Окончание

26 марта.

Проснулись как обычно. Решение о выходе отложили на после завтрака. Не торопясь, топим снег, прислушиваясь к ударам ветра. Именно ударам. Впечатление такое, будто чудовищный великан молотит палатку огромными воздушными кулаками. Дует ровно с востока, со стороны плато Ломоносова. Это огромный ледяной купол, расположенный в восточной части острова Западный Шпицберген (норвежцы его называют просто остров Шпицберген, а весь архипелаг – Свальбард). Высота его в той части, которую мы собираемся пересекать, около 900 метров над уровнем океана. В своей северной части плато достигает высот почти 1300 метров . С восточной стороны плато пониже, называется там оно уже ледник Фильхнерфонна. От океана он ничем не прикрыт, высоких хребтов там нет – ещё восточнее расположена плоская и низкая Земля Улава, и ветры, гуляющие над просторами Северного Ледовитого океана, свободно могут добираться до внутренних районов острова Западный Шпицберген. Мы сейчас находимся на половине высоты западного склона плато, но и тут нам достаётся изрядно. Что же делается наверху, на плато Ломоносова? А ведь наше колечко заложено по часовой стрелке, и сейчас по плану мы как раз должны идти участок этого кольца, направленный на восток, то есть навстречу ветру. Сомнительно, что мы сможем сегодня выйти. Не только идти против ветра, а ВООБЩЕ ИДТИ не получится. Видимости нет никакой, гор не видно, из вида исчезают временами даже камни, лежащие в 10 метрах от входа в палатку. Да и собраться в таких условиях без потерь невозможно. Принимаем решение сегодня никуда не трогаться, пережидать.

Часам к 10-11 утра порывы ветра вроде бы стали послабей. Вадик решается выйти – попробовать, раз уж все равно время есть, хоть сколько-нибудь забраться на гору Терриерфьеллет, под которой мы стоим. Высота её 1211м. Мы мечтали о восхождении на неё обязательно в хорошую погоду, потому что стоит она обособленно, вокруг ледники, ничто не будет закрывать панорамы окрестных гор и плато, и с неё, вероятно, видно даже вершину горы Ньютонтоппен (гора Ньютона). На Ньютона поднималась команда Сергея Романенкова, и по показаниям их альтиметра высота Ньютонтоппен оказалась 1760 м , то есть выше, чем считавшаяся высшей точкой Шпицбергена гора Перриртоппен – 1717м. Было бы интересно и на Ньютона, конечно, подняться. Дома мы мечтали и об этом. Но за наши сроки – не успеть. Тогда уж надо было снегоходную заброску планировать. А это еще порядка 12 килорублей с носа.

Рядом с нашей горой Терриерфьеллет – гора-близнец Ферриерфьеллет (Затейники эти норвежцы!). Она точно так же обособлена и торчит из ледника, как утюг на скатерти. До неё не больше 1.5 км на юг, но сейчас её почти совсем не видно, хотя и потише стали порывы.

Камера ожила. Прямо через слегка расстегнутый вход я сняла, как пропадают в пурге ближние ко входу камни. И звукоряд получился характерный – как ветер треплет и рвёт палатку.

Вадик ушел около 12-ти. Я осталась – мне лучше отлежаться сегодня. Хоть температуры никакой у меня нет, но есть насморк, но для меня – нету хуже болезни, чем насморк! Да и кашель появился, в груди отдаётся болью. Кто бы рассказал мне, что в зимнем походе умудрился заболеть – засмеяла бы. А тут мы умудрились оба, по очереди!

Залезла я обратно в спальник. Пишу дневник, слушаю плеер под музыку ветра. А ветер похоже, снова разгуливается! И как 4 года назад, в Путоранах, когда Вадик надолго пропал из виду на склоне во время подъёма в метель, мне подумалось – только бы ничего плохого не случилось! Через 2 с лишним часа голос его вынырнул из пурги раньше, чем он сам. Все в порядке!

Гребень горы Терриерфьеллет. Метель

Жандармы на гребне залеплены снегом

Обедаем с удовольствием – горячий чай из термоса, сало, галеты. Послеобеденный сон – других альтернатив проведения времени в пургу нет!

Вечером обсуждаем наше положение. У нас обоих складывается впечатление, что на Плато дует всегда! За двое суток никаких изменений в природе! Великан без устали мутузит нашу палатку воздушными кулачищами. И откуда только берется такое количество перемещаемых воздушных масс? Наверное, нужно уходить отсюда, валить куда-то вниз, где есть укрытия от ветра. Но как? Тревога растёт, но успокаивает то, что есть еще целая ночь.

Из дневника: «На улице трудно стоять на ногах. Палатка вот-вот улетит. Напряжённость во всем – мыслях, словах. Надо выбираться отсюда».

27 марта.

За ночь ничего не изменилось. Утром опять света белого не видать. Что-то долго уже серчает Снежная королева.

За завтраком с ужасом думаю, как мы сейчас пойдем. Вадик объявляет, что пойдём, когда появится хоть небольшая видимость. То есть если ближайшие к нам склоны гор проступят в белой мгле, в снежном вихре. У меня отлегло – ну слава богу! Валить-то валить, но мы ж не бедствуем в целом-то, не эвакуируемся хоть чучелом, хоть тушкой, как в анекдоте времён перестройки! Просто движемся в сторону укрытий.

Самочувствие сегодня ничего, кашель уже не болезненный, обычный. С таким можно жить. Вот слабость – да, может мне помешать. Видимо, откат пошел, тот самый момент, когда нужен покой для выздоровления. Малейшее движение делаешь – и уже одышка. Но тупо передвигать ногами я смогу.

Потихоньку собираемся. Может быть, пока соберемся, и ветер поутихнет и видимость появится? Прямо в палатке я собрала сани, потом рюкзак. Спасибо, Вадик пошел навстречу, подал мне внутрь все необходимое. Хоть он, редиска, не дал мне сегодня выспаться, поднял опять в 6 утра. Ну ладно, сегодня Подвиг. Как у Мюнхгаузена: назначен Подвиг на шестнадцать-ноль-ноль – значит, будьте любезны!

Вадик сосредоточен. Собирается, как на войну. Накануне он рассказал мне, что в армии, во время службы в Афганистане, ему не было равных при нахождении и устройстве укрытий. И здесь я склонна ему верить, хотя обычно всё, что говорит Вадик, я привычно делю на…. двузначное число (не в обиду ему будь сказано!!!). Лишних движений нет, все продумано до мелочей, чтобы на улице, на ветру, сделать лишь необходимые действия – вложить в сани последние вещи, затянуть шнур на тубусе, надеть лыжи и ремень на пояс. Я тоже собираюсь четко – голова занята мыслями о порядке действий при сборах, и это хорошо – некогда думать о том, как страшно сейчас будет выйти на улицу, одеть лыжи и топать куда-то в белую мглу, едва удерживаясь на ногах и стараясь не отстать и не потерять из виду Вадькину спину. Она будет для меня сегодня маяком весь ходовой день, весь наш сегодняшний подвиг, ведь выйти вперед я точно не смогу – от слабости (а может, от страха? Нет, правда, еще плохо себя чувствую) дрожат колени. Ну ничего, все получится. Главное – не спешить, делать все размеренно, осмысленно. У нас все получится! У нас нет выбора – «За нас друзья волнуются и ждут!»

