|
Автор: Вадим Алфёров, Воронеж
В сердце чёрного континента
Если Вы, уважаемый читатель, ждёте, что я расскажу Вам, как тропил путь по склонам Килиманджаро и забивал в скалы титановые крючья, то, очевидно, мне не удалось оправдать Ваши ожидания. Гора не та, и маршрут не тот. А тот, что под стать - обошёл нас стороной. Мне хочется рассказать Вам о своих впечатлениях, которые я, с моим напарником, получил в ходе третьей экспедиции на чёрный континент в рамках программы «Семь вершин» («Seven summits») и при восхождении на её жемчужину – массив Килиманджаро с высшей точкой – Ухуру. Но не познаешь Африку без сафари, как нет Килиманджаро без того, что её окружает.
Салон самолёта уже заполнился. Пассажиры потихонечку успокаивались, занимая свои места, а суета сходила на нет. Ведь что главное для улетающего – найти свой угол, определившись с местом. Сесть поудобнее в кресло, пристегнуться и, глубоко вздохнув, ощутить себя в безопасности. Двери уже давно задраены, как люки в подводной лодке. Лайнер разогрел моторы и готов был выйти на взлётную полосу, чтобы набирая обороты ещё несколько секунд подёргаться и, сорвавшись в спринтерский разбег, оторваться от шереметьевской полосы. Готов то готов, но, видимо, диспетчер придерживал самолёт на запасной полосе. Молоденькая стюардесса «Аэрофлота», в красно-синей пилотке с цветастым платочком и в белоснежной блузке, рассказывала пассажирам правила внутреннего поведения в самолёте, а её помощница - демонстрировала использование апельсинового цвета спасательных жилетов в экстренном случае.
- Игорь, хорош дёргаться. Расслабься, - сказал я своему соседу по креслу и партнёру по связке – Коренюгину, подталкивая его локтем. - Мы же в салоне самолёта и теперь уже точно попадём в Африку. Давай лучше по грамульке…
А грамулька та, осталась в его рюкзаке. Тот в багаже. Мы посмеялись, что, мол, и тут прошляпили и, перебросившись парой фраз, примкнули к иллюминатору. Самолёт шёл на взлёт. Замелькали вездесущие огоньки. Ну, слава Богу, оторвались. Позже их бег остановился. Городские кварталы обрели черты подсвеченных прямоугольных жёлтых пятен. Они становились всё меньше и реже, пока не затянулись темнотой и серыми облаками. Немного поглазев на синеву неба и облака, порою пронизанные лучами восходящего солнца, мы успокоились, даже в сон потянуло. Сон в самолёте прерывистый, не то, что дома. Скорее это не сон, а дремота. В кресле всегда что-то и где-то мешает, но, периодически открывая глаза, поморгав, снова уходишь в полусон, и в воспоминания…
…Последний месяц мы постоянно дёргались от неопределённости. Оказалось, что мы не были включены не только в команду, но и в состав экспедиции на Килиманджаро, хотя изначально в проекте Российской программы организации международных экспедиций всё было расписано помесячно на два года вперёд, а в контракте – уточнено и конкретизировано. Восхождение на африканскую красавицу планировалось на сентябрь-октябрь 1994 года. Это план. А есть ещё факт – жизнь, которая вносит свои коррективы в надувные планы. Вот и на сей раз, экспедиция сдвинулась по срокам на февраль 1995 года.
Приоткрыл глаза. Мне показалось, что лайнер куда-то провалился. Вижу, что Игорь тоже заворочался и смотрит своими заспанными очами.
- - Что-то болтает нас? Уже подлетаем? - сморозил спросонья он.
- - Да, ты что? Ещё лететь и лететь. Похоже, в воздушную яму попали. Ну, да, ладно:
- одной больше, одной меньше, - отреагировал я.
- - Сколько уже в полёте?
- - Мало, Игорь. Мало. Всего-то, около двух часов, - последовал ответ.
- - Вот, те нате. А я, напрочь, вырубился, - буркнул он и, потянувшись, продолжил, - Пойду к ребятам схожу. Считай, целый год не виделись. Поговорить не мешало бы.
Игорь ушёл, а я вновь примкнул к иллюминатору. Картина за стеклом, что психологическая заставка в телевизоре для тех, кому ночью в одиночестве бывает непросто: далеко внизу в синем бесконечном пространстве зависли облака. Самолёт вроде движется, хотя картинка почти неизменна и лишь лёгкий шумок от двигателей напоминал о том, что мы, всё же, летим. Красота убаюкивает, ну да ладно, можно ещё вздремнуть. Поправил плед и снова отдался воспоминаниям.
