При вводе Логина и Пароля,обратите внимание
на используемый Вами
регистр клавиатуры!
|
|
|
|
|
Подсказка
|
||
|
При вводе Логина и Пароля, обратите внимание на используемый Вами регистр клавиатуры! |
||
|
|
|
|
|
|||||||||||||||||||||||
|
|||||||||||||||||||||||
Фото из архива автора
Жанну. Западное ребро.
Войти в другой мир
Со временем начинаешь понимать,
Что пределов не существует. Все существующие пределы Только у нас в голове. Выбор всегда остается за нами. Только от него зависит вся наша Дальнейшая судьба.
Катрин Дестивель предложила название “Валерий Бабанов. Русский с двумя Золотыми Ледорубами”. Вообще, книг о горах последние годы выходит много, что само по себе хорошо, но большинство из них не оставляют в душе следа, перелистнул последнюю страницу, если до неё добрался, и забыл. В Valery Babanov. Le Russe aux deux Piolets d’Or - две линии, философский взгляд Дени на альпинизм и рассказы самого Валеры. Книга даёт исчерпывающий ответ на набивший оскомину вопрос: “Зачем идёте в горы вы?” Надеюсь, что в скором времени мы сможем прочитать её на русском, а пока отрывок о первопроходе 2007 года в двойке, в альпийском стиле по западному контрфорсу Жанну. Мурашки по коже обеспечены.
Всё происходит как в кино. В считанные секунды покрываю расстояние в добрую сотню метров, и благодаря чуду, которое на мгновение прерывает полет нашего «домика», обессиленный, падаю на палатку. Тяжело дыша, с зашкаливающим пульсом, медленно прихожу в себя: «Что это было ? Предупреждение от чего-то, или Благословение Свыше на дальнейший путь вверх ? Время покажет…» Через полчаса, в свои объятия нас взяла ночь, и порывы ветра смешались в одном сумасшедшем танце с летящим снегом. Погода испортилась. Непонятно откуда доносились раскаты грома. Природа «играла» с нами до утра. Уже сейчас, по прошествии некоторого времени, я не могу понять, откуда у меня взялись силы тогда на тот рывок, если всего лишь секунду до этого, всё тело изнывало от усталости, и единственным желанием было сесть на снег и забыться в пустоте ничего-неделания. На большой высоте даже мысли становятся вязкими, а мир как будто замирает.
По-непальски её имя звучит как Кумбхакарна (Kumbhakarna), но альпинисты её больше любят как Жанну. Жанну – одна из самых красивых гор мира. Причудливо и гордо вознеслись в небо скально – ледовые гребни, образуя изящные плечи, похожие на крылья гигантской птицы. И над всем этим, словно голова этой птицы, в виде гранитной башни возвышается вершинный обелиск. Впервые на вершину Жанну сумели подняться французские альпинисты под руководством Лионеля Террая (Lionel Terray), весной 1962 года. Восхождение в осадном стиле, с организацией промежуточных лагерей и провешиванием «перил», было совершено с юга, и на тот момент считалось одним из самых, технически – сложных в Гималаях. В те годы эта победа расценивалась на уровне подвига. Не вдаваясь в подробности освоения этой, уникальной по своей красоте, вершины, можно только отметить, что во всём мире очень мало «счастливчиков», кому удалось подняться на эту Гималайскую «жемчужину». Причина в том, что к вершине нет лёгких маршрутов, и Жанну по праву считается одним из самых сложных семитысячников Гималаев. Любой путь к ней – это вызов, испытание своих возможностей. Это преодоление себя. Восхождение на Жанну – это прыжок в неизвестность, где непредсказуемость результата растёт в геометрической прогрессии с увеличением сложности маршрута. Технические трудности восхождения дополняются трудностями, связанными с крайне неустойчивой погодой, ураганными ветрами, разреженным воздухом и очень низкими температурами. Все эти факторы присущи большим высотам.
 .
