|
Автор: Владлен Авинда, Ялта
Ангел небесный. Книги о горах.
Продолжение
ЗЕМЛЕТРЯСЕНИЕ НА СВЯТОМ МЫСУ
Рядом со многими городами и столицами мира стоят горные вершины, поднимающиеся невдалеке от городских улиц.. Горны силуэты являются своеобразным символом и даже гербом, как Фудзиямо над Токио, Арарат близ Еревана, гора Олим у Афин. Рядом с болгарской столицей поднимается прекрасная Витоша. Каждое время года окрашивает ее в свой цвет и придает вершине неповторимую прелесть.
Летом – зеленые луга и леса превращали Витошу в камень-изумруд, осень приносила золото и багрянец, а зима, когда покрывалась снежным покровом, сверкала серебром и алмазами, весна струилась блеском ртути и прозрачной капели.
Жители Софии очень любят подниматься по горным тропам, карабкаясь через каменные завалы, пробираясь сквозь густоту темных елей. Открыл для софийцев Витошу болгарский писатель Алеко Констатинов в начале двадцатого века, он первым стал приглашать земляков в путешествия на гору. В память о нем туристы построили на горе лесную гостиницу и назвали ее «Алеко».
Но иногда над Витошей словно кружила черная страшная птица и тогда беда обрушивалась на ее склоны и кручи. Путники блуждали в густом тумане или попадали в лавины, а иногда замерзали в буранах, чуть-чуть не добравшись до теплых приютов.
Для предотвращения чрезвычайных происшествий (ЧП) на горном массиве люди построили несколько горноспасательных хижин, где базировались горноспасательные отряды. На главной вершине Витоши, называемой Черный верх, рядом с каменным зданием метеостанции приютился деревянный домик болгарских горноспасателей.
…В одну зимнюю ночь гора словно белый айсберг вонзилась в купол неба, а в широкой долине звездной россыпью мерцали огни лукавой Софии, точно переливалась драгоценная шаль с блестками и монистами.
Спас Ангелов, начальник Софийского отряда ПКСС ( горноспасательная служба) дежурил в хижине на Черном верхе. У него было загорелое лицо, продубленное солнцем и морозами, добрая светлая улыбка, а под красным свитером обрисовывалась сильная фигура спортсмена-альпиниста. Правда пальцы на руках кое-где были обрублены лютым морозом. В его альпинистском списке числились восхождения на северную стену Эйгера в Альпах, высотное на пик Ленина на Памире и скальное на Ушбу, на Кавказе. Среди альпинистов и горноспасателей Спас пользовался доверием и уважением.
В комнате горноспасательного домика пахло травами, точно в сеннике крестьянского дома, где лежали скошенные за лето дары альпийских лугов. Так уж повелось по многим альпинистским хижинам в горных районах мира их стены украшали вымпела, значки и пучки сухих пахучих трав, собранные и высушенные летом для заварки ароматного чая.
Радиостанция ПКСС помаргивала зелеными контрольными лампочками. Над Болгарией стояла тихая ночь и никакие аварийные вызовы не тревожили горно-спасательные отряды. Спас Ангелов переключил ручку телевизора, пытаясь поймать какую-нибудь программу. Здесь, на вершине Черного верха, телевизор принимал передачи из Югославии, Турции, Греции, Румынии и две софийских программы. Но было слишком рано для утренних телевизионных программ, а вечерние уже закончились.
Сегодня, в воскресенье, у Болгарской ПКСС учебный день и все штатные работники на дежурствах, а общественники как всегда готовы выезжать на спасработы по первому вызову. В шесть утра командиры спасотрядов распечатают контрольные пакеты, где каждому отряду оперативное задание. А начальник Болгарской ПКСС мастер спорта Кирилл Донов должен на вертолете лететь к тому отряду, где запланированы самые сложные спасательные работы.
Спас Ангелов глянул на часы – оставалось несколько минут до вскрытия конверта. «Кирилл, наверное, уже в воздухе на вертолете», - подумал Спас. Он выключил телевизор и повернул тумблеры всех радиостанций на прием. И вдруг сквозь писки и шорохи радиоатмосферы к нему донеслось:
Я – «Скала»! Кто слышит меня? Отвечайте! Нужна срочная медицинская помощь, рядом со мной умирают люди! Находимся на обрывах Святого мыса. Здесь произошло землетрясение! Прием…
Спас удивился далекому сигналу, принятым его радиостанцией. Но хрипловатый голос он узнал, это был советский горноспасатель Громов, с ним Спас минувшим летом поднимался на пик Ленина на Памире и на Эльбрус на Кавказе. Радиостанция опять заработала и Спас включил магнитофон, записывая передачу.
Я –«Скала»! Прошу помощи! На нас обрушились камни. Кто слышит нас, передайте сигнал бедствия в Южную горноспасательную службу, пусть вышлют вертолет. Прием.
Виктор! Виктор! Я хорошо слышу тебя! Говорит дежурный Болгарской ПКСС – спас Ангелов! – передавал в микрофон обеспокоенный софийский горноспасатель. Но Громов не слышал его, он попрежнему продолжал выходить в эфир:
Нам нужна срочная медицинская помощь, ребята без сознания и окровавлены. Все вокруг перевернулось, рухнули скалы. Мы висим на обрывах Святого мыса. Сообщите горноспасателям, только они могут снять нас со стены. Прием.
Опять Спас вышел на связь, но «Скала» перестала передавать свои позывные и замолкла совсем. Внезапно Спас услышал вызов Кирилла Донова:
«Витоша», «Витоша»! Почему не выходите на радиоперекличку? Прием.
«Мусала», слушай экстренное сообщение. Советский коллега Громов со своей командой терпит аварию, они попали в землетрясение на Святом мысу. Срочно просят помощи, умирают по потери крови, у них оборвалась связь со своей горноспасательной службой. Я принял их радиосигнал. Слушай, включаю запись магнитофона… - передал Спас в эфир.
2.
Прослушав S0S Громова, Донов передал приказ по радио:
Учебные спасработы ПКСС отменяю. София-центр свяжитесь по телефону с Москвой и передайте об аварии на Святом мысу. Доктор Пвлов и я со спасотрядом вылетаем на вертолете ПКСС на помощь совестким друзьям!
Кирилл Донов, доктор Иван Павлов и пять горноспасателей, среди них один кенолог с черной овчаркой, готовившиеся к учебным спасательным работам в районе Камчии, изменив свой маршрут, отправились на помощь терпящим бедствия советским альпинистам.
Они летели кромкой морского берега. Внезапно в иллюминаторах среди ровных, аккуратно отпечатанных черточек-узоров, медленно кативших волн в широком разбеге через все море, они увидели тело подводной лодки, поднимаемой с морских глубин.
Я читал в газете, что рыбаки бросали сети и они постоянно у них рвались. Оказалось, что рыбацкие сети цеплялись за затонувшую во время войны советскую подводную лодку. Сейчас ее поднимают наши и советские водолазы, - сказал Кирилл Донов.
Все с большим любопытством прильнули к иллюминаторам вертолета. Несколько военных вспомогательных судов окружили место подъема подлодки.
- В каком году она затонула?
- Кажется осенью 1941 года.
- Отчего она погибла?
- Попала под взрывы фашистких глубинных бомб с торпедных катеров.
- Но осталась цела?
- Не совсем, ведь навеки легла на морское дно.
- Интересно, сохранился внутри судовой журнал?
- Навряд ли, ведь в море лодка пролежала очень долго.
- Страшная смерть от удушья на морской глубине.
- Не могу даже представить!
- И не нужно – это слишком ужасно!
- Ты говоришь, как доктор?
- Конечно, ведь я живой и рядом с тобой, а не растворился в морской воде.
- Послушай, Ваня, а это подводная лодка не из тех, подходивших к устью Камчии и высаживали десанты болгарских коммунистов, которые организовывали партизанское движение в горах Болгарии?
Возможно одна из этих подлодок, они отплывали из бухты Омега в Севастополе. Сейчас там даже установлена мемориальная доска.
