При вводе Логина и Пароля,обратите внимание
на используемый Вами
регистр клавиатуры!
|
|
|
|
|
Подсказка
|
||
|
При вводе Логина и Пароля, обратите внимание на используемый Вами регистр клавиатуры! |
||
|
|
|
|
|
|||||||||||||||||||||||||||||||||
|
|||||||||||||||||||||||||||||||||
Ушба. Билет туда и обратно
вместе. Вот Пик Кавказа… Меня захватили мысли, воспоминания… Ушба давно стала для меня мечтой, еще задолго до гибели Миши. Его рассказы о ней действовали на меня, как на мальчика рассказы старого моряка о дальних морях. В первый раз я увидел Ушбу, когда после пятнадцатичасовой борьбы с глубоким снегом мы выползли на вершину пика Кавказа. Момент был фантастический. Последние метров триста мы передвигались по крутому фирну без остановки, не делая промежуточных точек. Мы шли, связанные одной веревкой. Под нами была километровая пропасть. Отсутствие страховки нас не пугало, к этому моменту мы стали единым целым, ни у кого не было сомнений в надежности партнеров. Полная луна размером с приличное блюдо лежала рядом с нами на склоне, освещая Шхельдинское ущелье мягким светом. Причудливые тени от окружающих пиков ложились на ущелье. Мое сознание очистилось. Усталость ушла, я почувствовал необычайную легкость в теле. Казалось, еще чуть-чуть и я полечу. Окружающий мир потерял свою власть надо мной. Склон кончился, я выполз на карачках на вершину и увидел ее. Освещаемая лунным светом, двуглавая красавица возвышалась над Главным Кавказским Хребтом. Я не мог оторвать глаз. – Ушба, – коротко сказал Миша, закуривая сигарету. В этот момент я понял, придет день, и я буду там. И этот день будет особенным. Позади плетется Сема. Я делаю остановки, дожидаясь его. Парень – молодец. При весе 110 неплохо держится. И совсем не ноет, как ему не тяжело. Это он настоял, чтобы мы дошли до последней ночевки ребят, подобрали вещи. Мне это казалось как-то бессмысленно. Вещи… Зачем? Но теперь я не жалею. У меня осталось впечатление, что я прошел их последний путь рядом с ними. Вот первая ночевка на повороте ущелья. Я вижу, как Миша основательно выкапывает площадку под палатки, делает ветровые стенки. Площадка идеально ровная – в этом весь Миша. Все основательно и идеально. Мне этого очень не хватает. Нахожу пару аккуратно припрятанных консервных банок – собирался забрать на обратном пути. Инструкция к аптечке. Странно, что он ее обронил. Пара бычков. Вижу, как Миша курит перед сном, задумчиво глядя на Шхельду. Погода звенит. Я даже начинаю обгорать, так жарит солнце. Февраль! Мне кажется, что погода всегда улучшается, после того как горы берут свою жертву. Не знаю, все можно объяснить как с научной точки зрения, так и с помощью всякой мистики. За поворотом спускаюсь с морены. Уже один, Сема дальше не пошел. Тропа исчезает – два дня дул сильный ветер, снег спрессовался в жесткий фирн. Иду быстрее. Вижу на ледопаде точки. Видимо спасатели. Включаю рацию. – Луч-19 Москве – На приеме – Володя, видишь меня? Я иду к ледопаду – %&! Нас и так тут полно, куда ты прешься? – Что там у вас? Видно что-нибудь? – Да второй день не можем подойти к завалу, над ним серак висит – Есть шансы, что кто-то выжил? – Нулевые. Там такое месиво льда – Ладно, покажи мне, где была последняя ночевка перед ледопадом, выше не пойду.
Как-то зимой я вновь приехал на Кавказ. Мы с Мишей планировали первопроход, диретиссиму северо-западной стены Чегет-Тау. У нас практически все получилось, сходили красивый маршрут, слегка отклонившись от задуманной линии из-за лавинной опасности. Я получил огромное удовольствие от необыкновенно дружной атмосферы, царившей в команде. Задавал тон, естественно, Миша. Пятигорские девчонки, Люда и Таня поддерживали уют и тепло в нашей компании. – В феврале приезжает Винс с друзьями, – сказал Миша, – Они планируют через год экспедицию на Шиша-пангму. Хотят сходить зимнюю Ушбу для тренировки. Не хочешь присоединиться, помочь? Я крепко задумался. С одной стороны все складывалось удачно. В Москве меня не держало почти ничего, перед отъездом я уволился с работы. Винса я неплохо знал по совместным восхождениям на Кавказе. Мне очень нравился этот простой, молчаливый англичанин, который в самые тяжелые минуты даже виду не показывал, что ему плохо. Да и на Ушбу хотелось. Мише я мог помочь хорошим знанием английского. – Я подумаю, – ответил я Мише и стал прислушиваться к своей интуиции. На спуске с Чегет-Тау я вдруг ощутил жуткую тоску. Как будто вселенская печаль проникла внутрь меня. Горло сдавило, на глаза навернулись слезы. Я подумал, что-то должно случиться. Огляделся внимательно вокруг. Мы траверсировали склон, проходя под гигантскими карнизами, нависавшими на перемычке Чегет-Тау – Гумачи. Я остановился. – У меня дурное предчувствие, – крикнул я Мише. – Не тормози, – Миша обогнал меня, и мы побежали вниз по склону. Находясь под впечатлением от пережитого ощущения, я ответил Мише, что на Ушбу не пойду. Просто, сослался на интуицию. – Будь там осторожней, ладно? – Не волнуйся, – ответил Миша, – ты что, меня не знаешь? Через неделю раздался звонок: – Леня, ребята погибли… – Как… Эта новость обрушилась на меня, как лавина. Я никак не мог в это поверить. Неделю назад я был рядом с Мишей… Он был такой надежный, такой совершенный… Он не мог…
