Семейный портрет на фоне Гвандры

Описанные события действительно имели место быть, хотя автор, возомнив себя писателем, и не удержался от капельки художественного вымысла. Но только от капельки...

" Мы с тобой уедем в горы К перевалам голубым И к вершинам тем, с которых Все несчастья - просто дым.

На Новый год, в тесной девической компании первокурсниц филфака МГУ Катька Рыжая подняла бокал за горы, за нас в них. У нас тогда не было ничего, кроме блеска в глазах и дикого желания туда пойти. Девчонки, Маринка с Машкой, тост одобрили, тактично выпили, но разговора не поддержали…

 

Читайте на Mountain.RU Астраханцы в Гвандре - материал подготовленный Петром Фроловым и Екатериной Фроловой - непосредственными участниками описываемых здесь событий.

Потом, проснувшись в общажной комнатушке среди недоеденных салатов и пустых бутылок, Катька таинственным полушепотом просчитывала варианты летнего похода, задумчиво терла лицо руками, не замечая, как размазывает по нему остатки новогоднего макияжа. Я слушала, доедая остатки "Оливье".

- Что мы имеем? Гром ведет свою команду… Дамир с Игорем стопудово пойдут… Ну, еще есть Червонец, Тушновцы, Володин… - Рыжая перечисляла, все больше грустнея
- А еще есть папа.
- Петр? Так это же здорово! Если твой папа поведет группу, то проблем нет!
- Папа поведет "единичку", в лучшем случае "двойку": маму и Сашку с Лешкой он в более суровый поход не потащит, а без них не пойдет.
- А те чо надо-то?
- Я хочу в "тройку" - Рыжая засунула себе в рот здоровый кусок курицы и силилась его прожевать, - Сколько можно ходить в "единички"? Надо жеш расти.
- Ну, ты размахнулась!.. Хотя… Ладно, тогда мы идем в "тройку". Обрадую завтра твоего папу - скину ему на мейл наш ультиматум, может, что и получится.

Катькин отец нас понял, и когда мы приехали в родимый город, сдав первую в жизни сессию, у него уже был намечен маршрут. Катькина мама только крутила пальцем у виска и надеялась, что "все само рассосется" и дело кончится обычной семейной "единичкой". Уехали после каникул в Москву мы просветленные и обретшие уверенность в завтрашнем дне, то бишь, в грядущем лете.

Всю весну по несколько раз в неделю по мылу приходили письма от Петра - уточняли маршрут, искали людей, делали раскладку, решали, с кого стрясти недостающую снарягу…

В конце июля все было ясно: 5 августа трогаем в путь. Кроме нас с Катькой, ее родителей Петра и Наташи, ее четырнадцатилетней сестренки Сашки и двенадцатилетнего братишки Лешки собрались еще Илюха Спелеолог (ровесник Петра и очень классный мужик, который водил нас как-то по пещерам), Сашка Шинай (длинный, веселый биолог-пятикурсник), Вовка Перископ (с уникальной способностью заменять собой радио, телек, кино и театр одновременно) и Федоров, опытный мужик, которого мы с Катюхой видели пару раз на слетах… С такой командой даже "тройка" с нашими "детьми" - Сашкой и Лешкой - казалась вполне реальным делом.

Первым "отвалился" Илюха - внезапно образовались "неотложные дела и денежные проблемы", а проще говоря, скорее всего, подвернулась возможность свалить в экспедицию по поиску пещер в Казахстане. А пещеры были Илюхе дороже всех гор и обещаний вместе взятых. Петр усилено делал вид, что все ОК.

Через день позвонил Шинай и тоже дал отбой. Долго извинялся, объяснял что-то про работу и грозящую ему армию… Петр по-прежнему делал вид, что все великолепно и перераспределял походные продукты. А мы с т. Наташей на кухне прогнозировали возможность отказа от участия в походе Федорова. Увы, но наш прогноз сбылся - Федоров позвонил через пару дней и сообщил скорбную весть о своей больной ноге…

Последней нашей надеждой оставался Перископ. Без него наша и так уже "жидкая" на мужиков команда превращалась в санаторий "Ромашка" на выгуле…

Перископ странно юлил, намекал на огромные, невесть откуда взявшиеся проблемы глобального масштаба, но под конец, за пять дней до предполагаемого старта, сдался и объявил, что он не идет. Петр задумчиво чесал затылок, я материла Перископа, т. Наташа перераспределяла продукты, а Рыжая занималась аутотренингом на тему "Единичка" - тоже поход". Все ждали, когда Петр озвучит то, что у каждого из нас вертелось в голове: "Похода не будет, по причине полного развала команды". Но он этого не сказал…