Около 10 часов утра и правда появилась видимость. Сначала проступили ближние камни, что перед палаткой, потом через некоторое время появились склоны гор на другой стороне ледника. И самое главное – стали видны ближние к нам склоны второй близняшки, горы Ферриерфьеллет. Вот под её защиту мы и побежим. Примерно полтора километра мы будем подставлены под сильный боковой ветер, потом, в тени горы, будет полегче. А дальше видно будет. Но там до следующих гор совсем немного, рукой подать. Правда, придется немножко набрать высоты. Вадик сверху видел весь ледник Норденшельда, по которому мы тут гуляем. Даже сквозь пургу он смог разглядеть синий глянец больших участков обнаженного льда. Но уклон небольшой, лыжи, конечно, снимем, а кошки не понадобятся.

Пурговое ходовое снаряжение – в действии

Поверх всего этого разнообразия масок я надеваю капюшон штормовки, опушённый мехом росомахи. Ветер он разбивает прекрасно. Штаны-самосбросы, утеплённые дома тинсулейтом, и вместо перчаток – сноубордические кампусовские рукавицы, их я тоже оценила – воду не берут (именно в них я подаю в палатку, в котелок, стоящий на горелке, снежные кирпичи, когда мы топим снег), руки на ходу в них согреваются быстро. Есть и ещё одни, совсем уж теплющие мармотовские краги. В них я гуляла по Пирамиде. Они очень хороши: приходилось много снимать и руки согревались потом очень быстро.

Я готова, могу выходить. Если не в открытый космос, то уж на открытый ветер точно. Палатку собираем в рукавицах, их не стоит снимать ни на минуту. Отогревать руки приходится потом долго. Лучше медленно, спокойно, без сердца (то есть не беситься, когда не получаются мелкие манипуляции), но всё – в рукавицах. Снять палатку на ветру оказалось проще, чем поставить. Все собрано, убрано в сани. Всё, можно выходить, помолясь.

Небольшой подъём из каменистой ложбинки – и мы на леднике. Вадик впереди, но его след сразу заметает. Стараюсь не отстать. На удивление, это получается, благо, что не в гору! Идём на юг, а ветер с востока, с Земли Улава, с океана. Но левая щека надежно закрыта, защищена. Вот только смотреть вперед плохо – горизонтально летящие снежные крупинки секут глаза. Но, похоже, ветер и пурга действительно стали потише. С ног не сбивает совсем, видимость становится лучше. Уже проглядывает в снежной круговерти солнце и голубое небо! Пурга стала низовой – когда сила ветра такова, что уже не вздымает до небес снежную пыль, её верхний край потихоньку опускается. И вот представьте себе картинку : Вадик идёт прямо на солнце, я всё отчетливее вижу его, но лишь черный силуэт, да не весь, а только верхнюю часть, плечи и голову. Ноги и санки почти не видны – низом ещё сильно метёт. И вот получается – Вадик по пояс торчит из пурги! Удивительное видение! До сих пор жалею, что не сняла эту картину. Хотя бы на фотоаппарат. Но в тот момент чуть приостановиться – означало отстать и потерять из виду, чуть снять рукавицы и коснуться голыми руками корпуса фотоаппарата – означало получить надолго замёрзшие руки.

Задача сейчас максимально проста – достичь тени горы Ферриерфьеллет. С учётом моего самочувствия, лучше всего отключить голову и включить режим монотонного переставления лыж в заданном направлении, а так же плеер, что мне и удаётся сделать. За горой – тихо! И мы отдыхаем.

Из дневника: «Какое же это же блаженство, когда нет ветра! Но хочется побыстрее уносить отсюда ноги, и никакое Плато сейчас нам уже не нужно. Напряжение спадает. Действительно, хочется отдохнуть от ветра».

Да, Снежная королева не пускает нас пока туда, куда мы хотим. А время тает. Но, может, ещё настанет наш час?

Пересекаем Ферриерморенен – верхнюю часть каменистой морены. Выходим из тени горы. Метет явно поменьше. Перед нами небольшой взлет – это седловина, ледораздел между ледниками Норденшельда и Флорабреэн. Цветочный ледник? Не знаем мы норвежскую топонимику. Только догадываться можем. Нам сюда, в тень горы Минкинфьеллет. Гора Минкина? Возможно. В восточной части острова есть так называемая Русская Ледяная область, где много русских названий – гора Чернышёва, Рогачёва, ледник Ермака… Интересно, что некоторые названия гор заканчиваются на -топпен, а некоторые на -фьеллет. Возможно, это окончание говорит о форме горы.

Подъём даётся мне нелегко – слабость, одышка. А Вадик, как назло, поднимается в не самой пологой части. Сильно отстаю. Вадик терпеливо ждёт, закутавшись в своё стёганое полупальто-полумалицу. Вместе выходим на ледораздел, Вадик наверху даже на какое-то время забирает у меня санки. Перед нами спуск по Цветочному леднику, а выходит он в ту самую долину Йипсдален, в устье которой стоит насмерть запертый домик, возле которого мы ночевали в памятную морозную ночь, обиженные на повсеместную закрытость хижин. Нам туда, конечно, не надо, поэтому мы подрезаем мысок влево, чтобы, обойдя гору с подветренной стороны, перейти на другой ледник, Тунабреэн, а затем на ледник Фильхнерфонна, стекающий с южной стороны Плато Ломоносова. Мы хотим уйти в другой район, где изрезанней горы, Уже ледники, меньше просторов для ветра. Мы всё же стремимся на восток.

На мысу, на мелких камушках обедаем. Вадика отпустило, он уже не так напряжен, уже может, потрясая кулаками, прямо в камеру чехвостить Снежную Королеву, прогнавшую нас с Плато.

–Тише, – говорю, – услышит!

Невдалеке от нас у подошвы горы, еле видные за моренной грядой, проехали три снегохода! Ну надо же, какая наглость! Мы тут жизни свои, понимаешь, спасаем, а они катаются! Нас они, похоже, не заметили. Странно, какой интерес в такую ограниченную видимость выезжать в горы?

После обеда продолжаем подрезать мыс – но не тут-то было! Оказалось, что дальше на мысу идут голые камни, сани не повезёшь. А ниже мы упираемся в сбросы, их высоты в белой мгле не видно. И не видно, как бы покороче их обойти. Склоны гор, черные горизонтальные полосы, в метели ещё видны, а внизу рельеф заснеженного ложа ледника можно только угадывать. Жалко высоту терять, да делать нечего. Устремляемся обратно, теперь уже по руслу ледника. Но каменистые выходы пропали, перед нами выглаженные заснеженные склоны, а в рассеянном свете крутизну уклона не определить. Вадик периодически разгоняется, но сани выбирают свой путь, в какой-то момент дёргают его за веревку, Вадик падает, кувыркается через голову. Мне проще – я вижу его, черное пятнышко впереди внизу, поэтому могу оценить крутизну склона. Если б не сани и рюкзак, спуск был бы в удовольствие, а так приходится спускаться лесенкой, придерживая санки за веревку.

