Автор: Виктор Байбара, СПб
О зависти в альпинизме
«Мне кажется, что сначала на свет появляется зависть, а следом рождается человек».
Майя Плисецкая, советская и российская балерина
«Разговаривал со многими участниками восхождения на Эверест-82, и у всех на одни и те же события были разные мнения».
Юрий Рост
25 мая 2022 года я летел в Хельсинки из Тель-Авива, где накануне встречался с нейрохирургом мирового уровня, который у нас стал известен после того, как перед Олимпиадой провел сложнейшую операцию Евгению Плющенко. Мы обсуждали моего пациента и сошлись во мнении, что не всегда профессионализм врача является гарантом успешного лечения, так как у каждого пациента есть свои, присущие только ему особенности. Я боялся опоздать на автобус Хельсинки – Санкт-Петербург, так как мне хотелось посмотреть юбилейную встречу «гималайцев» в РГО. Wi-Fi в автобусе предоставлял такую возможность.
Я обратил внимание, что В. Шопин явно чувствовал себя неважно. К моему великому сожалению, Володя Шопин вскоре тяжело заболел и оказался в больнице. Узнав об этом, я поговорил с врачом Дмитрием Прютцом, который знал В. Шопина с 1986 года, когда Володя поморозился при зимнем восхождении на пике Коммунизма, и он согласился, что надо переводить в другую больницу. Дима Прютц – прекрасный врач и человек. Многие альпинисты Петербурга считают его своим личным врачом. А еще он племянник Вацлава Ружевского, который ласково называет его «наш Димка».
Я организовал перевод Володи Шопина в клинику, которой руководит мой ученик, принадлежащий к династии лучших невропатологов Петербурга. Почти каждый день я получал от него информацию о состоянии Володи, с которым сам много разговаривал, старался мягко подбодрить его. И ни разу он не пожаловался, хотя состояние его было тяжелое. Когда Володя оказался дома, во время нашего последнего разговора он мне сказал: «Витя! Я буду бороться… Я не сдамся…».
С В. Шопиным я познакомился только в Армении, где он был руководителем нашего отряда, и я знал, что каждый год он уезжал на Балыбердинские забеги на Эльбрус, и это с его жестоко помороженными ногами… Это был очень мужественный и порядочный человек. Вскоре неожиданно для всех ушел из жизни и Саша Кленов. После прощания с Александром Кленовым в крематории Санкт-Петербурга я оказался в автобусе с двумя мужчинами, которые были на церемонии. Познакомились и представились друг другу. Один из них – Михаил Брук – совершал восхождения с А. Кленовым, а второй представился: «Я Глеб, ученик Владимира Георгиевича Шопина». Глеб в крематории говорил такие нужные слова… Миша достал из кармана фляжку, и мы помянули Сашу Кленова.
На встрече в РГО удивил меня Н. Черный, который стал рассказывать, что он практически присутствовал при осуществлении инициативы руководителей экспедиции 1982 года по сворачиванию восхождений. Меня всегда удивляло, что смелость в критике и призывы к расследованию и наказанию проявляются у многих, когда, возможно, виноватых уже нет в живых. Мое уважение к Е. Ильинскому зиждется на том, что он всегда высказывался прямо в нужный момент, невзирая на всякие интриги и титулы начальников. И хотя мой пост связан с событиями на пике Ленина в 1974 году, я специально коснулся конференции в РГО, чтобы показать, как альпинисты одной связки ведут себя в моральном плане по-разному.
В 2021 году на праздновании юбилея альплагеря «Шхельда» я узнал, что В. Неворотин хочет заняться расследованием трагедии на пике Ленина. Я с ним не был знаком, но сам подошел к нему и сказал, что у меня много информации по этому вопросу, что я встречался с В. М. Абалаковым, и здесь нужно быть честным и деликатным – нужны факты! Его ответ меня поразил: «Так я же Володю Шатаева не трогаю!!!». Он видел, что я живу с Шатаевым! Я понял, что по личным причинам он решил не трогать ВСЕХ, кто был связан с трагедией 1974 года, а делал это выборочно, манипулируя не документами, а чужими рассказами, домыслами, предположениями… и своими предпочтениями – «а выгодно ли мне это будет?».
