При вводе Логина и Пароля,обратите внимание
на используемый Вами
регистр клавиатуры!
|
|
|
|
|
Подсказка
|
||
|
При вводе Логина и Пароля, обратите внимание на используемый Вами регистр клавиатуры! |
||
|
|
|
|
|
|||||||||||||||||||||||||||||||||
|
|||||||||||||||||||||||||||||||||
Сулахат
Она лежала перед нами во всей красоте своей. Голова ее была покрыта вьющимися волосами, грудь была маленькой, а живот был немного приподнятый, ноги, согнутые в коленях, кончающимися острыми ступнями.
– Я слышал, ты хороший скалолаз, несмотря на твои поврежденные пальцы на левой руке, но запомни, что скалолаз – это только часть альпиниста. - Да, – ответил я. - Как ты повредил свои пальцы? - Долгая история, – пробормотал я. - Сейчас привал. На вершину пойдем на рассвете. Время есть. - Мне было 18 лет, – начал я свой рассказ. Да и произошло это в день моего рождения - восемнадцатого Августа. - День летчиков? – Перебил он меня. - Что-то вроде того, – продолжал я, – работал на одном заводе в Москве. Так, разнорабочим. А в этот день, мастер послал меня работать на прессе. Показав, что и как, он быстренько смылся, оставив меня один на один с этим станком, только показав, как включать пресс. Это был простой рычаг, как маленькая ручка, – перекинул направо – пресс опускается, влево – поднимается. Проще простого. Только размер надо было соблюдать. На прессе была, как бы линейка, скорее отметка, с правой стороны. Приложил к отметке деталь правой рукой, а левой перекинул рычаг, пресс опустился и деталь готова. Мастер сказал мне, что за день я должен сделать пятьсот штук, а тут, приспособившись, я за два часа сделал уже триста. Я даже возгордился собой. И с мыслями такими зазевался. Смотря на отметку с правой стороны, краем глаза, видел, как прошел знакомый мне парень, тоже разнорабочий, который, проходя мимо, перекинул рычаг. Я все еще смотрел на отметку, но было уже поздно. Пресс прихватил мою левую ладонь, так, что никак выдернуть нельзя было. Опускался он медленно, как мне показалось тогда, превращая мою ладонь в кровавое месиво. Когда пресс поднялся, я онемел от ужаса не от боли, а от вида ладони. Да и боли я не чувствовал. - А зачем он это сделал? – снова перебил меня мой напарник. - Не знаю, – отшутился я. – Врагов вроде бы у меня не было. - Враги есть всегда. Они были, есть и будут. - Наши действительные враги – в нас самих, – возразил я. - Ну а потом? - Вызвали скорую, – продолжал я. - Отвезли в больницу. Пришел уставший доктор и приказал: - “Оттяпать.” не отрезать, а так и сказал – “оттяпать.” Но это был мой день рождения. А в несчастье судьба всегда оставляет дверцу для выхода. Нас посещают ангелы, но мы узнаем их лишь после того, как они отлетают прочь. Мой ангел явился в виде молодого доктора, который должен был отрезать мне ладонь. Он посмотрел на мою ладонь, состоящую из раздробленных костей и ошметков мяса, и, не говоря ни слова, принялся за операцию. Он прилагал косточку к косточке и, через два часа, он собрал один палец. Операция длилась шесть часов. Три медсестры держали меня и мою руку. – Местный наркоз, – объяснил я. А врач, только бубнил себе под нос, ругая старого врача и, вперемежку, громким голосом, отдавал приказания медсестрам. Я узнал своего ангела! За это время, я успел наораться до хрипоты, прокусить бок медсестры до самого тела, через халат и прочую одежду, которая и бровью не повела во время операции, я об этом узнал только позже, так как видел, что доктор накладывал ей швы, после операции, насмешливо поглядывая на меня. Через полгода мои пальцы стали сгибаться, так, что даже стакан с чаем мог держать, а через год вообще все зажило, только временами, из восемнадцати шрамов точилась кровь, да и только по праздникам. – Попробовал я пошутить под конец. - И с такой рукой ты стал скалолазом? Только из-за нее? - Не только, – ответил я. - Страдание только сильного делает сильнее, слабого же оно делает еще слабее. Я не хотел остаться слабым. А потом - альпинизм – это множество крайних ситуаций, которые идеально подходят для того, чтобы познать себя. Мне это надо. - Зачем? - Надо. - Завтра посмотрим, – внимательно посмотрел