-О-ОВО!!!»

Но самое ужасное – катастрофический недостаток кислорода. На сколько хватает сил и легких втягиваешь, что есть мочи, в себя ледяной воздух, а воздуха-то и нет.

Блять, чем дышать-то??? Весь воздух, суки, перекрыли!!! НЕТ ВОЗДУХА!!!

Промочить горло уже нечем, вода в таре замерзла! А жевать и проглатывать лед простуженное горло уже не в состоянии.

На очередной, уже 15-минутной стоянке, Тобиас, не услышав отклика на позывной «Акуна», подходит и по-отечески хлопает по плечу: «Пойдем, нельзя сидеть. Надо идти. Скоро рассвет, надо успеть добраться».

И мне охота сказать ему, что-то: что сил больше нет, что вы идите, а я здесь, ужиком свернувшись под камешком, подожду. Хочется сказать что-то доброе, видя его участие. НО СИЛ НЕТ!

Рассвет.

23 октября, 05:45.

«Ну, его на фиг, этот рассвет. Хоть чучелом, хоть тушкой. Нам, вообще бы, забраться», – смог за всех немотствующих высказаться Снежный Капитан Бо.

До Вершины 15 минут, но бежать ради встречи на ней первых лучей – форменный кретинизм, учитывая наше состояние. За время Последнего Боя многие из команд нас обогнали. Вот, блин, вам и БАНДА! Банда Рыг и Безногих Карликов.

Да и восходящее из-за горы-сателлита Мавензи (5149 м) солнце не впечатляет. Мы же знаем, что это не Кили, а Мавензи. А самой Кили не видно, она превратилась в один огромный бурый кусок камней за нашей спиной и неизмеримую гору смертельной усталости внутри нас.

Вид на гору-сателлит Мавензи: вечер 18:30, рассвет 05:59

Рассвет 06:13, 06:15

Рассвет 06:16, 06:55.

Кили, «Stella Point», 5732 м. «Квази-Вершина».

23 октября, 06:10.

Джошуа разводит руками: «Вот вам, батеньки, и Юрьев День».

– А где остальные люди? Где кумачовый плакат «Приветствуем участников автопробега»? А это что за кривая табличка: «5732»? И где «Снега Килиманджаро», наконец???

– А это «Стелла Пойнт». А до Вершины – Вершины еще час пилить по косе кратера.

Зашибись! А силы где взять? К этому моменту я сижу на камне и по-тихому начинаю засыпать-замерзать-умирать. И тут поваренок – человечек, который шел третьим гидом, вместо ловко откосившего с животом Ефрема. Подает кружку дымящегося чего-то…

«ЧАЙ! С МЕДОМ! ПАЦАНЫ!!! ААААА!!!» – кричу я где-то в глубине себя.

А наружу вырывается только тихое: «…о…»

23 октября, 07:20.

Кратер – огромный котлован, вырытый для постройки мега-торгового комплекса «Uhuru Building». (Самого большого в мире, проектная сдача в эксплуатацию – 2025 год).

А «флаеры» на открытие будут?

Пытаюсь запечатлеть ледник, который имели в виду на протяжении всего Восхождения. И ловлю себя на том, что падаю. Натурально, валюсь со всей дури вперед. Реакция заторможенная, и я падаю объективом прямо на каменюку, не успев в своем скафандре и состоянии сгруппироваться. Только царапина на стекле, но не это важно – я пьян! В дупель пьян!!! (Физикохимия процесса аналогична: от недостатка кислорода отмирают клетки головного мозга). Мама дорогая, Я ПЬЯН! («Нет, нормально, все, я сам могу идти, спасибо…») Бля, Я ПЬЯН КАК САПОЖНИК!!! Ну, дела!..

Ледник. Действительно заслуживает опьяненного созерцания. Острые ростры ледяных глыб в лучах восходящего солнца просвечивают насквозь небесной лазурью. А мы сквозь пьяный угар ловим эти моменты. Потому что, через каких-нибудь 20 лет снежная шапка Килиманджаро полностью сойдет с лица земли и останется лишь на страницах бессмертных произведений: моих и Старика Хэма.

23 октября, 07:26.

ПЯТЬ ТЫСЯЧ ВОСЕМЬСОТ ДЕВЯНОСТО И ЕЩЕ КАКИХ-ТО ПЯТЬ МЕТРОВ! Если бы пролитые здесь кровь, пот и слезы могли застыть и превратиться в камни, Вершина уже давно бы перевалила за шеститысячный рубеж.

Так, что написано? «Поздравляем… бла-бла-бла… высшая точка Африки и высочайшая отдельно стоящая вершина Мира». Ух, ты. Если б не был так загрёбан, наверно бы удивился.

Кто-то даже прилепил к биллборду рекламу «Орифлейм». Нормально, да? А если я работаю в секс-шопе на станции метро «Серпуховская»? Или в видео-прокате в переходе у Павелецкого? «Орифлейм, звоните прямо сейчас!» Пыздэсь!

Отцы тоже, кто во что горазд: с корпоративными стягами на фоне плохо сколоченных досок с надписями фотографируются. А мне, блин, что тогда: надо было с зеленым Знаменем Ислама сюда переться?

