2008 год, конец августа. Дождь. Будний день, мы одни в отеле «Ворота Туюксу». Блаженствуем, читаем вслух Агату Кристи. На ужин наш бармен Денис, интеллигентного вида юноша, студент-заочник, предлагает нам озерную форель, запеченную в фольге. Я спрашиваю, читал ли он Хемингуэя? Отвечает, что пробовал читать «Старик и море», не понравилось. Я посоветовал «Прощай оружие» и рассказы «У нас в Мичигане». Жалеем, что не можем запить форель хорошим белым вином. В баре вина сколько угодно, но у нас спортивный режим, завтра идем на восхождение. Последнее восхождение в этом сезоне.

Мы и сами знаем, что молодцы. К маршруту 3А на Маяковском все, кто его знает, относится с большим уважением. Я прошел этот маршрут ровно сорок лет назад и помню, что прошел с трудом, хотя и шел по веревке, провешенной уже тогда знаменитым Борисом Студениным. «Хоть кто-то будет знать, что мы пошли на Маяк, – думаю я машинально. – Все может случиться».

Оля, в свои сорок четыре, о горах не имела ни малейшего понятия, но, прочитав «Аннапурну» Эрцога, загорелась. Для начала мы съездили в алтайский «Актру», ближайший к нам альплагерь, получили там значки «Альпинист России». Нелегко это было, скажу я вам, - бегать по горам наравне с молодыми новичками! Тем более, что накануне, в марте, я порвал подколенные связки, упав на обледенелой горнолыжной трассе. На зачетную единичку поднялся на одной силе воли, а, спустившись, плакал от счастья, что смог все-таки подняться.

Наш сезон идет к концу. Мы с Олей прошли Комсомол (2а), Маншук Маметову (2б) и Героев Панфиловцев (2б). Мы не регистрируемся официально, но неформально стараемся блюсти альпинистские традиции. Олин уровень соответствует теперь третьему разряду, и она может идти на свою первую тройку. Ну а я по-прежнему второразрядник с опытом руководства на двойки. Первый раз иду руководителем на тройку.

Миновав Мынжилки, шагаем дальше, держа путь к станции Т-1, то есть по правой стороне ущелья. Обычно на пик Маяковского ходят по левой стороне, мимо Черного Камня, увешанного мемориальными табличками. Но дорога там быстро кончается, а дальше путь идет по моренам, где после давнего селя нет толковой тропы. Идти там с тяжелым рюкзаком трудно. По правой дороге можно с меньшими усилиями подняться до Т-1, а оттуда уже не так далеко до крестовой стоянки у подножия Маяковского. В целом, путь получается чуть длиннее, но легче, что немаловажно для нас.

На переходе через ручей нас догоняют двое мужчин с большими рюкзаками и трекинговыми палками. У старшего (примерно моего возраста) замечаю притороченный ледоруб. Обменялись короткими, оценивающими взглядами, поздоровались. У ручья мы собирались сделать привал, перекусить молоком и свежими лепешками, купленными вчера у казахов. Догнавшие нас сделали это раньше: остановились у ручья и сняли рюкзаки. Старший окликнул нас, спросил, куда идем. Я остановился, сделал знак Оле. Мужчина вдруг пристально посмотрел на меня и спросил: «Ты меня не узнаешь?» Я много раз в жизни сталкивался с тем, что меня с кем-нибудь путают. Какая-то у меня внешность странная: толи маловыразительная, толи изменчивая. Мне бы в шпионы пойти! «Как фамилия?» - с той же настойчивостью продолжал человек. Я смутился, но назвал. «Олег Заводинский, ты не узнал меня!» - с каким-то торжествующим пафосом воскликнул он. «Я не Олег!» - слабо запротестовал я. Не обращая внимания на мой протест, он повторил: «Ты не узнал меня!» И сорвал с головы шапку, худой, лопоухий, с горящими глазами. И тут я узнал его, вспомнил, но он опередил: «Я Вадим Перваков!» Конечно, это был Вадим Перваков, с которым лет сорок назад мы познакомились вот так же на тропе и ходили потом вместе по этим горам. Я рассказывал как-то о нем Оле. «Вадим!» - я бросился к нему, и мы обнялись.