Я впервые напишу, что мое проживание в лагере с В. Шатаевым никакого отношения к моей позиции по многочисленным расследованиям трагедии 1974 года не имеет. В 1979 году я сам ушел от В. Н. Шатаева, уехав из престижной экспедиции с иностранцами, которой он руководил, и больше никогда не был с ним на восхождениях. И это наш личный вопрос. Мое отношение к В. Н. Шатаеву зиждется на его профессионализме и преданности советскому и российскому альпинизму на протяжении всей его жизни. А его личные действия сразу после гибели женской группы заставляют задуматься: «А смог бы я действовать так же?».
Без акклиматизации, наверх к «запятой», 1975 год
Но это не значит, что я во всем с ним согласен. Я считаю, что его главной ошибкой в опровержении всяких домыслов, зачастую преднамеренных, были попытки показать-объяснить КАЖДОМУ организационными, техническими и логистическими выкладками действия женской группы. Для мыслящих конструктивно в организационном и моральном плане это повод для дальнейшего анализа, а для ТЕХ, кто заранее все решил, кто виноват, такие разъяснения бесполезны.
Здесь уместно выражение советского времени: «Я не читал Солженицына, но знаю, что все, что он пишет – это неправда». Реагировать на таких людей бессмысленно – ты разрушаешь сам себя, и я, понимая это, решился высказать свое мнение о ситуации с призывом к расследованию лишь после того, как прочитал отзывы на пост Неворотина на Mountain.ru. Я всю жизнь избегал участия в общественной жизни, меня нет в социальных сетях, и то, о чем я пишу – это не расследование и не анализ, а лишь мои мысли, выраженные на основании имеющейся у меня информации и практического опыта в горах.
Я знал всех, кто упоминается в этой трагедии. С Б. Гавриловым жил в одной палатке на Фортамбеке, мы даже делали попытку восхождения на пик XIX Партсъезда. С О. Борисенком и Г. Корепановым поднимались на семитысячники и много лет работали в МАЛе. К. Б. Клецко, наш спартаковец, с В. Н. Шатаевым был вместе с 1975 года, с В. М. Абалаковым общался на эту тему в г. Сумы в клубе «Абалаковец». Со швейцаркой Хейди Люди мы друзья, и я недавно передал ей кассету с небольшим фильмом, снятым одним баварцем в 1974 году. Когда Швейцарский музей альпинизма обратился ко мне за помощью в организации выставки, посвященной Еве Изеншмидт, также погибшей тем летом на пике Ленина, я с тетей Евы разбирал ее архив.
Ева Изеншмидт, пик Ленина, 1974 год
За многие годы общения Я НИКОГДА И НИКОГО НЕ РАССПРАШИВАЛ О ТОМ, ЧТО ОНИ ВИДЕЛИ И СЛЫШАЛИ В ТЕ ТРАГИЧЕСКИЕ ДНИ. Почему??? Я давно понял, что, когда расспрашиваешь, то можешь услышать совсем не то, что было на самом деле. Участник тех событий, если хотел, мог САМ рассказать, что знал. Посмотрите в эпиграфе, что написал Ю. Рост.
МАЛ «Памир» 1974 года – это был лагерь не для организации восхождения женской команды. И у руководителя лагеря В. М. Абалакова, и у его тренеров была задача создать условия для проживания альпинистов из других стран, дать им информацию об особенностях района, маршрутах, и в случае аварийных ситуаций оказать помощь силами наших тренеров. Для этого и был создан лагерь. А так как это был первый год работы лагеря, то было много контролирующих людей, и это вносило нервозность в работу в том числе и тренеров, которые не всегда могли принимать решения самостоятельно, как это было при работе в советских альплагерях или в экспедициях, где были только советские альпинисты.
И МАЛ «Памир» 1974 года был островком, где действовали правила поведения в нашей стране СССР. И за все отвечал В. М. Абалаков, имевший трагический опыт общения с репрессивной системой Советского Союза. Для более молодого поколения прилагаю памятку, которую мне принесли в конце Горбачевской перестройки.
