Мишка.

Мишка - уже одно имя за себя говорит - очень популярное, одно время, в Одессе. Почему? Да Божешь мой! Это же ясно как божий день! Одесситы считают себя непревзойдёнными юмористами, а свой город самым весёлым в мире. А человек с именем “Мишка” не может быть не весёлым. Если не верите - проверьте среди своих знакомых, как Мишка, так обязательно хохмач и весельчак. Угрюмые Мишки - это исключение из правил! Во всяком случае, мой друг Мишка именно хохмач, весельчак и приколист. Если бы меня спросили, что я могу о нём сказать, ответил бы словами песни “... молод, - но это пройдёт...”.

Удивительным способом, в нём уживается христианство и язычество, причём самое раннее язычество, когда люди верили, что в любом предмете живёт душа, и любой предмет обладает сверхъестественными могущественными свойствами. Он разговаривает с окружающими предметами, с животными, камнями, ледниками, скалами, со своим автомобилем. “О-о! Прости, дорогой друг, что резко тормознул, за это я залью тебя самым лучшим бензином!”- часто говорит Миха, или,- “Прости, друг ледоруб, за причинённые беспокойства, но тебе придётся поработать... Так - что выручай, браток!..” И вонзает с силой клювик ледового молотка в рыхлый и ненадёжный лёд на семидесятиградусном ледовом склоне, а вниз до плоскости метров шестьсот-семьсот.

Я гляжу на него, и он напоминает мне умудрённого тысячелетним общением с Великими горами, непальского шерпу, который, встав перед горой на колени, усердно молится и просит у горы прощение, за то, что придётся её побеспокоить. Вымаливает у горы погоду.

Пять дней непогоды сводят Мишку с ума, и он начинает шаманить. Придумывает ритуал, сооружает жертвенник и алтарь, долго думает, выбирая жертву, одевается в немыслимый наряд, по его мнению, это должно понравиться богам и добрым духам гор, а злых отпугнуть, зажигает священный огонь и начинает действо! Я ошарашено наблюдаю за ним из палатки и жалею только об одном - нет видеокамеры, невозможно всё это заснять, а словами объяснить увиденное трудно! Достаю фотоаппарат и делаю несколько снимков. “Зря снимал, всё равно ничего не получится. Я же с духами разговаривал, а они этого не любят!”- авторитетно заявляет Мишка после завершения ритуала. Я только улыбаюсь в ответ. Потом, в городе, хотите, верьте, хотите, нет, я с удивлением обнаружил, что кадры с шаманскими действиями действительно не получились, кроме одного самого первого, и он наполовину засвечен.

К вечеру дождь стихает, но за пять дней Мишка рассказал почти все анекдоты и смешные истории, теперь страдает и не знает чем заняться. В голову ему приходит идея: « А не рассказать ли тебе пару ужастиков?!” Меня спасают слова: “Есть кто живой?” Конечно же, есть! О чём разговор! Это снизу пришли омичи. “Ребята, вам велели вниз идти. А мы завтра на гору идём!”- уведомили они нас. “Как это вниз? Что нам там делать?! Мы тоже на гору хотим!”- подаёт голос Мишка. Я его поддерживаю. “Ну, хотите на гору,- в чём же дело? Айда с нами!” - это Володька, их командир. Решено - идём на Двойную! Мишка повеселел и вспомнил парочку анекдотов, после чего заявил, что пора ложиться спать, чтобы выспаться перед горой. А какой там - спать, сна ни в одном глазу, пять суток только и делали, что спали.

Спуск с горы - дело серьёзное! Да и на гору подъём был не из лёгких, однако же, взошли, Мишка только ворчал, что я его бросил и вперёд убежал. Вот теперь спуск... Через час стало ясно, что “забурились”, спускаемся не там где нужно. Вышли на какие-то сбросы. Вынуждены были повесить дюльфер. Пока все дюлфернули и собрались на площадке, холод до самых костей пробрал, а вниз ещё два или три дюльфера. Мишка аж зубами заскрипел. Ещё бы! Он ведь последний уходил по верёвке, замёрз так, что руки едва за неё держались. Но всех нас спас командир Володька. Он глянул за скалу и узрел там нашу подъёмную тропу, по которой можно было спуститься вниз пешим ходом, без особых усилий. Правда, надо было ещё целую верёвку вдоль скалы траверснуть, чтобы до тропы добраться. Миссию провески перил Володька взял на себя.

