Автор: Анатолий Ферапонтов, Красноярск
Долгое возвращение в горы
Был спасаем пьяными рыбаками...
В мире есть всего 14 гор высотой более восьми тысяч метров, и все они расположены в Гималаях и Каракоруме. Покорение каждого из них — мечта альпиниста, прохождение особо сложного маршрута — гордость, первопрохождение — наивысший успех. Южную стену пика Лхоцзе пытались пройти восемь экспедиций,— безуспешно, а порой и с человеческими жертвами. Знаменитый польский восходитель Ежи Кукучка в 1989 году сказал: “Если я не пройду эту стену сегодня, русские пройдут ее завтра”. Ежи вскоре там и погиб, сорвавшись с ледового карниза. На такой высоте предпочитают тонкие, девятимиллиметровые веревки — одна из них не выдержала его веса.
Но год спустя, как и предсказал Кукучка, стена была пройдена сборной командой СССР, на вершину поднялись харьковчанин Сергей Бершов и наш Владимир Каратаев. В составе той команды был еще один наш земляк, Валерий Коханов, но он заболел на высоте 8 000 метров и был вынужден спуститься вниз. Каратаев не был уже новичком в Гималаях, годом раньше он участвовал в знаменитом траверсе четырех вершин другого восьмитысячника, Канченджанга, но на Лхоцзе все было гораздо труднее.
Близ вершины Владимир обморозил руки и ноги, спасти его пальцы хирургам не удалось, их пришлось ампутировать — все 20, до последней фаланги, только так можно было сохранить жизнь альпинисту.
Звание заслуженного мастера спорта и последний в истории СССР орден Ленина — слабое утешение за такую потерю в 36 лет.
Теперь всему следовало обучаться заново: ходить, держать ложку, водить машину, кататься на горных лыжах, наверное, труднее всего было привыкать к тому, как люди смотрят на твои руки. К тому же приходилось летать в Харьков, где один из хирургов колдовал над этими руками, вытягивая хоть какое-то подобие первых суставов,— чертовская, надо полагать, боль. Конечно же, это не могло не повлиять на характер. Очень многие на его месте после ампутаций и инвалидности первой группы попросту бы спились, не найдя себе нового места в жизни. А Владимир, в дополнение к горным лыжам и автомобилю, одним из первых в крае освоил параплан. Трудно пришлось поначалу, когда он учился перелетать через Енисей в районе Дивногорска с высокого левого берега на пологий правый, трижды он падал в ледяную воду и был как-то вытащен из-под купола пьяными рыбаками,— дай им Бог здоровья и добрую чарку поутру.
А 22 июня 1997 года он улетел на параплане со Второго столба. Ничего даже отдаленно похожего никто еще не делал на просторах бывшего СССР. Каратаев — смог, сделал это. Без всякой помпы, без приглашения прессы,— друзья засняли полет на кино- и фотопленку, минутный эпизод показали по одному из местных телеканалов, вот и весь след.
Параплан в этот раз не пригодился
Но — горы… Сможет ли он спустя семь лет вернуться туда,— не туристом, нет: полноценным восходителем? Да не топтать снег где-нибудь на Эльбрусе, пусть он даже и высшая точка Европы, или на пике Ленина, пусть он даже и “семитысячник”,— Владимир снова думал о Гималаях. Еще точнее — об Аннапурне, первом из четырнадцати гигантов, покорившихся человеку: в 1950 году на ее вершину поднялись Морис Эрцог и Луи Ляшеналь. Оказывается, Эрцог, также переживший в те далекие дни обморожение и ампутации, живет и здравствует в своей Франции. Легендарный Морис пригласил Владимира в гости, два альпиниста встретились, долго говорили о горах и сравнивали руки: а вот у меня…
В итоге — решено: весной 1998 года Каратаев с друзьями попытается взойти на Аннапурну и улететь с ее вершины на параплане,— не на обычном, которым он пользуется при полетах в Красноярске, а на особом, с большей площадью купола, сшитом для него во Франции: воздух на большой высоте разрежен, и пользоваться там обычным аппаратом слишком рисковано. И еще: прежде чем предпринимать такое, следует сделать попытку на меньшей высоте, проверив заодно себя и на маршруте.
Заодно,— легко сказать, если гора должна быть все же достаточно высокой и интересной для всей команды, с которой он пойдет, не лезть же в одиночку на общедоступный “пупырь”. Выбор пал на гималайскую вершину Амадаблам (“Украшение женщины”): 6 850 метров, ориентировочная сложность маршрута — 5"б”, на пределе сложности. План был таков: после благополучного восхождения и полета вернуться в Катманду, в меру отдохнуть и уйти под Аннапурну, чтобы посмотреть на нее вблизи, осмотреть пути подхода, наметить место приземления. Опять же — легко сказать: под Амадаблам четыре дня ходу, под Аннапурну — пять-шесть.
Из Красноярска команда вылетела 11 сентября 1997 года, в Москве к ним присоединились уральцы Борис Седусов, Валерий Першин, Евгений Виноградский и грузин Гия Тортладзе. Из наших на вершину собирались, кроме Каратаева, Николай Захаров, Владимир Лебедев и Александр Карлов. Впервые в Гималаи летел только Карлов, но и у него за плечами немало мастерских восхождений. На вершину поднялись все. Параплан в этот раз не пригодился. Оказалось, что полет нужно было согласовывать задолго и в нескольких инстанциях: по непальским долинам вдоль горных склонов постоянно снуют вертолеты и легкие самолеты, и неожиданное появление неучтенного летательного аппарата может привести к аварии.