Слева появляются черные камни – это морена, разделяющая отроги ледника перед их слиянием чуть ниже нас. Пытаемся разведать – может быть уже можно перейти на другой отрог ледника? Нет, на ту сторону всё еще очень круто, сбросы. Мы потеряли уже метров 300 высоты и уйму времени! Вдруг среди камней видим домик с ровной, но сильно наклоненной крышей. А, какая разница, пойдем к нему! Дело к вечеру, давно уж мы мечемся тут по склонам. Приблизившись на некоторое расстояние, вдруг понимаем, что это камень! Большой камень в форме избушки со слегка не горизонтальным коньком. Ну да, понятно. С чего это мы? Кому же придет в голову строить здесь хижину? Ладно, больше стоим, чем движемся. Решаем свалиться совсем уж вниз, найти укромное ущелье, чтоб не стоять на открытом леднике – здесь дует как в трубе. В огромном жёлобе ледника спускаемся галсами. Крупные заструги, не видные из-за отсутствия теней, появляются неожиданно, кидают тебя и сани из стороны в сторону, лыжи периодически вязнут в рыхлой переметенке, скопившейся между застругами. Короче, не катание, а сплошные рывки и толчки. Наконец съезжаем на пологое дно ледника. Здесь идти куда легче. Справа от нас высокие морены. Впереди – голубой лёд озера. Всё, мы сбросили всю высоту, сейчас мы практически на высоте фьорда – долина речки Йипсдалсельва, соединяющей ледник с фьордом, абсолютно плоская. Устье узкого ущельица её притока, небольшого ручейка, стекающего с горушки Джексонтоппен, уже виднеется впереди. Туда мы и спрячемся на ночёвку. Пока Вадик разведывает вход в ущелье, сижу не шевелясь на рюкзаке. Силы на исходе.

Идёт снег. В ущелье в основном тихо, но очень изредка прилетают сверху, с гор, сильные порывы. Слышно их заранее. Наверху вдруг появляется сильный шум, будто поезд приближается к тебе. А потом вместо поезда налетает шквал, палатка вся ходит ходуном, вот-вот улетит.

Пересекаем ледник Норденшельда, высота около 500м

За день пройдено всего 12 км , высоты сбросили около500 метров.

28 марта.

Из дневника: « Вадик поднял опять в 6 утра. Никак не высплюсь. Мне ж восстановиться надо. Вечером Вад сказал, что я не поднимусь из ущелья, если так же, как вчера пойду. Ясен пень – он после болезни по равнине ходил, по фьордам, а мне подвиги достались. Но силы прибывают. Послала его хорошенько, но по-дружески, без злости. Поднимусь».

Утром тепло ужасно, -3 с половиной градуса! Ветер ещё есть и снег ещё идёт. Попона просто и откровенно вся мокрая и не вымораживается. Сапоги будут все мокрые, влага не вымерзнет – слишком тепло. Нет ничего хуже, чем оттепель в зимнем походе. Вот только подлипа на Шпицбергене еще не хватало. Если ещё потеплеет – снег пойдет мокрый. Это будет совсем труба. Но к вечеру, может, наоборот, подморозит?

Когда снимали палатку, я поставила камеру на рюкзак чтобы поснимать процесс. Но тут налетел шквал, камера слетела практически в снег, еле поймала. Но камера ещё жива, снимает. Спрятала её в тени рюкзака, пусть камера «исподтишка» снимает, а сама пошла помогать Вадику снимать палатку. У него уж всё улетает – коврик, тент! Лови, держи! Вадик ругается, говорит – где ходишь! Когда мы все собрали и я подошла к камере, она уже показывала каплю, то есть отказ от съемки. Как потом выяснилось, пару приличных шквалов снять она успела, а так же то, как потихоньку заметало снегом объектив. Будто кто-то наблюдает за нами из сугроба, а его заметает, заметает… Ох, и попадет мне от хозяина камеры за такие съёмки!

Аккумулятор остался один – самый большой. Он был запаян герметично, лучше всех. Остальные разрядились от мороза и влаги. Ничего, камеру вечером реанимирую, высушу в спальнике. Все равно сегодня снимать нечего – видимости нет.

Выходим. Так и есть, подлип! Камус забился снегом, на левой лыже стало подлипать. На правой почему-то нет. Может, я её везу по снегу, а левую сверху ставлю?

Проходим морены, вчерашнее озерцо. Склоны гор пропадают в снежном тумане, наверху они сливаются с серым небом. И вообще все вокруг бело-серое и довольно унылое. Если бы не плеер, да Вадькина спина впереди, совсем было бы тоскливо. Но Вадик идёт быстрее меня. Ему приходится меня ждать. («Что делать – набор высоты предстоит приличный, а он же сам и не даёт мне восстановиться. Интересно, он сам это понимает? Надо будет вечером ему намекнуть. Ох, и получу я… Ну и ладно».)

Жарко, хотя иду без штормовки, только в капроновой ветровке поверх изотермика. Набираем примерно 520 метров , придерживаясь правого края ледника, чтоб не уйти во вчерашний отрог. Последний верхний взлёт никак не кончится. Оттуда, сверху, прилетают жёсткие шквалы ветра – мы приближаемся к ледоразделу. Над нами высокие почти отвесные скалы. На них нет ничего интересного, поэтому голову я не поднимаю. Но как-то так впервые пауза между порывами ветра и пауза между песнями в плеере совпали и я вдруг слышу настоящий птичий гвалт! Птичьи базары! Ну надо же, как орут! Но никого не видно, должно быть птицы прилепились к скалам, зачем им летать в такой ветер. Это просто удивительно. Только-только кончилась полярная ночь, ещё до весны-то далеко, самая пора морозов и ветров, а тут – живые настоящие птичьи базары в действии!

Вадик ждёт под перегибом, под выходом на седловину. Сейчас выйдем на гребень, там ветер наверное посильнее. Там нам нужно будет направо, наискось через ледник. Одеваю штормовку. В сильный ветер одеть её будет сложней. Прячу хорошенько карты. Ведь у нас нет второго экземпляра.

Последний крутой взлёт – и мы высовываемся из-за надува. Дикий, просто неимоверный шквал обрушивается на нас, чуть не сдувая обратно. Несмотря на маски, сразу же забивает лёгкие! Ни смотреть, ни дышать, ни кричать невозможно. Вадик разворачивается спиной к ветру и куда-то идёт. Что он делает? Нам совсем в противоположную сторону! Еле докричалась до него. Он показывает – смотри как круто там, куда нам надо! Но не идти же совсем в другую сторону! Давай, говорю, траверсом спускаться. По карте здесь только с краю круто, потом весь ледник пологий. И действительно, потеряв полсотни метров, выходим на пологую часть ледника. Ближнюю горушку видно – что ещё нужно! Итак, руки в ноги и пошёл! Да всё на юго-восток! Пересекаем ледник наискосок, подходим к стене ближней горы – Бромсфьеллет, а от неё уже видно следующую. Вот хорошо! Расстояние между гор как раз примерно равно пределу видимости в эту погоду. За второй горушкой, безымянной, ветер настолько стихает, что решаемся обедать без укрытия. А на одном из перекуров, давая отдых спине, я лежу плашмя на своём рюкзаке, гляжу в мутное серое небо и вдруг вижу в небе одинокую птицу, летящую туда, откуда мы пришли – в сторону скалы с птичьими базарами. Вадик не верит. Но придумывать такое – мне бы в голову не пришло. Значит, действительно птицы прилетели. А кормятся они, видимо, на открытой акватории, которая, по птичьим меркам, совсем недалеко.