Наш вождь Георгий Димитров после Лейпцигского процесса жил и отдыхал в Крыму. Он был организатором болгарских коммунистов-полтиэмигрантов, ходивших на подлодках к болгарскому берегу. Помимо оружия они доставляли литературу и рации для партизан.
Георгий Димитров встречался с экипажем подводной лодки «Якобинец» одной из первых субмарин советского производства. Он очень переживал за гибель подлодок и их экипажей у берегов Болгарии.
- А были успешные высадки десантов?
- Да, как раз, где Камчия впадает в море, болгарские десантники уходили в горы.
- Фашисты очень боялись советских и болгарских десантов и усиленно охраняли берега. Они тщательно укрепляли береговую полосу и тут еще скрыто много таинственных сюрпризов от различных донных мин до всяких хитроумных ловушек и секретных береговых приспособлений.
- Но ведь побережье было тщательно проверено военными после войны.
- Разв все можно найти и увидеть, так как много скрыто под землей, где может лежать очень долго, пока случайно не наткнутся люди.
- Да, война толкает человека на всякие изощренные выдумки..
- Что там случилось у Громова?
- Не знаю толком, он полез куда-то на скалу, а она обрушилась. Ты помнишь Громова по восхождению на Эльбрус и на Памире.
- Конечно.
- Успеем ли мы оказать ему помощь?
- Я думаю, что мы одними из первых будем у Святого мыса. Наверное к нам могут присоединиться пограничные вертолеты. Но у военных нет специалистов лазать по скалам, а мы везем опытных профессиональных горноспасателей с полным комплектом альпинистского снаряжения.
Грохот моторов вертолета не давал вести обстоятельные разговоры и они смолкли. Винт вертолета будто ломал и рвал на куски хрупкую грань голубого неба и синего моря. И эти куски падали в воду и прозрачной тенью растворялись в след ревущей машины.
3.
Скалы Святого мыса стояли у самого моря. Прямо из воды поднималась пятисотметровая отвесная стена. Святой мыс сторожил вход в бухту, где укрывались от штормов военные, торговые и рыбацкие корабли. Мимо него проходил один из главных морских путей.
Святой мыс привлекал взгляды моряков своими грозными и суровыми утесами. Море стояло освещенное слабым зеленым светом, а вдали серые тучи, лишь чуточку багровые. Солнечные блики. Тишина жизни. К Святому мысу тянулись желтые дороги закатов и розовых восходов, точно золотая цепь связывала его с россыпью солнечных лучей и нимб святого сверкал над скальным силуэтом.
К Святому мысу не вели проторенные дороги и пробитые тропы. Здесь будто остров тишины, забвения и пустынности. У кромки скального берега, подходившей к мысу с востока, маленькие бухточки, заваленные обкатанными голышами и камнями, обросшими лишайниками и морскими водорослями. Тут же у мыса рос изумительный по красоте лес из можжевельника, земляничного дерева и туполистной фисташки.
А к западу скалы отвесно уходили в зеленую морскую пучину и никаких деревьев – только шершавая грудь утесов. Никогда здесь не селился человек, ведь громадные волны обрушивались на Святой мыс во время штормов. Одни лишь контрабандисты любили подходить в потайные гроты, изрезавших скальные скулы мыса, где прятали свой товар в укромные и только им известные места и пещеры, отмечая клады загадочными метками.
У Святого мыса не раз терпели крушения парусные и современные корабли, разбиваясь во время штормов о скалы, но они не мешали судоходству, так как проваливались в гибельную пучину. Дно моря у Скалистого мыса было очень глубокое.
На вершине Скалистого мыса тоже не селился человек, место считалось неудобным для жилья, отсутствовала питьевая вода, густой колючий лес невозможно было пройти, ветер и солнце томили жаждой забредших сюда путников, а к морю вели страшные обрывы. И человек для жилья выбирал плодородные, тихие и уютные долины.
Правда на самой верхушке мыса можно было разглядеть остатки древних руин и фундаментов. Может быть в далеком прошлом здесь стояла какая-то башня замка или маяка, а может возвышалась сторожевая крепость. Археологических раскопок на Святом мысу не проводились, Обломки красной черепицы, пифосов или амфор, выглаженные дождем, ветром и солнцем валялись среди камней.
Святой мыс пользовался недоброй славой у рыбаков и местных жителей. Ставить сети у его обрывов никто не решался, ходило поверье что в его подводных чертогах живут страшные морские гады. А путники не забредали сюда из-за пустынности и отсутствия удобных троп. Даже любознательные мальчишки из окружающих мыс деревень не забирались сюда, в таинственную и проклятую глухомань.
Много кровавых историй и страшных легенд ходило о Святом мысе. Проходило время, забывали имена погибших на мысу и вновь что-нибудь ужасное случалось с человеком здесь и опять округу потрясали леденящие рассказы о Святом мысу.
В последние годы заколдованную тишину Святого мыса стали нарушать альпинисты. Связки спортсменов штурмовали неприступные скальные бастионы. Но лихие скалолазы старались тоже не задерживаться в этих местах и подальше уходили от Скалистого мыса, разбивая лагеря где-нибудь у родника, в лесу, где собирали сухие дрова для костра. Ночевать на Святом мысу никто не отважился, уж очень это место считалось заклятым.
Откуда у мыса название – Святой, никто не знал. Ходила легенда, что на мысу лежат остатки фундамента от морской церкви, где совершались когда-то святые обряды о спасение моряков и рыбаков. И потому мыс назвали Святым. Но почему тогда страшные легенды кружили над красивыми и грозными скалами Святого мыса?
А что произошло сейчас и как Громов очутился на его обрывах? Восхождение по скалам или малый альпинизм получил большую популярность среди спортсменов страны и за рубежом. Обычно восхождения на скалы совершались осенью, зимой, весной, а летом альпинисты уезжали в высокие снежные горы. Вот и занялись горноспасатели Южного отряда проходить маршруты скальных стен в своем районе и составлять описания. Местные скалы имели большую популярность среди альпинистов и скалолазов.
Команда Южного отряда во главе с Громовым выбрали самый трудный по сложности маршрут на Святой мыс – шестой, высшей категории сложности. В восхождение участвовали – Громов, Челаев, Ткачев, Телегин, Федоркин и Траризон. Когда готовились к восхождению Громов объявил:
- Собирайте снаряжение на висячий бивак, мы для тренировки обязательно заночуем на стене. Это нам нужно для серьезных восхождений на Кавказе и Памире.
- Ребята молча согласились с ним, только Челаев сказал:
- В таком случае нам нужно иметь и группу наблюдения?
- Я уже пригласил в поход к Святому мысу наших юных горноспасателей – Игорю, Саню и Юру.
- А не страшно будет им одним сидеть на берегу моря, ведь всякие загадочные поверья кружат вокруг Святого мыса.
- Пусть привыкают и воспитывают у себя храбрость, им это в жизни очень пригодится!
Ребятам, имевшим от роду по четырнадцать-пятнадцать лет, предложение о походе к Святому мысу привело в неописуемый восторг.
- Ура! Мы согласны! Мы с вами, Виктор Петрович, хоть на луну!
- Тогда готовьте палатку, спальные мешки, рацию, примус, бинокль – это снаряжение можно взять в спасслужбе, а все походные мелочи отыщите дома.
4.
Базовый лагерь горноспасатели разбили на маленьком галечном пляже под скальной громадой Святого мыса. Рядом заговорчески шумело и шепталось море, заливая темные пустоты и гроты в камнях и утесах мыса. Волны наваливались на скалы и они словно живые вздыхали, отфыркиваясь и глотали соленую воду, клокотавшую в невидимых гулких пустотах, подземных полостях и щелях. Море будто хотело поведать смелым ребятам какую-то свою жгучую тайну, но они не обращали внимание на неустанный рокот прибоя и готовили ужин, вынимая из рюкзаков веревки и снаряжение для восхождения. Оно начнется рано утром.