После привала Вадим и Костя обогнали нас. Мы не пытались держаться за ними, шли своим темпом, но наверху, там, где дорога заканчивалась, они нас дождались, и мы попрощались, пожелав друг другу удачи. У них срок возвращения в Алма-Ату был 2 сентября, а мы именно 2 сентября должны были сесть уже в поезд. Они пошли по краю ледника в сторону пика Локомотив, у подножья которого собирались ночевать, а мы двинулись через моренные нагромождения к крестовым ночевкам под Маяковским. Вадим сказал, что там есть источник воды.

Наутро вышли рано, так как предполагали, что с ледника будут лететь камни. Так и случилось. Этот участок оказался самым неприятным местом подхода. При обходе ледникового взлета не удалось пройти чисто по осыпи. В одном месте пришлось пересекать ледовый желоб, а по нему иногда вдруг летели довольно большие каменюги. Оле досталось по заду, потом у нее долго не сходил огромный синяк.

Но в целом, подъем был не слишком тяжел, хотя мы шли с приличными рюкзаками. Мы старались прижиматься к левому краю осыпного кулуара, к разрушенным скалкам. Чуть шаг вправо, и осыпь плывет под ногами. «Спускаться здесь будет приятно!» - утешаю себя я.

Выйдя на перевальный гребень, мы нашли там несколько площадок для палаток. Однако они располагались на открытом месте, и было ясно, что в ветер там будет неуютно. Мы прошли к северному гребню, который соединял пик Маяковского с пиком Великой Отечественной войны. Собственно, сам перевал Маяковского находился именно там, а значит – и начало нашего маршрута. Там мы нашли тур с запиской группы московских туристок, а под ближней скалой я увидел подходящее место для палатки, защищенное от ветра: надо было только сделать ровную площадку. Грунт оказался податливым, и мы взялись за работу. Я дробил камни ледовым молотком, а Оля выковыривала их трекинговой палкой и разгребала руками. Часа через два мы вполне комфортно разместились, привязав палатку на всякий случай веревкой к скале. Перед сном я перебрал имевшееся в нашем распоряжении «железо». Три френда, десяток закладок, пяток крючьев… Должно хватить с лихвой.

Ночь была тихой и теплой.

Вот передо мной упомянутый в описании нависающий внешний угол, то есть выступ, напоминающий аналогичное место на Героях Панфиловцах. Здесь можно легко соскользнуть. Написано: идти с тщательной страховкой. Рядом с выступом вижу тонкую трещину. Ладно, забьем в нее закладку, повесим карабин с оттяжкой. Теперь совсем не опасно! Заснеженная полочка? У меня есть айсбайль! Он часто оказывается полезен. Загонишь лезвие в трещину – вот тебе и дверная ручка.

Оля пыхтит позади, идет на жумаре, тянет за собой эту чертову веревку. Веревка цепляется за все, что попадается. Приходится возвращаться и отцепляться, а потом подолгу распутывать ведьмин клубок.

Ну, вот и камин. Вернее, то, что называют камином. В воспоминаниях моей молодости он остался чуть ли не идеальной, гладкостенной трубой, которую я и мечтал показать своей любимой Оле. Здесь же я увидел какую-то несуразную, узкую расщелину с изрезанными краями, ничуть не похожую на каминную трубу. Но, деваться некуда, раз пришли, надо лезть.

До середины добрался легко, без проблем. Увидел справа огромный древний крюк, с ржавым, корабельного вида кольцом, а в нескольких метрах над головой – пресловутая пробка. Опять же, моя память юности сохранила об этой пробке внушительные воспоминания. Тогда она показалась мне чуть ли не глыбищей, которую я с трудом обошел. А сейчас я увидел какой-то плоский камушек, который можно айсбайлем сковырнуть.

Отковыривать камушек я не стал. Раз в описании сказано: «Камин с пробкой», пусть будет с пробкой. Люди пролезают, и я пролезу. Полез. Узко, скользко, как в ноздре Будды, в которую я пролезал лет десять назад в одном из храмов Киото, ухватиться не за что. Не осилил, с отчаяньем соскользнул вниз. Сорок лет назад я шел по этому камину вторым, по перилам, навешенным Студениным. Шел с прусиком (жумаров тогда не было), но честно старался идти лазаньем. Однако в последний момент все-таки ухватился за веревку и вылез с ее помощью. Сейчас перил не было.

Я огляделся. Читал как-то в Интернете: кто не может пролезть под пробкой, обходят ее слева, по стене, по перьям. Да, перья есть, но стенка нависающая. Я, правда, к такому варианту тоже подготовился, лесенки веревочные с собой прихватил, но с ними долго возиться придется. Надо еще раз попробовать. Снова ввинтился в лаз под пробкой, на что-то оперся ногой, за что-то зацепился айсбайлем… И вот я над пробокой! Ура! Сердце колотится, дыхалка рвется, но я наверху! Отдышавшись, кричу Оле: «Пробка пройдена! Сейчас сделаю перила!»