После обеда ветер окончательно стих, но пошел снег. Перед третьей горушкой, которая на карте тоже безымянна, нам нужно свернуть налево, на восток, в боковое ответвление ледника. А это ответвление, в свою очередь, получается из слияния трёх небольших ледниковых языков (назовём это отрог из трёх отрожков). То есть, выйдя на лёд отрога мы окажемся в окружении четырёх гор и ещё одну, гору Бинхья, будем видеть чуть вдалеке, справа. Нам не терпится завернуть за угол, за гору, чтоб увидеть этот трёхпальцевый ледниковый цирк в окружении пяти горушек. По карте я представила рельеф местности и нашла укромную полочку между горой Бинхья и горой Лангтунафьеллет, закрытую от ветра со всех сторон. Она почти нам по пути, нужно лишь чуть вильнуть в сторону. Но нас ждёт разочарование: видимость почти совсем пропала, слегка еще видно лишь правый борт этого большого отрога ледника. Что ж, пока видно хоть его, будем стремиться к нему. Подъём нужно совершать как раз вдоль правой стены по самому правому отрожку отрога (сорри за тавтологию), а потом, уперевшись в стену, нужно свернуть вправо – и мы на укромной полочке. Если видимость будет хуже – пойдём по приборам. Отрог ледника мы пересекаем без приключений, прижимаемся к его правому борту, начинаем подъём. Он кажется бесконечным и становится всё круче. Впереди – однообразная серая муть. Скоро тёмные полосы стены кончатся, мы поднимемся выше их, а серые склоны горы дальше залеплены снегом, они сливаются совершенно с серым ледником, серым небом, серым идущим снегом, со всем серым пространством вокруг нас. То есть всё это, конечно, белое, но когда света мало, белое обычно сереет. Впереди нас ждёт серая мгла. Вадик недоуменно останавливается и между нами происходит следующий диалог:

–Куда мы идём?

Спокойно и обстоятельно объясняю:

–Представь, что перед тобой ледничок. Поднимаясь вдоль правой стороны ледника или попросту строго на юго-восток, ты упираешься в стену. Крутую. Пойдя вдоль неё вправо, ты попадаешь на закрытое ровное место, полочку.

–Но я не вижу ничего, никакой стенки!

–А ты её вообрази!

–Как я могу вообразить, когда я ничего не вижу!

–Когда видно, и дурак вообразит! А ты вообрази, когда не видно!

Да-а, хорош разговорчик!

Продолжаем подъём. Снег идёт очень густой, плотный, большими хлопьями. Идём уже вслепую, по компасу. Мне-то ещё ничего, я хоть Вадькину спину вижу – всё ж какое-то тёмное пятно. А каково Вадику?

Около 19 часов все вокруг становится уж совсем серо-серым. Пора вставать. Но непонятно, где. Мы всё ещё куда-то лезем. По расстоянию – вроде бы должны уже дойти до стены. Но уклон прежний, и ни стены, ни плоскости. Такое ощущение, что мы лезем в небо, в пустоту. Нет вокруг ничего! Это ощущение нам знакомо по Путоранам, но всё равно оно каждый раз удивляет и напрягает. Вдруг под ногами стало положе. Еще несколько шагов – ровно! И даже как будто вниз. Чудеса! Неужели я ошиблась? Мы куда-то поднялись, но надо ли сворачивать – не видно. Может, это уже полка? А где же гора Бинхья, которая должна преградить нам путь? Но мы не узнаем этого, пока не появится видимость, и решение этого вопроса мы откладываем на завтра.

Поскольку мы на каком-то ровном месте, то скорее всего ничем не защищены, и поэтому следует хорошенько окопаться. Выкапываем яму глубиной около полуметра и площадью – примерно под палатку. Роет в основном Вадик, поскольку слабость моя всё ещё даёт о себе знать. Монотонные движения мне ещё поддаются, а вот импульсные – тяжело.

На градуснике -7. Это уже лучше – не то, что утром. Может, хоть посуше будет.

Ставим дом, готовим ужин.

Да, рабочий сегодня денёк вышел даже для Вадика, а для меня – тем более. Набрали мы сегодня чуть поменьше 800 метров по высоте, а прошли около16-ти. Очень хочется спать. Но нужно обязательно реанимировать камеру. Я, конечно, не успела попросить Вадика дать мне завтра выспаться, он уже спит – срубило. Уснул, как говорится, не долетев до подушки.

А я согрела камеру в спальнике сначала в пакете, она ведь жутко холодная, моментально покроется капельками конденсата, если затащить её в спальник без пакета. Когда камера согрелась, я открыла её, запихнула салфетку вместо кассеты и погрела ещё. Всё, морит сон, больше не могу. Открытой камеру в спальнике оставить боюсь – при неосторожном движении я её сломаю. Всё, салфетку убираю. Надеюсь, что «каплю» она забрала. Почти час ушёл на эту возню. Вставляю назад кассету, и, уже засыпая, отключаю аккумулятор и убираю камеру в пакет и в ноги спальника. Всё. Сплю.

29 марта.

Ну конечно. Подъём опять в 6 утра. Зачем?! Сегодня опять Подвиг?! На улице тихо, слышно как по капрону палатки шуршит снег. Да, снег так ещё и идёт со вчерашнего дня. Значит, видимости нет. Где же здравый смысл? Утренние манипуляции у нас стали до того неторопливы, что, вставая в 6, мы выходим в 10 часов утра. Так зачем возлежать с кружкой чая больше часа, если этот час можно честно спать? Я восстановлюсь, стану гораздо бодрее и смогу идти впереди, если нужно – тропить, а не ползти позади. От меня и толку-то станет гораздо больше. Резонно, друзья мои? Я понимала, что ничего хорошего не получится, но всё же после завтрака изложила эту мысль Вадику, а то она сама ему в голову может и не прийти. Ну и, как обычно, началось! «Это поход! Ты что, спать сюда приехала?». Решил, что это каприз. Да, понимание – вещь редкая в нашей жизни. Даже между напарниками, прошедшими бок о бок не одну сотню километров.

Ладно, все равно уже собираемся. Разговор не клеится. Какое уж тут доброжелательное общение! Вадик, почувствовав моё молчание, говорит: «Ладно, я тоже буду молчать!». Друзья мои! Для меня это был лучший день похода! J

Гора Бинхья, недостигнутая полочка

Всю ночь падал снег

Вот, оказывается, что вокруг!

Лаконизм Севера

Ледник Филипбреэн

Ледник очень пологий, но всё же мы сбросим сегодня почти 400 метров . Но они совсем незаметны на длине ледника около 10 км . Нам нужно сегодня пройти весь этот ледник, Филипбреэн, а так же пересечь место его слияния с ещё четырьмя ледниками – ещё одна, на этот раз пятипальцевая, «рука». Пересекать это шестикилометровое слияние мы будем в самом широком месте, по «ладони». В случае, если проснётся ветер, нам придётся там несладко. Большой ледник, Фон-Постбреэн, образуемый слиянием всех этих небольших ледников, – это тот самый спадающий ледник, которым замыкается Темпельфьорд, чей синий изрезанный край мы видели издалека, направляясь в Биллефьорд, и недалеко от которого вморожен в лёд фьорда норвежский корабль-ресторан. Тогда мы видели его нижний край, а сейчас будем пересекать верхний.

Сейчас ясно, фотографируем. Ближе к обеду стали подтягиваться облака. «Вадик, – говорю, – давай вставать обедать, пока облака не наползли, пока солнце есть и можно подсушить попону». «Нет, – говорит, – рано!». Время своё ходовое мы, оказывается, еще не выбрали. Через 20 минут мы его выбрали, зашли под край тучи и встали обедать. Потянуло холодным сквознячком. Вообще, я заметила, самое ясное и тихое время – это с 10 до 15-ти. Потом баланс нарушается. Вот и теперь откуда-то опустились тучи, дальние горы пропали. Только бы ветер не поднялся, а ледниковое расширение можно пересечь и по приборам.

