|
Автор: Валерий Хрищатый, Казахстан
В черно-белом и цветном изображении.
Часть II
Спортивный сезон был насыщен событиями
Всем ожиданиям приходит конец, и нас тоже пропустили в район, куда мы так давно стремились. Четыре дня затрачено на перебазирование с Баянкола на ледник Северный Иныльчек.
Я впервые наяву и так близко увидел Хан-Тенгри. Вершина эта поражает взор любого альпиниста. Очертания горы чаруют изяществом. И не замечаешь, как быстро тают время и пленка в фотоаппарате на ее съемку.
п. Хан-Тенгри с севера
На другой день прилетел вертолет с грузами экспедиции. Нынче здесь собрались две команды Ильинского: одна команда — траверсантов, под руководством Соломатова, заявившая траверс п. Хан-Тенгри с севера — п. Мраморная стена, 5Б категории, первопрохождение, и вторая команда Попенко с заявкой на первопрохождение пика Пржевальского по одному из контрфорсов (северо-западная стена), 6 категории трудности.
Были две группы взаимодействия. Одной руководил Хребтов, ребята шли на Хан-Тенгри по пути Кузьмина, а второй, куда входил и я, руководил Золотарев. Наша цель — пик Саладина. Это две трети маршрута Кузьмина — и налево. Затем на первенство ВС СССР планировался траверс пиков 100 лет РГО — Мраморная стена и одновременно взаимодействие с траверсантами на их заключительном этапе. Планы наши были большие, а выполнение их свелось к минимуму.
Мы сходили на пик Саладина. По рации узнали, что команда наших траверсантов благополучно взошла на вершину Хан-Тенгри, и мы начали спускаться вниз. А тут вдруг сигнал тревоги. Женя Староселец на высоте почувствовал себя плохо, необходима помощь. Нужно вернуться и спустить его вниз. Из двух вспомогательных групп добровольцами объявились Золотарев, Сильченко, я и врач Макаров. На другой день с утра одни поднялись наверх, а другие «укатились» вниз. Через два дня мы встретились с группой пострадавших. Женя при кашле сплевывал розовой мокротой.
В тот раз на высоте 6100 метров я провел в сумме десять дней. Вниз спустились довольно быстро. К концу второго дня у начала маршрута нас встретил Саша Дзарахохов. Команда шла траверс дальше без Старосельца.
Скоро с пика Пржевальского с победой вернулась команда — Ю. Попенко, Е. Беловол, Р. Курамшин, Ю. Митрохин, В. Полнов, В. Седельников, А. Тимофеев, С. Чепчев. В лагере радость. Идут по радиосвязи телеграммы о благополучном прохождении маршрута. Пожалуй, самый приятный момент для команды. Немного позже, когда вручают медали — тоже приятно. Ну а пока, маршрут пройден, трудности и лишения позади. О трудностях можно не спрашивать, достаточно взглянуть на ребят. Масса сидячих ночевок оставила на них свой след. В лагере опять людно.
Александр Тимофеев
Уже настал сентябрь. Для этих мест скоро начало зимы. Экспедиция несколько затянулась. Стал ощущаться дефицит продуктов. Ребята поступили просто, но неверно. Собрали тренерский совет и постановили: в связи с недостатком продуктов на данный момент часть людей следует эвакуировать. Это в основном касалось команды, которая сейчас вернулась с маршрута. Она самая квалифицированная. И в случае сигнала тревоги со стороны траверсантов именно она могла оказать наиболее действенную помощь. Меня особенно удивило это решение альпинистов высокой квалификации. Здесь я впервые столкнулся с эгоизмом в альпинизме, да еще среди своих старших товарищей. Они — наши мастера — ушли, а мы, вспомогатели, остались подстраховывать вторую нашу команду мастеров. К счастью, ребята уже подходили к пику Пржевальского, работы им осталось менее половины. Поэтому Ильинский сверху нам дал «добро» на выход на пик 100 лет РГО. Руководитель Хребтов, участники — Бергман, Калюгин, Золотарев и я. Набрали продуктов и вышли под ребро. Только атмосфера царила не боевая.