- Народ, подъем! Уже четыре утра и небо прояснилось! - Петр противоестественно жизнерадостным голосом ведущего "Утренней гимнастики" мог поднять любого… Но не Рыжую. Она только плотнее завернулась в спальник и демонстративно зевнула. На призыв откликнулась только т. Наташа и слабо зашевелился Лешка. Я мысленно проклинала дикую ночную грозу, почти насквозь мокрую палатку и, как следствие, подмокшие спальники… Теченье мыслей прервал Лешкин возмущенный вопль: пытаясь найти на ощупь свое барахло, он пнул Катьку, а она, злая спросонья, недолго думая отвесила любимому братцу подзатыльник… Через секунду Лешку пнула наполовину спящая Сашка, прошипев: "Леша, заткнись!". Гигантское сражение предотвратила т. Наташа, просто выпихнув всех и вся из палатки…

- Ни фига себе "прояснилось"…- мы с Катькой пытались найти хоть один просвет среди туч над нами… Перспектива взятия перевала, к тому же, первой в нашей жизни 2А, в такую погоду не радовала. По закону подлости, как только собрали рюкзаки, опять посыпал мелкий и невыносимо противный, как мозоли на пятках, дождь. Но куда от него денешься, если в небе ни просвета и лежит оно на плечах горных отрогов? Это значит, опять "по коням". Болтать как-то не хотелось: шли молча, пережевывая мысли. Только я тяжко вздыхала, вспоминая первый перевал - Ленинградец (1Б), который мы проскочили без особых проблем и даже почти поверили в то, что реально потянем "тройку" таким составом.

- Ну, что народ, готовьте кошки… - голос Петра был как всегда бодрым, - Лешка и Сашка надевайте грудные обвязки и готовьте репы - пойдете на поводках.

Мы стояли на самом краю ледника Ак-Тюбе, огромного и темно-серого в свете хмурого утра. Над ледником черной глыбой безо льда и снега торчала Малая Гвандра… Поверхность ледника неровная, как гофрированный картон, при ближайшем знакомстве оказалась довольно скользкой от подмерзшей дождевой корочки. Нам-то что - мы в кошках, а вот наши дети, которые поминутно падали, в итоге отполировали пятыми точками все неровности льда.

- Господи, он же падает! Здесь вообще все на соплях, - Сашка пыталась забраться на приличного размера чемодан в скальном кулуаре - перевальном взлете.

- Да ни фига он не падает! По нему до тебя полгруппы пролезло - все живы.

Сашка боязливо закорячилась на камень. Тот стоял смирно, но под т. Наташей не удержался и медленно пополз вниз, увлекая за собой камушки поменьше и оставив ей на память синяк на полколена…

- На перевале!!! - более радостный возглас придумать было трудно,

- Так вот ты какой, перевал Карабаши…

Карабаши держался на честном слове и был похож на торт "Наполеон", который забыли промазать кремом… В середине торчит тур с запиской МГУшной группы. В ушах свистит жуткий ветер, продувая до самых костей (по крайней мере, меня). После победно съеденной порции шоколада стали думать, как спуститься. Вниз уходит снежно-ледовый кулуар - крутоватенько, да ничего. Сбоку менее приятные скалы… А вдалеке, внизу, в долине извивается по зеленке серебряным червяком речка.

- Предлагаю спускаться по льду на ледобурах. Дети, конечно, без кошек, но пройдут - здесь не слишком сурово, - Петр озадачено чесал тыкву, прикидывая, в каком месте начать спуск.

…С глухим стуком поскакал по льду вниз камешек размером с человеческую голову, по дороге прихватив еще пару-тройку таких же, и все они, описав замысловатую кривую, замерли далеко за бергом в конце кулуара…

- Пап, тут сыпет, - Рыжая напряженно всматривалась в усеянную камешками, камнями и чемоданами поверхность ледника в конце кулуара.

- Да… Но сейчас еще только 10 утра - не должны камни…

…Весело подпрыгивая, как кузнечики, вниз улетела еще пара приличных камней, оставляя за собой прерывистые линии-колеи на снегу. Точка тире точка точка тире… На миг показалось, что камни выписали на снегу SOS…

- Петр, сыпет, - т. Наташа глазами прощупывала возвышающееся справа плечо горы Карабаши, ища место, откуда летели камешки.

- Будем спускаться с предельной осторожностью. Пока я буду вкручивать ледобур…- Петр замер на полуслове.

Медленно-медленно, как во сне, от стены откололась гигантская глыба, по дороге разваливаясь на куски, которые все быстрее и быстрее летели, скакали вниз, сбивая и увлекая с собой все булыжнички, какие попадались по пути. С ревом, отдававшимся громким эхом, вся эта "веселая компания" рассыпалась по леднику… В ушах свистел ветер и рокотало эхо, а мозг рисовал картинку работы на простреливающемся во всех точках леднике.Первым нарушил молчание Петр: "Отбой. По кулуару спускаться нельзя - без трупа не обойдется. Вешаем веревку и идем в обход по скалам. Там вроде есть неплохие площадочки. Доберемся до моренки на леднике и встанем".