Снимаем азимут – строго юг. Пересекаем два каких-то непредвиденных распадка со скользким голым твёрдым фирном на склонах. Тропёжка уже давно закончилась, идём по твёрдому снегу и фирну. С неба сыпется лёгкая мелкая снежная пыль.

Почему-то очень захотелось пить. Снег жевать – страшно. Поэтому начала обратный отсчёт: «три часа до чая». Потом – «два часа до чая»… Не до остановки, не до постановки палатки, не до ужина, а до чая! Чай, по традиции, мы делаем первым, до запаривания ужина.

Предзакатное свечение

Две горушки

Два похожих профиля

Открылся нижний край ледника Фон-Постбреэн. Но мы слишком высоко и далеко – ни перегиба, ни трещин, ни сераков нам отсюда не видно. Корабля, конечно, тоже. Я помню, как красиво смотрелся этот ледник снизу, со льда фьорда: он – огромный, но при этом грациозно изгибается, окружённый изрезанными и так же изогнутыми скальными хребтами.

Ледник Фон-Постбреэн

Холодает. Минус 12 всего, но почему-то очень холодно. Влажность осела переливающимся инеем на рюкзаке, на одежде. С того ветреного дня всё время иду в неопреновой маске. Она внутри флисовая, поэтому на ощупь – сухая. Дышу через неё – хорошо, не холодно, нос не мёрзнет, сама она не обледеневает. Кашель, редкий, но еще есть, спазмами. Весь ходовой день идёшь в ожидании вечерних посиделок в тепле палатки при работающей горелке. Это – отдых! Он становится предвкушаемым весь день удовольствием.

Договариваемся, что утром встаём, как выспимся, но не позже 8-ми. Как назло, сегодня переводим время на час вперёд.

За день пройдено около 19 км . И это с тропёжкой!

30 марта.

Утром ясно, минус 12.

Проснулась уже видимо по привычке, около 7-ми. Не удалось продрыхнуть до 8-ми, эх! Да и восстановилась, видимо, наконец.

Во сколько мы выходим и во сколько становимся – я не знаю, так как днём вообще не смотрю не часы, просто физически не могу. Утром продеваю большой палец руки в прорезь рукава изотермика, запястья закрыты, тепло, ну и я, счастливая, часов не наблюдаю.

Утром поснимала панораму – здесь всё-таки очень красиво. Внизу ледник, за ним – лёд фьорда, всё это обрамлено резными скальными стенками. Но во вчерашнем вечернем свете это было ещё и необычно-волшебно!

Долго и нудно лезем на очередной ледораздел. Сам Маритбреэн короткий, 4 км , но ледораздел – плоский, ещё 4 км . Здесь, на ледоразделе широко – даже сразу не видно гор, ограничивающих ледник нашего спуска – Работбреэн, длиной 12 км . Идти довольно нудно, когда долина широкая и горы далеко. А тут ещё после обеда подуло и пошёл снег. Горы скрылись. Долина ледника поворачивает на юго-запад. Здесь он сливается ещё с несколькими короткими ледниками, а километров через пять, после огромных моренных гряд, даёт начало реке Сассенэльва, текущей в наше родной домашней долине, Сассендален, где проложены снегоходные трассы, где замыкается наше кольцо и где до Лонгйирбьюэна остаётся два дня пути. Но сейчас нам дотуда – ещё минимум полтора дня. А самолёт у нас – пятого апреля. Здесь среди гор и ледников мы можем чувствовать себя относительно спокойно, до людей почти рукой подать, нам особенно ничего не угрожает, и мы даже можем позволить себе сделать радиальное восхождение на какую-нибудь вершинку, желательно повыше, недалеко от Лонгира, в хорошую погоду, и даже затратить на это большую часть дня. Обдумывая эти планы на будущее и подсчитывая оставшиеся дни, плавно, вслед за ледником, поворачиваю вправо. Впереди вдалеке, а так же по бокам, вдоль склонов гор ледник нагромоздил огромные морены, по внутреннему краю виден синий разлом, отколовшиеся от ледника огромные синие глыбы льда. В ограниченной видимости это, к сожалению, графика, опять графика.

Краевые сераки ледника Работбреэн

Спускаемся в лабиринт моренных куч щебня, находим затишек. Нам для палатки нужна малюсенькая площадка, но и такая находится не сразу. Но боже мой! Наконец-то разнообразие! Ура! Наконец-то мы ночуем не в снежных широких ледниковых просторах, а среди множества уютных маленьких горок, веками сдвигаемых и нагромождаемых неумолимой тяжестью льда.

За день пройдено 18 км .

31 марта.

Утром с Вадиком обсуждаем наше положение: мы опережаем придуманный нами самими еще в Пирамиде график возврата на целых два дня. Вместо петли на восток мы, напуганные ветрами, по кратчайшему пути ломанулись к выходу. Что ж. Запас времени вселяет спокойствие. А оно в любом случае лучше нервозности. И при ясной погоде мы обязательно и с огромным удовольствием наверстаем должок – заберемся на какую-нибудь вершинку. Скорее всего, это будет гора Скольтен, её высота 1128 метров . Она находится в дневном переходе от начала асфальтовой дороги, ведущей из рудника в Лонгир, и удобная для подъёма часть как раз доступна со стороны снегоходной трассы.

Вечный лёд

Пылевая прослойка

Серак

Ледяные горы

Вадик, не доходя до грота, пошёл разведать обходной путь верхом, через правую морену. Неужели пройдем мимо? Я с тоской снимаю издалека синий грот размером с небольшую эстраду или веранду в пионерском лагере. Вадик возвращается. Проход есть. «Пойдём,- говорит,- посмотрим грот». УФ! Отлегло. Не всё ещё заморозил в нём Шпицберген.

Грот Снежной Королевы

Обои в спальне

Слои пыли, наметённой на поверхность ледника, летом закрываются толстыми слоями снега, который под действием ветра и мороза прессуется и превращается в фирн. Позже под воздействием солнца, воды и массы вышележащих слоёв снега фирн превращается в лёд. Нарастает новый слой. При этом ледник ползёт, изгибается на неровностях ложа, слои пыли причудливо пересекаются,

Занавесь

Ледяной Дворец

Если бы я была Снежной Королевой, то жила бы я именно здесь! Здесь, на мой взгляд, очень похоже на Дворец – Чертоги Снежной Королевы.

А как там у Андерсена?

«…Стены чертогов Снежной королевы намела метель, окна и двери проделали буйные ветры. Сотни огромных, освещенных северным сиянием зал тянулись одна за другой самая большая простиралась на много-много миль. Как холодно, как пустынно было в этих белых, ярко сверкающих чертогах! Веселье никогда и не заглядывало сюда! Хоть бы редкий раз устроилась бы здесь медвежья вечеринка с танцами под музыку бури, в которых могли бы отличиться грацией и умением ходить на задних лапах белые медведи, или составилась партия в карты с ссорами и дракой, или, наконец, сошлись на беседу за чашкой кофе беленькие кумушки лисички — нет, никогда этого не случалось!

Холодно, пустынно, мертво! Северное сияние вспыхивало и горело так правильно, что можно было с точностью рассчитать, в какую минуту свет усилится и в какую ослабеет. Посреди самой большой пустынней снежной залы находилось замерзшее озеро. Лед треснул на нем на тысячи кусков, ровных и правильных на диво. Посреди озера стоял трон Снежной королевы на нем она восседала, когда бывала дома, говоря, что сидит на зеркале разума по ее мнению, это было единственное и лучшее зеркало в мире…»

В гроте

Но снимаю, снимаю на видео, остановиться не могу. Аккумуляторы не жалею – чего их жалеть, в таком-то месте! Отсняла уже точно больше 30 минут.