Как я прочел из их объяснительной, Миша поставил лагерь под большой ледовой стенкой в верхней части ледопада. Дальше идти у англичан сил не было. Возможно, сыграл роль языковой барьер, может Миша не смог на них жестко повлиять, кто знает… В девять вечера ледовая стена упала, завалив лагерь тоннами льда… Я не мог поверить в происшедшее. Мне казалось, что они живы, сидят подо льдом и ждут помощи. Спасатели устроили показательные спасработы, на вертолете высадились на Ушбинское плато, человек двадцать жили на плато три дня. Только на место аварии так никто и не спустился. Посчитали бесполезным и опасным. Возвращение на Ушбу. Мечты сбываются Шаг… Еще шаг… Ставлю ногу на валун. Ноги ватные, нет сил нормально нагрузить, перенести вес тела. В который раз спотыкаюсь, падаю, больно ударившись рукой о камень. Отчаянье вновь наполняет мой разум. – Гребаные камни, – в сердцах выругался я. Беру себя в руки. Надо идти дальше, деваться некуда. Несколько метров ползу, подтягиваясь на руках. Онемевшие ноги волочатся за мной мертвым грузом. Несколько лет я вынашивал план возвращения на Ушбу. Все никак не получалось, то бизнес не позволял, то не с кем было. И вот, наконец, начало срастаться. Я познакомился с Лехой, мы с ним время от времени лазили вместе. У него были большие планы на лето: сводить клиента на Хан, группу на Эльбрус, сходить на Ушбу. На Ушбу идти было не с кем. На Ушбе он был уже два раза, один раз с севера по 4а, другой раз с юга по 5-ке. Все получалось как нельзя лучше. Я, было, задался вопросом, почему ему не с кем ходить, вроде давно в горы ходит. Но сильно заморачиваться не стал. Мы начали готовиться. Несколько месяцев мы бегали вместе на Воробьевых горах. Леха съездил на Хан, не сходил, но был весьма доволен. За две недели до меня он уехал на Кавказ. Пришел и наш черед. Загрузив приличное количество снаряги в машину, мы с женой тронулись в путь. Опять вспоминаю беднягу Simpson'a. Я ползу только восемь часов, он полз четыре дня. Мучительно хочется пить. Как же ему то херово было? Зато, правда, стал знаменитым. Во рту стоит тошнотворный привкус переслащенного какао. Весь высох. На фига его пил? Под камнями журчат мутные ручейки. Этот звук сводит с ума. Вода близко, а не достать. Легчает от мысли, что когда-нибудь это кончится. Может забрать левее? Там вроде камни поменьше. Да нет, там сыплет, а быстро не пробежать. Опять падаю, не удержав равновесие. – Сука!!! – бормочу сквозь зубы. Хочется плакать от собственного бессилия. С лица капает кровь, никак не запечется. Вот, блин, тебе расплата за мысли грешные. Урок на всю жизнь! А Леха, небось, уже в Шхельде валяется, пожрал, да байки о нашем полете рассказывает, сука…Ладно, хоть боль в ногах уже не чувствую. По приезду в ущелье мы остановились в Логове, маленькой гостинице на дороге в Азау. Горы, сосны, голубое небо… А какой воздух! Все вокруг было так знакомо. Два года я не был здесь. Но не было дня, чтобы я не возвращался сюда и во сне и наяву. На второй день мы поднялись на Эльбрус, к приюту Одиннадцати. Леха жил в домике спасателей, напротив приюта. Увидев нас, Леха радостно закричал: – Серег, Леня приехал! – Угу, – донеслось из домика. – Как добрались? – Да нормально. Что у вас тут? – У нас все хорошо, я жил на вершине Андырчи неделю, акклиматизация зверская! Завтра с Серегой на Эльбрус идем. В домике валялся Серега. Одного взгляда на него было достаточно. Парень страдал горняшкой в тяжелой форме. – Быстро вниз! Давай, поднимайся, бегом! Серега с трудом поднялся с нар. Под мои окрики он, тяжело передвигая ноги поплелся вниз. Внизу ему реально полегчало, он заметно повеселел. – А что, это со всеми так, или я слаб оказался? – Да с любым бывает, – приободрил я Серегу. – Полежишь денек, оклемаешься. Потом спокойно сходишь. Не волнуйся. Так и случилось. Отлежавшись день, Серега почувствовал себя хорошо. Через день он поднялся на Западную. Леха, в принципе, был его гидом. Выглядело это так: – Ну чего, Серег, видишь, вон вершина? – (по выходу от приюта) – Туда и иди. А я побежал. Леха хотел пойти со Швейцарцами, которые жили рядом. Так Серега и сходил на Эльбрус, под руководством гида Лехи в полном одиночестве. Мне все это не очень понравилось. Но вида я не подал.
Акклиматизироваться не удалось. На третий день стало слегка получше. Но осталась приличная слабость, все-таки не ел три дня. – Блин, я чего тебя ждать буду, пока ты тут валяешься?– Леха начал зудеть.– Я тогда в Москву поеду, там есть чем заняться. – Да ладно, завтра выходим, – ответил я уверенно. Хотя и не очень представлял, как идти на Ушбу в таком состоянии. К нам присоединилась двойка из Киева – Олег и Дима. Опытные ребята, но Ушбы опасались. Договорились, что пойдем независимо, но будем держать друг друга в поле зрения. На следующий день мы вышли. Оля пошла с нами, прогуляться до Улыбки Шхельды. Возле мостика через ручей обнялись, попрощались. Она пошла по другой стороне реки к гроту в Шхельдинском леднике, из которого вытекал ручей. Довольно долго мы шли параллельно, по разным берегам ручья, махали друг другу. Глядя на то, как она, прыгая по камням, приближается к гроту, я осознал, насколько она мне близка. Неожиданно я почувствовал тревогу. Как будто что-то должно случиться. С ледника над гротом свисало несколько огромных валунов. Оля приближалась. Я закричал: – Не подходи к гроту!!! Она не слышит… Оля подошла к гроту, на некоторое время выпала из поля зрения. Тревога усилилась. Огромный валун с грохотом упал с ледника, возвышающегося над гротом. Я был близок к панике. Но тут я увидел, как она, выбежав из грота, убегает подальше от опасного места. – Слава богу, – подумал я. Но тревога не отпускала. Мне показалось, что мы больше не увидимся. – Будь осторожнее! – прокричал я. Но она только помахала мне рукой. Я взял себя в руки. Нельзя поддаваться эмоциям. Впереди было серьезное испытание. Впереди преграда – ручей, стекающий со склона пика Кавказа. Вот уж не думал, что он может стать серьезным препятствием. Пью мутную воду. Уже все равно, что пить. Стою, опершись на палки. Как же мне перебраться с неработающими ногами? Пять метров, несколько скользких камней. Надо прыгать. Но как? Погружаю палки в поток. Уходят на треть. Главное, опять не навернуться. Поправляю каску. Аккуратно ставлю ногу на первый камень. Распираюсь на палках. Ценой огромных усилий переношу вторую ногу. Наверное, так Мересьев учился ходить. Только не поскользнуться! Вода, которая была заветной мечтой последние восемь часов, теперь встала преградой на пути. Желания материализуются. Только наоборот. Ладно, хотя бы конец пути виден. А то уж думал не дойду. А что будет, интересно? Лягу тут на этих камнях, и что дальше? Надо сконцентрироваться, перейти