На поиски подходящей устойчивой глыбы, на которую можно было б навесить петлю, угробили минут пятнадцать. Скалы казались такими хлипкими, что тронь пальцем - рассыпятся…

Время 12.00 дня. 14 августа 2000 г.

Первая веревка. Петр уже стучит скальным молотком где-то внизу - готовит станцию. Пристегнулась Катька. "Страховка готова? - Готова. - Пошла! - С Богом!". Страхую, т. Наташа разбухтовывает страховочную веревку. Санька с Лехой под полиэтиленом притихли. Дождь, ветер. Снизу - еле слышное Катькино "На месте! Свободна!". Встегиваюсь "Пошла? - С Богом!". Вцепляюсь в веревку до ломоты в пальцах. "На месте!". Узенький карниз, реповая петля от скального крюка, на которой висят наши рюкзаки на манер елочной гирлянды. Ноги съезжают с наклонной площадочки, животом липну к скале, как камбала ко дну, а глазами слежу - не летит ли сверху чемодан (почему-то свято верю в то, что успею увернуться, если что). Цепляют Сашку. Медленно-медленно ползет, кажется, что на станцию она не спустится никогда. За ней лихо слетает Лешка и тут же начинает верещать, делясь впечатлениями. Петр жумарит вверх - страховать т. Наташу и спускать последний рюкзак. Мы - ждем, прислушиваясь к уже непрерывной канонаде скачущих слева от нас по снежнику камней. Сдернули веревку - молитвы наши были услышаны - ее нигде не заклинило.

Вторая. Сценарий тот же. Только Катьку вместе с неудобным маминым стареньким "станкачом" переворачивает на середине веревки вверх тормашками. Не слышала, что при этом сказала она, но мои выражения, когда меня вынесло на той же веревке на маятник и навернуло со всей дури об стенку локтем, были далеко не печатные… Катьке удалось перевернуться обратно, мой локоть остался почти цел, все остальные спустились без приключений.

Но ужасно м-е-е-е-е-е-е-е-е-е-е-е-е-дл-е-е-е-е-е-е-е-ен-о-о-о-о-о-о-о…

День. Карабаши с какой-то жестокой радостью непрерывно простреливает снежник, по скалам начинают течь ручейки, солнце появляется из-за дымчатой облачной шторы, чтобы через пару минут спрятаться обратно. Мы спустились меньше, чем на сотню метров.

Темнеет. С каждой минутой, с каждым улетевшим вниз камнем сильнее, до кома в горле хочется в долину, к речке… Жить хочется.

- Пап, мы успеем до ночи на морену? - Рыжая мерит глазами расстояние до ближайших каменюг на леднике.

- Успеем, - несмотря на уверенный тон, на дне его глаз какое-то непонятное, странное, еле уловимое сомнение…

Темно. Мы спустились еще, дай Бог, метров на 150. Веревка навешена по самому краю ледника, а станция в самом ранклюфте. Сижу на рюкзаке - принимаю остальных. Зубы стучат, пальцы на ногах не чувствую совсем. В животе урчит - последний, заныченый в кармане сухарь съели на четверых с Катькой, Сашкой и Лешкой еще днем. В ночи Эльбрус, величественный, лунный. Небо наконец-то расчистилось, только звезд мало до неприличия - над Эльбрусом торчит-мигает одна. Тишина абсолютная.

Только Санька на веревке мотыляется: "Так, хорошо. Аккуратненько… Туда не смотрю, и вниз не надо - под ноги, под ноги… Пап! Не волнуйся - я почти на месте…" Отстегиваю ее - карабин клинит, замерзшие пальцы не двигаются. "Быстрее! Быстрее! Быстрее!!!", но от усталости и холода двигаюсь не скорее мороженого судака. Пока устраиваю в ранклюфте Саньку - Лешка успевает пройти половину веревки. Его ноги в лысых ботинках скользят по подмерзшей снежной корке, анарак задрался, и он обтирает голым животом ледник. Хлюпает носом, но держится. А слева камни все летят, рассыпая снопами искры по траектории своего полета. Почти в полной темноте их грохот еще громче. "Блин, в этом пейзаже мы явно лишние".

- Народ, вы где? - Рыжая чуть шею не свернула, пытаясь разглядеть нас на фоне скал.

- Катюх, двигай на голос. Сейчас чуть влево, а потом пару метров вниз.

-Ага. Так? Смотри за мной - а то я как слепой котенок.

- ОК. Как там мама с папой?

- Нормал. Мама только змерзла совсем… А знаешь, что в голове крутится? Громовская песня про предел… Та, помнишь - "друг мой, в этих старых горах свое государство…"

Катька доползла до нас и, отстегиваясь от веревки, мурлыкала:

"Вот уж солнце чуть поднялось Камни черные могут сорваться. И скалистая рухлядь, окружая тебя, Предлагает убраться"…

… Мы в такт ей стучали зубами…

"Пальцы, пальцы в камни и в кровь И движенья упрямы. Расчет. И ведет диалог человек и дорога у края. На-прягаю я тело, и небу молюсь Я порой у сопливого склона. Суд вершат надо мной Здесь не люди, не люди, не люди, не люди, А придворные Бога…"

5-ая веревка, 6-ая, 7-ая (!)… Автопилот: встегнулась, пошла, на самострах, приняла другого + рюкзак. Жд-д-д-д-у…"Интересно, если я заболею, как на следующий перевал пойду? Господи, какой следующий?!"

