Наступило лето 1976 года. Скрутила меня жизнь в узел, и были тому причины. Пять лет назад я закончил физфак Томского Университета и состоял научным сотрудником в академическом институте. Зарплата скромная. Дочка маленькая, и со здоровьем у неё не всё в порядке. Своего жилья нет. Есть перспективы на квартиру, но, по обычаю того времени, стояли вопросы: «Дадут или нет? А если дадут, то когда?»
Николай Щетников
Мое увлечение горами, в свете вышеперечисленных обстоятельств, очень мешало и семье и научной карьере. Ситуацию усугубил визит тестя и тещи в Симферополь, где жили мои мама и отчим. О чем-то они там договорились, и прессинг на мои горные увлечения стал согласованным и жёстким. Я, впрочем, и сам понимал, что надо что-то делать и попытался изменить жизнь.
Леван Алибегашвили
«Решено… В горы нынче летом я не еду. Проведу с семьей месяц в Крыму. Ну, а потом займусь диссертацией…»
Александр Онин
Мой проезд в Крым оплатил родной институт, взамен на легкую лаборантскую работу по обслуживанию приборов экспедиции в районе Карадага. Я уже успел немного понежиться на прибрежном песочке и понырять в теплом море, когда приехала Таня Щетникова, жена моего друга и напарника по связке. Она привезла сына Дениса на излечение от диатеза из Фрунзе в Феодосию и заехала к нам в гости.
Евгений Стрельцов и Владимир Бирюков Фото: В.Александров
«Коля сказал, что он тебя ждет…»
Как раз в тот момент Коля с экспедицией киргизского Спартака ехал по памирскому тракту к пику Революции. В команде Киргизского Спартака я начал ходить с 1974 года, хотя совместные восхождения с «киргизами» делал на майских альпиниадах с 1970 года. Остальное произошло быстро. Уже следующим утром я уехал автобусом на Симферополь, а тогдашняя жена моя Ирина осталась с дочкой догуливать отпуск на морском берегу. В отличие от поколения старшего, она меня прощала.
Сергей Орлов
Я летел самолетом в Томск и предчувствовал РЕВОЛЮЦИЮ. Резонный вопрос: «Зачем лететь в Томск, если тебе надо в Таджикистан?» Ответ прост: «В Томске у меня есть пропуск в пограничный район еще с той томской экспедиции 1973 года, и только переправив дату в этом пропуске, я могу попасть туда, куда надо. Ну, и снаряжение, конечно».
Дмитрий Бочков Фото: В.Александров (?)
Даже при моем солидном командировочном опыте, ситуация в аэропорту Душанбе, куда я добрался через несколько дней, меня огорчила. Спины таджиков преграждали пути подхода к любому объекту, имеющему отношение к полету в Ванч. Путь на автомобиле по памирскому тракту их уже не устраивал. Они плотным кольцом окружили кассу, в надежде на пару мест до Ванча, которые, обычно, появлялись перед самым вылетом «кукурузника» АН-2. Я, в одиночестве, занял позицию у закрытого окошка с табличкой «бюро транзита». Расчет оказался верным. Фанерное окошко, хлопнув, открылось, и пожилая полная таджичка равнодушно молвила: «Ванч. Дьва мэсто». Молниеносным движением я сунул в окошко заранее заготовленные паспорт и пропуск в погранзону. Галдящие возмущенные таджики придавили меня к стенке и совали в окошечко руки с документами через мою голову, но было уже поздно. Зажав в кулаке вожделенный талон, дающий право на приобретение билета, я уже пробирался к кассе. Подходы к ней были по-прежнему перекрыты и никакие мои уговоры не имели действия на непроницаемые восточные лица. Мои отчаянные вопли, обращенные к кассирше, достигли, наконец, цели. С места никто не двинулся, но документы и деньги передали кассирше после ее властного окрика. Сердце вновь сжалось, как и пять минут назад. Я - то знал, что мой пропуск был просрочен…
Разоблачения не последовало. Тем же путем, документы с желанным билетом и сдачей проплыли над тюбетейками обратно ко мне в руки. Все это время я следил за своим самолетом. Там уже успели веревочкой втянуть лесенку и закрыть дверь. Я
взвалил на себя неподъемный рюкзак, все это время стоявший без присмотра у забора, и рванул к калитке, через которую делалась посадка. Ряды тюбетеек и чугунные спины таджиков, ожидающих чуда, не оставляли мне надежд. Я отбежал в сторону, перелез через забор, снова закинул на себя предварительно перекинутый рюкзак и, на подгибающихся ногах, засеменил к самолету, у которого уже крутился винт. Я делал отчаянные знаки: «Меня, меня забыли!»