На конкретных ситуациях, связанных с пиком Ленина и МАЛ «Памир», расскажу, как это было у меня. Мне и А. Головину ставится руководством лагеря задача подняться по маршруту Скурлатова на пик Ленина с двумя американцами. Один из них, как мне запомнилось – первый секретарь политического отдела посольства США в Москве, а второй – полицейский из Вашингтона. Перед восхождением со мной и Сашей проводится профилактическая беседа, которая сидит у нас в головах до спуска с вершины. На второй ночевке сотрудник посольства достает коробочку и, используя ее как микрофон, говорит: «This is voice of America! This is voice of America!». Потом он нам скажет, что решил нас с Сашей разыграть, и покажет, что это была пустая пластмассовая коробочка. И когда мы стали спускаться с вершины в сторону Раздельной, руководство лагеря выслало навстречу двойку Макаускас-Недоспасов, хотя в этом не было необходимости. Зачем? А затем, что руководители МАЛ «Памир», в том числе и Абалаков, в 1974 году определяли свои действия в условиях жизни страны ТОГО ВРЕМЕНИ.
В другой ситуации, тоже связанной с пиком Ленина и действиями руководства МАЛ, происходило следующее. Я уже где-то писал, что на 6400 на пике Ленина с Д. Макаускасом попали в жестокую непогоду, а рядом были палатки с тремя венграми и тремя немцами. На следующий день по связи из Ачик-Таша во второй половине дня сообщают, что из лагеря на Раздельной один немец ушел наверх и время выхода неизвестно. Погода – жуть! Ураганный ветер, видимости нет. Просим базу, чтобы тренеры на Раздельной вышли хотя бы немного вверх и посмотрели – может, он недалеко ушел. Ответ: «Тренеры не могут выйти в такую погоду». А у нас на 6400 что? Где искать – выше, ниже? Выползаем из палатки в связке и двигаемся вверх в полной неуверенности, что действуем правильно. Я шел первым и, в какой-то момент повернувшись спиной к ветру, чтобы не упасть, в коротком разрыве облаков увидел лежащего у самого обрыва немца. А ведь мы с Дайнюсом уже были выше. Чудо! Немец был без шапки и рукавиц, безумные глаза, лицо и руки обморожены.
И утром была эпопея по спуску венгров и немцев на Раздельную – непогода продолжалась, и снова тренеры не вышли нам навстречу. База по радио ответила – не могут! Нам удалось с Дайнюсом, связав «гусеницей» иностранцев – разрыв между ними не более 1 м – вырваться из этого ада и буквально на ощупь спуститься на Раздельную. Следуя логике, нужно было бы назначить расследование и наказать руководство МАЛ «Памир» (Овчинникова и Галкина) за то, что не смогло заставить тренеров помогать нам с Дайнюсом? Ведь мы же смогли… А кто нанимал тренеров – Н. Черный, чиновник, который, как и в случае с чиновником Клецко в 1974 году, если бы это все описывал Неворотин, «держится за свое место, сваливая вину на тренеров». А написал бы, что во всем виноват Овчинников – это нестрашно писать, ведь Анатолия Георгиевича уже нет с нами. А про Черного сказал бы, как и про Шатаева – «так я же про него не пишу». Какая объективность!!
Никакого даже обсуждения не было, а мы с Дайнюсом и не поднимали этот вопрос, зная, что уровень подготовки некоторых тренеров был низким. Спасенному немцу ампутировали несколько пальцев на руках и делали пластические операции на лице, а его гиду тоже отрезали несколько фаланг. Он стал моим и Дайнюса другом, и впоследствии я поднимался с ним на несложные вершины в Швейцарии, Австрии, Италии, Германии. И везде, где обращали внимание на его руки, он говорил: «Это пик Ленина».