Маршрут оказался очень сложным, об этом говорит хотя бы то, что его не получалось взять с наскока, в альпийском стиле, когда восходители постоянно лезут вверх, унося с собой все снаряжение,— дважды приходилось после обработки маршрута возвращаться в базовый лагерь, да и в предпоследний день штурма, когда все поняли, что до темноты на вершину не подняться, парни вернулись на утреннюю позицию, и пока одна группа расчищала площадку, вторая ушла еще ниже, чтобы снять и принести вторую палатку. Гребень, на котором альпинистам пришлось навесить около километра перил, на дальнем снимке кажется ровным и беспроблемным. На снимках, сделаных в упор, видно, что это непрерывная цепь труднопреодолимых скальных “жандармов”, унизанных снежными шапками (“пила”, как говорят в горах), а слева и справа — почти отвесные склоны.
На одном из снимков я видел, как был установлен их самый последний лагерь: скальная стена, к ней прикреплена на растяжках палатка, которая немножко стоит на узкой снежной полочке, но большей частью свисает с нее в пропасть. Обойти ее невозможно, и группа молодых японцев, ночевавшая чуть ниже и вышедшая на штурм чуть раньше наших, была вынуждена, не снимая “кошек”, лезть сквозь эту палатку, по телам едва проснувшихся россиян,— благо, что в ней есть два входа-выхода.
Речь о Мужестве, если угодно
Теперь можно сказать, что случилось небывалое: инвалид первой группы Владимир Каратаев вернулся в большой гималайский альпинизм. Есть малосущественная оговорка: вряд ли он сможет ходить первым номером на сложных стенах, требующих ювелирной техники работы со снаряжением. Однако даже в самых лучших командах за историю альпинизма всегда были ребята, приносящие значительно большую пользу как раз на ролях ведомых, что вовсе не означает — второстепенных: в тех экстремальных ситуациях каждый играет свою игру, отведенную ему общим планом восхождения.
Капитан прошлогодней команды “Эверест-96” Николай Захаров объяснял мне, каково было ему со стороны глядеть на мучения Владимира по утрам, когда тот пристегивал к своим ботинкам “кошки” и по вечерам, когда тот отстегивал их. Даже не очень сложная работа с “жумаром”, специальным приспособлением для работы на веревочных перилах, на сильном морозе давалась Каратаеву с огромным трудом. Конечно, хотелось помочь другу, но по молчаливому сговору никто из восходителей ему не помогал: все понимали, что нельзя в этой ситуации нарушить принцип “жалеть — значит не жалеть”, что даже такая выручка из самых добрых побуждений после, внизу, когда у Владимира будет время осмыслить итоги сделанного, ослабит в нем чувство победы. Нельзя было оставлять в нем и следа комплекса неполноценности.
И сдержались, не помогали, хотя, как признается тот же Захаров, он видел порой молчаливую обиду на лице друга. Владимир Лебедев рассказывал, как, двигаясь вдоль перил, Каратаев с явным удовольствием обгонял японцев,— хлопал сзади по плечу: посторонись! — перестегивал жумар и шел дальше.
Улететь с Амадаблам не получилось, но это вовсе не означает крушения всех надежд и решимости у Владимира не убавилось: впереди весна 1998 года, экспедиция на Аннапурну, и если все обойдется — будут деньги, повезет с погодой, не случится болезней — мы увидим на телеэкранах первый в истории человечества полет на параплане с вершины восьмитысячника. Дело здесь даже не в рекорде для книги Гиннесса,— мало ли как туда попадают: кто-то плюнет дальше всех, вот тебе и рекорд, нет, речь о пределах человеческих возможностей, о Мужестве, если угодно.
И здесь приходится пожалеть о том, что мы и впрямь провинциалы, малоспособные к саморекламе и бизнесу на славе, в котором нет ничего предосудительного, как бы нам ни вдалбливали это ханжи — политруки недавних лет. Есть идея проекта, с которой пока неизвестно, к кому обратиться. Идея — в фильме про Владимира Каратаева,— добротном фильме, в котором должны быть использованы ретроспективные видеоматериалы, начиная с Лхоцзе-90, и, конечно, апофеозом которого станет экспедиция “Аннапурна-98”. Наверняка он может стать лакомым куском для телекомпаний всего мира, ведь такая категория как мужество равно уважаема в Сибири и Южной Африке. Кто-то мог бы, наверное, это сделать, да и краю нашему подобная слава не будет лишней. Но если уж делать, то начинать нужно уже сейчас, только вот кто возьмется и на какие средства… Жаль, если проект замрет на уровне голой идеи.
P.S. Не получилось “Аннапурны-98”. Была неудача в экспедиции “Эверест-98”, о которой, конечно же, следует написать отдельную книгу. Даст Бог, напишу. Но Володя Каратаев был там, на склонах Эвереста, равным среди сильных, и если бы не досаднейшее невезение с погодой как раз в день предполагаемого выхода наверх, он не спустился бы вместе с командой из-под самой вершины, а поднялся на нее. Ну да живые вернулись, даже не обмороженные, а время еще есть у ребят.
Читайте на Mountain.RU:
|