- Леха, хорош дрыхнуть! - Катька хорошенько тряхнула спящего стоя брата. - Ща как летанешь вниз, как тебя соскребать с камней будем?.. Буквально через секунду вырубается сама, вцепившись бультерьерчиком в ледоруб, вогнанный в снег.

- Катька, не спи! Давай! Нам еще чуть-чуть. Через часок будем на моренке… А там горячий чай, палатка…

Рыжая косится в мою сторону: · Ты сама-то себе веришь?

- Ну не через час, так через два, - в голове проносится мысль, что я уже не верю ни в морену, ни в конец спуска. Карабаши - последнее, что мы увидим. В мире нет ничего, кроме этих камней, этого смерзшегося снега и слова "Карабаши"…- Саш! Ты скоро?!

Сашка уже просто лунатик…

- Б…дь, Саш, это уже 7-ой дюльфер! Ты что, до сих пор не выучилась пристегиваться?! Какого черта ты копаешься?.. - "Надо быстрее, быстрее, быстрее, быстрее вниз, ставить палатку и греться…". Времени - нет. Ночь длится уже века - века камней, холода, льда, смертельной усталости и глухого отчаяния: "с детьми, уставшие, без мужиков мы не спустимся…"

- Я щас!.. - Санька хлюпает носом.

"Расплачется…Зря я ее…". Рыжая встегивает ее сама.

- С Богом!.. Санька исчезает за перегибом веревки.

- Петр, сколько времени? - "Хорошо, что спросила т. Наташа - у меня уже нет сил…".

- Через час будет поздно: опять начнут скакать камни…

Вроде выполаживается. Были б кошки, пошли б "в три такта" на ледорубах.

Первым плюет на "условность" в виде кошек Лешка:

- Пап, я сам в три такта с ледорубом…

Петр от усталости не сразу реагирует:

- ОК. Идем плотной группой.

Падаем через шаг, встаем и… дальше, дальше, дальше. Уже светло - хочется бежать по леднику вниз, туда, где не достанут камни. Ног нет, глаза слипаются, в ушах шумит.

МОРЕНА! Время - 7 утра. За спиной - грохот от первого за этот день камня - прощальный салют Карабаши в нашу честь."ЖИВЫ!"

"Кажется, супом пахнет…" - с трудом приоткрываю один глаз и не сразу понимаю, где я. Слишком яркий свет слепит глаза. "В раю что ли?.. Блин, а что ж тогда так холодно и ощущение какое-то странное, словно ежиков высиживаю?.." Среди камней почему-то стоит наша палатка без тента, валяются разбросанные в беспорядке рюкзаки и горы нашего барахла. Перед носом Лешкина спина, голова лежит на ноге Рыжей, а под поясницей Санькина нога. "Ни фига себе "сплетенье рук, сплетенье ног"… Ага! Теперь понятно, почему холодно и неудобно - вся наша компания лежит на расстегнутом спальнике, брошенном прямо на голые булыжники. Интересно, а папа с мамой где?.." Наконец-то поднимаю голову - Петр что-то медленно-медленно мешает в кане, а т. Наташа раскладывает на плоском каменюге порцайки сухарей… Вдруг невесть откуда в голове всплывает название "Верхние Мырдинские ночевки". Тут же все становится ясно.

Сегодня утром мы спустились с Карабаши. Вернее, сползли. Абсолютно не помню, как мы шли сюда от той заветной моренки по бараньим лбам и сыпухе вдоль ручья. Осталось только ощущение, что это было бесконечно долго, а еще, вроде, несколько раз падала - пятая точка болит… Значит, она у меня еще есть. Остальных частей тела вообще не чувствую.

Божественно пахнет супом. Пока мы спали, Петр наковырял снега (с водой напряженка - от небывалой жары этим летом пересохли почти все ручейки), раскочегарил примуса и замутил суп… Пытаюсь отклеиться от камней. Мои телодвижения замечает Петр.

- Так, одна есть… Катюх, давай, буди всех - суп готов.

- Су-у-у-п… Еще бы найти миску… Рыжая! А где наши миски?!

- Какая миска? - Рыжая даже глаз не открывает…

- Ты с котла суп жрать собираешься?

- Катьк, ты рехнулась, спи лучше - а у самой в голосе такое бесконечное терпение.

- Дрыхни дальше, только не ной потом, что он холодный.Саш, Леш! Подъем! Суп готов!

