Автор: Михаил Нумач, Красноярск
Куски шампанского. 1988 г.
После лыжной «единички» следует лыжная «двойка». Логика такая. Руководитель Шнаров. Привычка такая. Мороз за 40o. Сибирь, однако. Ергаки, февраль. Для утепления палатки мы сшили огромную накидку из компрессионной ткани. Набросить такое чудовище на палатку совсем не просто, поэтому мы, мужики, отправляем девчат заготавливать дрова, сами же горемычно боремся с накидкой. А она, подлая, замёрзла, затвердела и представляет собой безобразный ком изрядного веса. Разворачиваться в плоскость неуклюжий ком совсем не желает. Тянем ткань в разные стороны, а она хрустит.
- - А-а-ы! – кричит Колчанов. В переводе это означает: "болваны, не ломайте ткань, надо отогреть её у костра".
Ладно, подтащили. Огонь на снегу едва теплится. Девчата с дровами пока ещё не справились, отошли в темноту и там шоркают двуручной пилой. Мы покручиваем ком над огнём. С одного бока ткань нагревается и плавится, а с другого холодная и твердая, словно камень. Пятеро мужиков ломают и плавят накидку. Где же дрова? И шуршания пилы не слышно. А ведь девчата где-то рядом.
- - Мужики! На помощь!
Спешим на зов. Свет фонарей выхватывает девушек, что растерянно топчутся возле огромного кедра, из которого беспомощно торчат ручки пилы. Окаянный патриарх тайги более метра в диаметре! А наша пила такая же в длину. Трудяги ухитрились пропилить ствол более, чем наполовину. Главное, они сдуру стали пилить с той стороны, куда кедр неминуемо и наклонился. Тут-то пилу и заклинило. Всей толпой пытаемся вытащить пилу. Толкаем кедр в бок, дёргаем пилу. Куда там, застряла насмерть. Обвязав ствол верёвкой на высоте трёх метров, тянем, чтобы увеличить зазор, да разве такую махину сдвинешь? Это же больше тонны. Оставалось одно: валить кедр топорами. Опять же пила в самой середине, нужно и её не повредить, и топоры не затупить. Темнота к тому же. Без пилы, без дров, без костра, без тента - хоть пропадай. Но мы пришли сюда не за этим.
Помахав топорами, свалили-таки патриарха, развели жаркий огонь, сварили ужин. А злосчастную накидку в костёр бросили. Что с ней возиться?
У нас просторная палатка с печкой внутри. Специально для неё мы напилили коротких чурочек. Всю ночь дежурим по очереди, поддерживаем огонь. Тепло! Времени на сон маловато, зато успеваем высушить одежду и обувь. Это уже не спорт, а курорт какой-то.
В палатке становится жарко - в одних плавках невмоготу. Выхожу погулять. Ночь звёздная, морозная. Термометр показывает мороз за пятьдесят градусов. Начальник вдруг решил составить мне компанию.
- - Только пуховку, - говорит, - накину! И шапку.
Гуляем по снегу, беседуем.
- - Ты смотри-ка, - поражается начальник, - оказывается, ходить голышом в мороз не так уж и страшно! Даже приятно! Особенно в пуховке. А что мои ноги? А! А! Пятки примерзают!!
Сверкая оными, бросается опрометью в тепло.
- 40. На берегу Енисея
Утро. Погода отличная. Только наверху, в горах, ветер свищет. Лезем на перевал Тушканчик. Тяжко. Баженов кряхтит, но упирается. У Колчанова лопается тросик на лыжном креплении. Шнаров указывает путь и осуществляет общее руководство. Валя и Марьяна где-то сзади. Один юноша и вовсе затерялся в глухомани. Он всегда в хвосте плёлся, по готовой лыжне, хотя сам здоровый, как лось. Лишь Лена Грищук, стиснув зубы, упрямо лезет, лезет вверх.
На перевале ветер тащит по хрусткому насту тугие струи позёмки, давит на грудь, валит с ног. В сочетании с морозом получается занятный эффект. Ошалев от напора стихии, спешим вниз. Сбросили всего сотню метров, оказались среди кедров, а здесь тихо, спокойно... Приходим в себя. Валя надела солнечные очки, а оправа металлическая. На переносье и вдоль висков уже тянутся тонкие красные линии.
- - Есть первые обморожения!