Когда меня назначили начальником филиала МАЛ «Памир» на Москвина, не спрашивая меня, я вдруг почувствовал зависть со стороны некоторых альпинистов, с которыми у меня до этого были нормальные отношения. И, став начальником, теперь я уже должен был принимать решение о том, куда посылать группу Ю. Бородкина – для спасения группы тренеров на пике К. Цеткин или направить к американцам, у которых возникли проблемы на плато пика Коммунизма. Я пишу об этом, чтобы самому понять, в какой ситуации могло оказаться руководство МАЛ «Памир» 1974 года и почему принимались те или иные решения. И это не защита Абалакова. И так как я жил в то время, то ВЫСКАЖУ СВОЕ ЛИЧНОЕ МНЕНИЕ – НУЖНЫ ДОКУМЕНТАЛЬНЫЕ ПОДТВЕРЖДЕНИЯ 1974 года по всяким высказываниям о трагедии на пике Ленина.
Читаю отзывы на статью «Памяти восьми» на сайте Mountain.RU и натыкаюсь на отзыв, который написан красиво и с определенным смыслом, НО написан человеком, с которым я разговаривал более года назад – уже тогда он не мог вспомнить, что такое пик Петровского и перевал Путешественников и где они находятся. Не хочется задавать вопрос – кто писал? Читаю дальше, что 47 лет прошло, а выводы не сделаны. Справедливо. НО автор отзыва не ставит вопросы: «Почему Неворотин и другие не поднимали этот вопрос сразу после 1974 года? Страшно было? Боялись Абалакова, Ануфрикова, Шатаева, Клецко, Борисенка, Корепанова? Писали в ЦК КПСС, Совет министров и Спорткомитет СССР и требовали расследования? Почему не устраивали обструкцию В. М. Абалакову?».
Журналист-«исследователь» соглашается, что у Неворотина хронологически все написано верно и стройно. Вопрос – написано на основании документов или только на основании публикаций из интернета и частных разговоров, не подкрепленных аудио?
Меня поразил отзыв Валентина Граковича, которого я не видел с 1976 года (экспедиции СССР – США) и с которым никогда на тему трагедии не разговаривал. Прочитал его мнение, и у меня сложилось такое впечатление, что когда он писал, то наши немолодые (УВЫ!) мозги объединились в главном вопросе: «Какова цель статьи Неворотина?». И я напишу о своем мнении ниже. Отзыв Граковича – прямолинейный, честный, без реверансов в чью-либо сторону. Не герой моего романа И. Душарин справедливо написал: «Нужны документы!».
Из безапелляционного отзыва Н. Черного я понял, что он «был» рядом с Э. Шатаевой, когда та врала начальству, и он «видел», что заболела Васильева и, несмотря на это, непреклонная Эльвира, угрожая ледорубом, продолжала гнать группу на вершину. Он не понимает, что унизил всю женскую группу, в которой было 8 человек, а не только руководитель. И я понял, что Н. Черный хотел бы видеть руководителем первой женской группы на пик Ленина женщину с характером кухарки, которая безропотно вечером идет в палатку начальника экспедиции по его желанию и обсуждает с ним всю ночь меню на завтрак.
И, читая, что женщинам нужно было валить вниз, я вспоминаю наше восхождение с Н. Черным с французами на пик Коммунизма. Я шел последним, а Н. Черный – первым. Погода плохая. Французы все впереди меня – не тянут, а у них тоже есть желание подняться на вершину. Погода портится. Несколько раз говорю Черному – надо возвращаться. Французы поняли, о чем я говорю, и сказали – хотим вниз. А на самом деле нужно было возвращаться раньше, так как погода совсем испортилась. А если бы мы поднялись выше… Я уже подумывал о том, не придется ли обращаться к В. Мошникову за помощью – он с иностранцами был рядом.
Уже 33 года, как нет опытнейшего Д. Макаускаса, не вернувшегося с вершины Дхаулагири. Кто его заставлял идти на вершину с травмой колена–при том, что у него и без этой травмы были проблемы с суставами на спуске? Пишу об этом, чтобы показать, как наши личные желания подняться на вершину в конкретной ситуации мешают НАМ принимать правильные решения и как мы через много лет, забывая о своих ошибках, лежа на диване, оскорбительно критикуем других альпинистов, которых нет в живых.