Так, вот, болтало нас, как этот самолёт, попавший в яму. Я пытался понять, что же произошло? Всё шло сикось-накось и в стране, и в альпинизме. Только занавес приоткрыли, так зарубежные вершины замаячили для тех, кто душой прикипел к горам. Грех не попробовать себя на гималайских или каракорумских и иных высях? Наша система альплагерей катилась в тартарары и рушилась на глазах. Понятно, что подъёмом на Эльбрус, хоть ты тресни, но мало кого удивишь. Даже крестом. А, вот, с Мак-Кинли (McKinley) – картина иная. По-сути, скоростное восхождение на столь серьёзную гору с непредсказуемой арктической погодой привлекло внимание тех, кто понимал в этом толк и имел деньги. Все альпинисты под спонсоров ложились. А как иначе? Душу не исправишь и в аренду не сдашь, скулит она по горам и всё. Банки множились, словно грибы после тёплого дождя. Денег у них куры не успевали склёвывать, а тут им проекты неординарные предлагают и публичные люди рекомендацию дают. Как не поддержать и себе очки не заработать? У финансовых магнатов болезнь есть такая: хлебом не корми, а дай выпенд… точнее выделиться.
Всё бы ничего, но почему воронежцы остались за бортом? Квалификация смущала? Быть не может. Один – снежный барс и второй ему под стать. Оба КМСы не бумажные, ходячие. Инструкторов ни пасти, ни опекать не надо. В составе той пятёрки на Мак-Кинли залезли в рьяную непогоду и не скулили. Автономны, мнение своё на всё имеют, особенно… Вот, в этом, кажется, и есть суть отставки.
На Эльбрусе оператором был Александр Белоусов - большой души человек, позже погибший в ДТП в Норвегии. Светлая ему память! Тут же его сменил Марат Галинов. Обратившись к нему в базовом лагере по поводу передачи будущего видеофильма, с тем, чтобы вовремя показать своим спонсорам и прокрутить на местном ТV в рекламных целях, я вдруг получил неожиданный ответ, что удар ниже пояса:
- - На все видеоматериалы эксклюзивные права принадлежат экспедиции.
- - Во, как, - тут же отреагировал я, - И что же ты вкладываешь в понятие «экспедиция»?
Марат что-то попытался объяснить, но ноты сбоили и, вообще, не из той пьесы были, да и сами струны расстроены. Не понимал такое право и я, хотя в силу своих профессиональных обязанностей подписывал много, а точнее - ну очень много договоров, решений, приказов и прочих документов. Ставить же свой автограф автоматом, полагаясь на подчинённых, не разбираясь на месте, и, прежде всего, в юридических нюансах – не в моих принципах работы. Подписывая «лабуду» при расстрельной должности, можно было легко загреметь… Не буду о плохом, ведь слова, зачастую, материализуются. И, как бы, напоминая, мне пришлось задать ещё один вопрос:
- - Марат, а как быть с тем, что прописано в контракте о фильме?
В ответ - молчание. О контракте, скорее всего, он ничего не знал. Мы разошлись, словесно пофехтовавшись, зато мирно и без излишних уколов. Тот короткий разговор надолго засел в голове, тем, паче, что часть фотоматериалов наша экспедиция получила из московского офиса известной фирмы Kodak EXPRESS, через договорённости с директором структурного подразделения той фирмы в Воронеже. Вы, уважаемый читатель, должно быть, помните те смутные годы: множилась нищета и на всём приходилось экономить, не гнушаясь попрошайничеством во имя благородных целей, которое обрело форму спонсорства.
Минул день. Вторая группа удачно поднялась на вершину и спустилась в лагерь. Мы были рады за ребят и за всю команду. 100-ый успех дорогого стоит и просто так не даётся. К полудню подходит ко мне Марат и предлагает пойти поучаствовать в постановочных кадрах для фильма. Сейчас, я понимаю, что мой ответ был бы иной, но тогда он оставался столь же дерзким, как тот ответ, что заполучил я ранее. Потому запалил:
- - В эксклюзивных фильмах снимаются эксклюзивные шуты, а я не из их числа.
Видеокадры снимались без меня, но фильм, всё же, попал к нам, хотя пришлось ждать его с излишними напоминаниями. Он был дополнен рекламой фирмы «Криста» - нашего спонсора и показан на местном телевидении. В продолжение фильма, главный редактор программы пообщался и с директором фирмы, и с нами о спорте, и о восхождении на самый северный в мире шеститысячник, достойный внимания, исконное имя которому - «Денали» вернулось лишь в августе 2016 года. И, конечно же, говорили о будущих планах команды. Прошло время, планы остались, а реалии начали размываться.
Озвученная версия случившегося не являлась единственной. Можно было ещё долго рассуждать и выяснять что-то по телефону, но даже в наше, сверх мобильное время с iT – технологиями и вездесущим Интернетом, остаётся незыблемым старое правило: если хочешь загубить дело – позвони по телефону. Времени оставалось в обрез, и надо было определяться. Созвонившись с Александром Абрамовым и договорившись о встрече, я субботним вечером сел в поезд, а утром уже шагал по проспекту Андропова к его дому мимо белоснежной шатровой Церкви Вознесенья Господня.