чертов поток. Закрываю глаза, дышу несколько минут. Уверенно перехожу поток, как будто с ногами все в порядке. Прям воин Шаолиня. Идти еще часа четыре. Как? Да и так понятно. Надо просто идти, не думать о конце. Когда-нибудь это должно закончиться… Рано или поздно все кончается. Путь к Ушбе лежит по Шхельдинскому ущелью, названому в честь удивительно красивому горному массиву Шхельда. Отвесную стену венчает пять вершин. Красивую гору видно с самого низа ущелья. Она манит, притягивает взор. Тропинка, начинаясь возле альплагеря «Шхельда», идет круто вверх, выводя на уютную поляну «Улыбка Шхельды». Тихая заводь горной реки, песчаный бережок, удивительные виды на Шхельду, пик Кавказа. Здесь так приятно отдыхать после удачного восхождения. За Улыбкой виднеется грот, расположенный в языке Шхельдинского ледника. Ледник тает, из грота вытекает ручей, который далее сливаясь с другими горными ручьями образует мощный поток реки Шхельда. Грот постоянно изменяется в размерах. Зимой он становится меньше, к концу лета он существенно вытаивает и доходит до размеров приличного кинозала. Тропа поднимается мимо грота по морене налево и забирает все выше над Шхельдинским ледником. Шхельда становится все ближе, уже хорошо видны камнепады, которые регулярно проносятся с сильным гулом по стене. – Есть на нее безопасные летние маршруты, интересно? – Леха, как и я, рассматривал стену, ища красивый вариант. – Траверс, например, – отвечаю я с улыбкой. Мысль о траверсе Шхельды давно посещала меня. – Нелегкое мероприятие. Я бы Хергиани попробовал, на Центральную. – Ладно, надо на Ушбу сначала сходить. Потом уж и подумаем, что дальше делать. Возле Шхельды ущелье поворачивает налево. Начинается ледник, который приводит к подножию Ушбинского ледопада – места, с которого начинается восхождение на Ушбу. Ледник за поворотом сильно разорван. Когда я ходил тут зимой, а потом в начале лета было совсем не так. Трещины были хорошо прикрыты снегом. Тогда до основания ледопада я прошел меньше чем за час. Выбирая путь по верхушкам морен, приближаемся к трещинам. Навстречу двигается группа из Словении. Два парня и девушка. Выглядят сильно уставшими. – Как дела друзья? – Неплохо, – отвечает паренек с заметным акцентом, – Хотели сходить на Ушбу. Поднялись до середины ледопада, дальше не пройти, сильно разорвано. – Мы завтра попробуем – Ну, тогда удачи! Принимаем решение идти по центру ледника. Как потом оказалось, зря. Слева был хороший обход. Киевляне без проблем прошли там до ночевок. Мы же одели кошки и направились прямо на ледник. Решили не связываться, ледник открыт, видимых трудностей нет. Пару раз было опасно. Леха чуть не свалился в трещину, поскользнувшись на остром, как нож, мостике через трещину. Я иду как привидение. Сказывается трехдневная болезнь. С набором высоты становится хуже. Меня мутит. В трудных местах предельно концентрируюсь. После трехчасового блуждания по лабиринту трещин выходим на ровную площадку. Неплохое место для ночевки. Рядом журчит ручеек, Ушбинский ледопад в получасе ходьбы. Оглядываюсь вокруг. Где-то рядом последняя ночевка Миши. Огромный валун, на который мы пару лет назад прикрепили табличку, снесло ледником. Таблички не видно. Обидно. – Смотри, что я нашел! – радостный Леха показал мне две банки консервов. – Видимо словены оставили. Поставили палатку, перекусили найденными консервами. Словены возвращаться не собирались, а наверху никого. Так что совесть наша была чиста. Импортные консервы были намного вкуснее, чем наши сублимированные припасы. До сих пор я вспоминаю сочный вкус мясного соуса. Его запах соблазнил даже меня. Я не ел к этому моменту уже четыре дня. Аппетит, начавший было появляться внизу к концу болезни, совсем иссяк по мере подъема. Высота всегда обостряет болезни. А впереди было еще почти два километра высоты. После ужина я побрел в сторону ледопада. Голову переполняли мысли. «…Неужели вот и пришел этот момент? Наконец, я здесь…» «…Как-то не так все. Нет ощущения приключения. Нет той легкости, которая предшествует обычно красивому восхождению. Еще болезнь эта…» Показался краешек Ушбы. Я всматривался в ледопад, ставший могилой для моих друзей. « Миша, вот и я. Я пришел. Извини, что так долго не приходил. Так уж жизнь сложилась. Я часто думаю о тебе. Как ты там?» Я закурил. Начало темнеть. Так и Миша курил перед последней ночевкой, глядя на ледопад. О чем он думал в тот момент? Я встал на колени, чтобы помолиться. «Ушба, ты красивейшая из гор, царица гор Кавказских. Я пришел с чистым сердцем. Пожалуйста, пропусти нас. Я просто хочу познать себя, стать лучше и чище. Я не думаю, что могу покорить тебя. Я только хочу прикоснуться к красоте твоей…» В ответ тишина. Я не почувствовал очищения, которое обычно следует за молитвой. Барьер. Ничего в ответ. А с чистым ли сердцем мы пришли? Я побрел назад. В палатке сидел раздраженный Леха. – Ты где ходишь, лучше б, блин, воды принес. – А сам чего не принес? Чего ты сидишь? Я вообще больной… Взаимопонимание с Лехой подходило к концу. Это был плохой сигнал. Ночь была бессонной. Несколько раз я, не выдержав, вылезал из теплого спальника, ходил за палатку. Мясо надолго не задержалось. Наутро мы быстро оделись, собрались и выдвинулись к ледопаду. Этого момента я ждал три долгих года. И представлял себе совсем не так. У подножия ледопада мы связались. Ушбинский ледопад потрясает вблизи. Примерно восемьсот метров перепад по высоте, двести метров в ширину. Зажатый между пиком Щуровского слева и Шхельдой справа, лед плывет вниз с Ушбинского плато, образуя гигантские трещины. Сверху постоянно летит лед размером от небольших сосулек до огромных сераков. Начав полет в верхней части ледопада, глыбы льда разгоняются до скорости экспресса. Место волшебное, энергетически очень сильное. Как труба в Сталкере. Только гайки кидать бесполезно. Сколько здесь людей погибло, не сосчитать. В этот раз ледопад был очень сильно разорван. Такого я не видел даже на фотографиях. В