Слава Мусиенко и Петр Соломатин
О ! Чудо! Мотор заглох, дверь открылась, лесенка снова выпала. Два здоровых таджика, видимо охрана, я видел, бежали за мной и, наконец, настигли у самого самолета. Пришлось снова показать все документы, вытряхнуть все вещи из рюкзака, но это мне было уже неважно. Самолет меня ждал. Через несколько минут штурман задвинул дверь, и самолет легко оторвался от полосы. Душа моя пела. «Я лечу!!!»
Пагануцци Николай Валентинович Фото из интернета
Все пассажиры были таджики, кроме одного загорелого долговязого европейца в очень солидном возрасте. В салоне пахло застоялой рвотой. Розданные пассажирам темно-зеленые пакеты из плотной бумаги ясно указывали на то, что нас всех ожидает. Предчувствия меня не обманули. Высокогорные таджики, несмотря на потомственную акклиматизацию, сосредоточенно блевали наравне со мной и тем стариком европейцем. Самолет стал снижаться на хорошо знакомое мне поле ванчского аэродрома. Сжимая в кулаке влажное устье полного пакета, я тревожно глядел вниз и увидел то, от чего душа моя запела в который уже раз за сегодняшний день. Фигурка местного милиционера, который должен был проверять пассажиров при выходе из самолета на предмет наличия пропусков в погранзону, только начала спуск по дороге от поселка к аэродрому.
Слава Дуйко
Я узнал его походку и его фуражку. Процедуру проверки документов я многократно наблюдал три года назад, когда с томской командой жил на краю аэродрома. К посадке самолета он явно не успевал и у меня был реальный шанс избежать последней проверки документов. Смешавшись с толпой встречающих, я благополучно миновал представителя власти, который уже разговаривал с пилотом и не обозначил никакого желания меня выслеживать и ловить. Следующий час я провел в хорошо знакомой мне чайхане, где встретил двух участников альплагеря «Высотник», ожидающих сверху машину. В том же лагере находилась и киргизская экспедиция, к которой я хотел присоединиться. Все складывалось хорошо. Там же я разговорился со стариком, с которым летел в самолете.
Звали его Пагануцци Николай Валентинович. Потомок итальянцев, переселившихся в Россию в незапамятные времена, он родился и жил в Питере. Жить в СССР с такой фамилией было непросто, и в 30-е годы он угодил в Воркутинский лагерь, а в 1942 году был сослан на поселение в Казахстан. Как я выяснил позднее, был он знатоком Фанских гор и Памиро-Алая и написал несколько книг об этих горах, был членом Географического общества. В начале 50-х он организовал в Караганде Клуб туристов, вдохновителем которого оставался до конца жизни. Сейчас он ехал из Караганды представителем судейской коллегии первенства СССР по горному туризму. В этом районе пересекались маршруты нескольких групп. Ему в то время было далеко за 70 лет.
Пыльная поляна
«Пыльная» поляна, где в том году располагался лагерь «Высотник», была почти безлюдна. Команды, целью которых были восхождения на близлежащие вершины, были уже на выходе. Солнце палило. Встречать машину никто не вышел. Киргизский лагерь я нашел по уже знакомым по предыдущим экспедициям кемпингам. «Киргизы», которым до цели восхождения предстояло добираться несколько дней, еще только собирались к выходу.
«Киргизы» отъезжают из Фрунзе Фото: В.Александров
«Ну вот, и Бочков приперся» - довольно буркнул Женя Стрельцов, когда я вошел в общую палатку. Подошли Коля Щетников, Саша Онин, Слава Александров, а потом и другие члены команды. Я пил чай с конфетами и увлеченно рассказывал историю моего появления здесь.
«Черт тебя возьми!» - с досадой воскликнул подошедший Володя Бирюков, руководитель экспедиции, и, забрав мою книжку альпиниста, вернулся к начальнику учебной части лагеря переделывать только что оформленные документы на восхождение. Я приехал в последний момент. Весь остаток дня был посвящен сборам и подгонке снаряжения, благо, что от общественных де Володя меня освободил.