Читаю, что написал Николай Дмитриевич, и думаю – как СМЕЛО, неделикатно и никаких философствований. Задаю себе вопрос, почему Коля в 1982 году после Эвереста, когда корреспонденты брали интервью, не рассказал им о том, как руководство экспедиции по собственной инициативе свернуло экспедицию – как рассказал в мае 2022 года в РГО. И сам себе отвечаю: он действовал по правилам того времени, а в РГО было уже не страшно говорить – руководители уже не с нами, да и конъюнктурно их имена уже не помогают. Карьера иногда требует компромисса со своей совестью. И уже чисто по-человечески думаю: неужели это отец Н. Черного, о котором он мне рассказывал, учил его, что можно так говорить о женщинах, как он отозвался об Э. Шатаевой? Конечно, нет. И нахожу ответ в названии статьи И. В. Сталина «Головокружение от успехов», которую рекомендовали изучать нам в студенческие годы в СССР.
И все же у меня остались вопросы к самому себе: 1) зачем труженик гор Николай Черный написал унижающий его отзыв 2) почему, когда МАЛ был в расцвете и с ним считались, Н. Черный не поднимал вопрос о создании комиссии по 1974 году? На первый вопрос у меня ответа нет, а на второй я сам отвечу – его позиция пофигизма. Ярко она отражается в его отношении к тренерам МАЛ – ведь ТОЛЬКО благодаря их труду и зарабатыванию валюты он был включен в состав экспедиции Эверест-82.
МАЛ «Кавказ», 1981 год
Неужели непонятно, что Юре Бородкину надо было оставить память в виде мемориальной доски на знаменитом камне на поляне Москвина напротив маршрута его имени, а символически это было бы и памятником всем тренерам МАЛ?
Поляна Москвина, 1996 год
Ведь он – Николай Черный – считая себя великим организатором гималайских экспедиций, не посчитал нужным заняться решением этого вопроса – ему это не надо! Крайне трудолюбивый, не склонный к конфликтам и рекламе своих восхождений Н. Черный не нашел времени хотя бы написать об этом, но вдруг активно включился в кампанию по дискредитации женской команды на пике Ленина в 1974 году. Для меня в моральном плане в гималайской связке Черный-Шопин лидером является Володя Шопин.
Полностью согласен с отзывом Славы Лавриненко, но у меня остается ГЛАВНЫЙ вопрос: ПОЧЕМУ МОЛЧАЛ, КОГДА БЫЛИ ЖИВЫ ЧЛЕНЫ КОМИССИИ, СОСТАВЛЯЮЩИЕ НЕОБЪЕКТИВНЫЕ ПРОТОКОЛЫ, или Неворотин опубликовал их, и появился повод для эксгумации подписавших?
Смотрю на этот список и отвечаю СЕБЕ на вопрос Граковича к Неворотину о цели его статьи: зависть и желание прославиться (!!!) за счет ошибок в 1974 году любой ценой. Как дешево выглядят его аргументы, где привлекаются для аргументации фразы вроде «по всей видимости» (это документ?) и объясняются действия чиновника Клецко боязнью потерять работу, а ведь с ним были Борисенок и Корепанов – о них ни слова. Эти два настоящих мужика и сами крупные руководители, опытные альпинисты, безропотно подчинялись Константину Борисовичу? Хотя бы поинтересовался зарплатой чиновников Клецко и Шатаева в те далекие годы и сравнил со своей. И, стараясь очернить всех и вся, пишет, что ни один из перечисленных им «виноватых» не приехал спускать погибших – это уже психиатрия…
Булгаковский афоризм: «РУКОПИСИ НЕ ГОРЯТ!»
«Уважаемый Виктор Савельевич, добрый день!
Пишет Вам Неворотин Вадим Кириллович, вот по какому вопросу.
Летом прошлого года произошла авария со сборной командой ЦСФиС на пике Москва (6785 м), в результате чего под вершиной на высоте примерно 6600 м остались тела трех альпинистов: Хацкевича И. Г., Давыдова А. П. и Полякова Г. Ф.