нижней части, которая обычно компактно спрессована, были огромные разрывы. Мы начали подъем. Легкое волнение, охватившее меня в начале, сменилось холодной сосредоточенностью. Мы обходили трещины, траверсируя ледопад от одного края до другого. Иногда глубокие трещины разрывали ледопад от края до края, приходилось спускаться в трещину, затем залезать при помощью инструментов по нависающим стенкам. Сзади шли киевляне. Их снаряжение безнадежно устарело. Абалаковские кошки, ВЦСПСовские ледорубы, беседки из брезента, всему этому по меньшей мере двадцать лет. Мне стало даже неловко. Они тратили столько сил, поднимаясь по стенкам средней крутизны, там, где мы легко пролезали с помощью новеньких инструментов Charlet Moser. Зато слаженности их работы можно было позавидовать. Один, выходя на опасный участок, четко командовал другому страховать. Второй занимал удобную позицию, страховался через ледоруб. Ребята постоянно закручивали буры. У нас же было все наоборот. – Лех, надо бы бур закрутить, – сказал я, глядя на то, как Леха вылезает по острому, как нож мостику, идущему круто вверх через огромную трещину. – Некогда, блин. Тут надо быстро идти. – Если ты сорвешься, я тебя ведь не поймаю ни фига! Тут даже ледоруб некуда не вбить! – Не каркай! Примерно так проходили наши диалоги о страховке. Наши представления о безопасности сильно различались. В средней части трещин стало меньше, но заметно увеличилась крутизна. Мы быстро пролезли крутую часть, перешли под сераки верхней части. Где-то здесь то самое место. Сейчас картина совсем другая, от крутой стенки, которая была три года назад, не осталось и следа. Сейчас здесь равномерный подъем, разрезанный гигантскими трещинами. Местами висят ледовые сераки огромных размеров. Мне стало совсем тяжело. Высота уже почти четыре тысячи. Недостаток акклиматизации внес свою лепту в картину болезни и общего недомогания. Я боролся с приступами тошноты. Последние силы я потратил на установку палатки. С трудом заставил себя натопить снега. Жидкость жизненно необходима для акклиматизации – на высоте организм быстро теряет жизненный запас влаги. Вместе с жидкостью из организма уходят силы. Напившись, я забился в спальный мешок и провалился в забытье. Сквозь дрему я видел, как Леха разделся и устроил фотосессию: голая задница на фоне Ушбы. Большей пошлости трудно было вообразить в этом месте. – Пойдем полазим по льду, – крикнул мне Леха – Мне сейчас только лазить. Поблевать пойти могу, а полазить это не для меня. – Ладно, хорош валяться, иди тогда пострахуй! Я нехотя выполз из палатки. Недалеко от палатки над плато возвышалась ледовая стенка высотой метров тридцать. Собственно, это была даже не стенка, а скорее большой ледовый разлом в Ушбинском плато. Стенка слегка нависала – мечта ледолаза. Но сил для лазания совсем не было. Леха полез по льду, закручивая буры через каждые два метра. Ему было тяжеловато. Местами лед подтаял, буры держались сопливо. Лехе стало стремно. Сорвись он, восхождение на этом бы закончилось. Наконец он закрутил один нормальный бур, попозировал вдоволь перед фотокамерой и слез. Я пошел топить снег. Только сейчас, немного оклемавшись, я смог нормально оглядеться. Вокруг была красота, которую словами никак не передашь. Ушбинское плато – одно из красивейших мест на Кавказе. Гордый профиль Ушбы высоко возвышался над остальными пиками. Вершинная гряда Шхельды сбоку смотрелась причудливым нагромождением скал. Строгая пирамида гордого Чатына. Миша с командой выиграл чемпионат за зимнее прохождение зеркала Чатына. Для этого понадобилось провисеть на стене больше недели. Вдали виднелся двуглавый Эльбрус, в лучах заходящего солнца казавшийся золотистым. Ночь выдалась существенно тяжелей предыдущей. Я почти не спал, временами впадая в забытье. Каждый час, как по будильнику, совершая над собой усилие, я вылезал из спальника и топал по уже хорошо проторенной тропке подальше за палатку киевлян. Нужно было восполнять потери жидкости, но на это просто не было сил. Леха довольно храпел в своем спальнике. В пять утра прозвенел будильник. Пришла пора идти на гору. Мне едва хватило сил открыть глаза. – Лех, посмотри, чего там видно, – с надеждой на чудо сказал я. – Блин, жопа полная, – ответил Леха, высунувшись наружу, – Видимость нулевая, даже палатку парней не видать. – Слава богу, спим дальше. За ночь погода сильно испортилась. Идеальная чистота сменилась густой облачностью и сильным ветром. В горах порой погода меняется в считанные часы, лишь иногда предупреждая альпинистов об изменении интересными атмосферными явлениями: на небе появляются странной формы фигуры, иногда полусферы, иногда дуги желтого цвета. Это цирусы – предвестники бури. Мы же совсем не ждали непогоды. Погода все эти дни звенела, накануне закат был удивительно ясным. В девять утра нас разбудили голоса киевлян: – Ребят, вроде чего-то видно. Может пойдем? – Все, выходим, – Леха высунулся наружу, – Видна подушка. Это хороший знак. Я обреченно вылез из спальника. Чуда не произошло. Посидел пять минут в медитации, пытаясь разбудить внутренние резервы. Этого хватило ровно на то, чтобы одеться. « Ладно, будь, что будет. Нужно идти», – думал я, потихоньку одевая снаряжение. Около одиннадцати мы вышли в путь. По сравнению с пятью утра погода улучшилась. Но стабильностью не пахло. Вокруг было много рваных облаков. Ушба была плотно затянута, открываясь иногда на несколько мгновений. Все указывало на существенную перемену погоды. – Поздновато мы выходим. Да и погода непонятная, – сказал я с недовольным лицом. – Нормально, прорвемся. Я маршрут хорошо знаю, – ответил Леха. Взаимное непонимание сказалось на работе нашей связки. Леха вылез на подушку через бергшрунд и крикнул: – … готово! Что было готово, я не расслышал, но решил не перекрикиваться, а полезть. Благо было нетрудно. Веревка не выбиралась. – Выбирай!!! Веревка все равно не выбиралась. Я плюнул, достал жумар и, не нагружая веревку, быстро поднялся к Лехе. – Ты чего