Постепенно склон становится всё круче, и в некоторых местах обнажается лёд. Поднимаемся вверх, связанные тонкой, пяти-миллиметровой, статической верёвкой.Прекрасно понимаю, что это глупо, и что статический шнур всё равно не выдержит жесткого рывка при срыве любого из нас, но менять ничего не хочется. В любом случае, как-то оно так легче, когда знаешь, что связан с напарником. Ну а о плохом ? О плохом здесь лучше не думать. Идёт напряженная борьба двух измученных тел с взбесившейся природой. Я знаю, что нам её никогда не одолеть, но всё равно что-то толкает вперёд, не даёт остановиться. Наверное, это упрямство, а может быть, любовь к жизни ? Ведь то, что мы сейчас делаем – это и есть настоящая жизнь. Жизнь, где на острие борьбы раскрываются все её ценности. У каждого, свои представления о жизни. Кому-то, вполне достаточно тех, что держат людей постоянно внизу, сужая их «горизонты» и не давая возможности осмотреться вокруг, а кому-то, вроде нас, надо постоянно доказывать о своём существовании и праве на полную, насыщенную и непредсказуемую жизнь. У каждого из нас есть выбор. Иногда у меня появляется ощущение, что мы лезем в огромной, размером с эту гору, аэродинамической трубе, поставленной вертикально вверх. Ветер с такой силой разгоняет снежную крупу, что в какой-то момент она становится похожей на металическую дробь, удары которой я чувствую даже через толстый слой пуховой одежды.
Замечаю, что справа от нас находится огромный, нависающий серак. Быстро взвесив все «за» и «против», предлагаю Сергею начать траверсировать в его сторону, и там, хотя бы на время, спрятаться от разбушевавшейся стихии. Он поддерживает моё предложение о том, чтобы на время там укрыться. Наверное, в какой-либо другой ситуации, мне бы никогда не пришла в голову мысль забраться под эти нависающие тонны льда, но сейчас – уставшее тело просило передышки. Как всё-таки устроен человек... Просидев два часа в нашем укрытии, мы постепенно свыкаемся с мыслью о том, что здесь достаточно безопасно до такой степени, что можно даже поставить палатку. Тем более, что выбор у нас небольшой – шторм продолжается, потом начнет темнеть. А что там выше ? Одному только Богу известно...
Всё бы ничего, но по всей стене, практически не останавливаясь, течёт снежная река. Нет, это не тот снегопад, что падает сверху, когда всё вокруг затянуто тяжёлыми тучами и на небе нет просвета. Сейчас светит солнце, и очень холодно. Но ветер... В это время на гребне бушует ураганный ветер, который своей мощью захватывает тонны снега, и затем, всё это устремляет вниз. К счастью, мы пока не чувствуем на себе всю его мощь, так как находимся чуть ниже, но даже этих переживаний достаточно, чтобы усомниться в том, что в этом поединке можно одержать победу и сохранить мотивацию для движение вверх. Во мне сейчас борются два моих «я». Одно – это то, которое всегда сомневается. Оно - перестраховщик. Оно всегда мне нашептывает: «Остановись, осмотрись вокруг. Вы и так уже достигли Предела. Впереди непроходимые скалы, а что дальше ? Там Неизвестность, вас только двое. У вас нет никакой подстраховки. Может лучше сейчас спуститься, и выбрать что-нибудь полегче ? Подумай, ведь вы можете не вернуться...» Второе “я” – оптимист. Оно всегда меня подбадривает, даёт энергию и ведёт по жизни. Оно мне говорит: «Не переживай, всё будет здорово! Это разве трудности?! Это так - игра. Играй, и ты победишь. Если ты сейчас примешь решение начать спуск, то больше сюда уже никогда не вернёшься. Не останавливайся на достигнутом. Если во что-то веришь, то обязательно этого достигнешь...»