Разговор складывался не просто. Вопрос, на который хотелось получить ответ, оставался всё тем же: почему мы оказались за бортом экспедиции. Александр объяснял, что поездку спонсирует «МОСТ-банк». В ней собралось много народа. От себя добавлю, в их числе были те, кто должен был поддержать проект на своих каналах и в газетах: заместитель редактора программы «Утро» А. Кузин (канал «Останкино») и оператор студии «Пилигрим» А. Белоусов (канал «Россия»), корреспонденты газет «Комсомольская правда» Д. Филипченко и «Московский комсомолец» А. Касьяникова, а также профессиональный фотограф Д. Лифанов и радист А. Вялкин. Касательно спортивной части сначала состоится акклиматизационный подъём на Кили всей многочисленной когортой. Потом команда из шести человек со спасательным отрядом перейдут на иную сторону массива с целью - пройти сложный маршрут по стене Брич Уолл (Breach Wall), где всемирно известный альпинист Рейнхольд Месснер (Reinhold Messner) совершал восхождения. Запланирован спуск с вершины Килиманджаро на параплане. Но главное, что всё уже закручено и с билетами, и с визами и с прочими делами. То была констатация планов, а ответ так и завис. Тогда мне пришлось достать Контракт и зачитать два пункта, которые были добавлены мной к «типовому» Контракту и подписаны сторонами. Первый касался обязательств по видеофильму. Тут всё ясно, как Божий день. Суть второго заключалась в том, что мы (то есть Алфёров и Коренюгин) имели преимущественное право перед всеми новыми претендентами на последующие экспедиции в рамках Проекта «Семь вершин» («Seven summits»), поскольку изначально являлись участниками Проекта и его популяризаторами в воронежском регионе. Почему появился этот пункт? Всё, как мне кажется, логично и понятно. Кто из нормальных людей, имеющих достаточно большой альпинистский опыт, захочет участвовать лишь в одном из обозначенных восхождений, если Проектом предусмотрены серия восхождений на все семь высших вершин континентов? Нельзя же быть беременными наполовину. Не хочешь на все – не участвуй совсем. Я понимаю, что обстоятельства могут сложиться по-разному, но чтобы строить планы минимум на два года, предстоит решиться и многое собрать в единую цепочку. С кондачка такое не проходит. Предстоит скоординировать отпуска, аккумулировать финансы, в том числе за счёт спонсоров (для них же, отдачей может быть реклама и фильмы). Понятно, что если не установишь надёжные связи с TV и СМИ, то будущее туманно или пиши – пропало. Без поддержки технической и физической формы тоже не обойтись, а значит и тут нужны коррективы. И прочее, и прочее, и прочее... Словом дел – воз и маленькая тележка.
Без компромисса вряд договорные отношения могут быть путными. Мы пришли к некому согласию. Нам было предложено участие лишь в 2-х недельной африканской программе. Алекс брал на себя проблему с билетами, но не гарантировал их. В ближайшие пару дней предстояло передать загранпаспорта, фотографии и первый взнос, а также не позднее 10 дней до вылета сделать прививку от жёлтой лихорадки, иначе на границе не выпустят без справки. Далее – мелочи, но которые, порою, обретают значимость, как-то: до отъезда следовало пришить на всё снаряжение в установленных местах нашивки «МОСТ-банка», ибо другие нашивки пришивать нельзя, что шло в разрез с интересами региональных спонсоров Проекта и уже - нашими обязательствами. Мне надо было и здесь как-то выкручиваться и что-то обещать им.
А до отъезда осталось всего-то 20 дней. Или целых 20 дней! Вот тут всё и закрутилось.
Вряд ли стоит рассказывать обо всех перипетиях. Скучно это и буднично. Тем, кто не москвич, но собирается сходить на Килиманджаро, позволю себе поведать о маленькой проблемке, которая могла иметь пагубные последствия. Что может быть легче, чем сделать прививку? Пришёл к врачу, снял рубашку, чиркнули по плечу или, подобно комарику - укололи под лопатку, отметили сей факт в каких-то толстых тетрадях и гуляй Вася. Так мне запомнилось ещё со школьных времён. Нет же. Из этого сделали проблему российского масштаба. Нам пришлось оббегать ни одно и ни два медицинских учреждения. Не остались в стороне и ведомственные КГБвские и МВДвские клиники. Упыхались за эти дни. Наконец, решил выяснить ситуацию в комитете здравоохранения области. Здесь мне приоткрыли глаза. Оказывается, что три года назад, какие-то умники из столичного Министерства здравоохранения, подготовили и протолкнули Приказ, суть которого в том, что все, кто выезжает в страны Африки и Латинской Америки, напичканные носителями этой заразы – тропическими комарами, должны сделать прививку от жёлтой лихорадки в поликлинике №13 города Москвы. Только там, видимо, работали сертифицированные знатоки по прививке «Ку». Маразм, да и только: и вся необъятная Россия съезжалась к ним на поклон. Так и мы, потеряв неделю на беготню, приехали в златоглавую в рабочий день, чтобы отстояв очередь, и заплатив деньги, нам проделали эту процеДУРУ и вручили международное свидетельство о вакцинации или ревакцинации против жёлтой лихорадки. Ладно бы, если эти самые комары стали менее страшны нам в дальнейшем, но… об этом позже.
