|
Автор: Григорий Лучанский, Москва
Отрывки из дневника почти приличного человека
С первого класса я не полюбил школу с ее нудными учителями и скучными уроками. Тогда я еще не понимал, но, наверно, уже чувствовал в деятельности этого учреждения равнодушие и нелюбовь к себе. Единственным уроком, где мне было всегда интересно, была география. Рассказы о далеких и загадочных странах, о смелых и целеустремленных путешественниках меня будоражили и призывали к действию. Мечты о путешествиях искали практического применения. Но в школе я был еще маленьким, и отправиться в большое странствие я, конечно, не мог. Поэтому, начитавшись в школьной библиотеке учебных пособий для юных геологов, я узнал, что в Подмосковных карьерах можно найти горный хрусталь и аметисты, в глубоких оврагах Клинско-Дмитровской гряды золото, а в песчаных обрывах рек окаменелые останки доисторических животных и растений.
Надо сказать, что в классе я был твердым троечником, а дружил с тремя мальчиками, которые были хроническими двоечниками. Это очень не нравилось моим родителям. «Дружи с отличниками!» - постоянно твердил отец, - «Двоечники хорошему не научат!» Папа, конечно, хотел добра своему сыну, но что он знал про моих приятелей, с которыми я проводил на улице все свободное время? Мои товарищи-двоечники были людьми интересными и инициативными, больше меня понимающие в электротехнике и в слесарном деле. Они не были дебилами, как о них говорили учителя. Мои товарищи в школе были молчаливыми и замкнутыми, а в жизни это были веселые и способные ребята, у которых постоянно рождались интересные технические проекты. Этому способствовало наше место жительства.
Жили мы в микрорайоне, который со всех сторон был окружен оборонными заводами и не менее секретными научными институтами. На территориях этих «почтовых ящиков» были замечательные по масштабу и ассортименту свалки. Вот на этих свалках мои товарищи-двоечники и постигали азы будущей конструкторской профессии. Они могли разобрать любой агрегат и из этих деталей собрать что-то мне не понятное и даже фантастическое. Может быть, поэтому они и стали потом во взрослой жизни засекреченными технарями-изобретателями. А вот в школьные годы мы вчетвером с трудом дотянули до восьмого класса. Потом поступили в авиационный моторостроительный техникум. После окончания которого пошли работать в авиационное конструкторское бюро. Вот там мои приятели и нашли себя. А я, поработав год конструктором, понял, что создание самолетов - это не для меня, и сбежал в «Аэрогеологию», чтобы, наконец-то отправиться в настоящие большие путешествия по параллелям и меридианам.
Но все это было уже во взрослой жизни, а мой рассказ о школьном детстве. Итак, я, начитавшись в школьной библиотеке учебных пособий по геологии, узнал, что совсем рядом от Москвы можно отыскать много загадочных окаменелостей и сверкающих самоцветов. Обо всем об этом я рассказал своим приятелям, и однажды мы приняли решение в ближайшее воскресенье отправиться в геологическую экскурсию. Собирались мы основательно, но у нас не было рюкзаков, туристских ботинок, штормовых костюмов, геологических молотков и зубил для отбора горных проб. Правда, у нас был один перочинный нож, один компас и метров десять бельевой веревки, которую кто-то из нас позаимствовал у своей мамы. О необходимости в походе палатки и спальных мешков мы не знали, ведь тогда мы даже не догадывались об их существовании. Мы допускали, что можно отправиться в геологический маршрут в городских ботинках и в городской одежде, но где взять геологические молотки, мы не знали.
Для современных молодых читателей скажу, что о существовании штанов под названием «джинсы» и обуви под названием «треккинговые ботинки» в те годы в нашей стране, наверно, знали только дипломаты и разведчики, но они по понятным причинам об этом никому не рассказывали. С молотками выручила нас наша нелюбимая школа. Ведь кроме географии был еще один предмет, который был мне интересен. А мои приятели-двоечники тем более по этому предмету были в большом авторитете. Это были уроки труда. Да, был такой предмет в советской школе. Нам повезло с ним! Именно на уроках труда я сделал первую свою табуретку, первый раз обточил простенькую деталь на токарном станке и именно в школьной мастерской я и мои приятели под руководством нашего учителя изготовили геологические молотки.
Наступило воскресенье. Это был апрель 1970 года. Мы по секрету от своих родителей отправились в свое первое путешествие. Я и не подозревал тогда, сколько за последующие 50 лет пройду геологических маршрутов, сколько преодолею высоких перевалов и заснеженных вершин. Пять лет мои товарищи-двоечники ходили со мной в подмосковные походы, но потом мы расстались и каждый пошел своим маршрутом. Мои приятели стали большими специалистами: один по крылатым ракетам, другой по истребителям, третий по чему-то и вовсе засекреченному. Впрочем, сейчас какая разница. Они занимались любимым делом, горели на работе, обеспечивая обороноспособность нашей страны. А когда наша страна перестала существовать, в их жизнях произошел надлом, и они исчезли в водовороте лихих 90-х годов.