Лезу по натечному, тонкому льду. Местами попадается скала, и приходится аккуратно переходить на другую ледовую нашлёпку. Но всё это уже дело техники и мастерства. Где-то далеко в голове мелькает мысль о том, насколько мне сейчас помогает опыт постоянных зимних восхождений в горах. Постепенно, метр за метром, мы погружаемся в неизвестную для нас территорию Гималайского исполина, имя которому Жанну. Там, где мы сейчас лезем, никого до нас не было. Впереди – неизведанная Земля. Осознание этого факта делает меня сильнее. Я начинаю ощущать постепенный прилив энергии, я начинаю «заводиться». Несмотря на все мои сомнения и переживания, я счастлив от того, что я сейчас здесь, в этом поставленном «на дыбы» мире. Иногда я задаю себе вопрос: «Для чего всё мне это надо?» И сам себе же отвечаю: «Просто мне это нравится, и я не хочу останавливаться на достигнутом. В конце – концов, это мой образ жизни, и я не хочу его менять». Мне нравится ответ Рейнхольда Месснера на вопрос одного из журналиста по поводу его взгляда на образ жизни, который он ведёт. Рейнхольд ответил: “Все люди одинаковы и одновременно совершенно не похожи друг на друга. У каждого свой образ жизни. Тот, кто находит свой правильный путь и обладает достаточным мужеством следовать ему, не может ошибиться. Просто людей, как правило, отговаривают оставаться такими, какие они есть». Мне кажется, что я нашёл свой путь, хоть его и нельзя назвать лёгким. Несколько раз, в экстремально-тяжелых ситуациях, когда я был на пределе всех своих возможностей, и физических и психологических, само восхождение теряло для меня всякий смысл. Но при этом я знал, что если мне удасться выжить, навряд ли я перестану ходить в горы. Поэтому я никогда не давал себе пустых обещаний «завязать». Горы и альпинизм всегда занимали большое место в моём сердце, чтобы так легко и беспечно я мог это выбросить. Дело даже не в адреналине, как полагают некоторые, и который, якобы выделяется во время рискованных восхождений. Дело в том, что горы живут во мне. Это часть меня. Я не могу, взять и выбросить куда-то часть себя. Тогда бы от меня ничего не осталось. Горы меняют нас всех, мы становимся «другими». И чем больше времени мы проводим среди вершин, тем сильнее и необратимее этот процесс. Успех одного восхождения зовет нас к другому, зачастую более сложному. Мы сами для себя придумываем правила и возводим барьеры, которые затем пытаемся преодолеть. Это Путь, у которого нет конца. Он труден и прекрасен, и я бы ни за что не хотел его поменять.
Дует ледяной, присущий этим высотам, западный ветер. Всё это как-то немного напрягает. В слегка затуманенной от высоты и нагрузки голове мелькают ассоциации с канатоходцем, который идёт по бесконечному, натянутому над пропастью канату. В одном месте, где я забираю немного вправо, чтобы не наступить на нависающий над северной стеной снежный карниз, из под ног уходит огромная фирновая доска. Она бесшумно соскальзывает на юг, растворяясь в темноте пропасти. Осознание того, что я успел таки соскочить с неё, заставляет взбодриться и выйти из заторможенного, навязанного высотой состояния. Заставляю себя собраться, хорошо понимая, что расслабляться нельзя. Здесь каждый шаг вверх – это борьба. Малейшая ошибка или оплошность с нашей стороны, и всё, о нас останутся лишь воспоминания. В какой-то момент понимаю, что двигаться в темноте дальше вверх становится слишком рискованно. Надо искать место под палатку там, где мы сейчас стоим. Честно говоря, на снежно – ледовом гребне, который круто обрывается по обе стороны, выбор не очень велик. Перекидываемся с Сергеем парой фраз о том, что каждый из нас думает по этому поводу, и начинаем медленно, так как уже сильно устали, выдалбливать ледовыми молотками место под палатку. Каждого из нас хватает всего на несколько минут работы инструментом, после чего мы долго отдыхаем. Для экономии сил я выдалбливаю лёд, стоя на коленях. Время как будто останавливается, но в тоже время, оно неумолимо несётся вперед. В какой-то момент мне кажется, что эту площадку мы делаем уже целую вечность. Уже давно стемнело, холод со всех сторон обступил наши измученные тела, а весь мир, как будто сжался до размеров нашей маленькой, затерянной где-то высоко в Гималаях, палатки. В такие моменты начинаю ощущать себя бесконечно маленьким и беззащитным в этом застывшем мире самых высоких и красивых гор Земли. Это наша шестая ночь на горе, и только лишь один раз за всё время нам не потребовалось вырубать площадку, чтобы установить палатку.