Но Вершина не на этом щите и не в надписях на нем. Она в голове. А в голове Ее нет. Нет торжества, нет осознания своего маленького подвига. В голове нет ничего, пустота.

Хорошо, что мой фотоаппарат благополучно «сдох» без подзарядки. Как и рассчитывал, ровно через сто кадров. Теперь я могу его засунуть куда подальше и подумать уже о Вечном. Без этой журналистской суеты и охоты за «жаренным».

Слипающимися глазами ловлю последние кадры: парни прихорашиваются перед съемкой для глянцевого журнала: расстегивают бушлаты, рисуют на лицах улыбки. А я хуже пленного немца под Москвой: в каких-то обмотках, на одной руке перчатка, на другой варежка. Рыга рыгой!

«Ну, и ладно. Ну, и пусть Рыга. Мне пох…»

…………

«А? Что? Нет, не сплю. Несколько кадров? Угу…»

23 октября, 09:00.

Что хуже, подъем или спуск, еще вопрос. Всё, что было ночью пройдено зигзагами, теперь проносится мимо нас с бешеной скоростью. Мы попросту скатываемся «на полуспущенных» по вулканическому гравию. Любое неверное движение ногой, или попавшийся под ней камень грозит неисчислимо увеличить скорость спуска.

Особенно актуально в нынешнем состоянии, ведь после бурной «запойной» ночи на Вершине начался конкретный абстинентный «отходняк». Во рту рота солдат танзанийской гвардии заночевала. Еще и окна порасхлебенили, а на дворе-то – минус десять! От частого и глубокого вдыхания ледяного воздуха в простуженном горле режет и першит. Как штыками порезали… доблестные танзанийские гвардейцы.

А самого шатает и мутит. Мутит и шатает. И мутит! И ша… ланды полные кефали…

Кили, «Barafu Hut», 4550 м. «Пыльный Дед Мороз».

23 октября, 10:00.

На склоне солнце светило прямо в лицо, прицельно. И как я не закрывался этой глупой никчемной «балаклавой», нос стал под стать обладателю – Дед Мороз в канун предновогодних утренников и «корпоративок»: шапку потерял, борода на бок, а разорванная шуба в блевотине. Снегурка не лучше, но еще умудряется Деда за шкирку домой тащить.

Все в пыли, всё в пыли. Если бы взял пуховик, пришлось бы после выбросить. Пыль заместила все: силы, желания, эмоции. Пепел, вулканический пепел. Внутри и снаружи.

«Сил нет. Пойми это, Саня».

23 октября, 12:00.

Появился выбор: за три часа дотащиться до лагеря на 3000 метров (стандартная программа). Или же, минуя его, «добежать» до самых нижних ворот (шесть часов «лету»). Тем самым, сэкономив целый день. Чтобы уже распрощаться с опостылевшей Горой. Мы, как всегда, выбираем третий путь: «Остаемся здесь! Вы обугленные ноги Старика Джимми видели?.. а я носки, вообще, боюсь снимать, у меня там, похоже, месиво… будем лежать во гробе и ждать прихода… и пусть только попробуют нас поднять… как умру, похороните на Украине, на милой…»

Но оставаться нельзя, на наши места уже претендуют отставшие от нас на день немцы, зеландцы… и японочки. Эти уже вовсю нам улыбаются, будто старым знакомым, и фотографируются на фоне «шести кучек пепла и песка». И напрочь отказываются верить нашим рассказам про Вершину.

Как я сегодня понимаю Профессора: «Тьфу, на вас, суфражистки треклятые!»

«Вот, кто-то с горочки скатился».

23 октября, 13:30.

И в обратном порядке, как на ускоренной перемотке: «Лунный ландшафт», «Тропическая тундра», «Альпийское редколесье» и «Горные тропики». Да так быстро разогнались, что намеченные до нижнего лагеря три часа обещают сократиться до двух! Бежали, конечно, на автомате: ноги деревянные и сбитые в усмерть. Но ведь бежим. Неисповедимы силы твои, Человече!

«А там и до Ворот часа полтора всего».

– Ух, ты. Авось и впрямь, на ходулях до низа «смогём»… или «смо́гем»?..

– Давайте, хотя бы до лагеря на 3000 доживем, а там посмотрим.

Марик всю дорогу занимал себя болтовней с Ефремом. Приглянулся ему этот паренек, даже часы ему презентовал (у капитана Ивана Данко из «Красной Жары» научился?). От Ефрема узнали, что, оказывается, для гидов есть специальное учебное заведение, двухгодичное, где Ефрем как раз сейчас и учится. «Институт повышения гидской квалификации», ИПГК. Чему, интересно, там учат? Правильно ходить «поле-поле» и дышать без кислорода? Или учат петь песни про «На купенда Малайку» и правильно разводить «кроликов»?

Лучше бы их научили разбираться во времени! У меня к Ефрему тоже был один вопрос: «Когда закончатся «танзанийские» два часа?»

Кили, «Mweka Hut», 3100 м. «Африканские слоны».

23 октября, 16:30.