Лешка тут же вскакивает (интересно, у него когда-нибудь батарейки садятся?), Санька переворачивается на другой бок, а Рыжая силится хотя бы сесть - видать, идея холодного супа ее не привлекает…

И почему дневки не бывают вечными? Опять под рюкзак… За спиной остался альплагерь Узункол и кош у развилки рек. Тропа хорошая - при желании не плутанешь. Мы с Катькой чуть-чуть ушли вперед.

- Катьк, ты как думаешь, громовские правда "двойку" прошли или темнят? - видно было, что Рыжую волнует совсем не этот вопрос, но начать она решила с этого.

- А какая нам разница? Они-то все вчера домой свалили, а нам еще на два перевала корячиться.

- А ты заметила, когда мы подошли к костру вчера - они замолчали…

- И? · Я себя по-дурацки чувствовала. Словно мы совсем чужие и своими не были никогда. А как тебе допрос "Как вам ходится с москвичами?"

… Я молчала, вспоминая вчерашний вечер. Позавчера мы спустились с мырдинских ночевок к Узунколу. Там целое астраханское сборище: альпинеры из Тушновского клуба, Червонец с пацанами и Гром со своей группой.

Гром… Еще два года назад я на него чуть ли не молилась. Первый взрослый человек, с которым можно было и прикалываться и серьезно говорить, не чувствуя разницу в 20 лет. Два года общения, бесконечные тренировки, слеты, выходы… С Громом в пещеры, с Громом на байдах в волжскую дельту на лотосные поля, с Громом в первый раз в горы… В голове ничего, кроме строчек из его песен, кроме его приколов и его принципов… Куда все это делось? Он стал другим или мы выросли? Не знаю. Только вчера у его костра мы чувствовали себя чужими. Да и говорить не о чем. Глухая стена непонимания.

- Знаешь, Рыжая, мне уже все равно. Пусть думают, что хотят.

- Гром считает, что Петр не должен был тащить детей без мужиков в "тройку". Он, поди, думает, что нас звездная болезнь мучает, а отец совсем безбашенный.

- Пусть думает что угодно. Между прочим, мы все, слава Богу, целы, а у Грома в группе Игорек чуть ли не на второй день ногу сломал. И у нас с раскладкой все ОК - мы не едим зеленые плавленые сырки и гречку без сахара, как некоторые, которые все сожрали за два первых дня, наплевав на раскладку. К тому же, у твоего отца в жизни бы не хватило ума бросить троих девчонок одних в лагере на три дня. А у Грома Настя, Ирка и Юлька получили массу "кайфа" от этого… Так что забей. Для нас главное - пройти эту "тройку". А все остальное - не наше дело.

- Ты не понимаешь! Гром считает, что мы тут все звезданутые. Отец - потому что председатель турклуба, а мы с тобой - потому что в Москве учимся…

- ОК. А я считаю, что Гром халявщик. И верю Петру. Если он повел, значит, он знает, что мы пройдем.

- Ага. Карабаши мы уже прошли! Кстати, у нас еще Таллычат впереди. Еще одна 2А…

- Аминь.

"Ты нашу жизнь никак не назовешь Закат в ладони, веревка за спиной… Словами умными ты ее не трожь: Не понимаешь - ну и Бог с тобой!"

- кстати, громовские же слова.

По палатке остервенело барабанил дождь, а где-то справа, казалось всего в десятке метров от нас, перекрывая шум стучащих по тенту капель, громыхали раскаты "артиллерийских залпов" - Фильтр не переставая плевал камнями. Уже второй день сидим на стоянках у озер под Таллычатом - "непогода в горах, непогода"… Все бы ничего, да только к завтрашнему утру окончательно смоет все ступени, которые Петр вчера нарубил на леднике для наших "безкошковых" дитёв.

- Саш, давай в "Города" играть! - увы, Леша почему-то быстро выспался после обеда…

- Отстань, я рисую, - Санька сосредоточенно ковыряла огрызком карандаша в ухе.

- С-а-а-а-ш! Ну, дава-а-а-й! - Леша был полон сил и настроен весьма решительно.

- Че, не понял? Я занята, - закончив с одним ухом, Сашка переключилась на второе…

- Кать, а Ка-а-а-ть! Давай в "Города"! - гундосил Леха, поняв, что от Сашки толку не будет. "Так, маленький монстр добрался до Рыжей. Ща она его пошлет и он примется за меня. В первые дни меня спасало "положение"… Теперь оно не действует - уже "своя в доску"…

- Леша, я сплю! И тебе советую! - Рыжая как всегда даже глаз не открыла. Лешка в порыве отчаяния потянулся через Катьку "будить" меня ("О, Боги! За что?!"), но, потеряв равновесие, рухнул на нее. Возмущенный вопль Рыжей "ЛЁША!!! БЛИН!!!" послужил началом боевых действий. Я тщетно пыталась сохранять нейтралитет… "Третья мировая" закончилась рекордно быстро: объединенные силы наших союзников - родителей - успокоили бунт… Но минут через 20 все началось сначала…

- Эбэ-э-эм - эб-э-э-эм - пух! Эбэ-э-эм - эб-э-э-эм - пух! Эбэ-э-эм - эб-э-э-эм - пух! - что значило это странное сочетание, известно было только Сашке, которая твердила его как заклинание уже с полчаса.