С собой взяли только палатку и газовую горелку с одним баллоном. Из продуктов - несколько энергетических батончиков и чай. Мы осознанно шли на такие крайние меры: максимально разгрузиться, так как хорошо понимали, что от сегодняшнего дня будет зависеть всё. Это звучало в буквальном смысле слова: сегодня или никогда. С тяжелыми рюкзаками нам вряд ли бы удалось сохранить необходимый темп для финального броска. На карту ставилось буквально всё, за исключением разве что наших жизней, да и ими по большому счёту распоряжался кто-то Свыше. По мере того как мы всё ближе подходили к началу бастиона, во мне всё больше и больше росло напряжение от того, каким неприступным он выглядел. Скалы бескомпромиссно и круто уходили вверх. Их вид заставлял учащённо биться сердце, и был способен привести в замешательство любого. Единственную надежду и шанс на его прохождение давали только крутые ледовые рампы, прорезающие в нескольких местах вершинную башню. Но и они не выглядели простыми. Понятно, что если бы такие участки лазания встретились мне где-то внизу, предположим в Альпах, то это было бы «обычным» делом. Я бы их пролез, даже не акцентируя на этом особого внимания, но здесь, на высоте под восемь тысяч метров, где кислорода в воздухе почти в три раза меньше, чем на равнине, а от того запаса сил, что у нас есть внизу, практически ничего не остается, – всё это казалось чем-то запредельным. Мы должны были преодолеть себя. Лезу вверх, Сергей меня страхует. Приспускаюсь на пару метров вниз по натечному льду и начинаю аккуратно, балансируя на передних зубьях кошек, медленно уходить вправо. Лезу вдоль нависающего скального карниза, при этом головой упираюсь почти в него. То, что мне вначале показалось надёжным льдом, на самом деле было просто снегом, прилипшим к скале. Выбора у меня нет. Мягко и плавно, насколько это возможно на этой высоте, в двойных высотных ботинках ставлю ногу туда, где по всем законам физики она не должна держать. Переношу на неё вес тела. Хм. Держит. Я предельно сосредоточен на каждом движении. Для того, чтобы сохранить равновесие и для большей уверенности, ледовыми молотками цепляюсь за неровности на скале, хотя прекрасно понимаю, что если ноги «уйдут», молотки вряд ли помогут. Но в любом случае, страха о возможном срыве абсолютно не испытываю. Наверное, все чувства уже умерли во мне, их задушила высота. Может, это и к лучшему? Для промежуточной страховки использую пару закладок и френду, которые вставляю в щель под карнизом по ходу движения. Сразу же под ногами стена обрывается круто вниз. Где-то там, далеко внизу, можно рассмотреть огромное снежное плато с красивым названием Трон. Похоже, что так его назвали французы во время своего первовосхождения на Жанну. Они большие мастера по этому делу: давать красивые названия. Каждый метр вверх, который мы «забираем» у горы, всё больше и больше продолжает погружать нас в другую реальность, туда, где человек перестаёт существовать как нечто физическое, в то состояние, где его поступки опираются на внутренний голос и интуицию. Мы входим в другой мир.