Ложимся по-раньше спать, чтобы и по-раньше встать! – сказал Громов.
Быстро поужинав, горноспасатели стали укладываться на ночлег. Решили спать прямо на пляже.
- Дождя не будет? – спросил Алик Федоркин.
- Нет, смотри какая ясная погода, - ответил Александр Ткачев.
- Но закат был кроваво-красный, ты видел багровый отсвет ложился на облака.
- Небо горело золотом вдали от нас в другом мире, за морем, а сейчас смотри на небе ни одного облачка!
- А мне кажется, что ты ошибаешься, должен быть шторм на море.
- Ложитесь спать, ведь утром стену штурмовать, а не плавать в море!
- Дождь с ветром быстренько отобьют охоту лазать по скалам зимой.
- Давайте, ребята, спать – утро вечера мудрее, - прервал их спор Громов.
Тихий вечер теплой голубой волной превратил море и небо в одну замирающую даль. Ни черточки, ни полоски, ни граненного края не отделяло светлоголубого моря и серебряно-синего неба. Будто божественные тайны моря и неба слились в волшебный шар. В такие минуты особенно остро чувствуется великое торжество природы, когда мир вокруг становится высшей живой материей и сливаешься с ним своим существом, своими мыслями, своим ощущением. И сердце твое наполняется той щемящей и ликующей радостью, называемой счастьем, в котором любовь к земле, к воде, к золотому закату. Великий и вечный круг жизни.
5.
Горноспасатели крепко спали прямо на пляже. А юные наблюдатели – Игорь Чернышев, Юрий Стеценко и Александр Горохов растянули серебристую палатку, ведь им придется находиться под стеной не одну ночь. Палатку «памирку» установили выше галечного пляжа на небольшом утесе с ровной площадкой, чтобы морские волны не доставали к ним.
- Отсюда хороший обзор стены, где будут прокладывать маршрут наши горноспасатели, - солидно сказал Игорь, осматривая выбранное место для бивака.
- Мы здесь словно на капитанском мостике! – воскликнул пылкий Санька.
- Вот здорово, что Виктор Петрович взял нас с собой, - высказался мечтательный Юрка. –Мы будем следить за восхождением ребят и смотреть на проходящие мимо корабли.
- Здесь точно необитаемый остров! – опять восторгался Санька.
- Говорите тише, ведь горноспасатели уже отдыхают, они ведь рано встают, чтобы световое время использовать для штурма скалы.
- Игорь, ты не форси, что старший и меньше командуй! – ответил Санька.
- Он прав, ведь наши голоса несутся вниз громким эхом, отражаясь от каменной стены, - поддержал Игоря Юра.
- Хорошо помолчим, но спать я не хочу ложиться, буду смотреть на море.
Ребята давно крутились среди горноспасателей, приходили на спаслужбу, помогали в работе спасотряда и Громов понемногу занимался с ними. Горноспасательному отряду нужна была молодая смена. Заправлял среди пацанов самый старший и рассудительный Игорь Чернышев. В школе возле него всегда собирался небольшой круг ребят, увлекавшихся горами и путешествиями. Они имели свои мальчишеские тайны, зачитанные книги о приключениях и даже снаряжение: компас, два альпинистских карабина, моток веревки и еще какие-то нужные в походе вещи. Это же Игорь через своего соседа привел своих друзей к горноспасателям, а теперь их взяли в поход. Да не просто туристами, а вручили рации по которым они должны держать связь. По маленькой «Виталке» радиоразговор с горноспасателями на стене, а по «Карату» в случаи аварии и еще чего-нибудь серьезного с дежурным спасслужбы в областном центре.
Громов научил их пользоваться рациями, да и трудностей в этом не было никаких, только правильно нажимай кнопки.
Для ночлега ребята взяли спальные мешки, сейчас они забрались в теплое нутро и тихо рассказывали друг другу истории о приключениях и опасностях из прочитанных книг и журналов.
6.
Рано утром горноспасатели вышли на восхождение. Еще было темно, когда они на двух примусах готовили завтрак и кипятили чай. И вскоре раздался стук молотка и звон забиваемых в трещину скальных крючьев. Начал восхождение Федоркин, он хорошо и умело лез по стене, используя малейшие шероховатости, выступы, углубления – весь рельеф скал для опор ног и рук.
- Алик, чаще бей крючья для страховки! – иногда кричал ему Громов.
- Здесь очень мало трещин для крючьев, а шлямбурные долго забивать.
Работа альпинистской команды на отвесной стене это не стремительное и виртуозное лазание, когда скалолаз с верхней страховкой в считанные минуты преодолевает почти стометровый бастион, а упорная и трудоемкая работа с прокладыванием маршрута первоидущим, подъем остальных членов команды, вытаскивание рюкзаков, выбивание крючьев замыкающим. Потом горноспасатели не спешили преодолевать в быстром альпийском стиле скальную стену Святого мыса. Они запланировали тренировочное, даже учебное восхождение и работали не спеша, зато без лишнего шума и суеты, четко и слаженно выполняя свою работу.
Мальчишки-наблюдатели в бинокль видели каждое действие и движения восходителей. Уже давно расцвел зимний день с неярким солнцем, прорывающимся лучами сквозь слепые облака и оставляющими на воде золотые круги.
Зимний день проходил очень скоротечно. Альпинисты поднялись до красной полосы, опоясавшей стену Святого мыса примерно в середине маршрута. Крики их стали глуше и разобрать слова стало невозможно, горноспасатели довольно высоко ушли вверх. Наблюдатели только в бинокль могли отличить их по разноцветным костюмам.
Ровно в восемь часов вечера, когда уже совсем стемнело, Игорь включил рацию и услышал голос Виктора Петровича:
- «Берег», я – «Скала». Как меня слышите? Прием.
- «Скала», я –«Берег», слышу вас очень хорошо. Прием.
- «Берег», как дела, чем занимались?
- «Скала», вели за вами наблюдение, ловили рыбу, но ничего не поймали, видели пять теплоходов. А у вас как там на стене? Прием.
- «Берег», восхождение проходит нормально, разбили висячий бивак. Следующая связь утром в десять часов. Прием.
- «Скала», счастливого сна. Связи конец.
7.
Ночлег на стене каждый горноспасатель оборудовал индивидуально в зависимости от того места, где его застала ночь. Александр Челаев развесил веревочный гамак на забитых в трещинах крючьях. Расстелил в нем спальный мешок и уютно закачался над пропастью. Боря Телегин примостился на уступе со спальным мешком, застегнув себя для страховки карабином на коротком вспомогательном шнуре, чтобы не свалиться в обрыв. Александр Ткачев выбрал маленькую полку для сидячего бивака, свесив ноги в обрыв. Ботинки он снял и поставил рядом, привязав их к веревке. А на ноги одел пуховый спальный мешок и застегнул капюшон на голове, став похож на шелковичный кокон, висящий на стене. Громову досталась небольшая ниша, где он один смог разместиться в спальном мешке. Лишь передовой связке не нашлось удобных полок для ночлега. Ребята уселись на выступе скалы, спиной друг к другу, а ноги оперли о веревочные лесенки. Они, как и Ткачев, одели спальные мешки на ноги, даже не сняв ботинок, выпили по кружке чая из термосов, съели бутерброды и забылись в усталом сне.
Выбранный горноспасателями маршрут на Святой мыс чередовался массой трещин, глубоко вспарывающих каменное тело, то совершенно гладкие стены вставали на пути и эти участки приходилось преодолевать очень медленно, используя всю высшую технику альпинизма.
Вечер на стене выдался тихий и ничто не предвещало тревогу, даже рокот прибоя едва доносился, точно море уснуло мертвым сном. Первыми услышали далекий неясный гул Алик Федоркин и Володя Траризон. Бивак они сделали неудобный, заваливались друг на друга, раскачивались в лесенках и не могли спокойно отдыхать. Остальные ребята, устав от восхождения, сладко спали в своих «птичьих гнездышках», свитые на обрыве.