Наутро вдвоем с Колей Хребтовым вышли на ребро на разведку и вернулись вполне удовлетворенные. Однако в палатке нас ждало разочарование. Мужики в один голос заявили, что сезон кончился, что на подходе зима и сейчас выходить на сложное восхождение поздно. Уговорить их так и не удалось. Они заявили, что вот на Мраморную стену по обычному пути еще можно сходить. «Ну, пошли на Мраморную стену, растудыть вас», — чертыхнулся Коля.
На другой день пошли в сторону пика Мраморная стена. Пыла опять хватило только подойти под маршрут. Натянуло облака, и мы оказались в тумане. И опять разговоры о зиме, об окончании сезона, и все это выливалось в нежелание идти. В такой компании у любого опустятся руки. В который раз досадую на отсутствие Казбека и Сереги Петленко. С ними «сыграли» бы несколько маршрутов, а тут полное непонимание. Вскоре сообщили, что траверсанты благополучно поднялись на Мраморную стену, им остался только спуск. Здесь на леднике я впервые увидел такие громадные трещины, шириною в несколько метров. Даже по снежным мостам переходить их страшно, заглянешь в глубь — темно, дна не видать, бездонные.
Наутро туман не развеялся, вроде гуще стал. Часов в десять увидели спускающихся наших траверсантов — Эрика Ильинского, Вадика Смирнова, Борю Соломатова, Колю Шевченко, Колю Иванова. Огорчения мои были подавлены радостью. Все живы, целы, здоровы, но сильно измотаны. Высота траверса не спускалась ниже 6000 метров. Тогда этот траверс был сильнейшим в Союзе, а жюри оценило его только «серебряным», «золото» получила московская команда. Маршрут на Пржевальского тоже удостоен был лишь третьего места. За пик Хан-Тенгри вспомогатели на первенстве Вооруженных сил получили золотые медали, а за пик Саладина две команды поделили «бронзу».
Слева направо: Ерванд Ильинский, Вадим Смирнов и Борис Соломатов (?)
Первый год выступлений под новым флагом был успешным. Спортивный сезон для нас закончился 10 сентября. Год был насыщен событиями и делами, были радости, но не обошелся он без потерь. В середине августа пришло сообщение о гибели всей женской группы на пике Ленина. Страшная непогода сломила волю восходительниц.
В который уже раз во всех деталях и подробностях вспоминаю свой февраль этого, 1974 года.
Он терпеть не мог спортсменов
Весна 1975 года. Наконец после академического отпуска защита дипломной работы и выпуск. Все экзамены сданы, кроме основного — почвоведения. Курс почвоведения вел заведующий кафедрой профессор Андрей Михайлович Дурасов, ярый противник женщин в брюках, спорта и спортсменов. Было понятно, что к экзамену нужно подготовиться серьезнее, чем обычно.
Но как бы серьезно ни подготовился я по этому предмету, случаю угодно было распорядиться по-своему. На билет ответил полностью. Затем было несколько дополнительных вопросов, потом пошли они по политическим событиям последнего времени. В политике я плохо разбирался. А профессор сел на своего любимого конька. Сказал, что я бездельник, что кроме спорта ничем не интересуюсь, а между тем жизнь бьет ключом. И куда только смотрят родители? Он распалял себя все больше и больше, весь его облик выражал крайнее возмущение.
Наконец дед взял мою зачетку, что-то в ней проставил, расписался и с напоминанием, что с завтрашнего дня начинается серия его консультаций, которые всем необходимо посещать, протянул ее мне. Я вышел в коридор уверенный, что уж меньше-то «четверки» он поставить не мог. У меня немного вытянулась физиономия, когда увидел «удовлетворительно». И тогда решил, что ни на одну его консультацию не пойду, чего бы для меня это ни стоило. Следом за мной две девчонки попали под его неостывшую руку и вышли в коридор в слезах. Это были отличницы, «четверки» их тоже не устраивали.