Задолго до развала Советского Союза в декабре 1963 года в ДК Московского энергетического института (МЭИ) на Пятом ежегодном конкурсе туристской и студенческой песни (проводился с 1958 года) впервые прозвучала песня студентов Московского геологоразведочного института (МГРИ) Розы Ченборисовой и Игоря Сидорова «Люди идут по свету».
- Люди идут по свету…
- Им вроде немного надо –
- Была бы прочна палатка,
- Да был бы не скучен путь!
- Но с дымом сливается песня,
- Ребята отводят взгляды,
- И шепчет во сне бродяга
- Кому-то: «Не позабудь!»…
- Есть в этой замечательной песне очень важные слова для понимания темы моего рассказа. Вот они:
- …Но грустную нежность песни
- Ласкают сухие губы,
- И самые лучшие книги
- Они в рюкзаках хранят…
Да, именно эти слова могут быть началом моего рассказа. Я решил рассказать о путешествующих и пишущих людях. Точнее, они сами будут рассказывать, как путешествовать и как об этом писать.
В 1974 году я поступил в авиационный моторостроительный техникум.
В 1976 году мы начали изучать нескучный предмет под названием «Сопротивление материалов». Поначалу этот предмет у нас вела преподаватель-женщина, ее я не помню совсем. В тот период Сопромат для меня был непонятнее, чем китайский или арабский языки и даже сложнее чем язык восточной Амазонки - Туюка. Все изменилось с приходом нового преподавателя. Им стал Лысенков Валентин Михайлович. Валентин Михайлович уже тогда был мастером спорта по альпинизму, а я только в этом году записался в школу руководителей горных походов. Именно тема гор нас сблизила. Валентин Михайлович мне много рассказывал про свои восхождения и, конечно же, не забывал объяснять правила построения эпюр напряжения в сопромате. Так очень скоро сопромат стал моим любимым предметом, а многие предметы из альпинистского снаряжения Валентина Михайловича стали моими.
Мой первый ледоруб - это ледоруб Валентина Михайловича. С этим ледорубом я прошел первые свои горные походы. К сожалению, в 1982 году ледоруб был потерян в лавине. А вот кошки, которые мне отдал Лысенков, хранятся у меня до сих пор. С Валентином Михайловичем мы несколько раз встречались впоследствии в альплагерях. Хорошо запомнил нашу встречу в «Шхельде». Валентин Михайлович только что спустился с вершины. Сильно уставший и голодный он завалился к нам в комнату. У нас было сало, сладкие пряники и черемша, собранная нами на ближайшем склоне. Если бы вы видели, с каким аппетитом Лысенков ел эти на равнине сложно сочетающиеся продукты. Но он не только ел, но еще и восторженно рассказывал о своем восхождении. Валентин Михайлович обожал горы, и каждый год приезжал на Кавказ. В 2007 году он приехал как обычно в горы, да так в них и остался. Он умер на Домбайской тропе - ему было 78 лет.
В 1977 году Валентин Михайлович посоветовал мне обязательно купить книгу, которая только что вышла в свет. Это была книга Владимира Николаевича Шатаева «Категория трудности». Именно эта книга издания 1977 года стала той самой книгой, про которую поется в песне Розы Ченборисовой и Игоря Сидорова: «И самые лучшие книги они в рюкзаках хранят…». Эту книгу я несколько лет возил в своем рюкзаке по альплагерям и геологическим экспедициям. Все, кто соприкасался со мной в те годы, прочитывали эту книгу. Это касалось и всех моих девушек в тот период. Трудно мне объяснить, почему эта небольшая книжечка стала для меня очень дорогой и значимой. Возможно, именно ей я обязан долгим своим увлечением горными походами и восхождениями. А еще эта книга однажды привела меня в Царицынский парк.
В горы я впервые попал в 1977 году
А чтобы попасть на учебно-тренировочные сборы на Кавказ в те времена, надо было много побегать по Ленинским горам и полазить по Царицынскому замку. Но до занятий на Царицынском замке нас - новичков гоняли по башне-руине - это там же в Царицынском парке. Это необычное сооружение, построенное в 1804 году, и по сей день находится на высоком берегу Верхнего Царицынского пруда.
В отличие от многих строений, разрушенных со временем, эта достопримечательность первоначально задумывалась как искусственная руина.
В XVIII веке в пейзажных парках России стало модным устраивать различные увеселительные сооружения. Парковые затеи были своеобразными сюрпризами для гостей. Башня-руина стала одной из первых «затей», созданных в парке Царицыно.