Это ещё пустяки. Вечером выявляются и другие. Лена обморозила ухо, оно распухло, покраснело, покрылось водянистыми пузырями. Обработали ухо пантенолом в аэрозольной упаковке. Боль стихла было, да ночью понёс кого-то чёрт на двор, да угодили в темноте коленом прямо в несчастное ухо. Пузыри полопались. Обрабатываю травму. В руке словно горячий пельмень, только огромный и мокрый. Едва не плачу от сопереживания. Лена терпит, даже усмехается. Но вот и её, бедняжку, скручивает болью. Что такое, это уже не ухо…
- - Печень! Холецистит…
Лена чрезвычайно терпелива, я давно это заметил. Сила воли такая, что мужики завидуют. Бывало, все вокруг выдохнутся, а она продолжает работать, да ещё и песню норовит исполнить. И если сама Лена корчится от боли, дело, значит, совсем худо. Ставлю ей иголки. Лишь часа через два удалось справиться с печёночной коликой.
Утром мы идём, как ни в чём не бывало. Решили забраться на пик Птица. Чем выше, тем сильнее режущий ветер. Холод настойчиво пробирается под куртку.
- - С меня хватит, - первой заявляет Марьяна, - я удовлетворена!
И поворачивает назад. Вскоре её догоняет Валя, потом наш лодырь. Колчанов взял с собой кинокамеру, но тут она замёрзла, какой смысл тащить её дальше? И он уходит вниз. До макушки осталось немного, уже открылся вид на соседнюю долину. Острозубые пики как на ладони. Но их прикрывает белесая дымка. Погода ясная, тумана быть не может, что такое?
- - Вся влага замёрзла! – кричит через свист Шнаров. - Это кристаллики льда в воздухе висят!
Фотографируемся. Чтобы не сдувало в пропасть напористым ветром, ложимся на камень, держимся деревенеющими руками за край. Прячем лица в одежду друг друга и только по команде «улыбочку!» поднимаем на секунду головы и жизнерадостно скалим зубы. О! При такой погоде, оказывается, даже и зубы мёрзнут. Ой, как же люди на Эверест лазят?! Из всех фотоаппаратов в рабочем состоянии только один, но и там кончается плёнка. Оно и к лучшему: давно пора сваливать вниз. Торопливо скатываемся в спасительную тайгу. И так каждый день.
Прибрежный камень
…Однажды вечером, когда мы уже укладывались, Лена увидела в кустах зловещие огоньки.
- - Волки! – подскочил в мешке Шнаров. – Мы совсем забыли про волков! А ведь нас предупреждали. Так! Без паники. Товарищи народ, слушай приказ. Если кому потребуется ночью на шхельду, мужикам выходить с топором! А девушкам выходить в сопровождении мужика с топором!
Последние слова вызвали недовольный ропот. Мужской, естественно.
- - Пускай чаю меньше на ночь пьют!
- - Ладно, - смягчился Шнаров, сладко зевая, - сопровождать буду я. Ты лучше расскажи, Лена, сколько волков ты видела?
- - Кажется, двух. А может, один волк два раза посмотрел! В темноте не разобрать…
Ладно, спим. Слышим, нашего начальника уже будят. Шнаров выползает из мешка, одевается, обувается, сопровождает, сверкая грозно топором. Когда они возвращаются, все уже волнуются, сна ни в одном глазу:
- - Ну, как?! Видели волков?
- - Вроде нет…
Через час история повторяется. Еще через час опять. Еще через час снова.
- - Не буду обуваться, - решает стервенеющий начальник, - надоело! Пойду босиком.
А почему четвёртый раз?! Ведь девушек у нас трое?! Я с ума сошёл или где?
- - Успокойся, девушек трое, но мне нужно второй раз. Ты уж прости…
Мы не спим всю ночь, волнуемся: не разорвали страшные волки наших товарищей? Прислушиваемся.
- - Давай скорее, у меня пятки примерзают!
- - Так я стараюсь…
Утром мы бросились искать следы, чтобы определить, сколько же серых хищников пытались покуситься на наши жизни. Следов не было вовсе, разве что босые пятки начальника.
- - А волков-то и не было!
- - Тогда приказ отменяется до появления волков.
