|
Автор: Николай Торотенков, Красноярск
Записки Вигвама
Николай Торотенков - столбист из Вигвама, в миру
Заместитель главного врача ФБУЗ "Центр гигиены и эпидемиологии в Красноярском крае".
На игле
Рассказывает Плохиш
Дело было в альплагере «Дугоба» на горной речке Дугоба, что мчит свои воды с ледника Ак-Таш в плодородную Ферганскую долину. Группа свердловчан, выполнявших нормативы на 1-й разряд, двигалась по скальному маршруту на вершину Мехнат, что в переводе с местного означает «Труд». Вершинка так себе, ерундовская, судя по высоте – не больше четырех тысяч метров и по продолжительности восхождения – в обед уже в лагере. По соседству с Мехнатом расположились вершины Малая Дугоба, Колхозница и ещё что-то из сельского хозяйства. Скверным в этом скальном маршруте было то, что начало его приходилось на разрушенные плохо держащие скалы, сверху сыпало, так что с рождения Мехната внизу кулуаров образовались огромные конуса строительного щебня. Путь недолог, но опасность есть.
Верхний лагерь, откуда вышли свердловчане, россыпь палаток на последних островках травки, выше только лёд и скалы, называется Акташские Ночёвки. Это уже третья стоянка альпинистов, начиная с базового лагеря, где капитальные корпуса, баня, столовая и прочее. Дальше идёт лагерь у Пупа Сельского на слиянии двух ущелий. Пуп – огромная скала, не гора и не холм. Кто-то сказал, что Сельский, это фамилия геолога – исследователя этого района. Пуп окружают заросли арчи, среди которых стоят палатки. Край этот заповедный, арча – реликтовое растение, поэтому новичкам-альпинистам старшие с самого начала стараются вдолбить в отупевшие от гипоксии головы, что зелёненькое трогать нельзя, палочки для костра подбирать только с земли. От второго лагеря в трёх часах ходьбы с грузом третий лагерь – Акташские Ночёвки. Есть ещё одна партизанская стоянка, недалеко от Сельского за небольшим перевальчиком. Там живут группы, приехавшие по собственному желанию (дикари). К лагерю они почти не имеют отношения, общение происходит только с начспасом горного района, который подписывает маршрутные листы на восхождения. Дикие альпинисты живут свободной жизнью: куда хочу, туда и хожу.
Со второго и третьего лагеря группы ходят на восхождения, до ближайших вершин рукой подать от небольших горушек типа Колхозницы до замыкающего ущелье пика Ак-Таш (Белый камень, что ли?).
Комсомольскую путевку получи-и-и...
Ну, вот. Группа раненько утром начала восхождение, прошла верёвки три-четыре, когда идущий первым в первой связке вместе с куском породы сорвался на всю верёвку, просвистев мимо страхующего товарища. Крючья и закладки все повылетали из дрянной породы, но хоть немного, да задержали падение. К пострадавшему быстро подошли – ничего хорошего, весь поломался, но в сознании. К счастью, в группе был врач, у которого почему-то в сидоре оказалась аптечка, да не простая с бинтом и йодом, а уникальная – в ней были и одноразовые шприцы, и коробочки с «ненашими» названиями, и ампулы с чем-то сильнодействующим. Конечно, пострадавшему сделали всё необходимое, что можно сделать в таких условиях, наложили на конечности шины из подручных материалов, перевязали. Страшную боль и шок от падения сорвавшемуся забили наркотическими уколами из заветной аптечки. Дали красную ракету и начали спускаться вниз. Хорошо ещё, что спуск недолог авария произошла в начале маршрута. С Ночёвок прибежали, поняли, в чём дело, начали связываться с базой по рации. Общими усилиями дотащили друга до палаток, стали решать, что делать дальше. Тащить до лагеря на себе, искать у местных ишака или вертолёт вызывать? Остановились на последнем – ждать вертолёт из долины. Да и подошедшие к вечеру из лагеря спасгруппа, начспас и доктор согласились, что до лагеря больного можно и не дотащить. Лучше подождать геликоптер, и сразу без тряски в город. Вариант-то выбрали, а вот как он реализуется, это вопрос. Просидели двое суток, ожидая крылатую птицу. База снизу вещала: то летит, то не летит... Плюнули, помянули узбекских вертолётчиков недобрым словом и потащили друга на себе. Мучались целый день, пока дотащили носилки до Пупа, а там ждали свежие силы, подтянувшиеся из лагеря. До машины дотащили быстро, а там вниз, вниз, вниз до Хамза-Абада, до Ферганы. В общем, парня спасли. Отлежался в Фергане, говорят, в гипсу улетел к себе на Урал.