Проходим под языком ледника
Ранним утром следующего дня, лагерный УАЗик, партиями по несколько человек, довез нас до ледника Медвежий. Навьючив на себя огромные рюкзаки с трехнедельным запасом продуктов, веревками, палатками и прочими необходимыми вещами, мы двинулись наверх. Предполагалось что на траверс пиков Передовой-26 Бакинских комиссаров-Революции, который был заявлен на первенство общества Спартак, мы пойдем группой в восемь человек. На пути под начало маршрута нас поддерживал солидный отряд вспомогателей. Петя Соломатин, Слава Александров, Слава Дуйко, Ваня Батуев, Гена Чемерис, Шура Поташов, Лёха Зайцев, Равиль Сайфутдинов и девушка Нина из красноярской команды, которая очень хотела пройтись по леднику Федченко. Придавленные рюкзаками мы пересекли холодную тушу ледника Медвежий и, к полуденному солнцепеку, доплелись до ледника Абдукагор. Река Ванч на наших глазах с ревом вырывалась из под языка ледника. Переправиться через нее сейчас было нереально, надо было ждать следующего утра, когда вода спадет.
Лагерь на озере
Собравшись в кучу, перекусив и поразмыслив, решили пройти по отвалившимся от нависающего ледника глыбам льда. Путь этот был недлинным, всего метров 50, не очень сложным, но чрезвычайно опасным. Каждую секунду на голову мог упасть камень, а то и многотонная глыба льда. Все прошли без происшествий, только Славе Дуйко солидный валун упал на рюкзак и оборвал одну лямку. Ключицы, слава Богу оказались целы. Обсудив пережитое, пришли к выводу, что народная пословица «везет дуракам и «киргизам», все-таки верна. За время подхода Коля рассказал мне историю об увлекательном путешествии, которое они совершили в кузове грузовика от Фрунзе до лагеря экспедиции. Дальше тропа круто поднималась на высокую боковую морену, по которой уже в сумерки, едва передвигая ноги, я дотащился до знакомого озера, где три года назад стоял базовый лагерь томской экспедиции.
Шура Поташов
Сунув руку в щель между двумя камнями, я вытащил хрустальную друзу, припрятанную три года назад, чтобы вернуться. Примета сработала. Следующим утром я уже был главным консультантом, поскольку никто, кроме меня, в этом районе не ходил. Путь через перевал Абдукагор под стену пика Революции прошли без приключений за два дня. Полуденное пекло второго дня пришлось пережидать под пологами палаток, брошенных на воткнутые в снег палки прямо посередине ледника Федченко. Лед источал студёность, солнце палило нещадно. На покрытое снегом тело ледника и белые склоны ближайших гор было больно смотреть даже через темные стеклянные очки, которые за характерную форму мы называли «консервами». В минуты безветрия от жары приходилось снимать последнюю футболку, легкий же ветерок заставлял надевать все, включая пуховку. Пытались продолжить пулю, начатую еще на поляне, но не получилось. Мозги у всех распарились и карты падали из рук.
Гена Чемерис
Я, на правах консультанта, заявил, что под начало маршрута нам идти еще 6 часов. Меня обсмеяли. Весь путь отлично просматривался и Слава Дуйко, выражая мнение коллектива, озвучил график движения: «За час мы дойдем вон до той осыпи, за следующий – до трещин на повороте, ну и там еще полчаса. Максимум через три часа мы будем на месте».
Я вспомнил свои ощущения на этом месте три года назад и спорить не стал. Сухой чистый воздух высокогорья отнимает у наблюдателя перспективу. Панорама ледника и окружающих гор смотрится как нарисованная. Трудно разделить две накладывающиеся друг на друга горы, хотя одна дальше другой на несколько километров. Под начало маршрута мы добрались через семь с половиной часов уже в сумерки. Весь следующий день обустраивали лагерь и готовились к акклиматизационному восхождению на пик Передовой. Мы намеревались взойти на его вершину, переночевать и спуститься вниз. Высота его около 6 тысяч метров, чего вполне достаточно для хорошей акклиматизации. Кроме того, мы хотели занести туда продукты и кое-что из снаряжения для последующего восхождения. Почти все вспомогатели решили идти с нами.