Сооружение имитирует остатки разрушенной средневековой крепости. Автор постройки, зодчий Иван Еготов, создал фрагмент крепостной стены с угловой оборонительной башней и смотровой площадкой. Строение выполнено из неотесанного белого камня и кирпича. Первоначально сверху башни была установлена ажурная беседка-бельведер со шпилем, с которой гости любовались дивными видами на окрестности парка. Поверху крепостной стены устроена лестница, а основание стены украшал цветной мох.
Альпинизм для каждого новичка в Москве 70-80-х годов начинался с Царицынского замка. Почти естественный скалодром под открытым небом «работал» для всех круглый год. Разнообразные формы рельефа и живые камни давали ощущение настоящих гор. На его старых кирпичных стенах в любую погоду тренировались опытные альпинисты, там можно было запросто встретить Владимира Башкирова и других участников сборной команды Москвы.
Вот что пишет о Царицынском замке Владимир Николаевич Шатаев:
«Не во всех городах, где массово развивался альпинизм, спортсмены могли позволить себе частые выезды в скальные районы для отработки лазания на естественном рельефе, поэтому довольно рано начали использовать городские сооружения. Наиболее известным «скалодромом Всесоюзного значения» были развалины Царицынского замка в Москве, которые альпинисты начали осваивать в 1932 году, и на протяжении многих десятилетий это место служило центральной тренировочной базой для москвичей».
А вот Леонид Мач до конца своих дней собирал материалы по истории московского альпинизма и скалолазания. В своей статье «Царицынский Замок. Скалодром всесоюзного значения» Леонид Мач писал следующее:
«В царицынских камнях отразилась вся история московского альпинизма советской эпохи – гигантский информационный пласт, сдвинуть который, мне не по силам - знать и помнить всё я не в состоянии – я не камень. Камни парковых Руин, кирпичи Замка видели и помнят всех. Нет, не было и не будет в истории советского альпинизма сооружения более великого, чем Царицынский Замок – «Скалодром Всесоюзного значения».
- - А это - мы!
- - А кто же вы такие?
- - Мы такие: с бородой и без.
- Мы уходим в горы голубые, в мир, где дружба лучше всех чудес.
- Этот мир и эта дружба - наши, наша жизнь и философия борьбы.
- Правду говорят, что счастья чашу суждено испить на краешке горы.
- В рюкзаки укладываем смелость, доброту души и радость бытия, а в сердцах мы сберегаем верность, и живет в нас память о друзьях.
- Наша память - это наша радость, наша память - это боль потерь.
- Ей обязаны всем лучшим, что осталось, все, что будет лучше - в это верь.
- - Ну, а что такое эти ваши горы?
- - Ты полегче, парень, горы - это КТО.
- Их постигнуть могут, кто в них ходит, а равнинным это не дано.
- И напрасно думают: «Возможно», те, кто горы запрещает нам со зла.
- Запрещать-то нам, конечно, можно, запретить нам горы никогда нельзя!
- - Но ведь есть пансионаты и курорты…
- - Слушай, парень, это все - потом.
- Жду тебя в Царицыно во вторник.
- Приходи в 7.30, и начнем!
(Эту лирическую зарисовку я написал в Царицынском парке 5 сентября 1982 года, куда привел на первую скальную тренировку своих новичков).
Когда-то я лет двадцать бродил по горным тропам, закрытым ледникам, гребням, бараньим лбам и контрфорсам. В этих путешествиях приходилось часто преодолевать бергшрунды, рантклюфты и прочие коварные формы горного рельефа. Потом пришли времена, когда я стал путешествовать по ледникам Гренландии, по джунглям Амазонки, по песчаным дюнам Сахары и по поющим пескам Гоби. Это были самые хорошие времена. К сожалению, прошли и они.
Наступили новые времена
И теперь я путешествую по Москве. Когда погода комфортная, я шагаю по Москве с фотоаппаратом и открываю для себя удивительные и ранее не известные мне места. А когда идет дождь или мокрый снег, я сажусь в трамвай и еду, куда глаза глядят, точнее, куда рельсы идут. Трамвайные маршруты в Москве чрезвычайно интересные. Можно сесть в трамвай на северной окраине города, и доехать до восточной или южной окраины Москвы. Москва - это город, в котором множество тайн и удивительных мест. Раньше у меня как-то на познание моего города никогда не хватало времени. Наверно, Приэльбрусье, Путораны, Кодар, оазис Таманрассет или каньон Хэрмэн-Цав были мной более исхожены и изучены, чем мой родной город.
На днях один из моих московских маршрутов привел меня снова в Царицынский парк, где я обнаружил на старом месте прекрасно сохранившиеся родные Руины.
Читайте на Mountain.RU:
|
При вводе Логина и Пароля,