На другой день после обеда зашел на кафедру к моему руководителю дипломной работы Гнездиловой. Лидия Петровна доцент, кандидат наук, очень требовательная. За одним из столов восседал Дурасов. Гнездилова в это время была занята проверкой работы другого дипломника. Она меня заметила и жестом показала на стул неподалеку от себя. Я сел, краем глаза наблюдая за Дурасовым. Тот метнул взгляд в мою сторону и снова погрузился в свои бумаги. Потом через некоторое время буркнул:
- — Ну вот, еще один бездельник явился.
Снова воцарилась тишина. Я сидел, никак не отреагировав на его реплику внешне. Лидия Петровна заканчивала проверку дипломной работы. Сделав какие-то замечания парню, вернула ему папку и обратилась ко мне. Перелистывая страницы моей дипломной, она как бы между прочим, но интонацией требуя ответа, спросила:
- — Почему на консультации-то у Андрей Михайловича не был?
Я вспомнил вчерашнюю «тройку», и то, как профессор даже курсовую лекцию не раз начинал с нареканий в мою сторону, связывая со спортом, и произнес:
- — Ничего принципиально нового на этих консультациях я не приобрету и ходить на них не собираюсь.
Такого поворота никто из находящихся в комнате не ожидал. Парень замер, наполовину засунув дипломную работу в портфель. Лидия Петровна уставилась на меня широко открытыми глазами, не доперелистнув страницу Андрей Михайлович через несколько секунд был уже в форме, привстав на руках над столом, возмущенно кричал мне:
- — Троешник, троешник, троешник!
Я тоже соскочил со стула, и глядя в глаза Дурасову, выпалил:
- — Незаслуженно тройку поставили!
Тут опомнилась Лидия Петровна:
- — Вон из кабинета!
Я резко повернулся и вышел, хлопнув дверью.
До защиты диплома оставалось десять дней. Я понимал, что теперь будут «стрелять по колесам», пощады ждать нечего. Не успел прийти домой, хотя ходьбы от института минут десять, как там уже о случившемся знали. Но мне все же удалось половину домашнего совета склонить на свою сторону. Поднял все газеты последнего времени. Неплохо ориентировался в политической обстановке. Что касается темы моей дипломной, то тут только успевай просматривать текущую со всех сторон литературу. За столом дома перекрестный опрос по исследуемому типу почв, то же самое в институте. И все стращают, все готовят.
День защиты подошел очень быстро. Пожалуй, больше, чем я, волновался мой руководитель. За полчаса до начала я зашел к ней в кабинет на последнюю прикидку Дурасов сидел у себя за столом.
- — Спросите у него, знает ли он, какие события произошли недавно на острове Цейлон? — и, не дожидаясь ответа, стал подробно рассказывать о них. «Что-то случилось с ним», — подумал я. Лидия Петровна испуганно и шепотом: «Политические события в мире знаешь?» Утвердительным кивком головы я ее успокоил.
После защиты я незаметно вышел на улицу, сел на «Яву» и поехал к себе на дачу. Нарвал полный рюкзак нарциссов, по пути купил букет роз и вернулся в институт. Первым делом подошел и поблагодарил Лидию Петровну. Только потом я оценил, да и до конца ли, чего я ей стоил как дипломник. Она посмотрела на меня и строго сказала:
- — Ты знаешь, что..
- — Знаю, — не дал договорить ей.
- — Мне, наверное, лучше не входить пока? — она кивнула на дверь.
- — Нет, напротив, лучше, если вы будете присутствовать.
Мы вместе зашли в кабинет. Между защитами был перерыв, и профессор отдыхал. Я подошел к нему:
- — Андрей Михайлович, я вас очень прошу простить меня, — и протянул букет роз, любимые его цветы.