Вот и все приключения. Холодно. Пока идёшь – тепло. Мы одевались легко. Футболка, свитер и анорак. Если тропить или в гору пилить, так даже жарко. Но едва остановимся, действовать нужно быстро! Скидываешь рюкзак, развязываешь, выхватываешь всю тёплую одежду, лихорадочно натягиваешь. Второй свитер, жилет, анорак, куртка… Всё надел, а пальцы уже задубели и пуговицы не застегнуть! Надо согреваться: пилить и таскать дрова, устанавливать палатку. Марьяна обычно просит:
- - Ребята, поработайте за меня, я в отрубе.
Ладно, она хоть просит, да и то не всегда, а вот лодырь норовит встать у огня и улыбаться застенчиво. Если не успели быстро сварить ужин, костёр может уйти в глубину, ищи его там…
Шнарову удалось заключить какой-то договор, согласно которому мы выполняем научную работу: измеряем глубину снежного покрова. Из лыжных палок делаем лавинные щупы, тычем в снег. Цифры получаются неправдоподобными: иной раз больше трёх метров. Как-то я тропил по тайге и ударился головой обо что-то твёрдое, тяжёлое. Оказалось, кедровая шишка. Шнаров набил ими нагрудной карман и стал похож на кенгуру с полной сумкой. Хорошо, стали питаться ещё и орехами.
Это был фотограф
Однажды утро было тёплое. Непривычно даже! Мы сделали вид, будто недовольны:
- - Что за безобразие? Где ветер? Мы привыкли раздвигать грудью напор, предварительно поколотившись в ознобе. Без ветра что за кайф? Какой же это февраль?! Это, извините за выражение, март какой-то!
Зато вечером наблюдали такой фантастический закат. Вся долина перед нами была залита невероятным апельсиновым соком. Высокие, остроконечные пики отбрасывали в оранжевую тайгу глубокие чёрные тени. Вид получился неземной.
- - Монтана! – кричал ошалевший Колчанов. – Ребята, это же подлинная монтана! Увидеть и умереть!
Мы побросали работу и дружно кинулись к фотоаппаратам. Частые деревья мешали разглядеть всю панораму целиком. Как же сделать приличный кадр? Везде эти стволы! Задыхаясь от волнения, мы метались по поляне с фотоаппаратами в руках. А вдруг через минуту волшебное зрелище растает? Группа разбежалась по лесу и орала что-то вразнобой. Оглянувшись в поисках утёса, я понял, что единственное высокое место, это дерево. Кинулся на кедр. Снимать лыжи было некогда. Впрочем, оказалось, что на лыжах лазить по деревьям даже удобно. Можно опереться сразу на две-три тонкие ветки, и они выдерживают! Залез до макушки, сделал два кадра. Позднее, когда показывал друзьям, все удивлялись:
- - Чем это ты слайды покрасил? В природе таких красок не бывает.
Даже на следующий день мы вспоминали о фантастическом закате. Скатились по склону к реке Ус, там какой-то приток. Шнаров глянул в кроки, но названия не нашёл. Тогда Колчанов залез на пень и толкнул речь:
- - Товарищи! Здесь, в месте слияния реки Ус с чёрт знает каким неизвестным притоком, я поздравляю вас с успешным достижением этой исторической точки, а ещё со вчерашней монтаной! Ура, товарищи!!
Нестройным хором мы грянули «ура». Чёрт знает, какой неизвестный приток, впадающий в реку Ус, заледенел не везде. Посреди чернеет промоина. На краю матового льда сидит оляпка, хвостом пошевеливает. И вдруг, бултых в воду! Мы глазам не поверили. Вынырнула, отдышалась и снова ныряет. Мороз ведь! Впрочем, девчат заинтересовала не мужественная оляпка, а сама вода:
- - Надоел топленый снег! Хотим настоящей воды!
Дежурный Баженов, прихватив топор для расширения полыньи, отправился за настоящей водой. Вернулся испуганным, с обледеневшими лыжами:
- - Ребята, я чуть не утонул! Ударил топором в одном месте, а лёд треснул в другом. Лыжи под воду ушли…
Впрочем, речной воды он всё-таки принёс. Дежурный Колчанов, помешивая суп, уронил в котелок шапку. В такой мороз и без ушей можно остаться. Вытащив из рюкзака большой платок, вроде оренбургского, он повязал его на голову. Выглядел Колчанов в платке столь женственно, что мы потянулись за фотоаппаратами. При виде наших объективов он не на шутку взволновался:
- - Стойте! Меня нельзя фотографировать в таком виде! Я секретарь комитета комсомола шёлкового комбината!