- Алик, ты слышал внутри горы загудело? – спросил Володя.
- Да, и мне почудился неясный звук.
- Что это может быть?
- Подземные толчки.
- Землетрясение?
- Может просто слабый всплеск.
- Разбудим ребят?
- Не будут ли они смеяться над нами?
В ответ мощный толчок рассек литую тишину и Святой мыс вздыбило землетрясением. Скалы вздрогнули, словно очнувшись от сонной одури, встряхнулись и загудели камнепадами. Страшная роковая ночь перемешалась грохотом обвалов, свистом камней, белыми искрами, человеческими криками обреченных.
Горноспасателей разметало вместе с рухнувшими глыбами. Страховочную веревку перебило в нескольких местах. Теперь каждого держала у стены тонкая самостраховка, если, конечно, хлипкие репшнуры могли помочь в таком смертельном аду.
Первым пришел в себя Саша Челаев. Его, качавшегося в гамаке,и, удержавшегося на забитых крючьях, несколько раз ударило камнями, к счастью, небольшими. Сильный ушиб плеча, левая рука повисла плетью, перебило ногу.
- Помогите! Помогите! – хрипло застонал Саша Челаев.
Но в ответ – тишина. Первоидущие Федоркин и Траризон сгинули в кромешной темноте. Борю Телегина, лежавшего на полке в спальном мешке, бросило в пропасть. Но кусок веревки, закрепленный на крюке с карабином, выдержал испытание и Боря, оглушенный, наглухо застегнутый в спальном мешке, висел на конце веревки. А на другом конце этой веревки был привязан Саша Ткачев, он тоже болтался в воздухе, но только ниже. Кусок веревки они использовали для самостраховки. Сашу Ткачева, крутившегося на конце веревки, очень сильно посекло падающими камнями. Он, окровавленный с рваными ранами, глухо стонал. Громов так и остался лежать в нише, а рядом с ним разверзлась черная щель, отколовшая от Святого мыса кусок скалы. Но Громов не знал этого, ему пробило голову и смяло голеностоп, он валялся в крови, потеряв сознание.
Грохот землетрясения, расколовший Святой мыс, остывал и угасал в ночной тишине. А море, не тронутое подземными толчками, зализывало земные раны, вскипая белым прибоем.
Горноспасатели, не раз приходившие на помощь терпящим бедствие в горах и выручавшие их из беды, сами попали в коварную и неожиданную катаклизму гор. Окровавленные, оглушенные и перемолотые камнями, они медленно умирали на растерзанных скалах Святого мыса. Кто поможет им? Ведь никто не знает о случившейся беде на Святом мысу. Слабая волна землетрясения докатилась до их родного города. В некоторых домах лишь качнулись люстры на потолках, зазвенела посуда в шкафах и все. Никто не мог подумать, что Святой мыс оказался под сильным подземным ударом. И если кинутся спасать горноспасателей, только через три дня, когда они не вернутся домой и истечет их контрольный срок. А сколько протянут обескровленные ребята, повисшие на скалах? Неизвестно что случилось с юными наблюдателями?.
8.
А вот западный берег моря обрывался скалами из желтого ракушечника. Но иногда скалы чуть отступали от берега моря и в этих лунных линиях изгиба рождались золотые песочные пляжи. Но попадались большие участки, где скалы откатывались от моря вглубь земли на несколько сот метров, а то и на пару километров. Там в крутых обрывах в далеком прошлом находились пещерные монастыри и кельи монахов, вырубленных в пористом известняке.
В одной из плавных горных складок в купе густых деревьев спряталась вилла «Лилия», построенная в начале века каким-то богатым немцем. Это был бутафорский замок с маленькими башенками, лесенками, бойницами, откидными мостиками, переходными стенками, покрытой марсельской черепицей. Дом в стиле рыцарского замка напоминал деорацию средневекового романа. Впрочем вилла «Лилия» не выделялась ничем особенным от других таких же курортных строений, а были даже побогаче, облицованные мрамором.
На вилле «Лилия» восьмидесятилетний штандартфюрер Цумпке исправно нес свою службу. Это был высокий худосочный человек в костюме песочного цвета, шерстянных носках и ботинках на толстой подошве, с облысевшим треугольным черепом, покрытым коричневыми пятнами, словно одряхлевший ягуар, с водянистыми глазками и тупой преданностью фюреру.
Вилла «Лилия» принадлежала Станке Цовлеву, болгарскому архитектору, а Цумпке числился у него в садовниках. С окончания войны прошло уже много лет, казалось все осталось позабытым. Но иногда на имя Цумпке от его каких-то родственников из Швейцарии приходили денежные переводы и посылки. Станке Цовлев относился к своему садовнику с превеликим уважением, точно не он был хозяином виллы, а высохшая мумия в песочном костюме.
В ночь по каким-то определенным дням в году, известным лишь плешивому служаке, он тихо открывал потайной люк, скрытый в саду густой зеленью и каменными обломками известняка, и спускался в рубку с какими-то приборами, ручками, тумблерами, кнопками.
Фашист Цумпке включил питание своих адских машин, сидел и смотрел на приборы, наушники, телефонные трубки и ждал приказа. Война давно закончилась, а он, фанатичный служака, оставался верен фюреру и Великой Германии.
Но однажды тихо зазвонил телефон в его рубке, он торопливо снял трубку в железной оправе от морской сырости. Прозвучал наивный пароль, словно детская игра в знакомого и незнакомого.
- — Вы говорите по-немецки? — услышал он далекий приглушенный голос.
- —Да!
- — Какой поэт вам по душе?
- — Гёте.
- — О, это прекрасный немецкий поэт!
- — В моей семье всегда почитали немецкую поэзию, особенно тетя.
- — А как звали вашу тетю?
- — Фрау Ева Аиндер, но она умерла.
- — Зажгите ей поминальную свечу.
- — Хорошо. Мне также следует помянуть ее?
- — Непременно. Включите иллюминацию с большой лампой. Врубите самую яркую!
...Спустя тридцать минут Цумпке повернул ручку адской машины и по кабелю понесся смертоносный сигнал. Цумпке будто почувствовал, как по бронированному кабелю, проложенному по морскому дну, полетела его команда, — нет, приказ самого Фюрера!
Цумпке будто наяву увидел военную гавань. В глубине зеленовато-синих сумерек пролился слабый отсвет от фонарей спящего города и огней военных кораблей. Иногда ярко вспыхивал прожектор. Луч, скользнув по воде, проникал в глубины и выхватывал на дне железные обломки, оборвавшиеся якоря. Мелькали рыбы самых различных форм, одни важно плавали, чуть подергивали плавниками, другие стремительно шныряли в сумраке. В толще воды, как фантастические хрустальные люстры, повисли бело-фиолетовые медузы.
— Дно густо покрыто водорослями: зелеными, красными, бурыми. — вслух вспоминал Цумпке. — Глубины там, в этой военной гавани, около тридцати метров. Значит, там должны быть жесткие бурые кустики цистозиры... Нет, дно бухты покрыто илом и в его толще спрятаны мины...
Цумпке зажмурился, пытаясь поточнее представить морское дно. — и вдруг будто почувствовал, как сработал импульс и магнитные мины, освобождаясь от якорей, стали появляться из фиолетовой мглы, тускло поблескивая в слабом свечении моря. Большая гроздь мин всплыла и, притянутая широким днищем линкора, потянулась, набирая скорость, к огромной массе железа. На панели приборов в рубке зажглась красная лампочка. Есть контакт!
- — Подводная система не подвела! — воскликнул старый нацист и тут же пригнул голову — будто услышал, с какой чудовищной силой рванула гроздь донных мин, спрятанных гитлеровцами на дне бухты, где находилась теперь военная гавань коммунистов.
Но в следующую минуту Цумпке молодцевато выпрямился и пролаял:
- - Хайль Гитлер!
9.