Сейчас организуется экспедиция, которая будет работать с ледника Сугран в период с 6 июля по 16 августа. Задача экспедиции – разыскать и спустить тела товарищей. Я назначен начальником экспедиции. По совету В. Н. Шатаева обращаюсь с предложением принять участие в экспедиции в качестве врача. Понимаю, что время на лето скорее всего спланировано, но тем не менее решил написать.
Если же мое предложение принять не можете, то прошу дать рекомендации в части бальзамирования тел. Что нужно? Спирт? Формалин? Количество? Как употреблять?
Рекомендации можно давать на языке, понятном для врача.
Заранее благодарен.
С уважением (подпись).
24.05.81.
P. S. Мой телефон раб. 114-19-65
дом. 157-71-22
Лучше звонить домой вечером после 21 часа».
«Виктор Савельевич, здравствуйте!
Спасибо за присланные рекомендации и ценные советы. Они нам пригодятся в планируемой экспедиции.
С уважением и пожеланием успехов .
6.06.81 (подпись)».
После моего разговора в «Шхельде» Неворотин зачем-то стал пересылать мне через Шатаева фото, не касающиеся 1974 года. Я не психолог и не психиатр, но большой жизненный опыт на протяжении долгой жизни заставил меня присмотреться к поведению Неворотина в сентябре прошлого года во время поездки группы ветеранов – Кавалеров Ордена «Эдельвейс» - в Иркутск, которую хорошо организовали председатель Иркутской федерации альпинизма Г. Л. Скаллер и опытный альпинист Ю. Немировский, работавший в МАЛовских лагерях и ставший прекрасным менеджером по организации международного и внутреннего туризма не только в Байкальском регионе, но и в других районах Сибири.
Так как мне повезло, что во время занятий альпинизмом я пересекался с очень сильными альпинистами, а себя я сам считаю параальпинистом, то меня больше интересовал альпинист как человек. Количество веревок, крючьев и т. д. – это не для меня (это к В. Маркелову)… И я понял, что на маршруте, когда выполняется техническая и физическая работа, оцениваешь человека односторонне. А в простой беседе не об альпинизме, вне восхождения, этот альпинист раскрывается, и ты видишь его как обычного обывателя, имеющего положительные и отрицательные качества.
Я обратил внимание, что Неворотин постоянно подчеркивает свое превосходство во многих вопросах. Ревниво следит, куда его поселили, и сравнивает – а не обидели ли его, великого. Он постоянно сравнивает себя с другими, и это лишает его покоя. Зависть!!! Противно писать об этом, но когда он рассказывал на Байкале о несчастных случаях в горах, то я уже ждал его рассказ, что он был единственным, кто не падал с горшка в детском саду, и это стало залогом его безаварийных восхождений.
Обладая провинциальным мышлением и трусостью (это базис его зависти), В. Неворотин постоянно демонстрирует свое величие в альпинизме. И такие, как он, никогда не будут писать о таких альпинистах, как П. Чочиа, прекрасно зарекомендовавший себя в советско-французской экспедиции в далеком 1977 году и потом работавший тренером-спасателем в МАЛ «Памир». И сейчас, будучи возрастным альпинистом, он продолжает учить классическому альпинизму и совсем юных, и пожилых в а/л «Безенги», откликается на беду с инструктором лагеря в наши дни. Такие альпинисты, как Павел Чочиа и Сережа Пойда (инструктор и врач ленинградской спартаковской школы, который «пашет» в а/л «Шхельда»), трудятся. А Неворотин с его провинциальным высокомерием может писать только о том, что привлекает внимание только к нему – ЗАВИСТЬ КО ВСЕМ, КТО ЛУЧШЕ ЕГО.
Посмотрите этот список. Почему из всех этих случаев Неворотиным была выбрана трагедия на пике Ленина в 1974 году? Мое мнение – ПРИВЛЕЧЬ К СЕБЕ ВНИМАНИЕ!!! Так как призыв к расследованию этого резонансного события подпитывает его зависть.