Всё бы позабылось, однако при посадке в самолёт нас, действительно, попросили предъявить сертификаты и оказалось, что ровно за эти самые 10 дней до отлёта мы успели привиться, иначе – кранты. Стоя перед трапом самолёта, милые и улыбчивые дамочки дважды на своих пальчиках с лакированными ноготками сосредоточено пересчитывали дни. Не посади проверяющие нас в лайнер, то помахал бы он нам на прощание своими белыми крылышками. Тогда, однозначно, всё бы накрылось большим медным тазом, а ведь то была третья экспедиция в рамках Программы «Семь вершин» в исполнении первой российской команды. Она началась с подъёма на западную вершину родного Эльбруса 2 апреля 1994 года. Затем, 26 и 27 мая состоялись более сложные восхождения на вершину Мак-Кинли (6194). Вы спросите: почему обозначены две даты? Всё просто. Команда из девяти человек при переходе через перевал Windy Corner (Ветреный угол) с плохой погодной репутацией разделилась надвое. Одна группа в метель перешла на другую сторону контрфорса «West Buttress» и основалась в цирке ледника на отметке 4200. А днём позже подошли остальные ребята. Со сдвижкой на сутки так и работали группы в автономном режиме. В день штурма вершины первой пятёрке опять «повезло». Она стала единственной, кто в негожий для восхождения день, вопреки всему, вышла и поднялась на вершину. Метель и отсутствие видимости не позволили мне даже сделать фотоснимки на подходе к вершине. Для второй половины команды погода на следующий день была благосклонной. Ребята стояли на вершине, вдыхая морозный воздух и поражаясь величию и красоте окружающих гор с мощнейшими ледниками.
НАЙРОБИ И ПУТЬ В МОШИ
Мы были в восточной Африке примерно в трёхстах километрах от побережья Индийского океана. И чтобы попасть по ту сторону экватора, нам предстоял сначала перелёт в одиннадцать часов, а затем восьмичасовой переезд, что и по протяжённости, и по времени сопоставимо с нашим туром на Аляске. Отличие в том, что временной пояс Танзании остался прежним. Это благо. Нашему организму не надо было перестраивать свой биоритм, как ранее, а потому ощущали ту же бодрость, что и у себя дома. Но картины оказались совсем иными. Если на всём пути (а мы летели через Северный полюс) в Русскую Америку доминировали суровые снежно-ледовые пейзажи, то, пролетая над северной частью африканского континента – пустыней Сахара, просматривались не менее суровые и выжженные солнцем пески. Местами, пустыня выглядела не жёлтой, как обычно, а белесой. Кое-где высвечивались скальные массивы. Оставшиеся безводными русла рек тоже видны с высоты. Не пригодные для жизни просторы не вдохновляли. В противоположность им, видно, что вдоль рек жизнь кипит, тянутся леса и города, тут и там разбросаны цветастые прямоугольники полей. И вдруг, перед Вашим взором во всей красе появляется современный город с явно европейскими атрибутами. Это Найроби (Nairobi) – столица Кении.
Приземление встретили аплодисментами. Правда - жидкими. Самолёт вырулил на площадку, постоял чуток, и вскоре пассажиры двинулись на выход. Таможенные формальности заняли минуты. У стойки нигер прилепил марку со слоном на авиабилет, тут же продырявили её и мы покинули пределы кенийского аэропорта. Первое, что поразило – яркое, горячее солнце и масса зелёни.
Нас встретил гид, а вскоре подкатил автобус. Забегая вперёд, скажу, что это был первый и последний микроавтобус, который не окружали на стоянках толпы чёрных детей. Мы поехали…
Вокруг ляпота – прекрасные современные архитектурные сооружения, много деревьев с необычными формами и цветами, такими же необычными, как и чёрные люди. И жарко. Очень жарко. Дома остался зимний февраль. Какой-никакой, но мороз и даже в дублёночке не всегда комфортно. Здесь же в столице Кении, большинство людей ходят в добротных тёмных костюмах (очевидно, это те, кого у нас называют «офисным планктоном») и лишь некоторые в светлых рубашках. Не по-нашему как-то. Столичный город с грамотной планировкой, прекрасными дорогами, необычными и неповторяющимися формами стройных небоскрёбов мелькал за стёклами автобуса. Очаровала меня белая мечеть с белоснежными минаретами необычной архитектуры, удачно вписавшаяся в картину современного города. На фоне столь же белых облаков с небольшой синевой казалось, что мечеть парит в небе. Нечто подобное мне довелось увидеть лишь однажды: при подходе на военном катере к Соловецкому монастырю с южной стороны Белого моря. Утром море парило, и величественные стены монастыря зависли в таких же белоснежных облаках. Мне кажется, что подобные видения – знаковые, в них есть нечто величественное и загадочное в том, что храмы, монастыри и мечети даже своим видом взывают к небесам.