...Громов очнулся и в первый момент никак не мог понять, где он и что произошло провел рукой по лицу — застывшая кровавая корка... Но вот сознание остро всколыхнулось и память стала восстанавливать стремительные и ужасные секунды землетрясения, Будто пленка, запечатлевшая страшный катаклизм, начала прокручиваться...
Он пошарил вокруг, пытаясь найти рюкзак и наткнулся на каску. Но ведь с головы каску не сорвало, так откуда взялась вторая? Он осторожно ощупал «каску» — и пальцы провалились в отверстия. Череп? Точно. Глазницы, носовое отверстие, челюсть... Он что, уже в могиле и рядом чей-то скелет? Но мер-твому не должно быть так больно Громов застонал и включил налобный фонарик, укрепленный на каске.
Яркий сноп света залил каменное ложе. Рядом — рюкзак и несколько черепов с черными глазницами. Откуда они взялись?... И тут же — обжигающая мысль: а что с ребятами? Он посветил фонариком и увидел обломки скал, веревки, оборванные и целые, на которых повисли горноспасатели, и крикнул: — Держитесь, парни, сейчас окажу помощь! В ответ — стон. Но пока Громов наскоро перевязывал разбитую голову, избегая дальнейшей потери крови, пришел в себя Челаев, и отозвался:
- — Дед, я могу работать одной рукой, что делать?
- — Надо вытащить Бориса, а то ему голову зальет кровью...
Громов из кусков веревки и репшнура связал полиспаст с альпинистскими карабинами. Когда все было готово, один конец он бросил Челаеву и вместе они принялись подтаскивать спальник с Борисом Теригиным. Сначала удалось выровнять его тело, а затем, сантиметр за сантиметром, преодолевая головокружение и боль, подтянуть спальник к нише. Громов расстегнул молнии на мешке, развязал репшну-ры и веревки, освобождая Бориса от пут самостраховки. Теригин был жив, только без сознания и лицо посинело — долго висел вниз головой. Громов плеснул в лицо немного воды из фляги и, склонясь к обрыву, сказал:
- — Саша, нам Ткачева не вытащить, сил не хватит — тяжеленный... А Ткачев отозвался и попросил:
- — Подтяните меня к скале. Попробую закрепиться сам. Я сейчас в сознании...
Тут же Челаев потянул за репшнур, а Громов за основную веревку. Ткачев ухватился за выступ скалы, затем подтянулся, забросил ногу на уступ и медленно взобрался на него. Помолчал немного и попросил:
- — Передайте мне бинт. Мой рюкзак улетел в пропасть...
- — Разорви рубашку: у меня тоже ничего нет... — ответил Громов.
И тут Теригин слабым голосом отозвался:
- — Дед, у меня в рюкзаке есть все: аптечка, вода, продукты...
- — А где твой рюкзак?
- — Я повесил его на крюк, вбитый в скалу... Громов пошарил лучом фонаря по скальным рваным выступам, но ничего не обнаружил.
- — Жаль... — прошептал Теригин. А Ткачёв, сидящий на уступе рядом со щелью, которая рассекла скалу, спросил:
- — Дед, а что это за черепа и кости? Громов только отмахнулся:
- — Подожди, сейчас не до них. Ты сделал перевязку?
- — Кое-как. Кровоточит сильно. Голова кружится...
- — Какие у тебя повреждения?
- — Не разберусь. Боль во многих местах...
- — Держись, — попросил Громов. Затем спросил, освещая метр за метром скалу. — Где Алик и Володя?
- — Кажется, их снесло в пропасть... — отозвался Челаев. О самом страшном не хотелось думать Громов продолжал лучом обшаривать скалы и вдруг воскликнул:
- — Веревка! Натянутая веревка! Узел застрял в карабине с крюком... Теригин, который уже пришел в себя, сразу предложил:
- — Давайте я спущусь к ним.
- — Хорошо, Боря, только вот целой веревки нет. Возьми фонарик и попробуй собрать из кусков. И надо закрепить ту веревку — возможно, ребята на ней висят. А я попробую дать сигнал бедствия.
Пока Теригин пытался собрать веревку из обрывков, Громов достал из нагрудного кармана «Виталку» и в эфир полетели призывы о помощи. Но никто не отвечал. У пограничников и военных моряков станции работали на других частотах...
Громов не думал о смерти, хотя она была совсем рядом. Он знал, что к ним непременно придут на выручку — он же всегда спешил на помощь терпящим бедствие в горах. Только успеет ли помощь --ведь все истекают кровью, разве что Теригин старается держаться молодцом... Нет. Не надо думать о произошедшем. Не надо пере| бирать варианты. О чем-то другом... Об этих черепах, например..
-— Боря, освети этот череп! — попросил Громов. Теригин посветил фонариком.
Череп — желтый, иссохший, старый. Крошится под пальцами... И еще черепа, черепки, кости... Да это же остатки жертвоприношений! Здесь, на Святом мысу, была когда-то культовая пещера-колодец тавров, они туда сбрасывали пленников и подаяния своим свирепым богам... Землетрясение откололо часть скалы и обнажилась щель... И снова мысли вернулись к сгинувшим во тьме Алику и Володе.
10
...Подземный удар сбросил Федоркина и Траризона с уступа, на котором они соорудили висячий бивак. Самостраховки из тонких репшнуров лопнули, будто перерезанные бритвой — но к поясам была прищёлкнута на карабинах основная веревка. Счастливая случайность — узел на веревке застрял в карабине, а тот зацепился за прочный крюк, вбитый в скалу, не пострадавшую от землетрясения. Но свободная часть веревки была длинна и пока она разматывалась, парни летели и летели во тьму, страшно ударяясь о выступы невидимых скал.
И все же веревка спасла альпинистов, не дав им долететь до острых камней на дне каменного колодца они повисли, потрясенные, с переломанными костями, сильными ушибами и рваными ранами, в каком-то метре от широкой каменной полки.
Первым в себя пришел Алик Федоркин.
Зловещий холодный свет луны и отсвет моря рассеивали тьму. Прямо перед глазами Алика на полке скалились два черепа. И все тело болит и горит черепа и адская боль — ясно, это уже тот свет...
Очнулся и Трарирзон, застонал и спросил:
- — Где мы?
- — Кажется, в аду...
- — Ты жив... — обрадовался Володя.
- — Нет, я уже в аду. В котле кипятят...
- — Молодец, раз шутишь...
- — Это я от боли и ужаса...
- — А что с нами произошло?
- — Мы погибли и попали в ад. — Очень серьезно сказал Федоркин.
Володя чуть пошевелился, провел рукой по лицу, а потом спросил:
- — Так почему же мы разговариваем?
- — Здесь и песни поют...
- — Ладно, все понятно. — отозвался Траризон, окончательно приходя в себя, — нас землетрясением сбросило со скалы.
- — Это было когда-то... А сейчас вокруг черепа и могильная темень...
- - Какая темень? Море видно.
- — Значит, Бог подарил тебе жизнь. А я, грешник, горю в аду...
- — Ладно, перетащу тебя в рай. Сейчас будем спускаться. У меня есть молоток и два крюка.
- — А веревка? — спросил Федоркин уже совершенно «потусторонним» голосом.
- — Сначала зацепимся за скалу.
- Володе удалось ухватится за выступ медленно, преодолевая боль, пронизывающую все тело, он нащупал щель, приладил крюк и несколькими ударами молотка вбил его. Закрепился _ и попросил Федоркина:
- — Оттолкнись от скалы, качнись в мою сторону.
- — Не могу. Ноги страшно болят. Переломал, наверное... И все же Алику удалось раскачаться Володя дотянулся и через несколько секунд они уже пристегнулись вдвоем к крюку.
- — И что дальше? — спросил Федоркин.
- — Будем друг друга лечить.
- — А спуститься не сумеем?
- — Подождем рассвета...
11.
Громов очнулся от забытья. Страшная ночь истекла, над каменным адом первыми каплями сочился новый день. Светало. Розовая полоска разъединила море и небо. Рядом на скалах стонали горноспасатели спасти самих себя они не могли.
Громов включил «Виталку» и повторил просьбу о помощи.