Пройдя перила, я едва дождался, когда ко мне Мишка подойдет. Только он подошёл, я тут же передал ему обязанность сидеть на страховке и, сказав: “ До встречи внизу!” - как сайгак запрыгал вниз по засыпанным камнями полочкам, о чём потом пожалел. Но тогда меня так скрутило от холода, что спасение я видел лишь в движении.

C полочки на полочку - прыг-скок, прыг-скок - через полчаса я уже стоял на леднике, где меня поджидали Володька и Юлька, девушка из группы омичей. Поздравили друг друга с горой, а минут через пятнадцать- двадцать подошёл ещё один из нашей команды. “А где Мишка?”- я к нему с вопросом. “Да он там с ребятами задержался!” “Ну, вы тут их дождётесь, а мы вниз побежали! Юлька вся продрогла...”- это Володька. И они ушли. Вскоре Коля заявил: “Чего нам вдвоём мёрзнуть? Они сейчас придут, я медленно хожу, вы нас догоните”. И не успел я ответить, как его и след простыл. Вот здесь и началось мучение! Самое трудное это ждать и догонять, и это мне предстояло в ближайшее время.

Я как раненный зверь с рычанием метался по леднику вдоль сыпухи, беспрестанно всматриваясь в камни, не идут ли мои друзья. Иногда мне казалось,

что я вижу их, но это были иллюзии. Быстро темнело. Вот, наконец, под скалами на склоне что-то заблестело ярко-зелёным люминесцентным светом. Я догадался - это Мишка. Он вёл себя как-то странно, стоял на месте и, как мне показалось, махал светящейся рукой. “Что-то случилось?!”- пронеслось в голове, кричать было бесполезно, слишком далеко, и я побежал, если это можно было назвать бегом, вверх по склону. Как оказалось потом, рукой он махал - пальцы отогревал, покурить захотелось, а пальцы замерзли - зажигалку не держат.

“Ну, ты даешь! Бросил меня, убежал, спускайся, мол, Мишка как хочешь! А черт её знает, как спускаться, а мне ведь страшно! Ты понимаешь?!” - первые слова, которые я от него услышал. Обалдело на него таращась, задыхаясь, я прохрипел: “Ну, Мишка, ты загнул, “как спускаться”! Как все! Ты что не видел, где все идут?” “Где все, где все...,- проворчал он,- Кто вас там асов знает, где вы ходите? Мог бы, как старый восходитель и более опытный меня успокоить, сказать, например, прежде чем убежать: “Ерунда, Миха, здесь легко, здесь все ходят!” И я бы не боялся, спокойненько бы шёл. А то взял и упылил вниз, только его и видели. А ты, Миха, иди, ковыряйся здесь, дрожи от страха...” Всё это было сказано так, что я даже и не подумал, что это может быть шуткой. Мне действительно стало стыдно за себя. А потом случилось такое! Что заставило меня взглянуть на Мишку по иному, с каким-то восхищением и восторгом, сразу сделало его не товарищем для меня, а другом, другом по духу.

Пик Щуровского. Вид с Немецких ночевок. Фото: Владимир Копылов, Москва

Меня остановил Мишкин окрик: “Сергей, подожди! Не беги так быстро, мы за тобой не успеваем, да и тебя в темноте уже не видим!” Я остановился. Вскоре из темноты появился Мишка, возбуждённо проговорил: “Ты куда бежишь, чёрт возьми! - кивнул головой назад,- Один ногу растёр, дальше некуда, другой не видит ничего, слепота куриная!” До меня не сразу дошёл смысл сказанного, а когда дошёл, я с ужасом понял, что тёплая палатка с вкусной едой и весёлой компанией откладывается не на час, а на неопределённое время. Меня охватила такая тоска, что я, видимо, застонал, а может мне это просто показалось. Подошедшие ребята интуитивно почувствовали моё состояние души и стали нас уверять, что они и без нас потихоньку спустятся и ждать их вообще нечего, и лучше бы мы вниз бежали и там им ужин приготовили, и всё в таком же духе... И вот здесь произошло то, о чём я и хотел рассказать. Мишка резко оборвал говоривших и произнёс фразу, принадлежащую одному киногерою, но произнёс так уверенно и зло, что у меня не возникло никакого сомнения, говорит он её от своего сердца, это его мысли высказанные вслух: “Вы что, мужики, обалдели?! Самарцы своих на войне не бросают! Вместе пришли - вместе и уйдём!” В Мишке чувствовалась решимость, это была действительно для него война, а данная гора- поле боя, откуда надо вернуться всем вместе, целыми и невредимыми, иначе победа не будет победой.