Всё дальше удалялся автобус к городской окраине и всё ближе видели мы иные картины: с поблёкшими низкими домишками, часто напоминающими полу сараи, обшитые помятым железным профилем и всем, что попадало жильцам под руки, с вездесущей грязью и картонной нищетой. Быстро исчезла городская суета, а все эти разношёрстные постройки уступили место просторам с преимущественно жёлтой травой, весьма редкими деревьями и непомерно жарким африканским солнцем.
Дорога стала однообразной и если бы не интерес к первому посещению Африки, будораживший засыпающую изморённую солнцем душу, то можно было бы и вздремнуть. Остановились где-то посреди огромного пустырного места, чтобы поразмяться. В стороне маячили невзрачные постройки. Выходим размяться. Тут же, к нам ринулась ватага детей. Перегоняя друг друга, приближалась босоногая ребятня. Грязные, худые оборванцы, словом, беднота. Окружив приезжих, часть из них тянули руки и просили деньги или хоть что-нибудь. Вторая часть предлагала купить какие-то безделушки, типа бус или дешёвых женских браслетов, чёрных деревянных поделок и прочей всячины. Стоял гул, напоминающий толи постановочную сцену в детском театре, толи яростное жужжание роя пчёл. Махом разлетелись по рукам с десяток маленьких персонажей народной сказки «Колобок», выполненных из пластизоли. И тут в сознании моём всплыл случай, произошедший несколькими годами ранее в благополучной Германии. Мы группой остановились в мотеле. Покидали его рано утром, день кружились в разъездах и к ужину возвращались. Мотель частный, обслуживали его немцы, связанные родственными узами. Их дети нередко появлялись в фойе перед большим залом, конечно же, резвились, но сдержано. Мы сошлись с ними и как-то, малыши с радостью рассматривали подаренные им сувениры. Когда же, уже в нашем номере, наспех разобрав коробку воронежских конфет, они, увидели одного из родителей, то попрятали за спинами свои ручонки со сладостями и игрушками. А он, на своём тявкающем диалекте, объяснял безвинным малышам, склонившим покаённые головы, прописные истины западных ценностей. Дети есть дети. Да, они разные, но их объединяет неподкупная искренность на открытость и откровенность. Однако вернёмся на этот пятачок экваториальной Африки. Раздавая игрушки, я всё же надеялся, что ребятишки отстанут от меня. Презенты то закончились. Не тут-то было. Наоборот. Они взяли меня в плотное кольцо, видимо, понимая, что не часто подобное случается и что у этого «дяди» можно ещё кое-что выцыганить. Наконец, переключив внимание детворы на моих соседей по автобусу, удалось покинуть окружение.
Неподалёку заметил стадо животных, не сразу поняв, что это коровы. Все они светлого окраса. Видимо, под солнцем чёрные пятна выгорают, да и тяжело было бы таковым под жарким солнцем дни напролёт траву щипать. Рога размашистые - не те, что у наших родненьких. Ростом поменьше и спина по - верблюжьи горбатая. Только горб один. Рядом, опёршись на палку, как-то легко, на одной ноге стоял длинный и худощавый человек в яркой клетчатой накидке, перекинутой через плечо. Достав фотоаппарат и подсоединив к нему длиннофокусный объектив, сделал несколько снимков. Вдруг вижу, как тот самый незнакомец, стремительно порхает ко мне и рьяно размахивает деревянной палкой с набалдашником (на их языке - рунгу), словно бравый кавалерист шашкой наголо. Бог, ты мой, да это же масаи. Их фотографии до поездки я рассматривал в географическом справочнике. Масаи наступал. Ну, думаю, дело – труба, а в красноватой африканской земле ожидает меня моя погибель. Струхнув, сам я попятился назад, замахав руками и скрещивая их, пробуробил:
- - No фото,- и, опомнившись, прокричал, - No camera. No… No, - Очухавшись, когда он уже подошёл ближе, произнёс, - I don't take pictures. Sorry (Я не фотографирую. Извините).