Вадик уже общёлкал всё вокруг по нескольку раз: фото – это не видео, множество планов можно снять гораздо быстрей. Он уже разведал выход – из каньона легко можно выйти и здесь, выход широкий и удобный, никаких засад. Вадик успел уже даже сходить за оставленными вещами: вот он несёт мой рюкзак и тащит друг за дружкой обе пары санок. Весь наш багаж смог утащить! Вот это да! Может, мне налегке пойти?! Прямо из пещеры, из Ледяного Дворца, я снимаю, как он подходит, таща весь груз. Наверно, так смотрела бы на нас Снежная Королева, окажись она дома. Но она, видимо, куда-то отлучилась по своим королевским делам. И прекрасно! Жаль только, что солнышко не включили. Сыпет тихонько мелкий снежок, пасмурно, свет рассеянный. А как бы сверкало здесь всё, если б светило солнце!

Вадик торопит меня, мы действительно здесь уже провели довольно много времени. Если б мы знали, что через пару часов очистится небо, и солнце будет здесь переливаться, просвечивать лёд, играть, отражаясь, бликами в глубине голубого и сиреневого льда, сверкая в снежинках всеми цветами радуги… Если б мы знали… Интересно, задержались бы мы, если б знали? Неужели же ходить по льдам гораздо важнее, чем смотреть, снимать их, впитывать…

Здесь живет Снежная Королева

Выходим из узкого каньона, и перед нами распахивается четырёхкилометровой ширины долина Сассендалена. Сразу же во множестве появляются следы песцов. По склонам бродят олени. Здесь, оказывается, жизнь! Давно мы не видели живых существ!

Проходим наледь – вода на льду, мокро. Вода не замерзла, наверно недавно только вышла на поверхность. Очень далеко, на пределе видимости слева по борту долины движутся несколько черных точек – снегоходы! И через морену на наш ледник. Но они не побывают в каньоне, проскочат его верхом. Ну и ладно, им незачем. Вечность и шум двигателей несовместимы.

Слышим какой-то крик. Это не человек, это животное. Крик повторяется с равным интервалом, не меняясь ни в тоне, ни в громкости. Что это? Вадик умудряется углядеть: вдалеке сидит песец. И орёт. Я навела камеру, сделала максимальное приближение и тогда только в белой мути снегопада разглядела его чёрный нос и чёрные глаза. Толстенький. Или пушистый? Непрерывно периодически вскидывает голову и кричит. Потом снова опускает голову. И всё повторяется. Долго кричит. Это первые звуки живого существа. Птиц мы, конечно, не записали. А тут – сняла видео и записала звук. Правда, Вадик разговаривает с песцом и всё пытается на его звук наложить свой. Меня, как звукооператора, это смущает. Песец, короче.

Идём дальше. Сначала сидели – песец всё кричал, теперь идём мимо – он всё кричит. Белый песец на белом снегу. Что с тобой? Может, ты примёрз? А может, долго и тоскливо апрельским днём зовешь подругу?

Через часок решаем обедать. Выходит солнышко, настроение после Дворца хорошее. И погода и настрой способствуют тому, чтоб выпить за Королеву, за её Чертоги, за то, что Шпицберген, наконец, сумел нам показать не только какой он жёсткий. И не хочется с этим дожидаться ужина. Восхищение, поселившееся в наших душах, ищет выхода именно сейчас! И момент этот, поднятие бокалов за Снежную Королеву, мне хочется обязательно заснять. Камера установлена, коньяк налит в кружки. Спасибо тебе, Снежная Королева!

После обеда выходим на снегоходную трассу и до вечера идём ещё долго, в голове рождаются замыслы для будущего фильма и клипа. Слушаю плеер, попутно подбираю музыку. Заодно придумываю, что и как снять ещё нужно специально.

Слева от нас – красивая гора с говорящим названием Трехёгдене. Жаль, не освещена. Гора с тремя вершинами, да ещё почти абсолютно одинаковыми. Трёхглавая гора. За ней – поворот в долину Эшердален, на дорогу, ведущую к Лонгиру.

Вечерняя позёмка. Сассендален.

Дело к вечеру. Находим небольшой распадок на склоне Трёхглавой горы, забираемся туда. Некомфортно стоять просто, во чистом поле, что называется. Всегда хочется забраться в какую-нибудь норку. В сознании подспудно созревает ощущение: эх, была бы тайга! Мы просто соскучились по деревьям. В тайге поиск ночлега – это просто поиск укромной полянки.

Мороз!

За день одолели 20 км .

1 апреля.

Рано, около 9 часов утра, по долине потянулись снегоходчики. Видимо, у них круговой маршрут по Сассендален, Работбреэн, потом к кораблю в Темпельфьорде и снова в Сассендален и Лонгир.

Олени копытят

Гора Скольтен

Впереди из-за поворота показались пешие люди со странной походкой. Почему-то очень захотелось, чтоб это были русские. Оказалось, это такие же как и мы лыжники, сани у них буржуйские, большие, но низкие и с тубусами. Мне показалось – сани металлические, хотя Вадик говорит – крашеные пластиковые. Сани явно очень тяжёлые, так как двигаются ребята странно, рывками. Они без рюкзаков, в слитных комбинезонах, за спиной у одного – ружьё. Лыжи пластиковые, узкие, похожие на беговые, как и ботинки с креплениями. Смотрелись они довольно хиловато. По первым же междометиям стало ясно – иностранцы. С Вадиком они поздоровались за руку, тот сразу представился: «Раша!». Шедший первым спросил у нас: « How are you ?» (Как вы?) Вопрос я поняла, но от неожиданности забыла напрочь все простейшие ответы на этот вопрос. Ни « good », ни « o ` key » не пришли в голову, и я просто смущенно кивнула. Но очень захотелось узнать, откуда они, и из глубин замёрзшего мозга, давно забывшего, что он в другой стране, мучительно всплыло: «Where are you from?»

Датчане - коллеги

Движемся дальше, обсуждая встречу.

Снегоходный беспредел

Бывают ещё грузовые группы. Эти явно забрасывают грузы: 3-5 снегоходов, за рулём явно асы, сзади всегда прицеплены нарты с ящиками либо канистрами, едут они очень быстро и никогда не здороваются. Они, как мы поняли, тоже работают на туристов, забрасывая грузы к кораблю и в хижины для тех редких и небольших групп, кто всё же остаётся ночевать в горах и на побережье.

Ещё бывают одиночки либо пары, ездят сами по себе, по своим делам, не обязательно в пределах трассы, иногда здороваются, иногда – нет, почти всегда они идут с грузом. Объединяет их всех одно: никто из них ни разу не остановился поинтересоваться, не нужна ли помощь человеку, бредущему на лыжах по Арктической пустыне, всё ли у него в порядке. Бредёт – значит, так он хочет, так ему нужно. Не знаю, что бы было, попробуй мы хоть раз остановить кого-нибудь из них с просьбой о помощи. Слава богу, нам она не понадобилась, а там, где нам было хреново – снегоходов не было.