на жумаре поднялся? – А ты чего не выбирал? – Да я тут фотографировал, занят был! – На фиг тогда кричать, что готово? Классический маршрут восхождения на Ушбу ведет с Ушбинского плато на подушку Ушбы – заснеженное возвышение. После подушки маршрут выходит на скалы Настенко. Была какая-то трагическая история про Настенко, но я ее не помню. Несложные скалы выводят на «доску» – широкую средней крутизны фирновую поляну за которой начинается гребень Северной Ушбы. На скалах Настенко мы нашли остатки брезентовой палатки. Из-под обрывков тента были видны кости. – Печальная смерть. – Интересно, как это было. Вроде недалеко от подушки. Пару веревок сдюльферять. Поднявшись по скалам Настенко, мы вышли на доску. Пять веревок доски мы шли одновременно. Леха, как бессменный лидер и знаток маршрута шел первым. Несмотря на отсутствие физических сил, я не отставал. Местами я даже ждал, пока Леха поднимется выше. «Странно, при его акклиматизации, идет достаточно медленно» – думал я. Вылезли на гребень. Киевляне шли за нами, отставая на две веревки. Гребень Ушбы место неприятное. С обоих сторон гребень круто обрывается километровыми стенами. Со стороны Грузии приличные карнизы. Приходится траверсировать довольно крутой склон. Местами лед, скалы. Страховаться почти негде. В случае срыва, второму остается только прыгать в противоположную сторону. Стараюсь об этом не думать. Иду, очень аккуратно вбивая кошки. Вспоминаю историю о югославах, которые вот так попрыгали в разные стороны. Один слегка поломался, да и страху натерпелся. Другому пришлось бежать за спасателями, чтобы те сняли бедолагу с гребня. Гребень состоит из нескольких взлетов. Постоянно кажется, что этот взлет – вершина. Собираешься с силами, залезаешь, а там еще один. Сколько их, я не помню. Может пять, может шесть. Наконец, выходим на вершину. Радости нет, пустота. Напрасно пытаюсь возбудить эмоции. Начинаю рассылать смс-ки. Назад приходят поздравления, пожелания удачного спуска. Звоню в Америку, своему другу Тиграну. Для него Ушба значила не меньше, чем для меня. В Калифорнии пять утра. – Тигранчик, я на вершине Ушбы!!! Я сделал это! – Леня, я очень рад за тебя, дружище! Спускайся осторожнее! Как погода? – Погода стремная. Кругом облака, постоянно затягивает. Сильный ветер. – Будь там осторожней, ладно? Сообщи, как только спустишься. Выхожу на связь со спасателями, сообщаю о выходе на вершину. Следующая связь, когда спустимся на плато. Разжигаю горелку, готовлю попить. Леха радостно бегает вокруг вершины и фотографирует. Находит записку, оставляет нашу. Киевляне счастливы. На часах полпятого. Пора бы спускаться. – Парни, давайте-ка вниз пойдем. – Не спеши, это же вершина Ушбы! Когда еще здесь будем? Я совсем не разделял эмоций своих партнеров. Радости я не испытывал, мой дух последние дни был сильно истощен. Ему пришлось хорошо поработать вместо больного тела. Я хотел только одного, чтобы это все скорее кончилось. На вершине мы пробыли час. Вокруг нас была невообразимая красота. Только меня это не сильно трогало. Мне было очень досадно – я мечтал об этом моменте столько лет, а все как-то так… Весь день стена Ушбы сдерживала мощный фронт облаков, идущий со стороны Грузии. По гребню Ушбы проходила граница фронта. С одной стороны огромное облако, протяни руку, ее не видно. С другой стороны чистота. На спуске с гребня мы увидели интересное явление. В облаке, чуть ниже нас, образовалась радуга, но необычная, а круглая. Семь цветов замыкали полный круг, вместо полукруглого мостика, как обычно. В некоторый момент моя тень попала в центр радуги, у моей тени образовался цветной нимб. «Очень символично», – подумал я. Только что именно это символизировало, мой усталый мозг уже не был способен осознать. Десяток дюльферов привел нас на подушку Ушбы. Темнело. Усталости я уже не чувствовал. Мое состояние можно было описать одним словом: никак. Я уже ничего не чувствовал. Все было безразлично. Перед отходом ко сну я успел только переговорить со спасателями и написать смс-ку Оле о том, что мы благополучно спустились. Затем наступило забытье. С утра за завтраком обсуждали дальнейшие планы. Изначально мы хотели сходить заодно Щуровского и Чатын. Но после Ушбы не осталось моральных сил. У меня даже мысли не возникло о том, чтобы куда-то идти еще. Мне хотелось только, чтобы все это быстрее кончилось. «Восхождения, горы… на фиг! Не для меня. Чтоб я еще куда-нибудь полез... Только бы поскорее спуститься» – примерно такие мысли крутились у меня в голове. Не долго думая, мы собрались вниз. Погода изменилась. Ночь была очень теплая. Лед сильно подтаял, образовав на поверхности мягкую снежную кашицу. Идти по ледопаду было неприятно. Злую шутку на таком льду сыграли мои кошки. Я взял с собой Grivel G10, дешевые простенькие кошки, которые покупал для Оли. Задние зубья у них были совсем короткие. Они едва доставали до льда сквозь снежную кашу и очень плохо держали. Я шел медленно, местами приходилось разворачиваться и идти на передних зубьях. Леха рвался вперед. У него была топовая модель Charlet Moser, они великолепно работали. – Давай быстрей! Здесь нельзя тупить! – Блин, я понимаю! Быстрей не могу, кошки не держат. Так мы шли вниз, негромко переругиваясь. За нами шли киевляне. Их кошки и ледорубы были в разы хуже наших, они шли медленно, но очень надежно. – Внимательно! – говорил один, а второй уже аккуратно страховал его, заклинив ледоруб в трещине. Мы же с Лехой совсем друг друга не понимали. На мои команды он не реагировал, сам шел молча, только огрызался иногда. Я начал злиться. «Чтоб я когда-нибудь еще с ним пошел!» На ум пришла история Joe Simson'a, описанная им в книге Touching the Void. Парни залезли на Siula Grande, почти семикилометровую вершину в отдаленном районе Перуанских Анд. На спуске по вершинному гребню Joe упал и сломал ногу. Его напарник Simon Yates спускал его всю ночь со стены сквозь сильную непогоду. У парней закончились еда и газ. Ближе к утру, когда оставалось