Бегун остановился на почтительном расстоянии и неизвестными словами «поблагодарил» меня. Толи понял он меня, толи прикинул, что за моей спиной было много таких же, как и я – не слабых ребят. А тут ещё мелькнул на солнце кончик копья, что зажимал он в другой руке. Парень-то серьёзный. Вот это встреча! Ещё какие-то секунды и жестикуляция, а вместе с ней и говор, затихли. Повернувшись, масаи лёгкой походкой с прямой осанкой и гордо поднятой головой победителя в накидке терракотового цвета, пошёл вприпрыжку, к своим коровам. Флаг белый мной не выбрасывался, извинения принесены, и конфликт был исчерпан. Тут я вспомнил одну из версий, что «консервативная» часть масаи, то есть та, что придерживается традиционных жизненных устоев своих предков, не фотографируется, считая, что вместе с фотографией улетает безвозвратно часть их души. Поэтому решительно и с достоинством масаи защищают свою душу. Одни – охраняют её от нас и браво им. Другая часть, наоборот, успешно торгует этой же самой душой. Насчёт защиты души они, конечно, правы. А мы, того не понимая, с нашей цивилизованной философией, всё пытаемся поймать в прицел окуляра именно душу, чтобы потом вынести экзотический снимок вместе с оторванным её кусочком на всеобщее обозрение и беспардонно лезем, зная, что в чужой монастырь со своим уставом не ходят. Конфликт, можно сказать, обошёл стороной, но когда-нибудь, точно, мы доиграемся, ведь их терпению тоже есть предел.
Так, впервые, воочию, состоялось моё знакомство с масаи, с его строптивым характером и воинской готовностью защищать себя, свои жизненные устои и своё главное богатство - горбатых коров от нецивилизованных пришельцев типа меня. Далее, масаи я не встречал вплоть до нашего приезда на край кратера, когда-то, гигантского вулкана, а сегодня – знаменитого национального заповедника Нгоронгоро. Пока же и одной столь эмоциональной встречи мне было предостаточно. Пока предостаточно, ибо, как в песне поётся: «… не забывается такое никогда».
Мы перебрались в Танзанию и через город Аруши (Arusha) приехали в наше временное пристанище - город Моши (Moshi). Дело уже шло к ночи. Остановились в темноте у гостиницы. Назвать её отелем, язык не поворачивается. Микроавтобус с нашими баулами и рюкзаками, уложенными на крыше автобуса, разгружали местные ребята. Вокруг темно, крутятся незнакомые нигеры, и каюсь, мне казалось, что кто-то из нас не досчитается своей поклажи после этой ночи. Нет же. Ничего не пропало и более того, когда после утреней прогулки в фойе я забыл фотоаппарат, то, спохватившись, через полчаса на том же месте его и взял. Как же так, не укладывалось у меня в голове? В моих представлениях цепочка - нищая страна – повальная безработица – темнота, хоть выколи глаз и еле видимые чёрные люди, крутящиеся вокруг вещей – должны были непременно вылиться в воровство. Позже пришёл к выводу, что два фактора играли в том главную роль. Первый – религия и её влияние на поведение людей. Примерно по трети населения приходится на христиан и мусульман, остальные придерживаются традиционных местных верований, а на соседнем Занзибаре практически всё население исповедует ислам. Приверженцы религий пастыри, понимая, что нищета – социальный порок, не дающий право на хулиганские выходки, привила это понимание своим верующим. Второй – заинтересованность всех (и властей, и органов правопорядка, и населения) в стабильном потоке туристов и в хорошем к ним отношении, ибо туризм – основа жизнедеятельности всей нации.
Позволю себе ещё небольшое отступление. Так, вот, приехала команда ночью. Оформились, получили ключи, и с ребятами пошли в душ помыться. Только включили свет, как какие-то громадные твари засуетились и разбежались по своим шхерам. Этими тварями оказались тараканы. Ни те, что у нас вымерли, а громадные, будто мутировшиеся в тараканов динозавры. Побежал в номер, прихватил русское секретное оружие ото всех ползающих и летающих страшил, которое на все жизненные африканские ситуации рекомендовали мне взять с собой бывалые туристы. Это дихлофос в аэрозольных баллончиках. Вернувшись, побрызгал на бегающих страшил, а утром с большой гордостью за наш национальный продукт, убедился в его убойной силе: все твари лежали на африканском смертельном одре, подняв корявые лапы к верху, а иные – скрестили их как положено. И слёза скатилась с моих очей за лучший в мире российский дихлофос.
Утром с крыши гостиницы я впервые увидел снежную шапку Килиманджаро. В переводе с языка местных народов гору нарекли «Килима Нджаро», что означает — «Великая гора». Массив горы состоит их трёх вулканов: Мавензи, Кибо и Скира. Она была ещё далеко и не выделялась так чётко, чтобы разглядеть детали, но отсюда уже было видно, что Кили не выглядит той картинкой столовой горы с плоской бесформенной вершиной, что представлялась зачастую на глянцевых фотографиях. Глядя на гору с высоты, я впервые ощутил её магическое влияние и понял, что всё ближе и ближе подбираюсь к своей заветной детской мечте.
