"Меня зовут Хайелум, или Генерал Каучук," - широко улыбаясь и щуря маленькие глазки заявил наш гид при встрече. Он провёл с нами пятнадцать дней, рассуждая о жизни в Эфиопии, иногда приоткрывая завесу своей собственной истории, заглатывая, словно баклан, литры пива и килограммы мяса, размахивая тощими ручками и ножками, крича на всех и вся, и постоянно нам улыбаясь.

Но даже не этим славится этот святой город, а скальными монолитными церквями, которые были выстроены в 12-13 веках. Мы шатаемся по церквям полдня, иногда забредая в узенькие проходы между ними, иногда взбираясь на склон. В одной из церквей священник где-то долго копается и потом выносит настоящий крест Лалибелы - семь килограммов чистого золота. Несколько лет тому назад какой-то мошенник выкрал eго, а спустя какое-то время бельгийский коллекционер, измученный совестью, вернул реликвию на место. Такие вот чудеса.

Наскоро ужинаем - завтра предстоит ещё один внутренний перелёт, до Аксума. Нет, не до вымышленной планеты из Звёздных войн, а до настоящего города, символа морской и торговой державы, которая была на Севере Эфиопии с 400года до нашей эры вплоть до 10 века нашего времени. Потом, как и многие другие процветающие государства, эйфория закончилась, начался упадок (говорят, причиной тому то, что многие торговые пути были перехвачены мусульманами), разруха... но тем не менее многие символы богатства былых лет остались.
С тех пор остался и древний язык гэз, на котором написаны все религиозные книги. Остались и многочисленные восхитительные стелы, самую крупную из которых датируют аж вторым веком до нашей эры - высотой 33 метра, она, считается, упала ещё во время сооружения.

В этой церкви веками совершались коронования эфиопских императоров от Фасиля и Йоханнеса IV и до падения монархии в семидесятых годах прошлого века. Женщин в эту обитель не пускают, мы обиженно пожимаем плечами и заходим в недавно выстроенную церковь внушительных размеров. В церкви как-то волшебно летали голуби, а один из служителей вынес Библию на гэзе, 12го века. Грязными пальцами он листал хрупкие страницы, и даже предался чтению какого-то пассажа надрывным голосом. С неизменной улыбкой на устах.

При въезде в массив наш состав пополнился местным гидом - толстячком Бого, поваром Чайной, а также двумя немолодыми скаутами, вооруженными Калашниковыми - для острастки, так сказать, местных животных. Скауты будут нас сопровождать от и до, особенно отстающих от группы, или бегущих впереди. Флоранс - наименее подготовленная физически, впоследствии пошутит, что именно в Симьене начнется её карьера ВИП - всякий раз она догоняла группу, а за ней по пятам - улыбающийся скаут, с ружьем наперевес.

В декабре - самый разгар сухого сезона, но тем не менее много растительности, время от времени перемежающейся с чисто минеральными отрезками. Местный гид Бого то и дело останавливается, показывает различные растения, пускается в длительные ботанические объяснения. На одной из тропинок нам на встречу бредет целая толпа народу - "Oни идут на похороны в соседнюю деревню", - тихо поясняет Бого, ступая рядом. Телефонов в таких отдаленных уголках мира нет - мобильники не ловят. Чтобы оповестить соседей о том или ином происшествии, рассылают гонцов, которые прокрикивают сообщение. Ну, и конечно, в церквях тоже частенько объявляют, что случилось, почему и что делать.

Эфиопы часто обращаются к природе, для лечения болезней, для добычи пропитания, для личной гигиены: зубы они чистят маленькими оливковыми веточками, постоянно и повсеместно.

Дорога пролегает сквозь саванну - время от времени видим в горах баранов, над нами летают огромные, будто летучие голландцы, стервятники. Обедаем, прислонившись к тёплым мшистым камням на Иметгого - ко мне то и дело подходят побеседовать люди - то местные гиды, то какие-то немецкие треккеры. Солнце, нас всех разморило, Бого громко храпит. Элен плохо - то ли из-за сильного солнца, то ли из-за нагрузки - встречаем погонщика мула из соседней деревни, и он за небольшое вознаграждение с радостью предоставляет нам своего четырехного друга - жаль, что не додумалась дать Элен свой фотоаппарат, думаю, что у неё был совсем другой угол зрения. На подходе к деревне Ченек нам встречаются целые толпы бабуинов - самцы похожи на огромных мохнатых львов, но совершенно не агрессивны. Эти травоядные обезьяны абсолютно флегматичны и симпатичны - то они толпой ковыряются в земле, то выискивают насекомых в гладкой шерстке друг друга. Молодые самцы живут отдельно от других - из-за них частенько возникают сцены ревности, драки и прочие драмы.