Понятно, что ни о каком сне не могло быть и речи. Вместо этого, каждые десять – пятнадцать минут приходилось зажигать газовую горелку на короткое время и поддерживать ту маленькую частичку тепла, что ещё осталась в наши усталых и замёрзших существах. Только что рассвело и часы показывают шесть часов утра. Мы готовы к движению. После такой ночи, в самый раз бы куда-нибудь на курорт, на отдых, а здесь... Сергей закладывает на всю веревку горизонтальный траверс вправо. Возможно там, дальше, есть какой-то проход выше, так как то, что сейчас прямо над нами, выглядит совершенно непроходимым. Подхожу к Сергею, меняю его, и лезу вверх. Траверсирую оставшиеся метры по снегу до скалы и затем вхожу в камин, который чуть выше переходит в крутой внутренний угол. Поднимаюсь по нему ещё метров десять. Там, где я сейчас стою, уже практически нет льда. Даже те небольшие его нашлёпки в сантиметр толщиной, по которым я сюда поднялся, и те уже остались ниже. Надо мной нависание с небольшим карнизом. Отсюда вверх – сплошной драйтулинг, да ещё какой. Хоть мой опыт сейчас мне и подсказывает, что навряд ли я смогу пройти это место свободным лазанием без срыва, тем не менее, я начинаю лезть вверх. В какой-то момент смотрю вниз, и лишенный всяких эмоций взгляд останавливается на единственной промежуточной точке страховки где-то далеко внизу. Высота и усталость делают своё дело: мне абсолютно всё равно, сорвусь я сейчас или нет. Наверное, мне сложно было бы пройти через весь калейдоскоп тех событий и восхождений, через который я прошел за долгие годы практики альпинизма, и при этом дожить до настоящего времени, если бы глубоко во мне всё же не присутствовало интуитивное чувство осторожности. Именно оно подсказывало правильный выход из опасных ситуаций, интуитивно направляя туда, куда было необходимо в момент, чтобы выжить. Точно так же происходит и в этот раз. Сквозь затуманенный высотой мозг, глубоко из подсознания, до меня доходит едва уловимое предупреждение. Что-то говорит мне, что надо искать другой проход вверх, в другом месте. Я начинаю медленно и осторожно, насколько это возможно на такой высоте, спускаться вниз. Интуитивно я чувствую, что решение возникшей проблемы может находиться в нескольких десятках метров справа. Мои предположения подтверждаются: скалы в том месте выглядят чуть проще, и уже через полчаса, стоя наверху, я с силой вгоняю два скальных крюка в забитую льдом трещину. Кричу вниз, что страховка готова.
Именно эта энергия даёт нам силы продолжать движение.
Вижу, что последние шаги к вершине ему даются так же на усилии воли. Мы оба счастливы, но эмоции сдерживаем при себе, так как знаем, что впереди ещё длинный, полный опасности спуск.
Вся моя утренняя процедура по прогреванию ботинок и оттиранию ног - коту под хвост. Уже через пять минут, как только мы вылезли из палатки, я потерял чувствительность пальцев на ногах. Замёрзшие кисти рук так же не хотят слушаться. Здесь дело даже не в ботинках или рукавицах, просто та внутренняя энергия, которая все эти дни согревала наши тела, начинает быстро улетучиваться. Я хорошо осознаю всю серьёзность складывающейся ситуации, особенно когда начинаю понимать, на какой мы сейчас высоте, и сколько вертикальной пустоты под ногами. Даже не верится, что всё это надо будет преодолеть. Иногда мне начинает казаться, что мы стали пленниками этой Горы, и она уже не хочет нас отпускать отсюда, по крайней мере, живыми. Выходим на гребень. Скорость ветра зашкаливает. Если бы такой силы ветер как сейчас, был вчера, то не видать бы нам никакой вершины.