- — Дед, ты надеешься, что слабенькую «Виталку» кто-нибудь услышит? — спросил из гамака Челаев.
- — Да. Это единственная нить... Нас засекут в эфире... Кто-нибудь — моряки, пограничники, а то и горноспасатели...
- — Навряд ли. Узкий диапазон и слабый передатчик...
- — Когда-то сельский радиолюбитель принял сигнал от экспедиции Нобиле, почти с Северного полюса. Сейчас наше спасение только в терпении, в ожидании помощи...
- — А сколько выдержат ребята?
- — Будем надеяться на удачу...
Над потрясенным подземным толчком Святым мысом занимался солнечный день. Громов ненадолго впадал в забытье — удар по голове оказался очень сильным, камень расколол даже каску, но она, треснув, все же спасла жизнь. Приходил в себя и вновь включал «Виталку». Рядом бесился от досады Теригин. Он мог двигаться, мог действовать (всего-то пара сломанных ребер!), но не было веревки: обрывков оказалось совсем мало. Не было и ни крючьев, ни молотка. Работать же на натянутой веревке не следовало — на ней наверняка висят Федоркин и Трарирзон, а единственный крюк может не выдержать дополнительной тяжести.
Боль и ожидание Громов заставил себя перенестись мыслями к старым черепам.
...По греческой легенде, здесь был храм с сорока беломраморными колоннами. Тавры приносили здесь в жертву всех пленников-чужеземцев. Тавры, «таурос», свирепые... Землетрясение раскололо Святой мыс и обнажило остатки древнего святилища... Какое оно? Может быть, богаче знаменитого святилища горцев на Двух-горбом седле у Горзувитского перевала?
А может, это и есть легендарная Тысячеглавая Пещера? В ней прятались тысяча воинов — а враги завалили выход огромными камнями? Нет, вряд ли. Здесь нет скелетов, только черепа — значит, в колодец бросали отрубленные головы и, наверное, пожертвования... Нужно обязательно выжить и привести на Святой мыс археологов...
- — Что ты бормочешь, Дед? — спросил Челаев.
- — Я об этих древних черепах. Наверное, здесь было капище тавров. Всем чужестранцам они здесь рубили головы...
- — Жуткое и кровавое место...
- — Ты прав... — сказал Громов, обводя взглядом искалеченных товарищей.
12.
...О, сколько раз Цумпке возвращался мысленно к той октябрьской ночи, когда сработала, подчиняясь его команде, смертоносная мина и уничтожила красный линкор!
Глубокую октябрьскую ночь всколыхнул тяжелый взрыв. Из-под носовой части линкора «Новочеркасск» вырвался ослепительный сноп огня. Взрыв разворотил днище, разорвал переборки, расколол даже броневую палубу линкора. А в рваную пробоину в днище сразу же хлынула вода и добила тех немногих из двухсот человек, которые спали в носовых кубриках. Только несколько десятков раненых из отсеков, не залитых водой, удалось вытащить и эвакуировать на берег, в госпиталь.
Громадный корабль с дифферентом на нос начал медленно уходить под воду, а на всех военных кораблях в бухте ударили колокола громкого боя: боевая тревога! Разом погасли бортовые огни запели сервомоторы, разворачивая стволы зениток в темное небо, закружились решетки антенн радаров, замерли в рубках гидроакустики, напряженно вслушиваясь в голоса моря. Но не разрезал ночь вражеский самолет, не подвывала винтами субмарина, готовя торпедную атаку. Дьявольская машина, смертельный подарок от Третьего Рейха, сработала — и наступила тишина. Теперь боролись только с морем... и с собственной неумелостью.
«Отбой боевой тревоги!» — наконец-то прозвучала команда вслед за ней — «Аварийная тревога!»
Вспыхнули ослепительные лучи прожекторов, высвечивая раненного стального гиганта. Спешно грузились в шлюпки и катера
спасательные команды с крейсеров, стоящих неподалеку. Началась борьба за спасение корабля.
Семь линий обороны, словно в кровопролитном бою, выставили на линкоре. Но они не смогли удержать воду, которая поднималась все выше и выше: в самой конструкции корабля была заложена страшная ошибка. Переборки не были герметичными, в них были устроены технологические люки и щели, и теперь сквозь них пробивалась вода, пробивалась и захватывала все новые каюты, погреба, пункты боевого управления, кубрики, коридоры. В кромешной тьме, иногда ныряя в черную воду безо всякого водолазного снаряжения, аварийщики закрывали отсеки, ставили подпорки, забивали щели, -— но подъем воды только замедлялся, но не прекращался.
Линкор еще можно было спасти: дело происходило в бухте, в считанных десятках метров от берега, от причальных стенок, от мелководья, наконец хватало мощности буксиров и тем более крейсеров, чтобы оттащить его к берегу или посадить на грунт. И уж во всяком случае можно было спасти людей, сотни матросов, мичманов и офицеров, которые не были заняты на аварийных работах. Но адмиралы, которые прибыли на борт тонущего линкора, проявили то самое худшее, что разъедает вооруженные силы: безграмотное показушество. Боевые расчеты оставались в орудийных башнях аварийщики оставались в нижних отсеках, продолжая безнадежную и бессмысленную борьбу против заведомого головотяпства судостроителей две свободные вахты выстроились на корме, ожидая команды спустить на воду шлюпки — но команды не было. Не срезали брибель, удерживающий корабль на бочке, не подняли якоря, не попытались перейти на мелководье — адмиральской квалификации не хватило, чтобы понять: истинная глубина в месте стоянки линкора — более сорока метров, а восемнадцать, глубина, которая едва перекрывала верхнюю палубу и оставляла снаружи надстройки — это глубина условная, до многометровой толщи податливого ила, который никак не удержит стального гиганта...
А затем под тысячеголосый крик линкор накренился и лег на левый борт. С адским грохотом сорвался и полетел в воду адмиральский баркас, за ним полетели орудийные башни прямо с боевыми расчетами, сминая, круша, калеча все на своем пути. Прочертили некий знак рока и ударили в воду мачты линкора, надстройки — сигнальщик в рубке семафорил последние слова прощания, — трубы еще мгновение — и соленые волны, соленые, как слезы тысяч моряков эскадры, которую еще ни разу не поставил на колени ни один противник, накрыли стремительное тело корабля. Еще миг тому, безвозвратный и прекрасный миг, возвышался в свете прожекторов могучий стремительный линкор — а теперь только днище, как туша исполинского кита, облитая черной кровью.
В скрещенных лучах прожекторов плавали, барахтались, тонули, взывали о спасении, захлебывались кровью и соленой водой сотни матросов и командиров. Они цеплялись за плоты, карабкались в шлюпки и баркасы, вытаскивали других, синели от холода и взбухали от проглоченной морской воды. Тускло сверкало золото аксельбантов на адмиральских мундирах, плавающих среди живых и утопленников, раненых и погибших.
Но старшинам и мичманам, адмиралам и матросам, которые хлебали соленую студеную воду, еще очень повезло, даже если они не доплывали до спасительного борта или берега. Их товарищи задыхались и умирали в отсеках бесславно погибшего корабля.
- — Помогите! Спасите! Не дайте умереть, братцы! — стучала морзянка: задыхающиеся люди колотили по переборкам, по бортам и днищу, стучали железками и кулаками, били головами, скребли окровавленными оторванными ногтями.
- — Я хочу жить, мне девятнадцать лет! — отстукивал морзянку по днищу безвестный курсант. И мама его, вдруг проснувшись в степной глуши, увидела вдруг перекошенное страданием лицо сына — и черную воду.
- — Будьте прокляты! — доносился стук откуда? Из черных глубин или черных небес?
...Громадная стальная усыпальница еще стучала, скребла, стонала — час от часу все тише последнее, что слышали водолазы-спасатели, пытавшиеся хоть кого-то вытянуть из подводной могилы, был звон, погребальный звон. Неизвестный моряк бил в старую бронзовую рынду, оказавшуюся в воздушном пузыре в трюмном отсеке. Бил и бил, пока не высосали истощенные легкие последние кубики кислорода...