Эту историю поведал нам Плохиш в один из вечеров на Магде. А теперь эпизод, из-за которого Плохиш и начал этот рассказ. Когда парня тащили с Ночёвок до Пупа ему опять вкололи что-то из группы морфина. Врач – друг пострадавшего, всё время был рядом с носилками. Толпа тащит груз по осыпям спотыкаясь и матерясь, врач поглядывает на лицо страдающего, как он там? А поломанный после долгого молчания вдруг страшно зашептал:
- – Саня, Саня, Саня...
Носильщики резко встали. Саня нагнулся к другу:
- – Что, что, говори…, – стараясь услышать, может быть, последние слова умирающего.
Но с носилок донеслось сладкое:
- – Саня, я балдею!..
Кстати, Плохишу, который в спасаловке принимал непосредственное участие, предстояло сразу после свердловчан пройти этот маршрут. Ничего, говорит, прошли, и даже в дождь.
Красноярск, 1989
Тува 1986
Телеграмма из Пильны пришла к назначенному сроку. В хибаре Владимир Юрич, улыбаясь, прочел:
Выезжать немедленно было рано, до вылета в Кызыл-Мажалык оставалось ещё три дня. Всё шло по плану, теперь нужно, чтобы о моём "несчастье" узнало как можно больше сотрудников СЭС. Чем больше знающих, тем легче отпроситься у начальства на отпуск за свой счёт. Что поделаешь – майская альпиниада в Туве, надо ехать, а с работы не отпускают. Этот же приём применил два года назад Муравьёв, но, к большому сожалению, альпиниада не состоялась.
На согласование с администрацией моего отъезда на родину, на "доставание билетов в Горький", на ликвидацию долгов по работе ушли эти три дня. В пятницу 28 апреля с огромным рюкзаком я ехал на троллейбусе в аэропорт «Северный».
Таможня и полет на Як-40 прошли нормально, не считая того, что один только Коля подвергся ручному шмону на "таможке". В воротцах я почему-то "зазвенел", и за меня взялась серьёзная девушка с ручным миноискателем. Я бы не волновался, если бы не грелка со спиртом, которая была заткнута в штаны на заднице. Грелку мне всучил перед воротами Костя Прудников – будущий вор. Я только потом понял приём Кости – всучить фраеру ушастому опасный груз на рисковом участке, а потом забрать. Попадётся – его проблемы. Не попадётся – мы ж друзья по жизни… Костя потом в альплагерях тырил снарягу направо и налево, брал в дело случайных "друзей", которых потом кидал, и их списывали из альпинизма. Вова Муравьёв про него говорил словами барда Новикова – "для него воровать, как дышать". Через несколько лет после школы Костя умудрился поступить в лётное училище, где-то в Омске, перед этим ограбив с напарником тёмной ноченькой туристический клуб (через крышу по верёвке). На первом же курсе перед летними каникулами за будущим авиационным техником Костей пришли… Тюрьма и воровская жизнь впереди. После зоны Костя стал окончательным вором, заявился к Вове домой в хибару, и вскоре Вовину комнатку обнесли.
Ну вот, девушка тыкала своим щупом подмышки, подножки, а Коля что-то всё жался и смущался, спину не давал. Толпа из-за барьера молча во все глаза наблюдала. Проверив мои ботинки, прибор так и остался нем. Чё там в воротах звенело, так и осталось тайной. Меня отпустили. Вы хотите знать судьбу грелки? Вообразите! Базовый лагерь в Туве. Вечер, снег, холодно и темно. Палаточка стоит (кстати, без дна). В палаточке горит фонарик, и на стенках две тени, как в китайском театре теней – это Вовочка Тхарёв и Костя Прудников. Уничтожают грелку, произнося тосты в честь друг друга. Из грелки льётся жидкость, смешанная с резиновыми плёнками, но это ничего. Проходящие мимо смотрят на тени, хмыкают и произносят: "ну-ну…".
|
А.Е. Зырянов.