чуть-чуть, Simon спустил Joe с нависающей стенки. Тот не смог организовать станцию, оставшись висеть на веревке. Продержав руками Joe около часа, Simon не придумал ничего лучше, как перерезать веревку. Joe улетел в трещину, упав с пятидесятиметровой высоты. Чудом оставшись в живых, Joe со сломанной ногой долго выкарабкивался из глубокой трещины. Оставленный напарником, который был уверен, что Joe мертв, он полз четыре дня по ущелью, без воды и еды с переломанными ногами. В итоге он едва успел доползти до лагеря перед самым отъездом своего компаньона. Эта история много муссировалась в альпинистских кругах. Мне особенно не давал покоя факт перерезанной веревки. Я всегда считал, что это недопустимо – партнеры по связке должны быть вместе до конца. А вспомнилась мне эта история к тому, как нужно аккуратно выбирать партнеров по восхождениям. Насколько важны взаимопонимание и дружба. Чувство надежности, уверенности в партнере. Все это хорошо понятно и известно. Только на практике работает с трудом. У нас с Лехой не наблюдалось ничего похожего, несмотря на неплохие взаимоотношения в Москве. «Вот Лехе я бы перерезал веревку, не думая, случись такое» – мелькнуло в голове. Я постарался отогнать грешную мысль подальше. Не прошло и минуты, как произошло следующее. Я аккуратно спускался по крутому участку, следя за тем, чтобы не соскользнуть. Леха вышел на очередной снежный мостик, ничего мне при этом не сказав. Краем глаза я увидел, как мостик под ним подломился, и в миг Леха полетел вниз, мгновенно скрывшись из виду в трещине. «Вот оно» – мелькнуло у меня в голове. Не прошло и секунды, как веревка натянулась и сдернула меня, как пушинку, вниз. Я моментально перевернулся на живот и изо всех сил налег на ледоруб, пытаясь зарубиться. Это не помогло – клюв легко резал снежную кашу, едва доставая до льда. Перевернуть ледоруб лопаткой вниз времени не осталось. Изумленный мозг не может поверить в происходящее. Как же так?!! Я не могу вот так умереть!!! Это не может произойти со мной!!! Беспорядочное падение, темнота… Не знаю, сколько времени прошло. Может секунда, может десять минут. Открыл глаза. Темнота. Я уже умер? Нет, видимо лежу лицом в снегу. Отдираюсь от снега. Мир вроде все тот же. Снег ослепляет безупречной белизной. «…Вроде живой. Руки, ноги на месте. Спина не сломана» – первым делом включившийся мозг произвел самодиагностику. «Течет кровь. Упал лицом на ледоруб. Хорошо, глаза целы» – Ты жив? – спросил я Леху. – Да, все нормально, – ответил он, бодро вскакивая на ноги. – Прикольно мы полетали Я огляделся вокруг. Мы пролетели метров десять вглубь трещины и попали на снежную пробку площадью несколько метров. Трещина была намного глубже. Дна не было видно. Падение Лехи было слегка заторможено мной, он же наоборот придал мне хорошее ускорение. Каким образом мы остались живы, не ясно. Картинка падения до сих пор стоит у меня перед глазами, я прокручиваю ее как кадры замедленного кино. Вот он стоит на мостике, бах, мост летит в пропасть, Леха на секунду подвисает в воздухе и тут же летит вниз Палки, которые я прикрепил к рюкзаку, сломались. Каким-то образом, отцепившись от рюкзака, они задержались на вертикальной стене трещины, образовав крест. «Опять какой-то знак», – подумал я. «Похоже на могильный крест». Я попытался приподняться. – Блин, Лех, я ног не чувствую. – Давай, вставай, хорош ныть. Нужно скорей выбираться отсюда. Леха взял два Мозеровских инструмента и бодро залез по стенке трещины вверх. Я сделал усилие и поднялся. Ноги вроде были не сломаны. Просто сильно отбиты. Боли я не чувствовал. Я вообще их не чувствовал. Я посмотрел наверх. Стенки трещины причудливо нависали. У меня остался один ледоруб и сломанные палки. С таким снаряжением здесь не залезть. – Лех, закрепи мне перила, или скинь инструменты! Через пару минут Леха закрепил перила. Я достал жумар, начал нагружать. Второй рукой я взялся за веревку. Перила под нагрузкой перерезали снежный мост надо мной. Еще чуть-чуть и он бы рухнул на меня. – Блин, сам по таким перилам поднимайся! – меня захватила злость. Я выщелкнул жумар и начал думать, что делать. Ждать помощи от Лехи не приходилось. Одна стенка нависала меньше, но она сильней подтаяла. Наполовину она состояла из мягкого снега. Я начал карабкаться по ней, одной рукой втыкая в снег ледоруб, другой утрамбовывая опоры для рук. Так я прополз несколько метров. В некоторый момент, не почувствовав опору под ногами, я рухнул обратно на снег. Падение отдалось адской болью в отбитых ногах. Меня захватила жуткая злость, граничащая с отчаяньем. – Леха, вытяни хоть рюкзак, не видишь, мне херово! – Ты меня заколебал, вылезай, давай, быстрее, чего ты там расселся!!! Вдруг, бессильная злоба прошла, я перестал жалеть себя. За пару секунд передо мной пронеслась вся история сначала до конца. Миша, ребята, старые восхождения, мечта об Ушбе, история с Лехой. Я улыбнулся «Спасибо тебе за урок, великая гора! Кажется, я что-то начал понимать». Успокоившись, я принялся карабкаться по рыхлому снегу. На этот раз получилось лучше. Я пролез десять метров нависающей снежно-ледовой стенки при помощи ледоруба и почти без помощи ног. Не уверен, что смогу повторить этот трюк в нормальном состоянии. – Чего ты там, гнездо свил? – Леха тем временем с жаром делился с подошедшими киевлянами историей нашего падения. – Давай, побежали вниз, нельзя время терять. Сказать легко, трудно сделать. Леха тянул меня вниз, легко сбегая по ледовому лабиринту. Я едва передвигал ноги, регулярно спотыкался и падал, с трудом зарубаясь ледорубом. – Да ну тебя на хер! – я отвязался от веревки. – Иди вниз один, я сам дойду. Леха с удовлетворением собрал веревку и побежал вниз. Я тихо побрел дальше, шаг за шагом приближаясь к заветному выполаживанию внизу ледопада. Через час я доковылял до нашей первой ночевки, где ребята кипятили воду и раскладывали снаряжение. – Луч, Москве, – я достал рацию и вышел на связь со спасателями. – Луч на приеме. – Мы прошли