Дед был тронут этой мировой. Я попрощался и вышел из кабинета. Больше мы так и не встречались. Я его видел еще пару раз на улице, но сам к нему не подходил, мало ли студентов проходит через его руки. Может, он меня уже и забыл.
Начало мая. После окончания института предстояли военные двухмесячные сборы за Талды-Курганом. Это километров 300 от Алма-Аты. Мама, провожая меня, даже всплакнула. Когда я удивленно спросил: «Ты что это, мать? Или твой сын не уезжал в другие места на более длительный срок?», то получил вполне резонный женский ответ: «Так ведь это же в армию. Тут все плачут».
На сборы я немного опоздал и конца их не дождался. За полторы недели до окончания меня отозвали в Алма-Ату и перевели через военкомат в распоряжение 12-го спортивного клуба армии, где мы начали готовиться к отъезду в альплагерь «Ала-Арча».
Росинки заиграли на всей поляне...
1975 год. Лето. Если предыдущие годы виделись в черно-белом изображении, лишь иногда появлялось цветное, то этот был весь в цветном, причем на лучшей по качеству пленке. Это не значит, что другие были плохи. Все они прекрасны и неповторимы. Просто и среди прекрасного есть лучшее.
Часть основного состава команды уехала под пик Ленина на транспортировочные работы, где в прошлом году погибли женщины. А мы — это я, Казбек, Серега Петленко, Глеб Айгистов, Вася Сильченко и старший среди нас Станислав Петрович Бергман — выехали вместе с Юрой Попенко в альпинистский лагерь «Ала-Арча». Команда Попенко в тот год заявила в чемпионате СССР стену пика Свободная Корея. После Ала-Арчи предполагался наш выезд на ледник Бивачный с целью восхождения на пик Коммунизма. Вторая команда, которую возглавил сам Ильинский, заявила в чемпионате СССР пик Ахмади Дониша, по центру юго-западной стены, тоже с ледника Бивачный, и была сейчас в районе пика Ленина.
Пик Свободная Корея
Во второй половине лета мы все должны были собраться в одном месте. Прибыли в Ала-Арчу, установили лагерь. Но начать сборы, приступить к восхождениям пока не могли, не было врача. На сбор я приехал на «Яве». Оседлав ее опять, мы с Юрой Попенко вернулись в Алма-Ату на поиск эскулапа. Благо, в этот период был заезд участников в альплагерь «Талгар». По нашему объявлению врач нашелся, это была девушка из Уфы. По специальности гинеколог. Как потом острили ребята: «Теперь медосмотр будем проходить на кресле». Это было единственный раз, когда женщина у нас в экспедиции присутствовала в течение всего сезона.
Посадил я ее на «Яву», и мы отправились в Ала-Арчу. Ехал довольно быстро. Километрах в тридцати от Алма-Аты нас обогнал самосвал ЗИЛ-130. Пассажир на самосвале подзадорил меня, выразительно приглашая жестом руки посоревноваться, водитель присоединился к нему. Началась гонка. Она кончилась тем, что у ЗИЛа на огромной скорости оборвало кардан, тот в свою очередь оборвал выхлопную трубу и перебил воздушные тормозные трубки. ЗИЛ на ручном тормозе покатился дальше, постепенно гася скорость, а я следом за ним со всего маха врезался в беспорядочно летящий по дороге кардан и с трудом увернулся от выхлопной трубы. До сих пор удивляюсь, как мне удалось удержать мотоцикл и не упасть. Моя пассажирка так и не поняла всей серьезности происшествия. На переднем колесе сантиметра на три-четыре лопнул корд. Из тормозного барабана заднего колеса вырвало шесть спиц, а само колесо приобрело форму квадрата. В Ала-Арчу мы добрались лишь поздно ночью.