Команда восходителей на пике Передовой Фото: В.Александров
«Туман...туман...» - это слово я услышал еще сквозь сон. Плотный туман окутал лагерь и даже очертания дальней палатки, где жил Слава Александров с огромным количеством фотоаппаратов и объективов, были расплывчаты. «Туманные» обстоятельства не очень нас смутили, поскольку до пика Передовой нам надо было пересечь всего один километр ледника Федченко и сбиться с пути, по всеобщему мнению, было невозможно.
Нагрузив рюкзаки и связавшись веревками, мы двинулись в путь. Несколько часов скитания в тумане по ледовым просторам были очень похожи на приключения ежика из популярного мультфильма. В конце концов, мы развернулись и, по своим следам, уже к вечеру, вернулись к палаткам. Где мы были в тот день, так и осталось для нас тайной. Не сложилось у нас с акклиматизацией. На маршруте придётся поболеть.
Двойка Мусиенко-Щетников возвращается в лагерь
Через день, 18 августа, мы вышли на маршрут при идеальной погоде. Приятным сюрпризом явилась подошедшая снизу команда челябинцев, которые отказались от восхождения по стене пика Революции и решили взойти на пик по тому же маршруту, что и мы. Кроме соображений безопасности, топталовка, а именно так именуется трудоемкое прохождение снежных склонов, распределялась теперь на большее количество человек. Это повышало наши шансы на прохождение траверса. Подъем на пик Передовой никаких трудностей не вызвал. Раздражала необходимость почти до вершины идти в связке на полной веревке, чтобы не упасть в трещину. На этот траверс мы двинулись двумя высотными палатками по четыре человека. Со мной в палатке были Серега Орлов, Слава Мусиенко и Коля Щетников.
Это была «молодая кровь» и «движущая сила» команды, по словам нашего мудрого и демократичного вождя Володи Бирюкова. В другой палатке сосредоточились ветераны. Кроме Володи Бирюкова там были Женя Стрельцов (руководитель восхождения), Леван Алибегашвили и Саша Онин. На вершине пика Передовой были приличные площадки для палаток. Установка лагеря и ужин прошли легко, с шутками. Слава Александров, Слава Дуйко и Гена Чемерис, помогавшие нам на этом этапе, побежали вниз, чтобы успеть в лагерь засветло.
Топчем снег на пик 26 народных комиссаров
«Ох...Ох...Ох...»: - я попытался зарыться в свой сон, но не смог. Это был голос моего друга Коли Щетникова. Сон сдуло, и я наполовину вылез из спальника: «Коля, ты что?» «Коля..! Коля..!» - я подвинул молнию на его спальнике и приложил ухо к месту, где, по моим расчетам, должно быть сердце. «Молчи и слушай» - прозвучало вдруг, и я оторопел.
Галина Константиновна Рожальская Фото из интернета
«Когда я умру, тебе, Бочков, надо будет...». Далее последовал реестр распоряжений, имеющий все признаки завещания. Палатка хлопала, мне стало холодно. Я натянул пуховку, «запоганил» примус и сразу потеплело. Подносил Коле горячую водичку, поддакивал, успокаивал до тех пор, пока не заметил еще нечто очень странное. Слава Мусиенко, в общении с друзьями «Пачка», за полнолицесть и плотность телосложения, сидел, раскачиваясь, в углу палатки и тихо стонал. Одна деталь в его позе меня насторожила. Он стонал и раскачивался, но руку с раскрытой ладошкой держал около правого глаза.
«Слава..! Слава..!, ты что?!!».
Слышу тихий ответ: «Глаз болит сильно... Сейчас выпадет...Не хочу, чтобы на грязный пол упал...».
Приступ «горняшки» настиг меня пронзающей головной болью и я подумал, что с ума сходят именно так. Захотелось тоже постонать хоть немного. Дал Славе кружку с горячей водой, он прижал ее к глазу. Кажется, помогло. Серега Орлов все это время лежал с краю и скромно постанывал, уткнувшись в угол палатки, всем видом своим показывая, что на мое внимание он не претендует.
