В ледовой пещере мы были в безопасности, мы могли спать и готовить пищу, и даже отправиться в путешествие, следуя за сюжетом любимых книг. Однако одиночество давало знать, - начало эпической истории мы тянули вдвоём, Ханс Мартин Гоч и Клаус (Hans Martin Götz, Klaus), фотограф, планировали присоединиться к нам тремя неделями позже.
Роберт Яспер
Лёжа в спальных мешках, мы с Робертом постоянно перетирали все возможные варианты, стратегию и, безусловно, аварийные ситуации. Созвездие неминуемых трудностей в совокупности с удалённостью местечка многократно увеличивали риск. Сам подход к старту через лабиринт сераков и трещин не представлялся воскресной прогулкой. Мы даже не отваживались додумывать вариант несчастья, случись оно на стене. Будучи готовыми к некоторому риску, линия, что мы прочертим, определённо пройдёт по безопасной стороне.
Итак, третья попытка. Казалось, мы извлекли уроки из ошибок предыдущих набегов.
Начиная с подхода: на сей раз – положительно - с юга, через Эстанцию Кристина, по дороге, которую нарисуем с закрытыми глазами, а до базового лагеря доберёмся даже при очень недружественной погоде.
Чтобы не тратить попусту силы и время в случае негаданного «окна», занимаясь перетаскиванием барахла с места на место, условлено: пятеро крепких аргентинских парней будут задействованы в транспортировке грузов.
Как оказалось позже, такая стратегия явилась ключом к успешному восхождению.
Но самое главное искусство – не выпускать из вида Тигра. Как свои пять пальцев мы помнили каждый камень, о который споткнулись во время подъёма, за вычетом последних непройденных и таких манящих 300 метров.
Самый большой, знакомый, наверное, каждому, страх, терзающий душу – страх очередной неудачи. Страдая, пробираться сквозь злой шёпот, вещающий недоброе. Вероятность провала была столь же велика, сколь сама Патагония.
В ледовой норе мы были обречены на безделье, «ничегонеделание» плохо переносится, даже вне опасности. И мы пережёвывали свои мысли и чувства, вели психотераптевтические беседы об имеющих право на жизнь беспокойствах, страхах и детских комплексах, но при любом раскладе каждый оставался «при своих».
Как бы там ни было, такие моменты – важная и существенная составляющая рискованных предприятий, выталкивающая индивидума за пределы повседневных психических и физических способностей, а в случае с экспедицией и вовсе выносящая на неизвестные ранее берега сознания.
Холодный старт
Признаки улучшения погоды – особого рода феномен, какой случается только в Патагонии. Всю неделю барометр зашкаливал в нижних показателях.
Морально мы уже были готовы к драматическому сценарию провести ещё пару-тройку недель в ледовом плену, как вдруг давление стабилизировалось на минимальной отметке и весь следующий день, подрагивая, нехотя ползло вверх.
Примерно также развивались события в нашей прошлой вылазке, и мы замерли в ожидании. Несмотря на то, что давление подросло только до 5 миллибар, шторм внезапно утратил силу, за одну ночь небо полностью расчистилось.
Спозаранку, в два часа утра, мы занялись приготовлением нехитрого завтрака, в три уже вышагнули из пещеры. Первый раз за бесконечную неделю мы проделали более десяти шагов, некрутой подъём по леднику вымотал изрядно.
Мы чувствовали себя пациентами, вынужденными пробежать марафон, после недели, проведённой в заботливой палате интенсивной терапии.
Рюкзаки весом 30+ кг расплющивали плечи. Дорога по замёршему до состояния льда снегу радовала недолго, вскоре мы уже утопали по ягодицы, борясь за каждый метр, отделяющий от скал.
Карты смешались, нам предстояла другая игра по новым, пока не совсем понятным, правилам. Мы покорно повторяли питч за питчем, организовывая страховку и навешивая перила. С существенным различием: теперь нас лишь двое!
Это значит, что у каждого значительно потяжелело за спиной, что жумаришь с большим весом, что критичен риск невозвращения в случае серьёзной аварии, вероятность возникновения которой нельзя исключать.
С другой стороны, интенсивность и насыщенность мгновений приближалась к максимуму. Год назад мы довольно лихо приняли патагонское крещение, теперь наши действия ещё более синхронизировались. Кроме того, мы лезем в том стиле, который оба считаем идеальным.
Во-первых, мы непреклонны в своём намерении пройти эту стену, не оставив на ней ни единого шлямбура, даже если технические трудности этого недвусмысленно требуют.
Во-вторых, мы не желаем делить лидерство с другими членами большой команды.
Мы бьёмся очень близко к тому, что понимаем под идеалом современного экспедиционного альпинизма.
«Ледниковый период»
Первые три участка полностью залило льдом, так что наутро Роберт - с лёгким сердцем про-айс-клаймера - достал ледовые инструменты и нацепил кошки, но, по сравнению с прошлым годом, лёд существенно усложнил задачу.