Наше пристанище было метрах в двухстах выше альплагеря. Место красивое. Недалеко речка. Палатки вокруг полянки среди деревьев и кустарника. Каждый вечер мы ходили на территорию альплагеря, где в учебной части стоял бильярд, а в столовой иногда демонстрировались фильмы. Как-то выходя после кино, мы с Казбеком увидели возле крыльца стройную девушку. Красота ее была столь броская, что мы смутились, но из всех сил подавляли это в себе. Девчонка была из Алма-Аты. Она запомнилась нам с соревнований по скалолазанию. Это была Наташа Мухитова. Она поздоровалась с нами, мы остановились, поговорили, пригласили к себе на чай. Потом, в свободное время между занятиями или отдыха после восхождений, она приходила к нам. В альплагере всегда бывает хорошо, когда рядом свои, можно прийти поделиться впечатлениями или просто посидеть вместе у костра. Нам же присутствие столь очаровательной особы было особенно приятно, и мы как могли, а может как умели, ухаживали за ней.
Рядом с нашим, метрах в трехстах, стоял лагерь альпинистов из Иркутска. Очень многих из этой компании мы потом встречали на протяжении ряда лет в горах, в самых неожиданных местах.
Мы, вспомогатели, уже сделали для себя ряд восхождений. Теперь сидели в ожидании Попенко и его команды с основного маршрута. Скоро они вернулись с победой. Был открытый разбор восхождения. Потом — общий праздник. Был шикарный стол. Кое-кто из иркутян помог лепить нам пельмени, остальное лилось рекой…
Вторая смена в альплагере кончилась. Наташка уехала, оставив в наших душах кусочки грусти. Началась третья смена. Скоро и нам ехать на ледник Бивачный. Мы туда и рвались, и было грустно расставаться с альплагерем «Ала-Арча», с этой полянкой, где уже созрела земляника, с этим местом, где оставались наши еще очень, очень яркие воспоминания, а у кого-то нечто даже большее.
Вот и день отъезда. С утра лил сильный дождь, но скоро рассеялся, и глянуло солнце. Росинки заиграли на всей поляне, на всех деревьях, на каждой веточке и травинке. Сотни, тысячи маленьких солнечных зайчиков запрыгали на поляне, с ветки на ветку, с дерева на дерево. Устроили прощальный нам хоровод.
В аэропорту г. Фрунзе на вертолет нас провожали прапорщик Володя Ровнягин с бойцом-водителем и три девушки. Москвички приезжали к нам еще зимой на сборы, а с иркутянкой мы больше никогда не увиделись. Только более чем приятные воспоминания, добрососедские отношения лагерей остались в душе, в памяти.
Описать это трудно, это надо видеть
На ледник Бивачный мы приземлились через день. Сутки задержались в городе Ош из-за непогоды. В этом году проводился отборочный гималайский сбор. Мы очень ревностно следили за ним. Как там наши? На сборе были Эрик и Коля Иванов. На пик Ахмади Дониша команда вышла без них под руководством Вадика Смирнова. Эрик и Коля надеялись успеть к выходу команды, но задержались и прибыли, когда ребята — Вадим Смирнов, Марат Акчурин, Виктор Седельников, Александр Тимофеев, Николай Шевченко — благополучно вернулись с маршрута чемпионами в классе высотно-технических восхождений.
Маленьким отрядом, возглавляемым Стасом Бергманом, сходили два маршрута — на пики Правды и России. С пика Правды впервые увидел Южную стену пика Коммунизма, в профиль. Километровый отвес! Описать это трудно, это надо видеть. Низ стены скрыт за перегибом. На отвес смотреть страшно, не то что представить себя на нем... Мы даже не могли предположить, что на следующий год стена будет заявлена командой в чемпионате СССР, а мы с Казбеком окажемся в команде восходителей.
Южная стена пика Коммунизма
Пиком России я закрыл норматив кандидата в мастера спорта, так что на пик Коммунизма по пути Абалакова шел уже с превышением норматива.
