Меня остановит только пуля

Гора - ерунда, главное, что мы хорошо сохранились...
(один мудрый мужик)

Вас били когда-нибудь пыльным мешком по голове из-за угла? Меня - нет, но жизненный опыт указывает, что приятного в этом мало. Вам приходилось когда-нибудь узнавать за 12 часов до поезда, что руководитель мероприятия не едет? А о том, что не едет четвертый участник, вы узнали неделей раньше. Если нет, то попытайтесь как-нибудь этого избежать.

Я бы лучше согласился получить пару ударов пыльным мешком. В час ночи я зашел к Коле за мешком с продуктами, который остался у него дома после закупки на Северном рынке. Времени было час ночи. Дома ждали недосушенные сухари. Коля встретил меня у лифта, взгляд его был странен. В краткой и сжатой форме он мне поведал, что по весьма серьезной причине поехать с нами в Безенги не сможет.

Чтобы передать мое состояние на тот момент, надо быть, по меньшей мере, Достоевским. Илья, которого это известие достигло несколько раньше меня, сидел дома и думал: дошивать ли рюкзак или просто пойти в магазин за водкой. Как выйти со мной на связь, он не знал; на тот момент у меня не работал телефон. У Коли он тоже работал с перебоями, что усилило нервозность обстановки. Наконец, я прозвонился Шабанову, и наше высокое собрание вынесло вердикт, что таким двум отморозкам, какими мы себя считаем, ничего не стоит поехать в Безенги вдвоем.

Полчаса мучительных раздумий, хаотичное отгребание части продуктов, запихивание в рюкзак той части снаряги, которую Коля должен был привезти на крыле, сорокаминутная прогулка по ночному городу. Про сухари я уже и не вспоминал. На самом деле, уже потом, я понял, что подсознательно мы ждали такого поворота событий. Не зря же мы с Ильей сходили на собрание клуба "Штурм", который проводил сборы в Безенги.

И только то, что нам было предложено записаться в новички, отвратило нас от этого варианта. На вокзале провожающие лица пытались не показывать своего беспокойства. Наконец, толчок паровоза, ритуальное прощание с вокзальной трубой, которую весь наш доблестный коллектив красил пять лет назад - и расслабились. По размышлению приходим с Ильей к решению, что ходить вдвоем можно; правда, это процесс специфический и требует определенной подготовки к мероприятию. Всю дорогу вертим отксеренные странички из Наумова, пытаемся сформулировать свои планы.

Минводы, вокзал. Выходим и сразу становимся объектом домогательств многочисленных водителей: "Терскол, Домбай, едем, да?". Для того чтобы избавиться от этого слишком навязчивого сервиса, достаточно назвать конечную цель нашего путешествия - никто из водителей не знает, где находится Безенги. Наш сервис был ненавязчив, но достаточно оперативен - я успел только купить на привокзальном рынке какую-то косметику от загара, как "козелок" с надписью "АУСБ Безенги" появился на площади. Это за нами. На всякий случай заезжаем в аэропорт и сканируем пассажиров питерского рейса.

Бесполезно - Коля не прилетел. Долог путь до Типперери, а до Безенги еще дальше. За время пути мы успели поскучать в Нальчике, зайти в гости к новому повару альпбазы, стать свидетелями лишения прав нашего водителя. Наконец, вдали показался черный с белой каймой треугольник Гестолы, и еще через несколько минут мы выгрузились на территории альплагеря.

И тут же попали в руки Али Хусеевича, который очень серьезно опустошил наши карманы. Некоторой неожиданностью стала необходимость платить НДС за машину. Таким образом, поездка Минводы - Безенги нам стоила столько же, сколько Санкт-Петербург - Минводы. Погода навевала меланхолию. Решив "гори оно все синим пламенем, зато мы в горах", пошли в свой домик.

Вдруг из соседнего домика слышим слово "Хибины". Кто и как посмел в этой цитадели спортивного альпинизма упоминать жалкие пупырьки для недоделанных лыжников!? Оказалось, спасателям из Кировска, которых притащили сюда на сборы. Разумеется, у нас нашлись общие знакомые, разумеется, у нас с Ильей нашлись лишние пряники, и пара кружек под глинтвейн.

Занавес. Мы действительно в горах. Юрий Сергеевич Саратов, начспас, посмотрел на нас неодобрительно и посоветовал в первый день прогуляться, и только потом идти в Теплый Угол. Мы сказали, что это было бы здорово, но времени у нас не то, чтобы до фига. Нас записали в конторскую книгу с примечанием "безопасность обеспечивают самостоятельно". "Теплый Угол" - это выше альплагеря на один километр; в этом случае расстояние по горизонтали решающего значения не имеет. Мы поднялись к хижине и дружно умерли. Совсем умереть нам не дали веселые литовцы - Мантос с Андрюсом. Против их оптимизма не смогла устоять даже наша горняшка.