Забыли мы совсем в хлопотах Восхождения про «танзанийское время». Что «два с половиной часа» до лагеря во все четыре выльются… жидкостью из коленок. А если бы не бежали? Сколько бы тогда получилось, все пять?

Обед уже ждет. С МЯСОМ! Второй раз за Восхождение! Просто, по дороге высказали Джошуа ряд замечаний, и сказали, что расплата с поваром ждет впереди. Как то мы оценим его вегетарианские изыски? Вот Джошуа и поскакал вниз: Криса предупредить о нашем досрочном освобождении, и заодно подготовить нам в лагере «Смычку» с прощальным обедом и раздачей слонов. Они бы так на Горе расторопничали.

Обед с мясом ждет. И люди тоже ждут… раздачи тех самых африканских слонов.

Когда Профессор в торжественной обстановке стал озвучивать суммы гонораров нашим приспешникам, то портерам вместо «25» по ошибке сказал «50», чем сорвал бурю оваций и шквал аплодисментов. Умеет, блин, расположить к себе людей!

Правда, всю оставшуюся дорогу, он пытался выдумать, как ему выпутаться из этой щекотливой ситуации: из каких источников латать непредвиденную финансовую брешку, или и вовсе, «ужиком» прикинуться.

«Наденька, не мелочись!»

«Road to Hell».

23 октября, 19:30.

Дорожка аналогична той, по которой шли в первый день – «30-е годы прошлого уже века». С одной лишь разницей: теперь мы идем по этим пологим ступеням вниз. И каждая ступень отдается во всем теле: в позвоночнике, в деревянных «костылях», в убитых суставах.

Лестница протяженностью в пару часов до Лагеря №3000 и уже около двух часов такой «дробильни» после. (Ха! «Полтора часа» до Ворот!) И тут я понимаю, что этот фильм ужасов уже никогда не закончится. Что эта Лестница зациклена, и мы стали жертвой этого леденящего душу кошмара.

Если есть Лестница в Небо «Цеппелинов», если есть Лестница Якова, то обязательно должна быть и Дорога в Преисподнюю, Road to Hell. И именно в виде Бесконечной Лестницы. И именно по ней мы сейчас спускаемся. Прямиком в Ад!

«Хрясь, хруст, хрясь…»

По какому из Кругов Дантова Ада мы уже прошли? Кто мы? Насильники над собой, лихоимцы, сладострастники, гневные, лицемеры, гордецы? Везде нас ждут, везде нам рады, бесы в нетерпении ручки потирают, с ноги на ногу переминаются – под копытцами земля горит: Аве! В Аду отопительный сезон начался!

«Хрясь, хруст, хрясь…» – потрескивают в жаровнях поленья и мениски.

Или мы только прикидываемся? Насильниками и убийцами. Такими, каковыми и не являемся вовсе. И что где-то далеко внутри нас…

Тогда какие мы на самом деле?

«Хрясь, хруст, хрясь…»

Кили, «Mweka Gate», 1980 м. Круг сертифицированных.

23 октября, 20:30.

Когда через три часа пыток из темноты показались фары уже известного нам старенького «Круизера», мои мысли крутились вокруг двух нестерпимых объектов вожделения. «Душ и пиво, душ… пиво, пиво-душ, душпиво, душевное пиво, пивной душ. ПИВО!!! ДУШ!!!» – стучало отбойными молотками по вискам и остальному телу. И по коленям, по коленям, реакцию нервной системы проверяя.

Начать подсчет пройденного и пережитого за последние двое суток? Нет таких цифр, Не придумали еще таких цифр!

«Бог – это идея, которой мы измеряем нашу Боль…» Леннон, кажется.

Хотя, уже придумали. Вот, Сертификаты. Есть имена и фамилии и высота цифрами прописана, и время. И Профессор Тян-Шанский Килиманджарский совершенно логично и заслуженно сертифицирован. Потому что мы БАНДА!

И Тотем, считаю, тоже заслужил, но ему бумагу не дали. Бланков не хватило.

Моши, частный кемпинг (как название???). «Банька по-танзанийски».

23 октября, 21:30.

Такой физико-химической реакции я не ожидал: когда пиво, наконец, коснулось стенок моего пищевода, оно вскипело и бесследно исчезло, не дойдя до желудка. Целая бутылка разом! Как будто и не было!!! Не понял: «Ну-ка, подайте-ка еще одну бутылку. Мучо грасьяс…»

Только на третьей попытке голыши на каменке слегка поостыли. Теперь можно и в ДУШ!!!

…………

«А что опять делают здесь все эти Крисы-Джошуа-Тобиасы-Эфреймы? Гоните, пацаны, их НАХ! Честное слово, нет сил на эти рожи больше смотреть. Завтра разговаривать с ними будем. Прозекцию небольшую устраивать и таксидермией заниматься».

…………

Сколько парни еще сделали заходов по пивасику, как раскумаривали «Паровозик Мира» и сколько времени их корчило от идиотического хохота, этого я уже не видел…

Ноябрь – Декабрь 2007 (финальная правка – Июль 2009)

Карта Восхождения.