- Дура, - Леша не выдержал первым, но был по-мужски немногословен.

- Заткнись, урод моральный! - Санька как всегда обзывалась профессионально, с выдумкой.

- Ща получишь! - Леха был готов действовать радикально.

- А ну-ка оба замолчали! - Рыжая давно успела выработать командный голос.

- Да пошла ты! Загребла уже! Че, взрослая, типа? - молодое поколение тут же объединило силы.

- Саш! Леш! Хорош! - я слабо попыталась вмешаться… Но меня тут же заглушил Катькин оскорбленный рев:

- Ч Е Г О? ? ? Ща узнаете, кто тут у нас взрослый! Это кто еще куда "пойдет"!!! Ща как…

- СПАТЬ! ! ! - рявкнул снаружи Петр, - Совсем уже! Устроили детский сад - "Дурак!-Сам-Дурак!" - взрослый 12-летний парень и две взрослые девки - одной 14, другой аж 18… Докатились!!!

- Знаешь что, пап! Они, между прочим,… - Рыжая все еще пыталась что-то возразить…

- СПАТЬ ! ! ! Завтра подъем в 4 утра и взятие перевала! Всем спать!

Ступени на леднике все-таки оплыли под двухдневным дождем, превратившись в жалкие лунки на снегу. Берг (Берг или бергшрунд - поперечная трещина в леднике ), аккуратно разрезавший снежник от края до края, скалился вмерзшими в лед камнями.

- Леш, не толкайся! Я же боюсь! - Санька чрезвычайно аккуратно, буквально на цыпочках "просачивается" по тонюсенькому снежному мостику, сквозь дыры, на котором отлично просматривается темное нутро берга.

- Ну, Саш, двигай быстрее! Хватит копаться! - ничего хорошего Катькин тон не предвещает, а в глазах разгорается огонек легкого раздражения.

- Подождешь! · Кать, Саш, хватит! Нашли время!.. Замолчите обе! - т. Наташа, заменившая Катьку в замке, пыталась расслышать, что решил, посоветовавшись с Лехой, Петр.

- Тут можно по скалам пройти… Алексей, кстати, нашел там "следы пребывания гуманоидов". Согласны?

Скалы оказались чудесные - словно добрый волшебник специально нарубил там ступенечек, зацепочек и кармашков. Петр в дождевике "Маид ин Чина", похожий на "маленькое, но симпатичное приведение", вел неусыпную борьбу с Лешкой - тот так и норовил нырнуть "уперед батьки у пекло". Сзади мужественно корячилась Санька, упорно ищущая свой путь наверх…

- Сашенька, еще раз специально для тебя: наш папа очень умный, и ведет он нас там, где легче всего пройти, - голос у Рыжей был так полон ангельской кротости, что у меня с непривычки даже уши судорогой свело, - ТАК ЧТО Ж ТЫ, ИДИОТКА, ПРЁШЬ ЧЕРТ ЗНАЕТ КУДА!!! - эффектно закончила Катька на самой высокой ноте своего диапазона, почему-то сворачивая куда-то совсем вбок, на жуткую сыпуху…Тете Наташе ничего не оставалось, как только философски ждать, пока чада разберутся и наконец-то дадут пройти.

Тропа петляла по узеньким карнизам, терялась на зеленых от лишайников и скользких каменюгах, шла по самому-самому краешку сыпухи… пока путь не преградила здоровая и абсолютно плоская плита. Просто как в сказке: направо пойдешь - шею свернешь, налево пойдешь - костей не соберешь, а прямо пойдешь… ну, попробуй, попробуй!..

Петр взлетел на верх за доли секунд, словно вместо вибр на ногах у него были присоски. Лешка, несмотря на свой маленький рост, умудрился подтянуться на пальцах и через пару минут радостно взахлеб верещал что-то Петру прямо у нас над головой. Санька тоскливо смотрела на плиту:

- А может, я как-нибудь ее обойду?

- Не выдумывай! Давай, вперед, не держи группу! Мы тебя подтолкнем, - Рыжая в доказательство уперла штычок ледоруба в камень, превратив его во временную ступеньку. Саньке ничего не оставалась делать, как охая и вздыхая, закорячиться наверх. Т. Наташа молча попыталась последовать за ней, но раз за разом съезжала по скользкому камню вниз: ее неудобный рюкзак-станкач не давал прижаться к плите и тянул назад… С горем пополам все наконец оказались наверху, чтоб увидеть не слишком радостное зрелище. Плита была просто первой "ступенькой" гигантской "лестницы" на Таллычат.