Несколько лет назад мне предложили рассказать о трагедии 1974 года на телеканале «МАТЧ-ТВ». Я отказался, так как был в экспедиции 1975 года, когда решалась задача по спуску тел всей женской группы, и у меня, помимо этого, были специфические задачи, определенные моей профессией анатома. Рассказывать о том, свидетелем чего я не был – это не для меня. А что касается моих действий с погибшими, я рассказывал об этом в профессиональном сообществе в г. Виннице, где сохраняется забальзамированное тело великого хирурга и анатома Н. И. Пирогова.
Меня поражает наглое, беспардонное описание этой трагедии всякими журналистами-«исследователями», блогерами… альпинистами типа Неворотина. И я задаю СЕБЕ вопрос – была ли сделана ими хоть одна попытка предложить повторить маршрут восьми с палатками образца 1974 года, обувью, одеждой, питанием, радиосвязью тех лет… Вспомните проект Тура Хейердала. И, поднявшись на вершину, спуститься к месту трагедии, дождавшись хотя бы средней непогоды, ночью, снять ТЕ палатки, упаковав их в рюкзаки ТЕХ ВРЕМЕН, а потом, достав их, снова поставить при ветре и т. д. И в этом эксперименте участие принимала бы смешанная группа, в т. ч. пара женщин, которые бы самостоятельно все делали. Я думаю, что после этого твердое мнение о событиях и виновности участников трагедии трактовалось бы по-другому (вернитесь к моему описанию ситуации на 6400 м на пике Ленина в непогоду). Спасательные работы учебные и реальные – это как день и ночь. Я еще раз обращаю внимание на то, что описываю лишь свои мысли на протяжении десятков лет, так как эта трагедия стала частью моей жизни.
Попрощались…
Не скрою, мне очень дороги строчки из письма дяди Люды Манжаровой.
«Здравствуй, Витя!
Получив от тебя письмо, в котором фотография и слайды – я был приятно удивлен. Большое спасибо.
Месяц знакомства – это и мало, и много.
Наша встреча в г. Ош, вместе в пути следования Ош – поляна Эдельвейсов, акклиматизация в горах, твой титанический труд: подъем к девочкам, спуск их и… На всю жизнь в памяти моей останется сказочный герой – Витя Байбара.
Люду похоронили во Фрунзе, в горах на альпинистском кладбище.
С уважением к тебе и твоей семье Сергей Сергеевич (сын), Наташа (жена) и я.
Сергей».
В 1978 году, когда Слава Онищенко был председателем медицинской комиссии Федерации альпинизма СССР, был проведен Всесоюзный семинар-совещание врачей, работавших в альплагерях высотных экспедиций и на КСП («Ласкаво просимо! – К юбилею Вячеслава Петровича Онищенко»). На этом семинаре я познакомился с ленинградским врачом, доктором медицинских наук Юрием Дорошевским. Он работал в а/л «Безенги». Образованнейший человек, соавтор «Атласа операций у новорожденных», который актуален и по сей день. Страстно любил альпинизм. Мы подружились. Он не вписался в жизнь «бандитского Петербурга» и уехал в монастырь Зальцбурга. Мы переписывались. Он рано ушел из жизни. Вот последние строчки из его последнего письма.
«Поверь, души погибших альпинистов никому не мстят. Зло творят только живые. Особенно те, кто может «обрезать веревку», спасая себя.
Желаю тебе во всем больших успехов. (Подпись)».
Когда мои внуки, проживающие в Израиле, спрашивали мою жену: «Бабушка, а куда деваются люди, когда умирают?», она отвечала: «А посмотрите на небо. Они становятся звездочками». И если это так, когда я вскоре сам уйду, то хотел бы оказаться в СОЗВЕЗДИИ ВОСЬМИ ЗВЕЗДОЧЕК. И я сказал бы им, что в альпинистском мире – и не только – их помнить будут всегда, потому что они рискнули быть первыми женщинами в опасном путешествии, которое они выбрали сами.
Читайте на Mountain.RU:
|