Этим летом я узнала, что многим небезразлична моя судьба. Они звонили мне, и начиналось:
- А он что?
- А ты ему что?
- А он что?
- А она ему что?
Поскольку вопросы, раз от раза, в отличие от ответов, не менялись, возникла мысль, материализовавшаяся в данном тексте.
Мысль простая: мужики – сволочи, бабы – дуры (бывает, что многодетные), а счастье – есть, оно не может не есть…

Все началось с поиска партнера. Три первых отсеялись на тренировках: травмы опорно-двигательного аппарата, разрывы внутренних органов, нервные срывы… А кто сказал, что будет легко? На Пана ведь собираемся!
Четвертый обожрался гематогена и помер от панкреатита. Хорошо, что на равнине и в семье, то мучайся потом с ним в плацкартном вагоне.
Пятый был, вроде, ничего, но оказалось, что подсел на «простамол» (с тем же успехом он мог подсесть на «Ариэль»), и я его списала – химические результаты нам не нужны.

После списания пятого три часа билась перед камерой в истерике – помогло мало.

Наконец, в доме инвалидов нашелся подходящий: Волег, ветеран Третьего показательного штурма Шипки и второго учебно-методического перехода Суворова через Альпы, готовый, ради того, чтоб сопровождать меня, отложить на осень операцию по смене пола. Он так лихо разъезжал на своей инвалидной коляске, в глазах его сквозила такая сила, что я решила – беру. Тем более, что знакомый маунтбайкер согласился перекинуть на инвалидную коляску пару старых колес от своего байка – таким образом, горную часть подготовки можно было считать законченной.

Лагерь мне понравился. Миленькие такие синенькие палаточки. Семьдесят три штуки. У большинства оттяжки – из репшнура, но были растянутые на бельевой веревке. Весь вечер разгуливала между ними. Сначала по первой линии. Потом по второй. Потом по третьей. Потом по четвертой. Вы не устали от подробностей? Тогда продолжаю! Итак, потом по пятой… Шестой… Седьмой…

Волег непрерывно, с момента высадки из вертолета, орет благим матом. Поскольку пошли уже четвертые сутки нашего тут пребывания, а он никак не унимался, я пошла к его инвалидной коляске, одиноко стоящей на морене, посмотреть, чего орет? Оказалось, что при выгрузке из вертушки его рука попала в спицы колеса и там застряла. Постояла над ним, подумала о своей горькой доле. Потом о том, не отрезать ли ему больную руку – хоть колесо освобожу…
Решила, все-таки, позвать тех ребятишек из «центроспасать»… Ну тех, которые пруцца на меня. На меня, ваще, все пруцца, но эти особенно. Позвала таки. Но смотреть не стала.
Не знаю, что они там с ним делали, только после этого Волег молчал до самого отъезда. Правда, икал иногда, но это не нарушало моего покоя. Так, раз в сутки подойдешь, слюни оботрешь ему его же курткой…

Третьи сутки ставлю на перемычке свою десятиместную армейскую палатку. И что характерно – помогают только иностранцы. Но как-то неуверенно, без огонька. А стоит им узнать, что я «соло» - тут же сбегают. Установила, наконец, палатку. Заползла внутрь. Трое суток провалялась без сознания, прерываясь лишь на то, чтобы закатить очередную истерику перед камерой. На четвертый день попустило. Даже смогла поесть и сменить в камере кассету. И расставить софиты.
Вечером ощутила себя совсем одинокой. То есть «соло». Утром оказалось, что палатка полна иностранцев, они жались к стенкам, но выглядели потрясёнными, все бормотали: «Соло! Соло!». Пришлось объяснять им, что тяжелое дыхание – оно ничего не значит! Если разогреться, я с таким дыханием могу часами… Все бы ничего, но что это за «соло», когда столько зрителей?
«Либо ты одна, тогда и делаешь, что хочешь. Либо если присоединяешься к кому-то, и тогда правила игры становятся совсем другими.» Хотя, что с них взять, форины. Убогия..

Ночью заползла в чью-то пещеру и спряталась в рюкзаке, выбросив из него содержимое. План удался – утром проснулась от равномерного покачивания. Нашли меня только у начала перил, «жумар» ему, видишь ли, понадобился… Масса мыслей отразилось на лице владельца рюкзака. И все они были, несомненно, нецензурные. Нести меня дальше он, почему-то, отказался… Я чувствовала себя безумно виноватой, но вылезать из рюкзака не собиралась. И поняла, что залетела. Ну, не в самом плохом смысле слова. То есть для меня наше совместное восхождение означало покачивание в рюкзаке, ведь это никому не мешает. Как-то не учла, что нормальные люди смотрят на это совсем по-другому. Снаружи.
Зато спускалась быстро, по красивейшему кулуару. Только толкаться-то было зачем?

Ползла до лагеря трое суток, как Мересьев. Волоча за собой камеру, как политрук – пулемет. Первое, то увидела на морене, чуть выше палаток – пустая инвалидная коляска…
«Вот черт, - подумалось мне, - не перестарались ли парни из «центроспаса»?» Оказалось –нет. Пусть их методы годятся только для мужчин, но Волег у них уже начал ходить самостоятельно, хотя недолго и только по прямой.

Оставшееся до отъезда время, разжившись у местных кассетами, с удовольствием и вдохновенно катала истерики перед камерой. Накатала шестьдесят часов. Послать, что ли, на М.ру? Там теперь мувики выкладывают...