БИЗНЕС – ТРЕНИНГ АФРИКАНСКОГО ПАРЕНЬКА -
ЭТО ПО-НАШЕМУ
Тем же утром, желая увидеть хоть что-то из того, чем живёт небольшой городок Моши, я отправился побродить по его улочкам. Первое, что бросилось в глаза – суета прохожих. Казалось, что они схожи толи с пчёлами, толи с чёрными муравьями. Но ведь и те, и другие, просто так не суетятся, а движутся лишь целенаправленно, исключительно по делу в извечном жизненном кругообороте. У каждого из них своя роль в громадном семействе. И не запутаются ведь. А здешние людские потоки изначально не укладывались ни в одну их логических схем. Преимущественно полные женщины в цветастой одежде дефилировали и туда, и сюда с тюками, корзинами, огромными блюдами с фруктами на голове, или с вёдрами. Несколько раз видел школьниц в единообразной форме с учебными принадлежностями и тяпками на головах. Может быть, шли с уроков труда? Будто голова предназначена исключительно для этих целей. Мужчин с подобной ношей я не встречал, доколь не попал на горную тропу. Они всё больше с тачками или старыми и ржавыми, побитыми жизнью, но ещё пригодными для движения машинами.
Неподалёку от гостиницы наткнулся на самостийный мини рынок, разместившийся на разбитых ящиках и непосредственно на земле. Поделки местных мастеров не отличались разнообразием. На замызганных картонных подкладках лежали сувениры из дерева и камня: женские бусы, серёжки и кулоны, иные дешёвые побрякушки. Среди поделок из камней заметно выделялись малахитовые фигурки. По рисунку и по особому окрасу сочной, шелковисто-нежной зелени было видно, что камень – танзанийский. Да, это не экспонаты Алмазного фонда Московского Кремля, где шик да блеск россыпями. Там понимаешь, что хоть всё и рядом - на расстоянии полу вытянутой руки, но бронированное стекло гарантировало непреодолимость тобой даже столь мизерного расстояния. Здесь же всё рядом и мы почти на равных. В кармане у меня деньжат, что кот наплакал. У них - и того меньше. Все зазывают, предлагая хоть что-то купить. Остановился у фигурок животных. Приглянулся один из слонов. Взяв в руки, осмотрел его. Структура малахита хороша, хотя работа грубовата, особенно снизу на брюшине. Спрашиваю у паренька:
- - How much is this elephant?
- - It's only ten thousand shillings (Всего-то, десять тысяч шиллингов), - бойко ответил тот.
Скажу прямо, цена ошарашила меня (по тогдашнему курсу где-то $18). То был мой первый выход в «свет» на улочки африканского города и я не ставил перед собой цель что-либо приобрести. Хотел приглядеться к тамошней жизни и прицениться к товару, если попадётся на пути. Вот и попался.
- - This is a very big price (Это очень высокая цена), - отвечаю я и разворачиваюсь с намерением уйти.
Паренёк резко поднимается с сидушки в виде ящика, хватает меня за руку и тянет к себе, смотря мне прямо в глаза.
- - Come with me. It's a business. Let's bargain. It's business, you know? Come on... please. (Пойдёмте со мной. Это бизнес. Давайте торговаться. Это же бизнес, понимаете? Пойдёмте… пожалуйста).
Конечно же, я понимал, что цена с качеством шли вразнобой. Изначально мне хотелось уйти, но паренёк всё удерживал меня и главное - не отрывал свои чёрные глаза от моих глаз. Тот взгляд подкупили меня своей простотой и искренностью. Я остался. Мы торговались не долго, но от детской наивности вперемешку с эмоциональной жестикуляцией и цирковыми чудачествами маленьких рук и мимики чернявых губ, лица и улыбки исходил некий шарм. Эмоции его порой зашкаливали, а он, войдя в роль, с английского смачно перескакивал на свой, не понятный мне, говор (видимо, то был суахили - второй государственный язык Танзании).
- - Ему бы на арене цирка выступать, - мелькнула у меня мысль, - Никулину под стать.
Он, то брал слона в руку и, покачивая, изгибал вторую, изображая движущийся хобот. Вдруг моментально, прикладывал её к своим красноватым губам, изображая бивни, издавал томный рык и размеренно, с заметной ленцой, мотал головой то вправо, то влево. При этом успевал ещё задирать голову высоко вверх. А то, показывая на ноги сувенирного слона, сам топтался на месте, пошатывая, как бы нехотя, из стороны в сторону своей худощавой попой в протёртых выгоревших трусах. Этот прикол выглядел особенно смачно. По ходу представления паренёк вновь и вновь объяснял мне все прелести слона из малахита, а я, попав под влияние его артистического обаяния, не усматривал их в небольшом зелёном комочке. И не смотря на то, что обработан камень с очевидными огрехами, я понимал, что сам уже вошёл в раж. Наконец, когда мой маленький партнёр по бизнесу, будто заправский торговец ярмарки драгоценных камней с улицы Си Чан, что проходит в тайском городе Чантабури, без восторга, назвал мне цену в две с половиной тысячи танзанийских шиллингов, то я согласился. Задумавшись на секунды и отсчитав, протянул ему… пять тысяч со словами: это твоё. Ты заработал. Он растеряно смотрел то на меня, то на зажатые в своей ладошке смятые деньги, не понимая, что же происходит. И тут, мне пришлось поспешить ему на помощь:
- - Thank you for the lesson you gave me. I hope that you'll make a good businessman. Good luck to you! (Спасибо за урок, который ты мне преподнёс. Надеюсь, что ты будешь хорошим бизнесменом. Удачи тебе!).