- А мы ночуем в облаке!… - Рыжая, похожая на черепашку ниндзя с бухтой веревки за спиной, радостно жевала кусок колбасы-по-150-рублей-кило, закусывая его шоколадом.

- Чур тебя! - Петр всматривался вниз, прикидывая маршрут спуска.

Таллычат (перевал не перевал, а просто недоразумение - игольное ушко между скалами с кустом ромашек посередке) был укутан в густой, как молочный кисель, туман. Изредка, между клочьями тумана выплывали скомканная синяя бумага хребтов и крошево хрусталя - ледник Чунгурджар, и морена далеко-далеко внизу справа, и манящие места для палаток на ней.

- Отчего люди не летают, как птицы? - Рыжая с вселенской тоской взирала на туман, пытаясь различить в нем долину и речку.

- Да ладно. Нам хотя бы рюкзаки с крыльями - было б в самый раз! - Леха, тяжко вздыхая, пытался встать с камня со своим "колобком".

- Хорош мечтать! Время-то уже почти семь вечера, а мы только на перевале сидим. Двигать надо, а то… - Петр не договорил, но продолжение было понятно всем: "Будет Карабаши дубль 2"… Мы встретились с Катькой и т. Наташей глазами - на еще одну ночь на склоне нас не хватит ни морально, ни физически…

Уже на второй веревке стало абсолютно темно. Ни луны, ни звезд, только тусклым грязным пятном белел ледник и куст ненавистных (они, гады, растут себе, а мы тут корячимся!) ромашек в еле заметной трещине скалы. Я, как слепой котенок, возилась с восьмеркой, проклиная себя за медлительность и трусость. От одной мысли, что сейчас в абсолютной темноте придется лететь на дюльфере куда-то вниз по отрицаловке и неизвестно каким скалам, сердце начинало отчаянно колотиться в районе горла. Приступ страха прервал Петр:

- Дай потрогаю веревку - проверю, правильно ли пристегнулась…

Я молча протянула восьмерку.

- Да вроде, правильно… Правда, не вижу ни фига… Ладно, давай! Только осторожно - не выходи на маятник и вверх тормашками постарайся не зависнуть. Я тебя на жесткой страховке попридержу, если что…

-· Ага. Пошла! - и сердце судорожно ухнуло в пятки.

Внизу под нависшей скалой в мини-гроте у самого края ледника уже сидели на коврике Катька, Сашка, Лешка и т. Наташа.

- На, держи, а я пока карабин размуфтую… - Лешка сунул мне в руки сухарь, а сам завозился с восьмеркой.

- А мы тут уже обосновались. Видишь? - и Санька кивнула в сторону аккуратно уложенных рюкзаков и подвинулась, освобождая место на коврике, - Садись.

- Как там Петр? Все нормально? - в голосе т. Наташи звучали нотки нарастающего беспокойства.

- Мам, да сейчас он уже спустится. Ну не волнуйся ты так! - Рыжая не стала ждать, пока я соображу, что сказать, - Кстати, Катьк, мы, похоже, все-таки поймали холодную ночевку. Смотри, уже темень страшная, а до моренки еще чапать и чапать, причем по ледничку с трещинками.

Рыжая оказалась права. Буквально через час Петр уже шумел примусами, т. Наташа резала сало, а мы пытались застелить ковриками наклонную площадку под скалой. В итоге, на единственное ровное место на рюкзаках уложили Саньку и Лешку, которые, согревшись под спальниками, мгновенно уснули, накрепко пристрахованные к навешанным перилам. Нам оставалось только попытаться спиралеобразно улечься вокруг них.

- Катьк, ты что с-с-серьезно с-с-спать соб-б-бралась? - у меня от холода, несмотря на спальник, стучали зубы.

- А ты что, танцевать будешь? Спи… Только ляг повыше, а то мне ногу девать некуда. - Рыжая, позевывая, пыталась свить себе на камне гнездо.

- "Повыше"! Тут Санька, между прочим! - но Катька уже меня не слышала. Она тихо сопела, забравшись под спальник с головой.

"Еще одна ночка на склоне… Романтично - сил нет! Хорошо хоть камни на голову не валятся и как-никак отдыхаем". Над Чунгурджаром светлячком маячила призрачно-белая луна, освещая задремавшие черные громады гор. "Таллычат почти сделали… Я думала о себе хуже…" Словно услышав мои мысли, Петр, засыпая, пробормотал:

- Если этот поход все-таки кончится удачно, я что-нибудь сделаю!..

- Катьк, придумай рифму на слово "морена"! Только чтоб это была не "арена", - я попыталась догнать Рыжую, которая обогнала меня уже метров на пять.

- Че? Какая рифма? Зачем? - Рыжая даже остановилась.

Мы уже почти час шли по сыпухе вверх по ручейку к загадочному перевалу Кебек, о котором никто ничего не знал, кроме того, что он есть на карте и мы должны его взять. После камнепада на Карабаши и Таллычата с его холодной ночевкой какая-то 1Б не внушала никаких опасений.