А дальше был спуск долгий и изнурительный, занявший вместо одного почти четыре часа. Где приходилось продвигаться чуть ли не на ощупь. Вести ребят в буквальном смысле за руку. И всю дорогу мы с Мишкой пели какие-то бравые песни, пытаясь перекричать реку, а он ещё и анекдотами сыпал которые, казалось, придумывал сам по ходу дела. Потом была бурная встреча с друзьями, вышедшими нас искать. Потом была палатка и всё как полагается. А потом Мишка выкинул номер смешной, глупый, не солидный. От которого попахивало детским эгоизмом, но даже эта выходка не изменила моего отношения и моих чувств к Мишке.

А дело было так. В конце смены, когда уже сворачивали лагерь, необходимо было позвонить в Горно-Алтайск и договориться о машине. Идти надо было в посёлок Акташ. Вызвался Мишка, но, предвидя, что за светло он в лагерь не вернётся, попросил отнести ему на альпбазу, находящуюся ниже нашего лагеря в двух часах хода, его вещи и немного продуктов, что мы и сделали. Только Мишка до базы вечером не добрался, в десяти минутах ходьбы на тропе его застала ночь, настоящая алтайская, когда не видно кончиков пальцев вытянутой руки. Оставалось у него всего две спички. Каким-то чудом удалось ему разжечь костер, у которого он и дождался рассвета. Не заходя на базу, поднялся Мишка в лагерь и закатил скандал, что он для всех старался, а его бросили одного в лесу ночью и всё в том же духе... Ничего в ответ слышать не хотел, быстро собрал остатки своих вещей, сплюнул и побежал вниз, не дожидаясь никого.

Наверное, вскоре Мишка осознал всю нелепость своего поступка, ему стало стыдно, но дело было сделано. Поэтому на “большой поляне”, где заканчивается грунтовая дорога, и дальше вверх ведёт только тропа, где туристы и альпинисты обычно устраивают привал, Мишка сошёл с тропы и на привал спрятался в траве. Его, практически, никто из наших и не увидел, а кто увидел - сделал вид, что не замечает. Дождавшись, когда все ушли с привала, Мишка поплёлся сзади всех, далеко отстав от нашего дружного коллектива.

Все давно уже отдыхали на базе, когда он спустился туда жутко хромая и со страдальческой гримасой на лице, что, впрочем, почти моментально прошло, когда мы все навалились на него, уверяя, что только от него зависит успех нашего возвращения в Горно-Алтайск. Что, только он может добыть необходимый транспорт и организовать спуск всех наших вещей до трассы, где нас будет ждать автобус, при этом ни разу не напомнили о случившемся. Осознав свою значимость, наш Мишка снова стал самим собой - деловым и надежным.

Илья.

На этого парня я никогда особого внимания не обращал, правда, при встрече мы всегда здоровались, но не более того. Да, я, конечно, знал его отца, довольно-таки известного в области и за её пределами альпиниста и скалолаза, с ним мы частенько общались и на скалодроме, и в городе, а уж посмотреть на то, как он лазает по скалам и поучиться мастерству, своих воспитанников из детского тур клуба я приводил постоянно. Поэтому и Илюшку я, в общем-то, знал лет с десяти, но, как уже говорил ранее, особого внимания не обращал. У меня сложилось мнение, возможно даже предвзятое, что дети знаменитостей часто больны снобизмом, заносчивы и высокомерны, общение с такими людьми, как правило, удовольствия не доставляет, и я его стараюсь избегать. Илья, казалось мне, и должен был быть одним из таких детей. Ещё бы! - Ведь он с самого детства вращался в кругу мастеров, по скалам стал лазить с того момента, как научился ходить, где - то в четырнадцать или пятнадцать лет прошёл в связке с отцом пятёрочные и шестёрочные скальные маршруты на Ай-Петри в Крыму, при этом работая первым наравне с отцом. К восемнадцати годам он уже стал мастером. Многие в таком возрасте только приходят в альпинизм, естественно, есть от чего зазнаться.

Поэтому известие, что я буду в базовом лагере жить с Ильёй в одной палатке, меня не особо обрадовало, но это было только в начале... Мои представления об Илье стали меняться, можно сказать, с первого дня нашего путешествия на Алтай, как только мы сели в поезд.