Самое интересное было жить в условиях непривычного мороза. Надо обработать травму пантенолом, а баллончик почему-то не работает. Что за дела? Давай разбираться. Оказывается, аэрозоль можно использовать до -40?, а сейчас -55?. Вот он фыркать и не хочет. Сунули баллончик в костёр, нагрели его до -40?, зафурычил.
Неожиданности подстерегали нас и среди продуктов. Шоколад твердел до такой степени, что откусить его не получалось. Уложив каменную плитку на ладони, мы разбивали шоколад ударом кулака. Нож пробивал жесть консервной банки, но дальше лезвие упиралось во что-то невообразимо твёрдое… Консервы можно было открыть, только предварительно нагрев их у костра.
Однажды после ужина завхоз заявил:
- - У нас откуда-то лишняя банка сгущёнки!
Какие сладкие слова! А мы уже убрали свои ложки. Смотрим: лежат на бревне чьи-то неубранные. Первую схватил наш лодырь, вторую – я. Сгоряча, в предвкушении сгущёнки, мы и не заметили, что ложки какие-то необычные. Сгущёнка вязкая, очень густая. Лодырь с трудом отделяет кусок, отправляет в рот и немедленно мычит. Стонет, приплясывает и показывает жестами: «Не ешь!». Вот ещё! Наверное, сгущёнка показалась ему слишком холодной. Это ерунда. Запихиваю ложку в рот - и в ту же секунду понимаю лодыря. Ох, как понимаю! Наши жадные языки тут же прилипли к каленому железу. Замычишь тут. Ложки-то оказались стальными. Лодырь уже сменил жестикуляцию, крутит пальцем у виска, оценивая мои умственные возможности. Ребята не понимают:
- - Что за цирк? Отдавайте ложки, мы тоже сгущёнки хотим…
А 23 февраля мы решили отметить праздник. Для этого не ленились, тащили бутылку шампанского. Оказалось, что бутылка треснула. Тогда аккуратно расширили трещину, извлекли кусок шампанского, положили его на бревно и разбили топором. Маленькие кусочки можно было растопить в кружках. Но это неинтересно. Небось, не всякому доводилось шампанское грызть.
В Саянской тайге мы часто встречали удивительные образования – снежные шары на пнях. Действуя по каким-то аэродинамическим законам, вихри плотно укатывали снег в компактные фигуры. Получались как бы огромные снежные грибы. Причём такие прочные, что мы не могли их сломать. Непонятно, почему вблизи Красноярска таких фигур не встретишь. Значит, иногда тайга бывает шаровой.
Изредка нам попадались следы охотников. Однажды на ветке мы увидели привязанный полотняный мешочек, записку и три рубля. Оголодавший охотник просил помочь ему с продуктами. Выполняя научную работу, мы получили мешок казённых конфет. Завхоз ежедневно выдавал нам их по восемь штук на нос. Через неделю мы уже смотреть на них не могли, а выбросить жалко. Со вздохом облегчения высыпали в мешок опостылевшие конфеты и немного сухарей.
Мы подошли к самому трудному перевалу Метугул. Про него рассказывали всякие ужасы: пройти там возможно только в ясную погоду, да и то половина всех попыток неудачная. После такой психологической подготовки мы собрали волю в кулак, выдвинули челюсти вперёд и двинулись с таким настроением, словно на штурм Рейхстага. Начали восхождение в шесть часов утра, а закончили уже в темноте. Зато красот насмотрелись!
Хотя про это героическое прохождение перевала можно было отдельный рассказ накатать. Ещё через три дня выкатываемся к трассе, наш поход завершён.
На попутке добрались до Абакана. До вокзала едем в пустом троллейбусе. Баженов развалился на мягком сиденье и блаженствует:
- - Тепло, просторно, счастье-то какое!
Мы вполне разделяем его мнение. Но тут в троллейбус заходят две женщины и разговаривают громко. Одна жалуется:
- - Заселили нас в этот модный отель, и что же? На второй день воду горячую отключили, весь отпуск испортили!
Услышав эти слова, наша группа дружно захохотала. Женщины обернулись в полном недоумении. Конечно, им была непонятна причина нашего веселья… |