Простой "значок" |
В.Александров с тувинцами,
слушая их горловое пение,
спалил за одну ночь все дрова |
Завтра у нас то же самое – Мун-Хулик. Только уже 2Б. Вчера была 2А. Вспоминаю прошлый год. Тогда муравьёвцы хотели сделать второй разряд. Погода была плохая, сразу на второй день после прихода в базовый лагерь небо затянуло, посыпал мелкий снег. Видимости никакой, ориентиров не видно. На троечные маршруты не выпускали. В тот день мы – "значки" – пошли на свой "Значок" с инструктором дядей Васей Шанда, а Вовкина компания – на Мун-Хулик. По погоде ночь отличалась от дня, также как по свету. Звёзды, ветра нет, тишина, но с восходом солнца всё изменяется низкая облачность, ветер и снежная крупа. На своём "Значке" мы потыкались, потыкались у подножия, и повернули назад. Где начало маршрута, найти не смогли. Инструктор Шандо собрал всех в кружок и дал высказаться каждому из группы. Что делать? Обратно в лагерь, или биться до последнего. Большинство решило – домой! Это могла быть наша первая "значковая" гора. В лагерь притащились все мокрые, уставшие. Снега в том году было несравнимо больше, чем в этом, 86-м. А Муравьёв пришёл в лагерь "с горой" уже к вечеру. Первым прибежал Вова Александров, чтобы снять контрольный срок и сказать, что всё в порядке, группа двигается по плато. Нам сообщил, что Лида Курицына плохо идёт. На приветствие сбежался весь лагерь. К тому часу все группы уже вернулись с маршрутов. Только Муравьёв да ещё одна спортивная группа были "с вершиной", остальные материли непогоду. Старший группы доложил, что "в трудных погодных условиях группа совершила восхождение…". После лагерного громогласного привета все вдруг неожиданно захлопали. Такое я наблюдал первый раз за два года. У Лиды Курицыной это была последняя гора она бросила альпинизм и вскоре вышла замуж. За ужином она весело рассказывала, что у неё был крайняк, шла на подкорке, на вершинной мунхуликовской шапке ей привиделись танцующие цыганки в красных юбках.
|
Тува. Альпиниада-86 |
Ю. Емельяшин, В. Муравьев.
Ботинки на переднем плане - полный отпад! |
Ну вот, завтра мы идем по этому же маршруту в компании двух отделений. Вечер ушел на сборы и приготовления. Вчера на спуске смотрели на нашу 2Б. Сначала подъём на перевал, потом траверс по скально-ледовому гребню с выходом на снежный, а может ледовый крутяк, который постепенно выполаживается на вершинное футбольное поле.
Подъём в четыре утра. Рысканья в темноте с фонариком. Проверка, всё ли в рюкзаке. Кружка горячего чая, и вперед…
Инструктор Николай Яхно недалеко от лагеря выломал огромный кол для устройства вершинного тура. С этой кочергой он так и будет топать до самой вершины. Двигаемся гуськом по плато. Прыгаем с камня на камень, чтобы в снег не проваливаться. Темп высокий. В башке опять крутятся какие-нибудь две строчки из песни, как на сбившейся пластинке. Ничем их из головы не стереть, можно только заменить на другое четверостишье. Всё дело в монотонности и однообразии нагрузки. Терпимо. До тех пор, пока не появятся внешние раздражители: вопрос товарища, белая куропатка из-под ног или пятиминутный отдых.
Спускаемся в нижний мунхуликовский цирк. Верхняя часть горы уже в солнце. Сворачиваем вправо и минут через 30 подходим к склону. Где-то здесь нужно выйти на горизонтальный гребень, соединяющий Мун-Хулик с безымянной сопкой, и по нему дойти до снежного склона горы. Можно идти прямо вверх без разбора и там сориентироваться. Можно взять левее, ближе к горе, там круче и дольше, но зато сразу можно выйти к снегу и не грестись по гребню. Пока наш инструктор Ольга Анатольевна Логинова с Яхно высматривают склон, мы начинаем связываться. В нашей группе появился новый участник – Татьяна, откомандированная к нам из другого отделения. Её группа сегодня ушла на гору, которая у неё уже в зачёте есть. Ещё четыре дня назад, когда лагерь возвращался со скальных занятий на Вьетнамке на подходе к лагерному холму эта Татьяна оказалась позади меня, и я слышал, как страшно она дышит, задыхалась просто. Я ещё подумал, не дай Бог мне где-нибудь так дышать. И вот сегодня утром, когда мы топали по плато, она опять оказалась сзади, и опять это страшное дыхание. Прямо астма какая-то. Я оглянулся – лицо бледное, глаза из орбит. Это уже серьёзно… Но сзади, обгоняя цепочку участников, уже бежали инструктор и лагерный врач. Татьяну остановили, а мы потопали дальше. В конце плато инструктор с Татьяной нас неожиданно догнали. Никто вопросов не задавал, пожали плечами и двинулись дальше.