А началось всё с того, что Илья оказался страстный игрок в шахматы и искал партнёра для игры. В шахматы я играю слабо, но здесь почему-то согласился сыграть партию. Побитые фигуры маленьких походных шахмат мы неосмотрительно складывали на стол. Вскоре, любители преферанса решили расписать “пульку” на этом же столе. Все фигуры собрали и всунули мне в руку, так я их и держал минут десять, увлечённый игрой, совсем позабыв, что это шахматы. Решив, что это мелкий сор, который передали мне чтобы выбросить, я и избавился от него некрасивым, но старинным радикальным методом - вышвырнув в открытое окно. И только когда фигурки уже покинули вагон, до меня дошло, что это был не мусор.

Получив принеприятнейшее известие, Илья остался внешне спокойным и только спросил:

- А фигур-то много было?

- Да штук пять...

- Ну, что ж, придётся спички раскрасить под фигуры, и можно дальше играть.

Вздохнул он и слегка улыбнулся. У меня бы на его месте была буря негодования.

На подходах Илья старался загрузить свой рюкзак до предела, да ещё прихватить что-нибудь сверху. И самое главное, что при этом казалось, будто бы он не испытывает особых трудностей, ему всё равно какой груз - 10киллограмм или все 25 - он бежал (именно бежал, а не шёл) по тропе также легко, как с полупустым рюкзаком. Согласитесь, это невольно вызывает у окружающих уважение и восхищение. Илья продолжал удивлять и вечером у костра, он взял гитару и без всяких просьб и уговоров стал играть и петь подряд все песни, которые на тот момент знал. Что же здесь удивительного? А дело вот в чём, в туристско-альпинистской среде одно из любимейших занятий - сесть вечером у костра и от души попеть песни под гитару ( для этого они с собой везде её и таскают, даже там где она, казалось бы, только мешает), и здесь уже не важно есть у тебя голос или нет, умеешь ты петь или не особо, поют как правило все, но вот играют на гитаре единицы. Видимо поэтому в последние годы развилась такая тенденция, независимо от того признанный ли ты маэстро, или только начинающий гитарист, на просьбу поиграть и попеть, принято сначала “поломаться”, “покочевряжиться” и лишь потом милостиво согласиться, облагодетельствовать - так сказать. А здесь без всяких просьб и “ломаний” человек сам берет гитару, играет и поёт всё, что знает и даже пытается сыграть то, что и не знает.

На утро был ещё один сюрприз для меня. Я привык, работая с подростками и молодыми людьми, что им неоднократно и настойчиво надо напоминать о необходимости заготовки дров, а порой поднимать народ для этой акции чуть ли не пинками. Здесь получилась обратная ситуация, с утра-пораньше Илья взял ножовку и отправился на заготовку дров, а через некоторое время предложил и мне поучаствовать в этом.

Через день наши пути на какое-то время разошлись, у нас начались тренировочные восхождения, а у их группы плановые занятия по альпинистской подготовке. Изредка эти пути пересекались, ровно на столько, чтобы поздороваться и спросить: “Ну, как дела?” Почти через две недели мы встретились вновь в верхнем штурмовом лагере и стали готовиться к совместному восхождению на вершину Охотник - 1Б категории трудности.

Желающих сходить на эту единичку оказалось предостаточно, как потом выяснилось не зря - очень красивая оказалась вершина и в техническом плане, и в эстетическом. В моем активе таких красивых единичек ещё не было, хотя все вершины по-своему прекрасны.

Не успели выйти из лагеря, как Марина (инструктор и руководитель данного восхождения) отдала Илье картосхему района, ткнула пальцем в нашу вершину и сказала: “Ну, давай, Илья, как будущий руководитель и возможно инструктор веди нас к цели, а мы пойдём за тобой, куда скажешь!” Надо признаться, что почти половина из нас примерно знала, куда надо идти, так как уже поднималась на соседнюю вершину, но виду никто не подал и послушно, без всяких советов и подсказок, все пошли за Ильёй. Вскоре он вывел нас под маршрут, но самой вершины не было видно и начало маршрута не просматривалось.

- Ну, где наша гора?- пряча улыбку, спросила Маринка Илью и Надю, наших будущих “значков”, - Куда покажете, туда и пойдем...