Оля радостно пошла по перилам. Я советую ей снять рюкзак (маленький, штурмовой «Гривель»), привязать к нему репшнур и потом вытянуть за собой. Подозреваю, что с рюкзаком, да еще в пуховке, ей будет трудно протиснуться под пробкой. Но Оля лезет, как есть, с рюкзаком. И застревает, жалобно просит спустить. Наверное, застряла в очень неудобном положении. Но как я могу ее спустить? Она на жумаре, на натянутой, закрепленной веревке. Не резать же веревку! Я могу только попытаться поднять ее, подтянуть. Благо вес у нее, как у школьницы. Объясняю ей ситуацию и предлагаю попытаться все же подняться, а я буду помогать, тянуть вверх веревку. После пары попыток, наши усилия вознаграждены. Оле удается вылезти из-под пробки. Ура еще раз! Мы прошли камин! Поскольку это ключ маршрута, дальше будет проще.

Достаю из «Гривеля» пуховку, одеваю (замерз) и по совету Вадима иду влево, то есть залезаю на огромный камень, стоящий у выхода из камина и похожий на пьедестал недостроенного памятника, и с него аккуратно перехожу на нависающую наклонную плиту. Это требует определенной ловкости, но альпинисты мы или нет! Иду дальше, еще пара веревок лазания, и мы оказываемся на предвершине Маяковского. Нам остается пешком спуститься на перемычку, пройти по несложному гребешку и одолеть подъем по наклонным скалам к вершине. Опять вспоминается недавно пройденный маршрут на Панфиловцах. Еще сорок минут работы, осложняемой начинающимся легким снежком, и мы на вершине. Сорок лет спустя! Большой радости, прямо скажу, не ощущаю. Ощущаю тревогу. Снежок усиливается. Совсем недавно, едва успев спуститься с Героев, мы пережили очень приличный снежный циклон. Но пережили в палатке, над озером Маншук Маметовой. Дай Бог нам успеть добраться до палатки! Нас двое, и мы не может позволить себе излишний риск. Любая травма одного из нас может привести к очень нехорошему исходу. Пора уходить, пока не разыгралась новая буря.

Спускаемся дюльферами по пути подъема, к палатке, которая практически все время видна с нитки маршрута. Я забыл взять на восхождение часы, они остались в палатке. Когда мы вернулись, они стояли. Ставлю время наугад, по солнцу, примерно на 16-00. Получается, что на вершине мы были примерно в 13-00. Погода все ухудшается, и мы решаем ночевать на перевале, тем более, что спешить нам некуда. Впереди у нас только спуск, спуск, спуск… К солнцу, фруктам и белому вину. Правда, у нас кончилась принесенная снизу вода, но мы топим свежий снег и пьем чай, радуясь своей новой газовой горелке (MSR Reactor), которая расходует в два раза меньше газа, чем любая из других, и исправно кипятит воду при любой погоде.

Всю ночь дует сильный ветер, палатку прижимает к скале. Но нам тепло и спокойно. Говорим о пройденном маршруте. Оля недовольна собой. Мечтает вернуться через год-два на Маяковский и пройти-таки камин самостоятельно, без вытягивания веревкой. «Ради Бога! – благодушно соглашаюсь я. – Конечно, мы вернемся. Какие наши годы!» Сами собой ко мне приходят слова новой песни:

Снова лето пришло.
Снова сердце зовет в Туюксу.
Самолета крыло
За окошком звенит на весу.

А под ним облака,
Как поля ледника,
Как бескрайний простор ледника!

Там вода холодна,
Там в июле частит снегопад,
Там тропинка одна
Нас поманит с тобой в Альпенград,

Там за скальной грядой,
За волшебной водой,
Я с тобой буду вновь молодой.

Кто сказал, что я сдал?
Что рюкзак мне уже не поднять?
Что последний привал
Мне настала пора разбивать?

Есть еще ледоруб,
И тепло твоих губ,
И тепло твоих солнечных губ.

Ну, а если придет
Мое время разбора полетов,
И нетающий лед
В Туюксу мне закроет Ворота,

Ты напомни тогда,
Как вкусна там вода,
Как вкусна там живая вода!