...Все видел, все слышал Цумпке, словно его испещренный коричневыми пятнами голый череп мелькал среди отвратительных морских чудищ, сползавшихся и сплывавшихся отовсюду на небывалый пир...
13.
Громов бредил, кровавый туман вился над его разумом. В бреду он разговаривал, вспоминал, рассказывал о письме какой-то Руски Янакиевой из Варны. Она была родом из Крыма, из болгарской деревушки близ Святого мыса. Она вспоминала... Да, это было письма, адресованное в горноспасательную службу. Она просила... Да, просила найти тот склеп... Они с братом во время оккупации нашли в скалах, среди обломков камней, расколотых землетрясением, бронзовую плиту с кольцом... Руска помнит, что рядом с плитой — высокая конусообразная скала, как исполинский палец, покрытый шрамами... И там, под плитой... Да, под плитой. Однажды девчонка пасла коз и услышала слабый голос из-под плиты:
- — Помогите... Умираю...
Кизиловый сук, просунутый в кольцо... Плита поддалась неожиданно легко... Под ней — раненный красноармеец. Он, оказывается, прополз подземными щелями и коридорами — бежал с какой-то базы, секретной базы, которую строили на Святом мысу... Где-то возле самой кромки воды... А потом пришли жандармы и какой-то злой фашистский начальник в черном... Да, пришли жандармы и красноармеец спрятался под плитой... Несколько дней в скалы никого не пускали, а когда Руска с братом смогли снова придти к склепу, красноармеец был мертв. Так он и остался в склепе, в пяти метрах в сторону Святого мыса от скалы, похожей на человеческий палец... Найдите... Найдите...
Громов забылся в коротком крепком сне — и очнулся с прояснившимся сознанием, готовый к борьбе. Письмо? Да, было письмо. И еще одно: Руска написала, что видела в варненском представительстве «Люфтганзы» того «злого фашистского начальника» — постаревшего, совсем лысого, но с таким же колючим злым взглядом.
Но сейчас надо было думать о другом...
14.
...Пацаны-наблюдатели даже не успели ахнуть, как земля под ними разверзлась и они провалились в пустоту.
Впрочем, падение не было тяжелым. Секунда — и они, втроем в одном спальнике, лежали на мокром песке в клубке перепутанный веревок и растяжек от палатки. Тишина черная тишина, лишь шорох осыпающихся мелких камушков да плеск волн недалекого моря.
- — Что случилось? — прошептал Юрка, вздрагивая от страха. — Что это?
- — Наверное, землетрясение... — ответил Игорь, тоже перепуганный насмерть.
- — Ребята, у меня есть фонарик! — отозвался Санька из угла спальника.
- — Свети и будем выбираться! — скомандовал Игорь, приходя в себя.
Спальник был не застегнут палатка, которая сползла в провал вместе с ними, разорвалась и в дыру ребята выбрались наружу. Черная, непроглядная темень — и только над головой, в рваном отверстии скал, мерцала одинокая голубая звезда. А вокруг...
Они находились в небольшой пещере, изрядно заваленной камнями и каким-то ржавым железом, исковерканным землетрясением. Трубы, лесенки, цепи... Маховики, штурвалы, приборы, провода...
- — Смотрите, фашистский крест! — воскликнул удивленный Санька, указывая на здоровенную толстую серую сигару с намалеванной на боку свастикой...
- — Это торпеда! — воскликнул Игорь. — И торпедный аппарат. Наверное, здесь была какая-то фашистская база.
- — о пещере?
- — Это не пещера, грот — есть же выход к морю, — Игорь уже совсем пришел в себя. — Стрелять можно и отсюда. Корабли проходят близко от Святого мыса...
- — А почему базу не уничтожили при отступлении? — спросил Юра.
- — Наверное, оставили в секрете. Ее же ниоткуда не видно. Мы вот прямо над ней были и ничего не заметили.
- — Посмотрим, что здесь и как? — загорелся Санька.
- — Давайте лучше выбираться наверх. Может, взрослым нужна помощь.
- — Подожди, Игоряша, хоть чуть-чуть посмотрим, — попросил Юра, — это же настоящее...
- — Смотрите, здесь какой-то пульт управления, — отозвался Саня. — Приборы, телефонные трубки... У черной — тоже свастика нарисована...
- — Возьми и послушай: может, тебе и ответят... — посоветовал Игорь.
- — Я бы тут все перещупал... — прошептал Юрка.
- — Все не надо — еще рванет! — сообразил Санька.
- — Точно. А телефон можно, он не рванет. — смилостивился Игорь. Юрка сдернул с рычагов трубку со свастикой — и удивленно протянул, услышав сигнал:
- — Работает...
И тут в трубке щелкнуло и далекий голос произнес:
- — Яволь!
Юрка, неплохо владевший разговорным немецким, машинально бросил в трубку:
- — Шпрехен зи дойч?
- — О, я, я... — ответил далекий и, как показалось, старческий голос. Юрка прикрыл ладонью трубку и спросил ребят:
- — А что говорить? И кто это?
- — Попроси прочесть стишок, — брякнул первое, что пришло в голову, Санька, совершенно ошеломленный тем, что в заброшенной пещере что-то, оказывается, не истлело от времени.
- — Стихи? Ладно... — пожал плечами Юра и сказал по-немецки в трубку:
- — Не соблаговолите ли прочесть стихи?
- — Какие? — спокойно спросил далекий голос.
- — Из Гёте. Вы любите Гёте?
- — Немец не может не любить Гёте. Что именно?
- — Что-нибудь о горах, — попросил Юрка, который в классической немецкой поэзии был не силен.
Невидимый собеседник начал читать. Юрий, прикрыв трубку ладонью, спросил:
- — А дальше что? И кто это?
- — Немец... — сказал, покачивая головой, Игорь, — Вот только где он?
- — В такой же секретной яме! — воскликнул Санька.
- — Узнать бы, в какой... — протянул Игорь.
- — Спросить?
- — Спугнешь. Наверное, нужен пароль... — сообразил Игорь.
- — Ладно, решайте быстрее, он уже дочитывает! — прошептал Юрка.
- — Похвали его и пообещай еще позвонить! А потом что-нибудь придумаем.
- — Вы прекрасно знаете немецкую поэзию! — бросил в трубку заученную фразу Юрка.
- — Благодарю, — отозвался старик на другом конце' провода, — а каковы известия для фрау Линдер?
- — Фрау Линдер больна! — не задумываясь, бросил столь же заученную школьную фразу Юрка.
- — Ты что сказал? — всполошился Игорь. Юра, прикрыв трубку, прошептал по-русски:
- — Сказал, что фрау больна. Что еще сказать?
- — Да пошли ты его! — воскликнул Санька.
- — А разузнать? — перебил его Игорь. — Может и правда он на фашистской базе какой-то сидит?
- — Вас плохо слышно! — крикнул в трубку по-немецки Юрий, — Возьмите другую трубку! И доложите по форме!
- — Штандартенфюрер Цумпке, база три, Болгария! Трубку номер один?
- — Да! Исполнять! — скомандовал, как киношный немецкий офицер, Юрка.
- Сам он тоже взял тяжелую, будто литую трубку с выгравированной свастикой и приложил к уху.
- — Готов к выполнению приказа! — отрапортовал Цумпке.
- — Какого приказа? — спросил Юра по-русски. Но Цумпке, видимо, не расслышал и повторил:
- — Готов к выполнению приказа!
«Наверное, эта трубка подключена на одностороннюю связь, — промелькнуло у Юрия,
- — Надо нажать тумблер...»
И он нажал тугой подпружиненный тумблер прямо над гнездом в панели, куда укладывалась трубка.
...Он, естественно, не мог видеть, что мгновение спустя Цумке дернулся и обмяк: черная трубка изрыгнула ему смерть прямо в ухо. Только и заметил, что уже несколько секунд не слышно ни звука, ни шороха, даже обычного фона.