Они начали совещаться между собой, а мы просто стояли и отдыхали, ни во что не вмешиваясь. Забавно было глядеть, как Илья носится по морене, то и дело сличая гребень, на который нам предстояло подниматься, с картосхемой и описанием маршрута. Наконец он выбрал направление движения и уверенно начал подъём, мы двинулись за ним. Крупная сыпуха сменилась средней, а затем и мелкой, на которой отчётливо просматривалась тропа, вот только вопрос - подъёмная или спусковая? Решив, что спусковая, ушли чуть влево на полочки присыпанные камнями. Идти стало легче и вскоре, миновав небольшой каминчик, мы вышли на гребень, от открывшейся красоты все попросту “обалдели”! С другой стороны гребня снежный склон плавно спускался в широкую долину с блюдцами зелёных и голубых озёр, с белыми лентами и нитями рек. Почти в центре гребня на белом снежном фоне лежало идеально круглое, затянутое льдом, озеро, похожее на метеоритный кратер, а вверх, на фоне синего неба, правильной пирамидой, довольно-таки круто, вздымалась наша вершина. Одна грань пирамиды - рыже-серая (цвет камня), другая ослепительно белая (цвет снега), по границе цветов нам и предстоял подъём. Здесь руководящая роль Ильи закончилась, Марина взяла бразды правления в свои руки.

На вершине Илье с трудом удавалось скрыть свои восторги, блестящие глаза, декларация стихов и постоянное щелканье фотоаппаратом выдавали его. А восторгаться было чем. Вид, который открылся нам с вершины, описать не возможно, любое описание будет блекло с действительностью, и даже фотоаппарат не сможет передать всей прелести увиденной картины.

Где-то я вычитал, что мужчина должен скрывать от посторонних свои эмоции, и Илья пытался сделать это в тот момент, и этим ещё больше понравился мне. Может быть поэтому, через несколько дней я согласился сходить со “значками” (Ильёй и Надей) на вершину XX век Россия - 2А категории трудности, которая была, в общем-то, мне не к чему, за место планируемой 3А - Маршала Жукова.

Восхождение прошло очень грамотно и довольно быстро. Правда на спуске произошёл забавный случай, спускаясь по снегу на перилах, Илья поскользнулся и поехал вниз, молча, через несколько секунд он, правда, крикнул, что-то на подобие: “Эй!” или “Ох!”, никто уже не помнит, что именно, но самое интересное это то, что он сказал после, когда его стали спрашивать, почему он молчал.

— А я думал так и должно быть...

— А что же ты потом закричал?

— Ну, я еду-еду, а верёвка не натягивается, ну я решил на всякий случай предупредить, а тут она меня потянула, я остановился и дал понять, чтоб верёвку выдавали, я вниз иду...

Я не пожалел, что пошёл со “значками” на гору, мне понравилось ходить с Ильёй спокойным, рассудительным и очень выносливым. Этой горой мы закрывали свой летний сезон, дальше предстоял спуск в долину и возвращение в родной город, к обычной жизни. Здесь и произошло событие, которое позволило причислить Илью к моим друзьям.

Когда штурмовой лагерь был свёрнут, и все возвратились в базовый лагерь, возник вопрос, кто спустится в посёлок Акташ и, позвонив в Горно-Алтайск, договорится об автобусе. Идти вызвался Мишка, но с условием, что кто-нибудь снесёт вниз в альпбазу ему спальник и продукты, так как к ночи он вряд ли успеет вернуться. Кто снесёт вещи, конкретно не обговаривалось, но мне было ясно, что этот кто-то буду я. А как же иначе, ведь мы с Мишкой не только были партнёрами по связке, но и успели стать друзьями. Время шло, пора было собираться в дорогу, но так не хотелось идти одному, и вот тут-то вызвался вторым пойти Илья. Надо признаться, что я почему-то обрадовался, что это ни кто нибудь другой, а именно Илья.