ледопад. Все благополучно. Киевляне с нами. Как приняли, прием? – Принял тебя. Ледопад прошли. – Луч, попросите мою жену Олю встретить на Улыбке. Мы будем часа через четыре. – Принял, передадим. – Все, конец связи. Я не стал выдавать в эфир наше происшествие. Зачем раньше времени людей тревожить. «Главное живы, как-нибудь дойду» – мысль о том, что Оля меня встретит, придавала силы. «Зря только про четыре часа сказал, точно дольше буду идти» – Давай, может, мы у тебя вещи подзаберем,– заботливые киевляне прониклись моим тяжким положением. Я не стал себя долго упрашивать. Без большей части груза стало существенно легче. Я пошел вперед, не дожидаясь ребят. Впереди была еще долгая дорога назад. Идти было трудно. Поначалу я не замечал боли в ногах, только чувствовал, что отбиты почти все суставы. Помогал адреналин, который выделился в результате падения. По мере успокоения становилось все труднее. Ноги сильно отекли, передвигать их стало тяжело. Через полчаса ходьбы невыносимо захотелось пить. Ледник таял под лучами солнца, местами попадались ручейки. Я черпал ладонями ледяную пресную воду и жадно пил. Вода, лишенная солей, проходила сквозь мое тело как через дуршлаг. Пить хотелось все сильней. Я знал, что скоро ручейки прекратятся, лед останется глубоко под камнями и грязью. Нужно было сделать запас воды. Я решил дождаться ребят, взять у них бутылку. Через час я их увидел. Они шли быстро по соседней морене метрах в двухстах от меня, сильно растянувшись. Леха шел впереди, за ним метрах в ста шли киевляне. У них были мои вещи, которые весили немало. – Ээ-ээ-эй! – закричал я громко. Они, не услышав меня, продолжали двигаться дальше. Я испугался. На секунду меня посетило детское чувство, что меня здесь оставят, забудут одного, немощного, без воды. Я улыбнулся: «Тоже мне, блин, отважный альпинист». Я прокричал еще несколько раз. Результат тот же. Ветер сносил мои крики в сторону. Наконец, я собрался с силами и заорал, что было мочи. Один из них меня услышал и, помахав мне рукой, пошел дальше. Это был Леха. Я заорал еще, отчаянно размахивая руками. Тут, меня увидели киевляне. Один из них, спустившись с морены, направился ко мне. Я облегченно вздохнул. – Как идется, – подошедшим оказался Олег. – Да так, потихоньку. Мне бы емкость какую-нибудь, воды набрать, высыхаю весь. Олег оставил мне бутылочку с остатками сладкого какао. Я пил его маленькими глоточками, растягивая драгоценный напиток. Тем не менее, какао быстро кончилось. В результате во рту остался жутко переслащенный вкус, который по мере моего высыхания становился все невыносимей. Глубокие ручейки тем временем кончились, а воды я набрать не успел. Я надеялся, что хоть что-нибудь еще попадется. Вода тонкими струйками стекала по льду и уходила под камни. Я прикладывал бутылочку вплотную к поверхности ледника, надеясь набрать хоть сколько-нибудь. Тщетно. В бутылку попадали жалкие граммы воды. Тем временем я дошел до поворота. Четверть пути позади. Шел два с половиной часа от ночевок. Не так уж и медленно. Ребята были уже далеко. Я видел, как Олег, замыкая шествие с тяжелым рюкзаком, с трудом передвигается по камням. Леха уже скрылся из виду. «Да уж, напарничек мне попался. Помог бы хоть как-нибудь» – жалость к себе не давала покоя, – «Вообще-то как он может помочь? На плечах что ли понесет? Да не нужно это, вроде пока сам иду» Камни становились крупнее, идти было все более неудобно. Нигде на Кавказе я не видел столько камней, как на Шхельдинском леднике. Я вспомнил, как мы с Мишей и Винсом спускались с пика Кавказа. Была ночь, мы работали уже больше двадцати часов. Сил совсем не было. Спустившись со склонов на Шхельдинский ледник, мы с трудом находили дорогу в темноте сквозь нагромождение камней. В некоторый момент мы обнаружили следы. Это были следы Марата, который спустился раньше. Мы пошли по ним, так как самостоятельно разобрать дорогу уже не могли. Траектория его следов была весьма странной. Как потом оказалось, он, имея в запасе много времени, просто пошел погулять, посмотреть, пофотографировать. В результате, мы потеряли уйму времени, блуждая в разных направлениях, кляня на чем свет стоит, сумасшедшего, проложившего эти следы. Мы с Мишей шли вниз очень быстро, почти бежали. Винс все время отставал. Марат потом сказал, что у него травма колена, он не может вниз быстро ходить. Мы не знали об этом. Все время хотелось его бросить, лишь бы скорей добраться. Останавливало только то, что потом пришлось бы его разыскивать. Больше бы времени потеряли. Когда мы добрались до Шхельдинского ПСС прошли уже сутки с момента нашего выхода. Дверь была закрыта. Мы с Винсом сели на землю и заснули. Светлые мысли о Мише, воспоминания о прошлых восхождениях согревали. Это помогало занять время, которое тянулось бесконечно. Раньше я получал удовольствие от хождения по камням. Я передвигался быстро, почти летел, перепрыгивая с камня на камень, едва касаясь земли. Теперь каждый шаг был мукой. Каждый новый камень был испытанием. Я все время падал, иногда больно бился о камни разными частями тела. Организм, некогда сильный и ловкий, превратился в рухлядь. Я уже даже не шел, скорее полз, подтягивая себя руками, толкая палками. Я начал делать продолжительные остановки. Ложился на камни и предавался себяжалению. Жалость к себе в некоторый момент иссякла, вместе с остатками сил. Мозг начал отключаться, оставив только функцию зрения, которая тоже заметно ослабела. Я видел только узкую полоску впереди себя, которая временами выпадала из фокуса. Мысли приходили со скоростью слабоумного. «Камень … Опять … Шаг… Пить… Очень … Конец… Когда…» – в среднем одна мысль в минуту. Героически перешел через ручей, стекающий с пика Кавказа. Для этого нужно было сделать несколько приличных прыжков на скользкие мокрые камни. Предельная концентрация отобрала приличное количество внутренних резервов. Вдали показалась Улыбка Шхельды – уютная ровная поляна. Где-то там ждет Оля. Прошло уже больше восьми часов с