Несмотря на то, что единственной заботой Клауса оговаривалась съёмка, он внёс неоценимый вклад в общее дело восхождения, помогая нам в подносе снаряги к месту старта и далее выше по стене. Вопреки ожиданиям, мы нехило продвинулись. На второй день мы уже пролезли середину нижнего пиллара.
Вечером, вернувшись в пещеру, мы уселись разрабатывать план, который, без сомнения, приведёт нас либо к вершине либо в полную ж... Вторая опция несколько смущала.
В следующее «окно» мы планировали подняться к полке ниже основной стены, заночевать там и, на следующий день, лезть, лезть, лезть, покуда не достигнем вершины – если нужно, с налобными фонариками в ночи.
Финальная композиция
Три дня спустя, прервавшись на прослушивание очередной штормовой интерлюдии, короткой, но не менее драматичной, чем описанная во вступительном параграфе, наше восхождение стало напоминать ход прекрасного и стремительного кэннонбола (Прим MR. "Кэннонболл" ("Снаряд") - Экспресс г. Мемфис, шт. Теннесси, - г. Кантон, шт. Миссисипи, который водил легендарный машинист К. Джоунз [ Casey Jones ] в начале XX века).
Лишь на нескольких точках остались болтаться изрядно потрёпанные перила. Дабы не терять драгоценного времени, в дело шли и они, с приговором «условно годны для жумарения». Гротескная страховка время от времени оживляла терявшую накал ситуацию.
Силуэт Мураллона уже отчётливо вырисовывался на огромном импровизированном экране Упсальского ледника, а северный горизонт щедро экспонировал живописные картинки Сьерро Торре и Фиц Роя, когда мы наконец спустились на бивуачную полку под основной стеной.
17 часов на ногах: мы выжаты, как лимон, и почти побеждены смертельной усталостью и хмурыми мыслями о стылом ночном холоде. Пуховые жилеты и спальники, в обмен на верёвки, добровольно оставлены внизу. Ничего другого, кроме как кутаться в гортексовые «пледы» поверх одежды и тянуть потрескавшимися губами горячую похлёбку из шлямбура.
Вдруг в мерцающем свете ледника мы разглядели две слабые тёмные точки, двигающиеся в направлении ледовой пещеры. Вероятно, Клаус и Петер поспешили нам навстречу, но... слишком поздно. Мы обменялись грустными понимающими приветствиями посредством фонариков и приготовились к расширенной холодовой сессии.
Решающий поединок
За ночь облака пришли в движение. Я принялся боксировать внутри своей бивачной скорлупы в тщетной надежде хоть как-то согреться.
В пять с копейками Роберт лидировал на вертикальной сцене в финальном акте патагонской пьесы.
До прошлогодней ТОР-точки оставалось три питча. Нависание подавляло, мы безвольно провешивали перила, бронируя себе обратный билет.
Роберт напряжённо шёл на ИТО, слишком холодно для фриклайминга. Небо всё больше затягивало тучами, прячущими и без того нещедрое солнце.
К «нехоженной земле» мы поднялись к одиннадцати.
Несколько дней назад, задрав голову у подножия, я был достаточно скептически настроен на наши шансы оказаться хотя бы на высоте предыдущей попытки.
Но вот мы здесь и лезем по стене, и на эти зацепы прежде не ступала нога человека. И снова, суетливые и полные, чувства первооткрывателя перемешивались с надеждой, что мы сделаем, сделаем эту гору.
Наступила моя очередь лидировать. С каждым питчем стена сбавляла крутизну, становясь чуточку добрей.
Мы подошли к огромной секции обледенелых каминов и трещин.
Закладка практически каждого натса и френда требовала тщательной очистки ото льда, в то время как густые чёрные тучи уже неслись по нашим следам.
Недавно погружённые в сюрреалистичное зарево силуэты Фиц Роя и Сьерро Торре были проглочены чёрной завесой облаков.
Снова Роберт вышел вперёд, так как все мои фриклайминговые таланты недорого стоили на покрытой ледовой коркой трещине в нескольких метрах ниже вершины.
В нашем, ставшем единым, сознании, контроль над временем был утерян. Мы видели предвершинное плато, казалось, только руку протяни, мы видели и грозу, зло зависшую за спинами. Сумерки сгущались. Холодало. Первые хлопья снега закружились как предвестники неминуемо надвигающегося ада. Мы продолжали гонку вопреки воле природы.
В девять вечера Роберт вышел на вершинное плато. Плотные тучи заволокли гребень.
Возможно, ближе к развязке всё происходило слишком быстро, возможно, мы были слишком озабочены мыслями о нависшей эпопее спуска. Какое-то время мы просто стояли на вершине, обнявшись. Мы здесь.
Когда я пытался представить, что я почувствую в этот момент, невольные слёзы выступали на глазах, реальность же оказалась другой. Три года мы сходили с ума по неземной линии, на три года это определило наши жизни. Наверное, когда мы наконец достигли успеха, мы были пустыми, но и очень свободными.