Во время всей этой церемонии эта худенькая женщина рассказывает нам о себе: сама она беженка с юга Судана, живет в этой деревушке меньше года, дом снимает, а чтобы оплатить, работает на небольшом участке земли, который тоже снимает. У каждой семьи есть свои полтора гектара, чтобы на них работать, но она не местная, поэтому государственная земля ей не полагается. Время от времени в деревню забредают "форенджи" - иностранцы, в основном европейские треккеры, и она продаёт кое-какие безделушки, калебасы, и угощает кофе.
После живящего напитка, снова в путь - последний рывок до Хамбиквы. Здесь оживленно - рядом с нашими палатками разбили бивуак небольшая группа английских туристов, японская пара и трое немцев. Англичане громко разговаривают, смеются и кричат, что им холодно. И в самом деле, солнце ещё не село, но скрыто суровыми склонами, и температура резко падает - завтра с утра наши палатки промерзнут.

Последние 200м - технически возбуждающие - вспоминаю свои уроки скалолазания, ботинки срываются, пальцы изо всех сил вцепляются в камень, рюкзак неприятно сбивает ритм подъёма и ощущение баланса - откуда берутся эти килограммы? Следую за скаутом - его калашников болтается за плечами, кокетливо, подобно дамской сумочке, переброшеный через плечо. Как-то страшновато - а вдруг выстрелит! На кое-каких участках мне не хватает роста - приходится тянуть своё отяжелевшее тело на руках, мышцы напрягаются, временами хочется сбросить лишний груз, висящий за спиной. Главное не смотреть вниз, не думать об опасности - слишком просто разжать пальцы, и разбиться о черные скалы.

Верчу головой, пытаюсь запечатлеть в мозгу невероятные пейзажи, чем дальше, тем чаще останавливаюсь, чтобы сфотографировать. Скаут раздухарился, иногда предлагает мне взять мой аппарат, щелкает меня на фоне гор, старательно нажимая на кнопку. На одной из троп ко мне подходят двое детишек в лохмотьях - мальчик дергает меня за штанину, сначала думаю отмахнуться от него, но он вытаскивает из-за спины маленькую девочку и показывает мне её ногу - на худенькой тростинке-ножке огромная грязная рваная рана, засиженная мухами. Сглатываю слюну, лихорадочно обдумываю, что у меня с собой - немного - и на английском говорю мальчику идти за мной в лагерь. Иду быстро, думаю о том, как и что сделать - как обработать рану, чтобы самой не схватить какую-нибудь инфекцию - мои пальцы сплошь покрыты трещинами...

Ночевать будем в лагере Сона, на высоте 3100м - приплетаемся туда без ног, за сегодня намотали немало километров. Вид из палаток - на горные склоны - просто невероятный, дух захватывает. Вокруг - небольшой подлесок, в котором копошатся бабуины. Погонщики мулов снова устраивают нам праздник - песни, танцы. Из деревеньки сбегаются мальчишки и по-взрослому танцуют, а мы только и можем, что подбодрить их улыбкой и хлопаньем в ладоши.

После привала и непродолжительного сна на солнце, мы продолжаем путь - по холмам, по тропинам, среди полей: крестьяне обрабатывают данные им полтора гектара, зачастую высаживая дорогие злаки. Затем эти злаки они продают, а сами покупают себе самые дешевые - на пропитание. На одной из тропинок попадается немолодая женщина, окруженная малолетними внуками. Среди внуков - потрясающей красоты девочка. Разговорились - у женщины было четверо детей, двое сыновей погибли во время войны с Эритреей, от них осталось трое детишек, одна из дочерей уехала на заработки в какую-то дальнюю деревню и от неё больше нет никаких новостей, а единственная дочь работает в поле.

После ломания ног и двух часов ненормативной лексики, мы начинаем подъём до населения Мулит. По дороге - последний обед-пикник, бесчисленные фотографии, недолгий сон, кофейная церемония, цветы и люди необыкновенной красоты. После Мулита - спуск на полкилометра вертикали до деревеньки Ади-Аркай - наш последний бивуак, на самом склоне, среди невероятных гор. На всех нападает грусть, не смотря на окружающий пейзаж. Из деревни прибегают мальчишки - с улыбкой и жестами предлагают нам почистить наши ботинки. Я соглашаюсь, плачу десять бир весёлому шустриле, а потом дарю ему кепку - на следующее утро он прибежит провожать нас, будет махать кепкой и, улыбаясь, кричать спасибо.

На утро я выхожу на террассу отеля: из лобби отеля раздается классическая музыка, кажется, Шуберт, а внизу, в городе, слышен муззин, молящийся Аллаху.