- Ну, я тут кое-что переделываю. Так что, есть рифма?

- Не-а…- Рыжая наморщила обгоревший нос, - а что переделываешь?

- Это, ахматовское: "Сжала руки под темной вуалью…"

- Ну… Флаг тебе в руки… Только ноги передвигать не забывай.

- ОК. Я-то доползу, вот только где он, этот Кебек?

Сыпуха закончилась, и мы вышли на огромный "пляж", усеянный странными красными "черепками", которые на каждый шаг отзывались легким звяканьем. Сашка и т. Наташа, оглядываясь на убежавшего за Лешкой на сотню метров вперед Петра, осторожно выбирали самые красивые "черепки" и рассовывали их по карманам. Несмотря на таявшую еду, вес рюкзаков почти не уменьшался - на дне накапливались собранные по дороге камешки. А Сашка умудрилась даже где-то найти огромную полустершуюся подкову и, игнорируя все возражения Петра, тащила ее с собой.

Еще через несколько минут стал виден сам перевальный взлет - опять сыпуха, неустойчивая морена…

- Ну прям сесть и… разрыдаться! - разочарованно вздохнул Лешка, обшарив оба перевальных тура и не найдя записки.

-· Да ладно, Лех! Не бери в голову, лучше глянь вокруг, - Рыжая копалась в рюкзаке, пытаясь извлечь из его недр шоколадки, - кстати, Катьк, я рифму придумала: "сирена"!

- Фэнькс. Только я уже переделала…

- Ну так что ломаешься, читай!

-

Сжала зубы под кепкой своею… Отчего ты сегодня бледна? Оттого, что по скользкой морене Набродилась она дотемна. Как забуду? Я шла так шатаясь И кривился испуганно рот. Я бежала, камней не касаясь, Я бежала до скальных ворот. Задыхаясь, я крикнула: "Вот он! Перевал! Коль не он - я умру!" А инструктор смеялся так жутко И сказал мне: "Не стой на ветру!.."

- Прикольно. Только на этот раз - вот это, - Рыжая ткнула пальцем в землю под ногами, - ПЕРЕВАЛ. И то, что нет записки - фигня. За то, есть "пййзаж", как говорит Гром.

Посмотреть действительно было на что. Переливающиеся всеми оттенками синего и фиолетового одна за другой вставали цепи хребтов, сбоку нестерпимо слепило глаза плечо Эльбруса - ледник Кюкюртлю, а под самым перевалом марсианскими красно-коричневыми холмами-волнами лежали те самые черепковые "пляжи". За спиной простиралось идеально плоское серое плато, на котором торчали странные грязевые правильной формы конусы…

- Ну как, передохнули? Тогда - под рюкзак. Объявляю пятиминутную готовность - нам сегодня еще надо вниз, - Петр утрамбовывал Санькин рюкзак-колобок, который никак не желал вмещать все, что было нужно, - и… "до свидания, хрустальный Кюкюртлю!"

Я знаю, откуда у Катьки ее любимая фраза, которую она сейчас, спустя почти полгода после похода, часто повторяет: "Я хочу жить в кусту!". Это про финишную прямую нашей "тройки" - дорогу на село Хурзук. А Рыжая хочет жить не просто в кусту, а в кусту дикой малины…

- Если вы сейчас же не вылезете из малины, я не знаю, что сделаю! - Петр никак не мог смириться со стремлением всей женской половины группы объесть абсолютно все кусты, растущие вдоль дороги.

Но его никто не слышал - вдоль дороги из кустов малины красноречиво торчали четыре "пятые точки", и даже Лешка, пока Петр не видел, предательски обрывал ближайший куст…

- Ну и фиг с вами! Если вы не хотите сегодня в Хурзук - ради Бога! - и Петр, смирившись, сам полез в малину…

- Нет уж, нет уж! Мы сегодня будем в Хурзуке! Сашка, а ну вылазь отсюда! - в Рыжей совесть затмила любовь к малине и она пинками стала выгонять из куста и Саньку…

Нам с т. Наташей не оставалось ничего другого, как последовать ее примеру. А через несколько минут, к радости Петра, и нашей общей скорби малинник просто кончился.

- Катька, ты представляешь, у меня в классе девчонки… - Сашка что-то вдохновенно рассказывала благодушно настроенной Рыжей, а та, хитро улыбаясь, не забывала держать темп, заставляя сестру идти все быстрее и быстрее. К дому.

Двадцать пять километров дороги к дому, с каждым шагом прощаясь с горами до следующего лета. Обещая каждой сосне, каждому камню, каждому ручью и, главное, самой себе: "Я вернусь! Пройдет год, и мы вернемся!".

- Рыжая, мы ведь правда вернемся?

- Ага. Надо будет в "четверку" попробовать…

Да, пап? Петр тихо рухнул в малину.