Первомайская стенгазета, изготовленная Колей Торотенковым |
Пока два наших начальника высматривали начало маршрута, между Швецом и Дефицитом возникла маленькая ругачка – никто не хотел идти в связке с задыхающейся Татьяной. Но Ольга Анатольевна решила этот вопрос просто, сказав, что с ней пойдёт она. Все успокоились и об откомандированной забыли. Увидел я её только на перилах на перестёжке, когда она начала путать концы и винить кого-то в этом.
Яхно решил не рисковать на длинном и крутом подъёме слева и повел нас прямо вверх на гребень. Восточный склон, по которому мы ползли, был весь в лучах солнца и нам стало жарко. На середине подъёма мы с Юркой Мальцевым разделись до рубашек. Ну вот, подъём кончился, и мы вышли на скалы. Яхно со своим колом не останавливаясь попрыгал дальше, мы с Юркой за ним. А так хотелось передохнуть. Солнце жгло, в пересохших губах тикало. Разрушенный скальный гребень, небольшие стеночки метра два-три, обходы справа, слева, вверх, вниз. Поначалу мы пробовали страховать друг друга на сложных участках (как учили), но Яхно увидев это, очень удивился:
- – Вы чё, не красноярцы что ли? Быстрее!!!
Мы закинули ледорубы за спину и поскакали. Одновременному движению в связке нас учила на занятиях в прошлом году на Вьетнамке товарищ Ирина Миллер – мастер спорта по альпинизму и скалолазанию из Норильска, а сборами в тот год руководила легендарная Нина Ильинична Луговская. Женские сборы. Мы носились по склону, что-то изображали, но, по-моему, так и не поняли, что это такое. Наверное, только на конкретном маршруте новички могут понять этот приём, который нарисован в книжке и который на занятиях вдалбливает в головы инструктор.
- – Чем быстрее мы пройдём эти скалки, тем больше времени будет на склоне, когда будете торчать на перилах, – торопит нас Яхно.
Он оборачивается назад и кричит:
- – Мужики, ну быстрее, быстрее!
Цветастая вереница связок далеко растянулась по всему гребню. Мы чуть выше всех и оба отделения как на ладони. Достаю свою «Смену» и фотаю.
Гребень позади, начинается крутой фирновый подъём градусов на 50. Делаем ледорубом ямки, садимся и надеваем кошки. Склон скрывает солнце, и становится холодно. В дополнение к кошкам надеваем пуховки.
Первая верёвка с траверсом вправо до скального выхода. Потом заворачиваем за него и вверх. Первая перильная верёвка навешена. Снег плотный, жёсткий, но кошками пробивается. Идём с Юркой, страхуя друг друга. Я впервые в такой обстановке. Смотрю вниз в долину. Крутизна склона падает, он исчезает в дымке, проявляясь скальными островками. Гигантская снежная парабола, и мы на её середине. Прекрасно!
Закрепляю верёвку за выступ, подстраховываюсь ледорубом и устраиваюсь поудобнее. Сидеть долго, надо ждать пока вся толпа пройдёт через тебя.
На снежном склоне связки растянулись уж слишком длинно. Народу много, а опыта мало. Ползём потихоньку. Сидящие на перестёжках весело наблюдают приближающихся задыхающихся товарищей. Смотрим с Юркой вверх, через нас прошли все, теперь наша очередь скакать по верёвкам. Склон начал выполаживаться, и связки пошли одновременно. Снег перешёл в фирн, потом в лёд неужели вершина скоро. Небо, воздух, простор. А вот и купол. Впереди люди копаются в яме. А, это они записку добывают. Тура на вершине нет. Не из чего его сделать. Да и сдувает здесь все туры. Наконец-то коряга Яхно нашла своё пристанище – стала вершинным туром. Фотографируемся, ходим по вершине туда-сюда, смотрим во все направления. Инструктора покрикивают – к краю не подходить, карниз может оторваться. Спуск по 2А проскакали весело. Внизу попили чай с остатками печенюшек и в лагерь.
Красноярск, 1989
Продолжение следует... |
При вводе Логина и Пароля,