Спуск по снежному куполу в сторону пика Революции Фото: Е.Стрельцов
Стало светать, и я вылез наружу. Небо было облачным, снизу поднимался туман. В соседней палатке зашевелились ветераны. Судя по разговорам, они неплохо выспались. Утром болезни отступили, но Коля со Славой все-таки пошли вниз. Теперь нам предстояло идти вверх вшестером с одной высотной палаткой. Вторую решили отправить вниз, чтобы не нести лишний груз. Несмотря на бессонную ночь, я чувствовал себя лучше других и, соответственно, «пахал» всю вторую половину дня. С утра, по договорённости, снег топтали челябинцы. Вечером, уже в палатке, мне заплохело настолько, что я пожалел о том, что не ушел вниз накануне. На следующий день, и через день, меня рвало, я не мог ничего есть, только воду пил. Как выяснилось позднее, у меня открылась язва, видимо от перенапряжения. Бессонная ночь и недостаток акклиматизации своё добавили. Толку для группы от меня уже не было никакого, и меня определили в последнюю связку. Маршрут, слава Богу, был технически несложным: снежные и фирновые склоны, да карнизные гребни. Шли мы во взаимодействии с челябинцами и вставали на ночевку неподалёку.
На вершине пика Революции Фото: В.Александров
«Димочка, съешь таблетку». «Димочка, попей водички» - Галина Константиновна Рожальская из челябинской команды взяла надо мной шефство и, во многом, благодаря ее теплу и материнской заботе я прошел - таки весь траверс. Для меня тогда стоял вопрос: «Как выжить?» Я продумывал каждый шаг, рассчитывая, чтобы не перенапрячься, не дать снова появиться этой пронзительной боли в животе, не отстать, задерживая группу и, чтобы при этом мне хватило сил до ночевки. За такими мыслями я почти не замечал происходящего вокруг. Подъем на пик 26 Бакинских комиссаров и спуск пришлось топтать по глубокому снегу, что сильно всех измотало. На пик Революции от перемычки поднимались с северной стороны по жесткому фирновому склону со скальными выходами. Утром 24 августа мы шли тремя независимыми связками.
В последней - Володя Бирюков и я. Володя только-только выбрал меня и бросил веревку, стоя на плоском скальном островке выше меня, спиной к склону. Едва отдышавшись от подъема, я поднял голову и увидел страшную картину. Здоровенный камень, напоминающий по форме огурец, длиной около полуметра уже находился в последнем прыжке и летел, вращаясь, прямо в голову Володе, а потом и мне.
«Ка-а-а-а !!!» - заорал я. Володя успел только повернуться налево и выставить перед лицом руку. Я упал на склон. В следующее мгновение Володя полетел через меня в обнимку с камнем. Я увидел, как мелькнули его шекельтоны с привязанными кошками. Вскочив и развернувшись, я стал лихорадочно выбирать веревку, которой мы были связаны, но понял, что напрасно. Володя лежал на склоне метрах в десяти ниже меня и никуда не падал, хотя склон был крутой.
Долгожданная встреча с вспомогательной группой на леднике Федченко Фото: В.Александров
Слава советской тиковой пуховке. Она не скользила по фирновому склону. Левая рука Володи была неестественно вывернута, и я сразу понял, что это перелом. Сам Володя был в сознании и сильно ругался. Последнее обстоятельство почему-то меня успокоило, хотя вначале я растерялся. На мои крики вернулась ближайшая связка, Леван со Стрельцовым. Определили, что переломаны обе кости на левом предплечье. Из палаточных палок соорудили шину и повесили руку на перевязь при непрерывной матерной ругани Володи. Обезболивать ничем, кроме таблетки анальгина было нельзя, ему надо было идти дальше. Стали думать, что делать. Думали, впрочем, недолго. Спуститься вниз на ледник по стене практически невозможно и очень опасно. Идти назад через пики 26 Бакинских комиссаров и Передовой слишком далеко. Получалось, что путь через вершину пика Революции был «дешевле» других. С этого момента мне стало легче. Темп движения уменьшился и причиной задержек был уже не я один. Вверх по склону Володя шел без всяких проблем, хотя любое прикосновение к поломанной руке было очень болезненным. Заночевали на гребне перед вершиной пика Революции. Наша высотная палатка с обледенелым хлопчатобумажным пологом и в самом начале траверса была тесной для шестерых мужиков солидной комплекции, теперь же, из-за сломанной Володиной руки, ночлег превратился в настоящую муку для всех. Еще до полудня следующего дня 25 августа мы, при ярком солнце вышли, наконец, на вершину пика Революции. Странный шелестящий звук указывал на столкновение воздушных потоков северной стены и южных склонов горы рядом с нами, хотя мы сидели в тепле и безветрии. Скальный гребешок, венчающий северную стену, был в десятке метров от нас, но заглянуть за него ни у кого не возникло желания. Было ощущение, что ветром может оторвать голову. «Теперь только вниз», — обозначил я для себя. На радостные эмоции сил уже не было. Ясно обозначилась перспектива остаться в живых. Впереди был спуск по гребню на ледник Грум-Гржимайло, затем переход через безымянный перевал, высотой 6350 м на ледник Федченко, потом двадцать километров по леднику, пятитысячный перевал Абдукагор и еще 50 километров вниз пешком.