Морозный вечер в распадке

В холодные вечера необыкновенно приятно сидеть у горелки в тепле, подсушивать обувь, перчатки и маски, не торопясь пить чай, болтать ни о чём. Прогревшись, залезаем в спальник и попону, и нашего тепла хватает, чтоб прогреть и его. В спальнике так тепло, что кажется – замёрзнуть невозможно, поэтому этой ночью я вылезла, причём больше из любопытства, чем по нужде. На градуснике застыло -32! В природе тихо-тихо. Небо светловатое, звёзд не видать. Выскочила я в термобелье – когда быстро, то не замерзаешь. Но не тут-то было. Полуминутный выход забрал как раз то лишнее тепло, без которого в подстывшем спальнике невозможно согреться. То бок мёрзнет, то ноги. Долго я не могла уснуть, и согрелась я только тогда, когда втянула в спальник свою пуховую куртку. В этот момент наша с ней разница температур составляла больше 60 градусов! Сначала мне пришлось согреть её, а уж потом согрелась от неё сама, укутав бок и ноги.

2 апреля.

Утренняя просушка-вымораживание спальника и конденсатника

Итак, сегодня идём на гору. Идём вроде бы налегке, но приходится брать с собой кучу разных предметов: камеру, фотоаппарат, кошки, запасные рукавицы, штормовку (вяжу пока на поясе). Сало, галеты, орехи и курага – в кармане. Ракетница, чтоб бабахнуть на горе. Карта и компас в нагрудном кармане. Солнечные очки и маски – по полной программе. На халяву ходить не будем – это наказуемо.

Крутой подъём. Внизу Адвентдален

На ребре горы Скольтен

Адвентдален с высоты

Вершина Скольтен - взлёт

Метеостанция

Установила камеру, сняла нас обоих на вершине, на фоне непосещённой нами восточной стороны. Подожгли ракетницу, ту самую, что взяли для противомедвежьей обороны, и Вадик бросил её зачем-то за камеру. Ракетница хлопнула, пыхнула, дымнула… Ну и всё. Интересно, испугался бы этого пука медведь?

Восточные горы в обрамлении инея

Но самое интересное – на севере. Отсюда видно и красавицу Темплет, мою любимую гору, и угадывается за горушками фьорд, ведущий к Пирамиде – Биллефьорд. Хорошо просматривается долина нашего возврата – от Ледяного Дворца. Выше, сам ледник Работбрэен не виден – теряется в сизой дымке. Да и вся остальная часть нашего маршрута – лыжня, оставленная нами на земле Шпицбергена, вьётся где-то на севере в туманной дымке дальних гор.

Виды с горы Скольтен

Наша лыжня теряется в просторах Шпицбергена

Ветерок потянул настойчивей. Как же замёрзли на аппаратуре руки! Всё сняли: друг дружку, вершину со станцией, панораму, выпили за вершину коньячку, заели курагой. Всё, пора вниз, греться. Доходим до лыж. И зачем я затащила их на такую высоту! Всё равно отсюда съехать нельзя – слишком жесткий наст и круто. Одеваю кошки – мои старенькие сапоги совсем лысенькие. Необходимости серьёзной нет, но мне так спокойней. Да и зачем же я тогда их тащила? У Вадика сапоги с агрессивной подошвой, он и так пройдет. Спустились до плато, надели лыжи, лихо съехали до камней. Но вот тот самый участочек, где круто было подниматься. Снимаем лыжи. Но на нескольких ледяных пятачках рёбра сапог совершенно не держат! Вадик ругается, но я снова одеваю кошки. Ведь глупо же поскользнуться и приехать головой в камни, а кошки при этом висят на поясе! Перед стоянкой закладываем круг почёта. Вадик нечётко запомнил, где остался лагерь, а я молчу. Всё равно моих советов слушать не будет.

Опять холодает. А дом-то уже стоит! Вот здорово! С таким вожделением предвкушаешь тёплое нутро нашего домика. Конечно, тепло там становится не сразу. Нужно сначала включить примус. Но нагревается наше маленькое пространство быстро.

На улице подмораживает. Сегодня ночью вылезать не буду – нафиг-нафиг!

3 апреля.

Решаем идти сегодня почти до Лонгира, заночевать невдалеке от него, а завтра пошататься по городку и там уже по ходу решить, где ночевать дальше. Самолёт у нас пятого в 14.45, быть в аэропорту желательно не позже 12-ти с учётом переодеваний, перепаковок и экскурсии на берег фьорда. А чтобы быть в аэропорту раньше 12-ти нужно ночевать от него очень близко. Но аэропорт на берегу фьорда, а белых медведей тут, в населёнке, никто не отменял, даже наоборот. Если выйдем на дорогу, то есть вариант с утра 5-го вызывать такси до аэропорта, чего Вадик делать крайне не хочет.

Выходим. Потянулся знакомый каньон со стенками, похожими на угольные, но снова идёт снег из вчерашних облаков, пришедших с запада. И снова мы не видим этих мест, этих гор. Справа у нас должна быть красивая гора со скошенной вершиной, мы видели её вчера во время восхождения. Но сейчас снова здесь всё в пелене, в белой мути. Правда, ветер на этот раз в спину. Идём мы хорошо, ходко. Сейчас гораздо легче идется, чем тогда, семнадцать дней назад. Сани гораздо легче, да и мы привыкли уже к нудному передвижению в условиях ограниченной видимости без разглядывания окрестностей.

Обедаем за углом, за выступом стенки каньона, буквально ПОД карнизом весьма приличных размеров. Но замечаю я его лишь когда снимаю Вадика за обедом.

Каньон, упряжки

После каньона расширение долины Адвентдален, под левым бортом множество хижин. Около одной из них мы ночевали впервые на Шпицбергене. Но вот они снова как тогда скрываются в снежной пелене – начинается сильный снег, позёмка. Видимость почти полностью пропала. Белая мгла. Склоны долины здесь пологие, на них лежит снег, скал нет, поэтому в белой мгле белых склонов совершенно не видно. Стало сложно идти вдоль правого борта долины. По компасу, конечно, можно, но неохота. Зачем биться, когда цивилизация рядом и есть запас времени? Решаем искать укрытие. Но какое? Неровности рельефа есть, но столь пологие, что укрытием служить не могут, ветер их легко облизывает. И тут, как по просьбе – избушка, опять норвежская дача!

Норвежская хижина

Тепло, -10, но ветерок. Прошли сегодня около 15 км . До посёлка отсюда примерно 8 км , до аэропорта - 12.

4 апреля.

Это предпо-…, нет, предзаключительная ночёвка «в полях». У меня раздвоение личности: мне хочется домой, к своим, в тепло, и одновременно жаль, что кончается поход, и на Шпицберген я вряд ли ещё попаду. Но таких мест, куда я вряд ли попаду, на земле много. Что ж. Двигаемся дальше.

Пока топится снег для завтрака, пробую включить отогретый предварительно телефон. Сеть есть! Ай да Билайн! Выглядываю в приоткрытую молнию палатки – посёлок в прямой видимости, километров 5-6. И отлично. Пишу SMS -сообщение: «Вышли в люди. До посёлка 5 км . Всё хорошо. Солнышко, -15. Самолёт завтра». Отправляю отцу, Щербакову и в МКК А они уже всем, кому нужно, передадут.

Куропатки

Нудное передвижение на лыжах уже привычно, километры мы уже не считаем, поэтому Лонгир приближается гораздо активнее, чем 12 дней назад к нам приближалась Пирамида. Да и условия гораздо мягче сегодня, чем тогда : безветрие, солнышко.