Чтобы не бежать вниз пустыми, мы загрузились под завязку и уже через два часа были на месте. Видимо слишком поздно мы вышли из базового лагеря так как на базе были за час до темноты. Подождав Мишку на базе полчаса, решились идти назад, и здесь я совершил большую глупость, отказался от предлагаемого фонарика, черт её знает в чём здесь причина, толи подвела гордыня - “Зачем нам фонарь, мы и так дорогу знаем, как свои пять пальцев!”, толи боязнь быть кому-то чем-либо должным. Без груза налегке мы довольно быстро добежали до слияния рек Маашей и Каракообак, где уже закончилась дорога, и тропа круто уходила вверх в ущелье Каракообак. И здесь начались наши злоключения. На горы опустилась Алтайская ночь, это когда на небе не звёздочки, луны нет и в помине, да вдобавок начал накрапывать мелкий дождик. На расстоянии вытянутой руки ничего не видно. Тропу мы сразу потеряли, да и какая тропа, мы друг друга потеряли, ели отыскали по голосу. Чтобы хоть как-то видеть друг друга, сняли анораки, слава богу, что у нас были светлые майки. Теперь хоть на расстоянии трёх метров был виден силуэт товарища. Решив, что надо лезть строго вверх, а там уж точно выйдем на плато и отыщем тропу, мы двинулись вперёд, не разбирая дороги. То и дело нам попадались какие-то заросли кустарника, либо огромные валуны, которые приходилось обходить и опять попадать в заросли.

— Я знаю, где-то на пути должно быть осиное гнездо, если попадём на него, значит, правильно идём. - Заявил Илья.

— А как мы узнаем, где это гнездо?

— Очень просто, осы на нас накинутся и покусают...

— Знаешь, Илья, перспектива быть покусанным меня мало привлекает, но сдаётся мне, что осы ночью спят и им на нас глубоко наплевать...

— Тогда дело плохо, как же мы в такой темноте узнаем где гнездо? Не найдём гнездо и тропу не найдем.

— Как выполаживаться начнёт, будем тропу искать...

— Знаешь, Сергей, речки не слыхать, а мы когда днём шли, речку всегда слышно было. Мы, наверное, слишком вправо забираем, а там, на плато не выйдешь, если только к утру, да и то не на то которое надо, а то которое в Шавло идёт...

— Значит влево надо брать!- воскликнул я.

— Значит... только влево спуск какой-то, не спустимся ли мы назад?

— Знаешь, Илья, не хотелось бы назад спуститься, но нам ничего иного не остаётся, надо как-то выбираться.

Мы начали спуск влево, деревья стали реже, и вдруг Илья воскликнул:

— Я знаю куда идти!

— Куда?!- невольно вырвался у меня возглас облегчения, что хоть кто-то знает дорогу.

— Вон смотри, чуть правее направления, куда мы идём, на фоне более светлого неба чёрный силуэт. Это склон горы по ту сторону реки, туда и надо держать путь.

— Хорошо бы если это так... - буркнул я себе под нос, но пошёл за чуть видимым серым силуэтом спины Ильи. Вскоре спуск прекратился, деревья стали ещё реже, а склон более отчётливо виден на фоне неба. Мало того, до нас донёсся еле различимый шум речки. И тут Илья пропал, вот был его силуэт, а теперь исчез. У меня появилось нехорошее предчувствие: “К речке обрыв, вдруг он туда ухнул и прости – прощай, крикнуть не успел?!”

— Илья! Илья!! - заорал я во всё горло и услышал откуда-то снизу, из-под ног:

— Да, тут я...

— Ты что? Провалился куда? Где ты, я тебя не вижу?

— Да я жив-здоров, здесь внизу тропу ищу. Где тропа, там выбоина от ног должна быть, вот я её руками и щупаю...

Я сам присел и начал водить руками по земле. Действительно вскоре нащупал на земле выбоину и поставил на неё ноги. Это была долгожданная тропа! Теперь мы двигались медленно, но уверенно, чувствуя ногами желобок в земле, выдавленный тысячами прошедших здесь ног. Если нога теряла спасительный желобок, на помощь приходили руки.

Казалось, нашей радости не будет предела, когда с тропы мы увидели далёкий свет костра в нашем базовом лагере. Мы начали во всё горло кричать, вопить, смеяться. Как будто нас могли на таком расстоянии услышать, до лагеря было как минимум два с половиной километра да плюс шум реки. Нам даже стало казаться, какое-то время, что это не костёр, а фонарик, и он приближается, а значит, нам вышли навстречу, но это были только иллюзии. Странное дело, как только мы увидели свет костра, тропа перестала исчезать под ногами и мы пошли более уверенно, а под конец чуть ли не побежали.

В лагерь мы вернулись далеко за полночь, когда нас никто уже и не ждал. Может, это был и не верный поступок, и надо было остаться ночевать на базе. И все эти трудности были не к чему, ничего геройского в нашем поступке нет, и со стороны он выглядит глупо, но я был счастлив, и ничего бы не хотел изменить в случившемся. Потому, что я обрёл нового друга, а это, на мой взгляд, стоит временных неудобств и страхов.