- — Что-то немец замолчал, — только и сказал он.
- — И фиг с ним! — решил Игорь, — Полезли наверх. Будет возможность — при свете рассмотрим, что здесь и как.
Юра пристроил молчащую трубку в гнездо на панели и ребята стали пробираться к рваной дыре в скалах над головами.
А в подземелье на болгарском берегу вслед за маленьким взрывом в телефонной трубке по воле давно ушедших в небытие немецких инженеров громыхнул большой взрыв, который уничтожил «Базу три» и рыцарский замок, виллу «Лилия»...
Святой мыс опять затрясло. Затряслись стены, загрохотали камни и гулкое эхо заметалось в подземных пустотах.
- — Сейчас завалит! — закричал Саня, — Игорь, передай по рации об этой базе!
- Игорь выбрался на каменный уступ над самым обрезом прибоя за спиной стонала пещера. Он выхватил «Виталку», включил и торопливо послал в эфир сообщение:
- — Внимание! Всем, кто меня слышит! Наши позывные «Берег», мы группа наблюдения горноспасателей Южного отряда, совершающего восхождение на скалы Святого мыса. Здесь произошло землетрясение, повторяю, землетрясение. Мы провалились в неизвестную пещеру. Здесь старая военная база фашистов. С нами вел переговоры какой-то фашист из Болгарии. Землетрясение возобновилось, нас может завалить. Я — «Берег», всем, кто меня слышит...
- Скалы опять дрогнули — произошел новый толчок. Тяжелый камень ударил в полку рядом с ногами Игоря.
- — Игорь, давай ко мне, — крикнул Санька, — здесь какая-то железная лестница, можно выбраться!
- Игорь перепрыгнул на ступеньку из ржавых железных прутьев и крикнул:
- — Посвети Юрке!
...Вскоре все трое выбрались из пещеры и остановились на каменном уступе в трех шагах от провала.
Уже рассвело и стало хорошо видно, что натворила стихия. Все изменилось вокруг: утес, который совсем недавно возвышался над палаткой, исчез, осталась только груда бесформенных глыб широкая трещина расколола сам Святой мыс и зигзагом уходила вверх, за выступ скалы, куда-то к месту, где оставались на ночь горноспасатели...
- — Что будем делать дальше? — спросил друзей Санька.
- — Лучше стоять на месте и не дергаться, — решил Игорь, — а я попробую еще раз передать сообщение.
15.
...Спас Ангелов не отходил от приемника в надежде поймать еще одну передачу от Громова или с борта вертолета от Донова. Но сначала услышал другое: взволнованный мальчишеский голос. «Берег», группа наблюдения, передавала экстренное сообщение о землетрясении и о секретной фашистской базе. Передача записывалась на магнитофон едва умолк голос «Берега», Спас Ангелов связался с дежурным Службы безопасности, коротко пересказал ситуацию и прокрутил короткую запись. Когда дежурный подтвердил, что все понял и что сообщение записано и у них, Спас вышел на связь с вертолетом:
- — «Мусала», я — «Витоша». Как слышите? Прием.
- — «Витоша», мы на связи. — отозвался Донев.
- — «Мусала», вы приняли по рации сообщение группы наблюдения «Берег»?
- — «Витоша», нет, наша рация ничего не засекла. О чем они говорили?
- — На Святом мысе новые подземные толчки. А группа «Берег» попала в пещеру, где находилась какая-то военная база фашистов. Наверное, пещеру вскрыло землетрясением.
- — «Витоша», сообщение принято. А Громов как?
- — «Мусала», о Громове сообщений не было. Наверное, группа наблюдения еще его не видела. Да, «Берег» опасается, что их завалит в пещере.
- «Несладко им там, что вверху, что внизу», — подумал Донев, а вслух только сказал:
- — Скоро сами все увидим.
- — «Мусала», сколько вам еще лететь?
- — «Витоша», минут пятнадцать-двадцать. Была связь с русскими пограничниками. Они тоже высылают вертолет.
- — А море спокойно?
- — Больших всплесков не наблюдаю. Видимо, там у Громова локальный очаг землетрясения...
- — Следующая связь через тридцать минут...
16.
Вставало солнце. Наблюдатели, карабкаясь по шатающимся камням, перебрались поближе к берегу. Отсюда было видно верхнюю часть обрыва Святого мыса — и наконец-то ребята увидели на стене маленькие фигурки.
- — «Скала», «Скала», я — «Берег», вижу вас! — закричал Игорь в «Виталку».
- — «Берег», вы все целы? — раздался обрадованный голос Громова.
- — «Скала», у нас все в порядке, нет даже травмированных. Виктор Петрович, мы нашли фашистскую базу! С торпедами и телефоном! Прием!
- — «Берег», мы догадались, что здесь есть база. Держитесь от нее в стороне. Прием.
- — Как вы догадались? — поразился Игорь настолько, что даже забыл называть позывные.
- — «Берег», потом расскажу. «Карат» работает?
- — «Скала», нет, рация разбита.
- — «Берег», Игорек, ты меня слышишь?
- — Да, да!
- — Отправь двоих ребят за помощью, а сам выбери подходящее место для посадки вертолета и выложи там крест из чего-нибудь яркого. И поищи пресную воду — здесь раненые...
- — «Скала», выполняю приказ! — отрапортовал Игорь — и тут же с беспокойством спросил: — Виктор Петрович, как вы себя чувствуете?
- — Еще поработаем вмес... — начал Громов и замолчал.
- — «Скала»! «Скала»! — закричал Игорь и переключил «Виталку» на прием. Но дождался он голоса не Громова, а незнакомца с сильным акцентом:
- — «Скала», «Скала», вас вызывает спасательный отряд болгарского ПКСС. Мы приняли ваш сигнал. Подлетаем на вертолете к Святому мысу. Отвечайте. Наш позывной «Мусала».
Одновременно с голосом болгарина послышался мощный рокот и с запада к Святому мысу приблизился вертолет.
- — «Мусала», быстрее, помогите, нужен врач, они умирают! — закричал Игорь в микрофон и, выбежав на маленький галечный пляж, замахал над головой красной курткой.
Вертолет болгарского ПКСС резко снизился, завис и точно опустился на площадку. Из машины выбрались четверо горноспасателей (две связки) и, не тратя ни секунды на разговоры, побежали к обрыву и полезли наверх, на помощь застигнутым бедой коллегам.
Едва вслед за ними выбрался доктор Павлов и выпрыгнула его громадная черная овчарка, как над морем появился еще один вертолет — это прилетели пограничники. На пятачке между скалой и морем посадить вторую машину не было возможности пограничный вертолет завис над волнами. Из раскрытого люка в воду
полетели два округлых предмета и, едва коснувшись поверхности, вспучились и развернулись в надувные лодки. Вслед за этим по леерам спустились четверо пограничников.
...Чуть больше часа понадобилось, чтобы снять со стенки и перенести в болгарский вертолет израненных горноспасателей. Доктор, не дожидаясь взлета, начал оказывать первую помощь, а в город полетела радиограмма о подготовке встречи травмированных людей. Едва последнего спасенного перенесли на борт, вертолет взлетел.
Группа наблюдения, трое ребят, были перевезены в вертолет пограничников. Тут же ребята принялись наперебой рассказывать капитану-пограничнику, что нашли старую фашистскую базу, в которой и торпеды, и даже действующий телефон.
— Подойди к берегу, — скомандовал тот пилоту, — посмотрим сверху...
И в этот миг ударила еще одна волна землетрясения. Вертолет, висящий в воздухе, не качнуло, но внизу крушились и осыпались камни и вскипало короткими резкими волнами море. А в следующее мгновение из черной щели, ведущей в пещеру с секретной базой, ударил огненный всплеск и повалил черный с желтыми прожилками дым.
- — Ну вот, — протянул Юрка, — И разведать не успели...
- — Не последняя, — отозвался Игорь, не отрывая взгляд от иллюминатора...
|
При вводе Логина и Пароля,
