21 июля Александр Ручкин, Михаил Михайлов, Евгений Дмитриенко, Олег Хвостенко и Михаил Бакин вышли из базового лагеря пика Машербрум в направлении Скарду. Восхождение по северо-восточной стене пика завершилось на высоте 5800 м.

А.С. (Анна Столбова): Вы пойдете ещё раз на Машербрум?

А.О. (Александр Одинцов): Нет.

А.С. Нет? 

А.О. Нет.

После этого ответа следует долгая пауза - взвешенное молчание здравомыслящего человека.

А.О. Нет. Я думаю, что нет. Разведка не дала нам достаточно информации о сложности стены. Она практически вся перекрывается ледопадами. Все время находишься под перекрестным огнем. Причем сложность прохождения стены не зависит ни от сезона, ни от численности команды, ни от стиля восхождения. Там все время находишься в ожидании катастрофы.

Шансы пройти эту стену есть у человека, который совсем не боится за свою жизнь, и при этом очень любим судьбой. …А если бы ещё и тряхануло как в прошлом году в Пакистане…

А.С. А когда тебя забирал вертолет из базового лагеря, ты это уже осознавал?

А.О. (Улыбается) Я вообще мало, что осознавал тогда. Передо мной стояла задача дойти с командой до базового лагеря и решить вопросы с портерами. Я знал, что за час – два ходьбы до базлага они потребуют бакшиш и начнут бунтовать. Как только лагерь был поставлен, меня как подкосило. Док настоял на эвакуации.

А.С. Ты понимаешь, что ты сейчас своими словами надолго закрываешь тему big-wall Машербрума для альпинистской общественности?

А.О. Да. Наверно, должны пройти годы, смениться альпинистское поколение, чтобы к этой стене вновь возник непредвзятый интерес. Для тех, кто захочет пройти эту стену, наши слова должны стать ни чем иным, как мнением одряхлевших и ни на что уже не способных стариков.

А.О. Ты знаешь, я уже перегорел. Обидно было, когда из вертолета увидел нашу стену и окончательно понял, что экспедиция для меня закончилась.

А.С. Ты заметил, что письма команды очень сдержаны? Ни Ручкин, ни Бакин в своих письмах не говорили об опасностях обвалов, о том, что Миша Михайлов провалился в трещину, что ему накладывали швы, о снегопадах. Почему? Ведь ваша экспедиция вызывает большой интерес, ею искренне интересуются.

А.О. Видимо, отсутствует навык к нагнетанию ситуации. Краснояры вообще этим славятся. У них в любой ситуации: «Все нормально».

А.С. А что случилось с Михайловым?

А.О. Провалился в трещину на ледовом гребне. Руки-ноги целы, но доктор наложил несколько швов.

А.С. А как было принято решение о прекращении восхождения?

А.О. Ручкин трезво оценил ситуацию. Он наблюдал за работой красноярцев (их двойка шла первой) и видел, что на стене нет безопасных отрезков. Все время ждал несчастного случая. Уровень допустимого риска оказался серьезно завышен.

Видимо, после обсуждения с Михайловым, он принял решение свернуть экспедицию. Меня просто поставили перед фактом. Со мной связался наш турагент и сказал, что в базлаг вышли портеры.

А.О. (Улыбается). Оно и для посвященных казалась авантюрной. Ты знаешь, каждая наша экспедиция – это авантюра. Мы постоянно сталкиваемся с тем, что раньше было нам незнакомо. Наши экспедиции – это уравнение со многими неизвестными. Просто на Машербруме их оказалось больше, чем хотелось бы.

А.С. Ручкин говорит, что без работы плохо, но без гор ещё хуже. Ты разделяешь его мнение?

А.О. Для меня горы – это не географическое и не физическое понятие. Это определенный полигон, как у военных, где я могу проводить испытания своего физического состояния, своего характера, своего образа мыслей. Ни один спорт больше не дает мне такой возможности. Для меня горы - это образ жизни. В этом смысле, конечно, я согласен с Ручкиным.

27.07.06 г.