Хорошо запомнился последний день восхождения. Я был дежурный. Дежурство на такой высоте, под семь тысяч метров, всегда почетно. Почетно тем, что трудно. Выход назначен на 9.00. Пришлось встать в пять часов, чтобы к восьми приготовить поесть. Очень холодно. Движения заторможены. Из-за недостатка кислорода и спички еле зажигаются, а бензин застыл настолько, что примус разгорается лишь со второй или третьей спички. Помимо того на воле за палаткой очень сильный ветер. Он дергает стенки нашего жилья из стороны в сторону. Хлопает полотнищем над головами еще спящих товарищей.
Пик Коммунизма стал первым для нас семитысячником, на вершину которого предстояло сегодня подняться. Высоты 7000 метров мы уже достигали, но вершина еще впереди. И вот выход предстал. Выход на высшую точку Советского Союза. Раньше только в атласе видишь. «Ага... пик Коммунизма, 7495 м — вот он, высотный полюс нашей страны». Там это просто точка с указанием высоты и имени вершины. Мы четвертый день приближаемся к вершине и сгораем от желания и любопытства: «Что же там, наверху?! А что вокруг сверху?!» Погода сегодня изумительная. Ни облачка. Ветер стих. Ну вот и последний взлет Высота около 7450 метров. Но почему-то уж очень легко идется. У меня появилась шальная мысль. «Вот если бы этот гребешок продлить как можно дальше в небесную высь, интересно, как высоко удалось бы выйти без кислородного аппарата».
Вот и вершина. Так легко, как в этот первый раз, она мне, пожалуй, никогда больше не давалась. Вокруг сплошные горы. В долинах ледники, причудливые, извилистые, как белые реки. День очень радостный, состоялся наш семитысячник! Спустя некоторое время нам были выданы жетоны покорителей пика Коммунизма. Мой номер 668. Выдается он один раз. Спустились вниз все очень довольные. Довольные собой, вершиной, сезоном.
Но для нас с Казбеком сезон еще не кончился. Ему для выполнения норматива КМСа осталась одна гора — руководство 5А. Это мы доделывали у себя дома, в альплагере «Талгар».
В завершение всего нам с Казбеком, Толиком Денисенко и Петей Берсеневым предстояло наблюдать за восхождением группы Коли Хребтова по маршруту 5Б на пик Талгар. Этой горой Коля закрывал мастера спорта СССР, в связи с чем пришлось перебазироваться под пик Талгар к маршруту Снесарева.
Чувствовалось, что в этот сезон мы прилично устали, много ходили, казалось, конца пути не будет. Уже просто на самолюбии переставляли ноги. К месту, откуда должны будем наблюдать за восхождением группы, подошли очень поздно, измученные, измотанные. Я не помню, чтобы когда-нибудь впоследствии так уставал. Даже моча приобрела оттенок крови.
На другой день проснулись только к обеду. Наши подопечные ушли рано утром, и теперь со скал доносились лишь редкие их команды друг другу. Это была последняя крупная гора сезона, предельно насыщенного всякого рода событиями, перемещениями, восхождениями.
И еще одно из существенных событий года — это 23 октября — начало моей трудовой, до сих пор считаю, полноценной и в то же время приятной для души деятельности, связанной с природой, с пустынями и степями Казахстана, с их редкостными ландшафтами, с экзотикой серо-бурых почв такыров и солончаков, с тугаями и тростниковыми джунглями, с фазанами, сайгой, каракурюками и сусликами.
Как-то уже зимой мы с Казбеком поднимались в Туюксу на «Яве». В Медео встретили Юру Попенко. Разговорились. В конце он как бы между прочим, но заостряя внимание, спросил:
- — Ну что, мужики, понравилось вам в Ала-Арче со мной?
Мы высоко отозвались о его команде и о пользе нашего пребывания с ним.
- — Слушайте, ребята, может, вы перейдете ко мне в команду? Я, конечно, понимаю, что вы полностью воспитанники Эрика, но я не жду ответа сейчас. Подумайте, если надумаете, скажите.
Разговор продолжать не пришлось. Конечно же, у нас даже близко в мыслях не было покидать Эрьку. Хотя польщены были очень.
Читайте на Mountain.RU:
|
При вводе Логина и Пароля,