Хижину, расположенную 300 метрами выше называют "Голубятней", что совершенно точно ее характеризует. Если в хижине на "3300" может разместиться человек 30, то в "Голубятне" - трое максимум. Поставили рядом с ней палатку, пообщались с литовцами, которые спускались вниз и позже собирались на Джанги. Без знакомых и здесь не обошлось - с Артурасом мы встречались четыре года назад. Группа - полная противоположность Мантосу с Андрюсом, хоть и земляки.

У тех: постоянный смех, шутки, готовность познакомиться, пообщаться и выпить, отсутствие четких планов. Прослышали, что в лагере шашлыки - и рванули шашлычка пожевать. Группа Артураса - спокойная речь, четкие планы. Короче, все те черты, которыми наделяют в бытописаниях жителей Прибалтики. Выпили много чаю, поели без энтузиазма, упаковали рюкзаки и легли спать. На следующий день нас ждало восхождение на пик Укю по маршруту 2А к. сл.

... Позади было и муторное восхождение на Укю (аклимуха она и есть аклимуха), и попытка траверса вершин Гидан-Укю, и бессмысленные попытки сопоставления наумовских описаний с действительностью. Ещё встреча с ребятами из "Теории" - сначала они прошли вверх, а потом вниз. Причем, одному из них было плохо. Конкретно плохо. Настолько, что одна из девочек, встретившихся им на тропе, сказала: "Надо же, альпинист, а так нажрался!".

И встреча с Максом, с которым я 15 лет назад в одной секции бегал на лыжах. Все было позади, и акклиматизационная половина мероприятия закончилась. Мы сидели на травке, на любимом месте - "в крапиве", на берегу Мижирги, через речку от альплагеря. Но успокоения в нас не наблюдалось, так как мы уже знали, что Артурас сорвался на вершинной башне Джанги-Тау. Его сейчас спускают вниз, а завтра надо нести по леднику. Мысль о предстоящих спасах никогда не вселяет в душу умиротворения и спокойствия. Из всех спасов запомнилась только Илюхина спина в разводах соли и дурацкая мысль: "Ну вот, говорят, что бретекс - плохая мембрана, а соль хорошо пропускает". Какие-то эквилибристические трюки с акьей на "помойке" - морене, которой кончается Безенгийский ледник.

И Шурино "knock-knock, shit happens", что рассмешило нас, не смотря на совсем не комедийную ситуацию. Последним аккордом этого дня было приглашение Шуры Савченко из "Теории" к ним в душ. Спасибо тебе, Шура, ты не стал удивленно спрашивать: "А чего это вы в палатке живете?", как периодически делали натыкавшиеся на нашу "серебрянку" (да, вот с таким раритетом нам пришлось путешествовать) проходящие путники.

И, кстати, именно Шура Савченко на следующий год избавил нас от "серебрянки", пошив по Илюхиному заказу просто замечательную палатку. Тащили в три смены. Когда была не наша очередь впрягаться в акью, мы с Илюхой оглядывались и смотрели на Гестолу. Ее четкий треугольник стоит практически посередине Безенгийской стены. Поэтому Гестола первая гора, которую видишь, подъезжая к альплагерю, и последняя, на которую оглядываешься, уезжая из него.

Я отлично помню, как четыре года назад мы стояли у палатки на перемычке между Гестолой и "4310" и смотрели на снежный склон. После чего собрали барахло и пошли в сторону спуска. Тогда эта гора была не для нас, причем дело было не в физических возможностях. Мы находились в приличной форме и были неплохо акклиматизированы. Похоже, что тогда нам это просто было не надо.

Душа не требовала. Сейчас мы посмотрели на нее и одновременно решили - это то, что нам надо. Путь по Безенгийскому леднику на следующий день был нетруден - вчерашними спасами по "помойке" была пробита буквально дорога. В Питере тоже иногда спрашивают документы. Поэтому, услышав такое требование от капитана пограничных войск, мы ничуть не удивились. Надо сказать, что когда капитан подходил к нам, его страховали два солдата. Один с ручным пулеметом Калашникова, а второй с автоматом того же конструктора. На собаке была надета шлейка, переделанная из ВЦСПСовской обвязки. Мы сказали, что документы у нас в альплагере и грустно подумали о том, как нам сейчас придется тащиться с полдороги вниз.

Однако капитан связался по рации с заставой, где ему сказали, что Колюбакин и Шабанов проникли в погранзону на законном основании. Попросив нас доложить им на обратном пути, если мы заметим непорядок на Цаннере, они ушли вниз. Маршрут на Гестолу с перевала нижний Цаннер (пер. Нижний Цаннер - в. Ляльвер - пер. Чюрлениса Западный - в. 4310 - пер. Чюрлениса вост. - в. Гестола) оценивается в 4А, однако вся техническая сложность там сосредоточена в подъеме на Ляльвер, что есть 2Б категория.