Это очень рискованный шаг, но он дает нам выигрыш в скорости, а это сейчас очень важно. Мы оба понимаем, что на таком ветру и при таком холоде мы долго не протянем. Каждая лишняя минута проведенная здесь, на этой жуткой высоте, отнимает у нас всё больше и больше сил. Спускаемся лицом к гребню предельно собранные, так как одно неправильное движение - и задержаться здесь уже практически невозможно. Пару дней назад мы поднимались здесь связанные, и во многих местах попеременно. Наконец-то доходим до того места на гребне, где нам надо начинать спускаться на запад, в сторону ребра, туда, откуда мы поднялись. С этого места мы будем спускаться на двух веревках с продергиванием. Стена круто уходит вниз. Смотрю в ту сторону и вижу лишь холодную пустоту. Под нами пропасть в два с половиной километра глубиной. Солнце туда придёт ещё не скоро. Вбиваю два алюминиевых кола в снег, продергиваю в них веревку и начинаю спускаться. Когда приходится делать первые шаги в пропасть, то ощущения не очень приятные. Где-то в голове присутствует страх того, что вся эта хлипкая система страховки может сейчас вылететь под весом моего тела и дальше...Бррр, об этом лучше не думать. Я потерялся в счёте продернутых веревок и сделанных проушин во льду. В какой-то момент время просто перестаёт существовать, и мы становимся похожими на две заброшенные лодки, затерявшиеся в волнах бесконечности.
Они идут в направлении базового лагеря. То расстояние, что раньше занимало около часа, теперь неузнаваемо растянулось во времени. Иногда мне начинает казаться, что никакого лагеря не существует вовсе, и что он просто выдуман нашим больным, воспаленным высотой воображением. Слабый лунный свет разливается по каменному хаосу громадного ледника. Смотрю на свою тень на камнях, и мне кажется, что это всё, что от меня осталось. Нет никаких чувств – есть только великая усталость и отрешенность. Такое впечатление, что один большой мир рассыпался на множество отдельных, не связанных между собой миров, и что я сам, затерялся где-то среди них, превратившись в странника, который ищет нечто и не может это найти. В голове уже много часов подряд играет музыка. Я даже не пытаюсь её остановить или анализировать. Я знаю её природу, и мне просто уже всё равно. В голове нет никаких мыслей – только пустота. Спрашиваю Сергея, слышит ли он что-нибудь. Он отвечает, что нет, но говорит, что иногда ему кажется присутствие кого-то «третьего» с нами. Такое чувство, что мы потихоньку начинаем сходить с ума. Это и не удивительно, мы уже девятнадцать часов на ногах, и за последние три дня съели только по паре энергетических батончиком. Высота убивает чувство голода, а вместе с ним и наши силы, оставляя желание только пить. Чтобы выйти с ледника на боковую морену и затем на поляну, где у нас находится базовый лагерь, необходимо преодолеть огромный подъём вверх. Даже тогда, когда мы были «свежими», он отнимал массу сил и энергии. Сейчас же взобраться на него, туда, где нас ждут, кажется просто не реальным. Замечаю слабую точку света где-то далеко вверху. Это Олин фонарик. Она нас ждёт с того самого, первого дня, как мы вышли из лагеря на восхождение. Как это было давно, как будто в другой жизни. Чувство времени абсолютно пропадает. Медленно, подобно улитке, я ползу вверх. Только по тому, что свет Олиного фонаря становится всё ярче, могу предположить, что я всё-таки двигаюсь. Осталось совсем немного. Знаю, что через несколько мгновений, как только я сделаю ещё один шаг вперёд, наш мир, наше внутреннее восприятие окружающего, всё необратимо изменится. Тот мир, в котором мы жили на протяжении девяти дней, и который, по своей насыщенности переживаний и событий способен вместить целые годы, он растворится глубоко в нас, а на его место придёт другой, на некоторое время позабытый, но всё же, всегда близкий нам – мир тепла, мир близких, мир людей. Делаю ещё один шаг, и я уже стою на траве, попадая в Олины объятия. Мы смотрим друг на друга, она мне что-то говорит, и я вижу, как по её щекам текут слёзы. Через секунду, «прорвавшись» через уставший мозг, до меня доходит смысл её слов: «Вы сумасшедшие», - говорит она, и потом добавляет: «С Горой Вас». В этих словах я чувствую столько любви и тепла, что мне в одно мгновение становится спокойно и хорошо, наступает умиротворение. Я понимаю, что идти дальше некуда, – всё, я уже дома.
|
|||||||||||||||||||||||
|
|
|||||||||||||||||||||||