Путь, конечно, длинный, но надежда его пройти все-таки была. О первом перевале думать не хотелось. Спускались с вершины полтора дня, тщательно страхуясь. Рука Володи Бирюкова на спуске создала больше проблем, чем на подъеме. Я едва передвигал ногами, поскольку уже неделю ничего не ел. Про себя отметил, что это тот самый гребень, по которому в 1960 году спускали Геру Андреева. 26 августа мы спустились на ледник и еще засветло подошли под склон, ведущий на перевал. Решили заночевать, поскольку перелезть через перевал, за оставшиеся пару светлых часов, было нереально.
Купание в Обигарме Фото: В.Александров
Я сидел на рюкзаке, отвернувшись от всех, и думал о своем. Обернувшись, увидел, что все остальные, в молчании, сидят, как и я, спинами друг к другу. Девять дней мы жили в плотном контакте и в безусловной зависимости друг от друга. Палатка была слишком тесной для шестерых. Даже перевернуться на другой бок было нельзя без согласования с товарищами. Добавьте к этому работу в связках, когда каждый зависит от напарника, и наличие двух больных, которым надо помогать идти. К исходу девятых суток общаться друг с другом мы уже не хотели. Я прикидывал свои силы, глядя на перевал, который завтра предстоит штурмовать. Мой «прикид» был неутешительным: «Не перелезу».
Следующим утром, как перед последним боем, я положил в рюкзак только спальник, фотоаппарат и поролоновый коврик. Все остальное выкинул. Экономя на весе, от обвязки оставил только пояс. Как я зашел на перевал и спустился с него, я не помню. Запомнился момент встречи с наблюдателями, которые вышли нам навстречу. Шура Поташов, Гена Чемерис, Равиль Сайфутдинов, и Слава Александров явились , как волшебные джины из индийской сказки, пришедшие на помощь. Вечером у меня, в дополнение к язве, началась фолликулярная ангина. На высоте выше пяти километров с таким «букетом» болезней выжить было непросто. Путь по леднику Федченко, через перевал Абдукагор и дальше до «пыльной» поляны выпал из памяти совершенно.
Снова цивилизация! Фото: В.Александров
Очнулся я только в Оби-Гарме. Таджикский кишлак, на Памирском тракте, славный своими горячими минеральными источниками и санаториями, пребывал в недоумении. Бурение новой скважины, призванное увеличить поток профсоюзных больных, привело к неожиданному результату. Целебная вода из курорта исчезла и через новую скважину вся направилась в неконтролируемое профсоюзами русло. В это русло мы, с восторгом, и погрузились. Неестественно белые тела с черными обгорелыми лицами, отмокающие в воде представляли собой фантастическое зрелище. В этой картине была и своя изюминка – лежащий посредине Володя Бирюков с взметнувшейся как в парадном шаге, перемотанной грязными бинтами рукой.
Такая вот у меня получилась Революция. Видимо у горы этой было особое отношение к томичам, и мне моя маскировка под «киргиза» не очень помогла.
Это была легендарная команда - Фрунзенский "Спартак". В ней собрались очень интересные люди разных профессий и возрастов. Бесшабашные и вдумчивые, простые и весьма образованные, безудержно веселые и обладающие тонким чувством юмора вместе они составляли надежную и мощную команду. Мне довелось походить с ними. Это были прекрасные дни жизни в горах.
При вводе Логина и Пароля,