он на меня. - Да, – неуверенно согласился я. Проснувшись, я вылез из своей снежной берлоги и сразу же надел черные очки. Свет Солнца отражался на снегу как в зеркале, так ярко, что недолго было и ослепнуть. Мой напарник уже готовил завтрак. Посмотрев на меня, он улыбнулся: - Запомнилось? - Что? – Спросил я. - Я слышал, ты ослеп на два дня в прошлом году. - Было дело, – ответил я. – Только всего не на два дня, а на несколько часов. Забыл очки. - Легенды, – усмехнулся он. Завтрак был легкий, и, в скором времени, мы были уже у подножья горы. Мой напарник полез первым, забивая крюки, через которые он протягивал веревку для меня, поднявшись, я делал то же самое для него. Так мы менялись местами до тех пор, когда крюки уже не понадобились, скала кончилась, и только осталось топать по тяжелому и глубокому снегу. Напарник шел первый, прокладывая путь, а я шел по его следам, ставя ступни в ямы на снегу, сделанные им. Ему было тяжело – я это видел, но он ни разу не обернулся, и я был благодарен ему за это. Те, кто когда- нибудь занимались альпинизмом, знают что это такое – прокладывать дорогу первым для идущих вслед. Первый шаг левой ногой, которая погружается чуть ли не до колена в снег, затем второй – правой ногой, а потом надо сделать второй шаг – ты подымаешь левую ногу, как двадцать килограмм от прилипшего снега, затем вторую, и так поочередно меняешь ступени, которые весят, как будто пудовые гири привешены к ним. А шагов этих сделать надо, как минимум, пятьсот. Я потом привал, ибо сил уже нет и дыхания. А после краткосрочного привала, опять шаг за шагом до твердой земли. Группа уже была далеко впереди, почти у самой вершины, а мы отставали, часа на два. Я еле плелся. Единственное, что держало меня на ногах, так это связка, которая была натянута, как струна. Заметив мою усталость, он чуть отпустил веревку, предложив сделать привал. - Десять минут на отдых, – хрипло сказал он. Я рухнул на снег, не чувствуя под собой ног. «Десять минут», – подумал я. А ребята уже на вершине. Я клял себя за малодушие, за свою слабость, смотря на ребят, которые махали нам руками, стоя уже на “ступнях вершины”. Дрожь в руках исчезла, и я поднялся. - Готов? - Да. - Пошли. - Да, – повторил я. Через три часа мы были на вершине. Группа уже ушла вперед по хребту, так, что их уже не было видно. - Я пойду впереди, – сказал я. По хребту - легче. - Давай, – согласился он. Действительно было легче, как по дороге, которая то сужалась, то становилась шире. Пройдя “живот”, мы подошли к “горлу”, который сузился, как лезвие ножа, да еще покрытое льдом. Я сделал шаг, и сорвался. - Влево! – крикнул я. - Вправо – прыгнул он, в тот же момент. Связка держала нас крепко, и мы повисли по обе стороны горы. Отдышавшись, я спросил: - Можешь подняться? - Нет. Гладкая стена. А ты? - То же самое. - Крюк можешь вбить? - Ни расщелины. Гладкая, как выбритая. - У меня то же самое. - Может, мне попробовать подтянутся на веревке? - Не вздумай! Подтянешь меня, и мы оба рухнем в пропасть. - Так что же будем делать? - Повисим, – спокойно сказал он. - Темнеет уже, - сказал я. - Ничего страшного. Переночуем, а утром ребята вернутся за нами. - А если нет? - Альпинизм – это не борьба за жизнь, это просто борьба. - Нашел время для философии. - А что нам еще остается? Хоть поговорим. Или ты уже спать хочешь? - Да нет, - хотя уже действительно было темно. - А ты очки сними, сказал он, как мысли мои прочитал, – полюбуйся закатом. Кто знает, может в последний раз. - Издеваешься, - сказал я и снял очки. Он оказался прав. Я увидел закат, которого никогда в своей жизни не видел. Свет заходящего Солнца переливался всеми цветами радуги, который распустились, как цветок, на снегу, отражаясь в ледниках, освещая горы, ущелья и маленькое озеро в начале долины. - Ну, как? У меня не было слов, и я не ответил. - Будем спать? Не спалось. Но время взяло свое, и под утро я уснул, не помня, как меня подняли спасатели окоченевшего от холода, растирали меня, сорвав с меня заледеневшую штормовку. Помню только, что тормошили они меня сильно. |
|||||||||||||||||||||||||||||||||
|
|||||||||||||||||||||||||||||||||