Олень потерял

Любопытная важенка

Совсем не боятся

Вадик спокойно ждёт, усевшись на санях. Ещё раз отдаю ему должное, кроме нескольких первых дней весь остальной поход Вадик терпеливо ждал, когда меня что-то задерживало, съёмки или что-то другое, и ни разу не упрекнул, хотя ждать, бывало, приходилось и на ветру.

Пласты серого льда

Не доходя до окраины, садимся на рюкзаки и обедаем. Не хочется устраиваться с едой на задворках буржуинского города. Лонгирбьюен, кстати, выглядит в хорошую погоду вполне симпатично: ряды весёлых разноцветных одноэтажных домиков встречают возвращающихся «с поля», они прилепились по бортам узкой долины ручья, впадающего в бухту Адвентфьорд.

Выходим на асфальт, снимаем лыжи и превращаемся в пешеходов с санками, прицепленными к поясу. Все ближние к этому краю Лонгира магазины оказались имеющими отношение к снегоходному транспорту и сейчас они все закрыты – сегодня суббота. Наверно и все остальные магазины тоже. Мы знали, что в выходные всё будет закрыто, но всё равно расстроились. Ну что же, двигаем в сторону аэропорта, глазеть тут не на что.

Шахтер в «Сити» Лонгирбьюена

На пешеходной улице действительно обнаруживаются магазинчики, и среди них есть несколько ещё не закрытых « Svalbardbutikken » бутиков-супермаркетов, и теперь мы уже не смотрим с завистью на туристов, гуляющих тут с фирменными бело-синими пакетами Лонгирбьюена, с изображением белого медведя и хвастливой надписью « Longierbjuen 78о 13`». Мы ныряем в тёплое нутро: сейчас мы тоже обзаведёмся заветными сувенирами в фирменных пакетах. Цены слегка напрягают, но делать нечего: друзья ждут карты, сувениры, даже дали Вадику на это небольшую денежку. От полок с футболками, игрушечными медведями и нерпами, кружками, стопками, нашивками-наклейками, стеклянными гравировками арктических животных и птиц мы не можем оторваться. И всюду – белый медведь. Он идёт, сидит, лежит, плывёт… В городе он фигурирует на всех вывесках: катит на снегоходе, пьёт из бокала, ест мороженое, и даже с медвежонком и красным крестом – всё в зависимости от назначения заведения.

Сувениры хочется забрать все, не отказывая себе ни в чём. Всё же останавливаемся на некотором выборе. Расплата банковской карточкой очень удобна, и облегчив её на 3 тысячи крон (больше, чем на 15 тысяч!), довольные, вдоволь наобщавшись с русской кассиршей и задержав закрытие бутика на полчаса (никто, кстати, не выказал никакого неудовольствия по этому поводу!), выползаем из тёплого нутра обратно на мороз. Мы даже купили свежие белые булочки! Вот теперь можно радостно топать в аэропорт. В Лонгире мы программу завершили.

В каком-то баре зашла в тёплый туалет. Какое простое человеческое счастье!

Береговой лёд

Мы уже в тени, солнце низко, а горы на противоположной стороне Адвентфьорда зарозовели, красота! Слева распахиваются просторы огромного Исфьорда. На другой его стороне в дымке чуть видны неясные очертания далёких острых гор. Исфьорд явно открыт, льда на нём нет. Ещё издали над ним чётко просматривалось серое «водяное» небо, а сейчас видны полупрозрачные облачка, расположенные ровно над фьордом. Сейчас мороз, и открытая вода, конечно, парит.

Дорога в аэропорт. Знак «Уступи дорогу белому медведю»

Справа от дороги на берегу фьорда располагаются какие-то сараи и катера. Может, на ночёвку прижаться к ним? После недолгих дебатов уползаем на ночёвку подальше от воды и катеров, за какие-то сооружения, напоминающие камнедробилку, в уютный снежный закуток. До аэропорта 400 метров . Заметно холодает. Не даёт нам расслабиться Шпицберген до самого последнего дня. Залезая в палатку, глянула на градусник – минус 25. Ночью тридцатник точно будет.

5 апреля.

Утром фьорд свободен ото льда

По воде бежит мелкая рябь, плещется у закраины – высокого плотного снежного надува. Видимо, тут галечный берег. Неглубоко, видны мелкие камушки на дне. От воды стелется пар. Чудно глазу, непривычно: три недели кругом были скалы, снег, а тут – слегка колышущаяся водная гладь. Снимаю. К берегу невдалеке, как и я, подходят двое туристов.

– Хай, - машут.

– Хай, - отвечаю. Слышу – между собой говорят по-русски!

– Ребята, вы русские?

– Да, русские, из Москвы. А вы что, прилетели?

– Нет, - говорю, - улетаем. Маршрут на лыжах прошли. А вы туристы, на снегоходах?

– Нет, - говорят, - летим сегодня на лёд.

Оказалось, муж с женой, учёные, аэрологи, летят сегодня на Полюс, на международный ледовый аэропорт «Барнео», чтобы взять пробы воздуха. Этот аэропорт организуется ежегодно в районе Северного Полюса на большом ледовом поле, существует два месяца с начала марта по конец апреля и осуществляет авиаподдержку различным проектам и экспедициям. Туда летают учёные, путешественники, политики и просто коммерческие туристы. Про него нам рассказывал Гера Карпенко, в обоих его выходах к Полюсу его снимали через «Барнео». Ужасно интересно было узнать нынешнюю обстановку на Полюсе. Оказалось, аэропорт «Барнео» сейчас очень быстро приближается к Полюсу, 400 м в час. И сейчас он всего в 15 км от Полюса, а несколько дней назад был в 80-ти км! Дрейф северо-восточный, но «Барнео» располагается чуть с канадской стороны, так что людям, шедшим бы к Полюсу с нашей, российской стороны, дрейф был бы встречным. Договорившись созвониться в Москве, попрощались с аэрологами, они проводили нас до здания аэропорта. Эх, русские! Теперь больше суток нам предстоит только корявый английский в общении с работниками аэропортов.

«Закончилось наше путешествие по Груманту – по Шпицбергену. Шпицберген, конечно, оставил незабываемое впечатление. Было всяко – и здорово, и классно, и страшно и сложно. Но мы справились, вернулись вовремя. И всё у нас – ХОРОШО!» - такие слова я сказала в камеру на берегу Ледовитого Моря.

Что ж. Приключения закончились. Дальше – дорога домой. Хорошо, что мы не сразу, а постепенно втягиваемся в цивилизованную жизнь. Но всё равно контраст ощутим.

К моменту возвращения домой постморозная опухлость физиономии уже почти спала. Впереди были тёплая ванна, родная кровать. А так же тепло голосов друзей и родных, звонки и встречи, письма и SMS -ки. Когда ждут, легко возвращаться!

Эпилог.

За время трёхнедельного путешествия по фьордам и ледникам Шпицбергена мы преодолели суммарно примерно 240 км.

Я сбросила в весе, как обычно, 3- 4 кг . Вадик потерял около 10-ти. Я просто постройнела. Вадик именно исхудал. Жена, Ольга, при встрече назвала его «Скелет мужского пола».

Впереди осмысление полученного на Шпицбергене. То, что нам удалось, живёт теперь в нас в виде воспоминаний, эмоций и опыта. То, что не удалось – частично в виде опыта, а частью – в виде Мечты. Спасибо тебе, Шпицберген, за наши эмоции, за опыт и за Мечту!

Красным – что хотели, зеленым – что получилось

Контакты для обратной связи valeria - lytkar -AT- yandex -dot-ru