Дальше, как мы это назвали - "Великий китайский поход". Почему китайский, сейчас даже и не вспомнить. На Цаннерских ночевках в очередной раз мучительно думаем, что же еще все-таки оставить. В результате вместе с лишними бурами была оставлена и косметика, что впоследствии не замедлило отразиться на наших лицах. Самое интересное: все три дня, что мы шлялись поверху, у нас была безумно солнечная погода (что не мешало иногда ей быть безумно холодной), в то время как над лагерем и ледником висели плотные тучи и постоянно шел дождь/снег.

Поднявшись на "4310", не смогли удержаться и не заглянуть на контрфорс, по которому мы поднимались в 93-м году. Неожиданно метрах в 20 ниже вершины обнаружили тур и не поленились к нему слазать. Записка в нем была датирована 95-м годом. Перед спуском вдруг неожиданно обнаружили в снегу металлическую табличку с портретом и без опознавательных знаков. Подумали: "Вот, не повезло мужику, где-то тут отдуплился". Потом неожиданно находим тур, в котором лежит записка, что воронежские туристы, поднявшись на эту вершину, назвали ее пиком Есенина. Ощущения странные и даже неприятные - сто лет сюда ходят люди, сто лет называют эту гору "4310", и вдруг воронежские туристы решают назвать ее пиком Есенина. Странно. Покопавшись в снегу, находим еще одну табличку, на которой написано, что в честь какой-то там даты эта гора названа пиком 20-летия КБР, то есть, Кабардино-Балкарской Республики. Ну-ну.

Сидим еще минут пятнадцать и развлекаемся - даем окрестным жандармам названия пиков Кусто, Бродского, Окуджавы и разных других хороших людей. К сожалению, вечер не дарит нам такого же заката, как четыре года назад. Тот закат - самый красивый. Точнее - нет - самый впечатляющий, который я видел в горах. Весь Кавказ перед тобой в розовато-багровых красках - это что-то; это можно только стихами описать. И вот мы, как в 93-м году, смотрим на склон Гестолы с Восточного Чюрлениса. Пытаемся вычислить (а скорее угадать), сколько у нас займет завтрашнее восхождение и насколько большая потеря высоты при переходе с плеча Гестола к вершине.

Надо сказать, что наши прогнозы не оправдались и исключительно в нашу пользу. В 11 утра стоим на вершине. Снег и небольшая кучка камней, как всегда. Почему-то немного жаль, что до пяти тысяч Гестола не дотягивает 10 метров. Странно, какое это имеет значение? Бешеный ветер и хлопья облаков ниже нас мечутся, как сумасшедшие.

В моменты разрывов виден Безенгийский ледник и даже альплагерь. Вспоминаем, что Славка собирался спрыгнуть отсюда на параплане. Нам непонятно, как это можно сделать в принципе. На перевал спускаемся полвторого; решаем сегодня уже никуда не идти. Разлагаемся. Уже привыкли к мысли: для того, чтобы отойти от палатки на пару метров, неплохо бы связаться. Трещин очень много.

Спуск запомнился двумя моментами. Когда перевалили вершину "4310", я по подмышки провалился в трещину. Вишу, болтаю ногами, до краев не достаю. Илюха, оперативно привалившийся на кайло, заорал: "Ты чего? Обалдел? А ну, вылезай!". Это оказало на меня волшебное воздействие, и я выскочил, не хуже СС-19 из шахты. Второй момент на спуске с Ляльвера - лезешь и знаешь: вот там камень живой, но надежный, там - надо смело ногу опускать - полка, и все в таком роде.

Пока мы шлялись поверху, снег подтаял, и вместо обычных 15 с Цаннера до черных осыпей спускались час. Трещины, о которых мы и не подозревали три дня назад, открылись и предлагали нам для прохождения шаткие снежные мостики. Очень хотелось, в соответствии с принципами дзен почувствовать себя бабочкой на речном тростнике. Черные осыпи, глоток чая, преподнесенный французско-нижегородской экспедицией, пробежка по осыпям, по снегу... Ставим палатку. Фактически пребывание в горах закончилось.

Вечером: "А ты знаешь, неплохо, что нас двое. - А что так? - Да, вот, пакет с пюре уже третий день едим, кто-нибудь уже точно разнылся бы. - Да? А я и не заметил. Правда, одно пюре жевали?". В качестве доказательства демонстрирую пустой пакет из-под "Айдахо" (кстати, рекомендую, оно реально картошкой, а не резиной пахнет). Любимая "крапива". Ходим босиком, ногам до ужаса приятно. В ручейке лежит купленная на Северном рынке, бережно завернутая в парадную футболку, ждавшая нас в кладовке тети Шуры больше двух недель... Первый тост: "За то, что мы хорошо сохранились!"