момента радиосвязи. Она, наверное, нервничает. Начало темнеть. Вот и навесной мостик через реку – еще одно сложное препятствие. Доски прогнили и развалились. Переходить приходится по натянутой металлической проволоке, на которой когда-то крепились доски. Проволока раскачивается. Мостика я боялся сильней всего. Перейти его без ног невозможно. Под мостиком шумит бурный поток. Падение означало верную смерть. По-хорошему, нужно было организовать страховку. Только не кому, и веревки нет. Как я его перешел, просто не помню. Как-то перешел, переполз, перелез. «Все, я выжил!» – мелькнула торжествующая мысль. Действительно, дальше никаких сложностей не ожидалось. Улыбка была уже так близко. Я потерял тропу, ломился напрямик. Близость цели заставила ускориться. Вот тихая заводь, за ней песчаный берег. Там ждет Оля. Я зашел прямо в воду, искать брод не было смысла. Ледяная вода залилась в ботинки. Я споткнулся и упал в воду. Вода немного облегчила страдания. Через несколько минут я увидел Олю. Она радостно побежала мне навстречу. – Ты, живой! – У-у. Пть? – Что? – Пыть! – Пить? Да, я сейчас, мигом. Я представлял собой жалкое зрелище. Ввалившиеся щеки, лицо в крови, пустой взгляд, походка как у мертвецки пьяного. За несколько дней я похудел на десять килограмм. Оля вся извелась, пока меня ждала. Я задержался на пять часов. Она постоянно дергала пограничников, которые обору довали заставу недалеко от Улыбки. Они вглядывались в бинокль, пытаясь разглядеть нас на леднике. Первым появился, естественно, Леха. Он со смехом рассказал историю наших полетов, чем сильно запугал Олю. Затем с перерывом в час подошли киевляне. Меня долго еще не было видно. Оля заставила пограничников приготовить чай, развела их на брусничное варенье. Я меланхолично поглотил предложенные лакомства, и мы выдвинулись дальше. Оля забрала рюкзак, который прилично отдавил мне больные бедра. Стемнело. Началась гроза. Мы шли по лесу, рядом с нами сверкали молнии. Мне было все равно. Мозг отключился окончательно, я шел по инерции, качаясь, как пьяный. Оля меня что-то спрашивала, что-то говорила. Я мычал невпопад. Я уже почти ничего не видел, только пятно ее спины покачивалось перед глазами. Через час мы дошли до альплагеря. Я рухнул на кровать и осознал: то, о чем я так мечтал, произошло: ВСЕ КОНЧИЛОСЬ. Прошло несколько лет. С тех пор было совершено немало красивых восхождений, произошла масса интересных событий и приключений. Но эта история все никак меня не отпускала. Первое время я находился во власти эмоций. Мне казалось, что поведение Лехи недопустимо, я винил его в происшедшем. Я думал, что виной всему его излишняя самоуверенность, эгоизм. И пострадал при этом я. Мне казалось это несправедливым. Время шло, жалость к себе потихоньку угасла, я смог разглядеть эту историю с разных сторон. Несомненно, Леха эгоист, вел он себя по-свински. Но это как раз не так важно. Важно другое. Каждый, кто ходит в горы, ходит САМ ПО СЕБЕ, и САМ ДЛЯ СЕБЯ. Каждый находит в горах свои УРОКИ. Да, есть напарник по связке, партнеры по команде, тренеры, вспомогатели и прочие. Да, важно взаимопонимание с партнером, с которым ты связан одной веревкой, с которым ты делишь скромный быт, от напарника зависит твоя жизнь, в конце концов. Но, так или иначе, приходит момент, и ты остаешься наедине с собой и Горой. И все события случаются вокруг тебя. А начинается все с настроя и мотивации. Мудрый Alex Lowe (царство ему небесное) сказал как-то: «Лучший альпинист это тот, кто получает больше всех удовольствия». Эта, казалось бы, банальная фраза несет в себе целую религию альпинизма. Зачем мы ходим в горы? Как мы ходим в горы? Что с нами происходит, что мы получаем там? Почему, находясь на маршруте, мы не бываем в моменте, здесь и сейчас, наслаждаясь насыщенностью момента, а вечно плаваем в болоте своих эмоций и мыслей? А потом, уже внизу все время мысленно возвращаемся обратно, думая, как хорошо было там. Мир в горах почти не отличается от мира повседневности. И там и там есть мы, есть мир. С нами происходят разные события, мы их окрашиваем в разные цвета. И там и там важны вера, настрой, мечты и искренность наших поступков и желаний. Только в горах все, что происходит, имеет повышенную концентрацию и силу. Граница между жизнью и смертью становится тоньше. Любое событие или поступок измеряются нами с точки зрения жизни и смерти. Неважное отшелушивается. Путы повседневности теряют над нами силу. Мы получаем возможность увидеть себя и наш мир как бы сверху. Этот случай был мной серьезно переосмыслен спустя годы. Что во мне было такое, что дало мной сманипулировать, «взять на слабо»? Почему я пошел, несмотря на то, что был не согласен? Леха послужил для меня зеркалом, отразившим внутренние проблемы и противоречия. Я хотел казаться крутым, Леха показал мне идеальный образец кажущейся крутизны. Мое чувство жалости к себе разбилось о его безжалостность. мир вокруг нас меняется в зависимости от нашего настроя, от наших мыслей и желаний. Если ты лезешь, а при этом вся твоя сущность поглощена жалостью к себе, сомнениями или страхами – не жди ничего хорошего от восхождения. Вернись вниз, успокойся, подумай. Нужно ли тебе все это? Что ты получишь от восхождени я? Дурные воспоминания. И то, если выживешь… Не устраивает напарник? Не ходи с ним. Только отработай до конца, если уж пошел. Не может идти безопасно? Удвой бдительность, перестраховывайся. Всегда нужно помнить, что есть ты и гора. Только ты в ответе за то, что происходит с тобой. Недавно мы столкнулись с ним на скалодроме. Какое-то время я смотрел на него, думал. Потом подошел и сказал: – Прости меня, Леш. Виноват я перед тобой. Мы обнялись. Внутри меня произошел взрыв. Где-то в области сердца разорвалась граната радости и пронеслась по моему телу мощной взрывной волной. Это был момент истины, праздник души. – Да ладно, чего ты… Разве что-то не так? Я уже и забыл давно… |
|||||||||||||||||||||||||||||||||
|
|||||||||||||||||||||||||||||||||