Мальчишка поднял чёрную кучерявую голову и широко улыбнулся, оголив белоснежные зубы. Выглядел он великолепно, как чёрное солнышко. Мальчуган по-взрослому протянул свою ручонку с красноватой ладонью и пожал мою. Я ответил взаимностью, похлопав его по плечу, и ещё раз повторил, но уже по-русски и искренне: «Удачи тебе, циркач».
Кто выиграл в этих уличных торгах сказать не просто, но судя по тому, за какие крохи отдавали нам иные поделки, он, сбрасывая цену, не проиграл. Не проиграл и я. Во-первых, бесплатно побывал на цирковом представлении. Во-вторых, я обрёл не мимолётного торгаша, а достойного душевного друга. И, наконец, в - третьих, с того невзрачного, на первый взгляд, слона, подаренного моей супруге, началась коллекция этих удивительных животных, которая за два десятка лет разрослась и радует не только нас, но теперь уже и наших внуков. В такое жизненно неожиданное приложение обернулась неспортивная часть африканской программы «Seven summits».
Спустя пару часов мне довелось побывать у иных прилавков иного магазина. Он тоже не аналог нашего российского достояния - Алмазного фонда, но также с блеском драгоценных камней и высококачественными изделиями из малахита, граната, оникса и т.д. За прилавками иные продавцы – индусы, которые в полной мере овладели не только ювелирным мастерством, но и признаны искусными резчиками по камню. Они же, одновременно, являются специалистами по созданию искусственных камней. Как используют индусы свои знания и навыки – дело другое. Зачастую, втирая покупателю то, что является подделкой. Уверен на все сто, что поделки из камня – дело не их рук, а лучшие из отобранных изделий, выполненных местными умельцами и приобретённое для перепродажи. Удел чёрного населения – мелкий бизнес на самостийных рынках. Естественно, стоимость их тоже иная.
Индусы держатся иначе, с почтением, не дёргаются и не суетятся. Ходят медленно. Взгляд томный. Всем своим видом они показывают уверенность в себе. Продавцы в белых рубашках с броскими золотыми перстнями на пальцах рук. Боковым зрением я уловил, что один из них присматривался ко мне с того момента, как колокольчик на дверях небольшого магазина, куда я вошёл, отстучал бой. Обойдя и осмотрев по периметру витрины, я попросил показать огранённый танзанит, он, выдержав паузу, достал его из-под стекла и предложил лупу. Камень красив. Играет на витринной подсветке. Цена кусачая. Теперь уже я выглядел в глазах индуса, сверлящего меня своими чёрными цыганскими глазищами и пытающегося познать мои платёжные возможности, таким же нищим, как тот парёнёк – партнёр по уличному бизнесу. Индус постукивал по витрине короткими пальчиками, обутыми в жёлтый металл. Никак нервничает? К чему бы это? Быть может из под полы химеру какую толкнуть задумал? Не похоже. Да, не повезло индусу с продажей. Не тот зашёл. Однако это не помешало мне осуществить ещё одну мечту - воочию увидеть редчайший драгоценный камень, являющийся визитной карточкой страны и который ценится во всём мире. Не откусил, так хоть поглазел и потрогал. Буду знать теперь.
За годы камень раскрутили. Сей камень по стоимости превзошёл не только сапфир, но и некоторые из бриллиантов. И вот, уже грудастые красавицы млеют от счастья, когда на их длинных шеях сияют украшения, меняющие свой цвет с нежно - небесного до жёлто – зелёного. Изделия обрамлены холодными тонами белого золота или платины. Почему? Так всё понятно: чтобы не мерк цвет самого чудо камня.
Теперь краткий экскурс по танзаниту. Его нашёл и принёс, один… не буду пока называть кто. Потерпите чуток. Если кратко, то найти камень помог случай. Пожар спалил на поляне и деревья, и траву, местами оголив неизвестные синеватые камни. Их решили показать специалисту, который занимался поиском рубинов и сапфиров. Сначала камень приняли за копеечное стекло, под воздействием огня обрело синеватый оттенок. Потом – за почитаемый и дорогой сапфир редкого окраса. И только, досконально разобравшись, увидели в нём новую и необычайную разновидность циозита (zoisite). На английском языке это наименование схоже со словом «суицид», что сочли неприемлемым с маркетинговой точки зрения. В честь страны, где был найден камень, его назвали танзанитом. Так, вот, вернёмся к многоточию, что осталось выше: камни нашёл и принёс один из воинов племени масаи. И тут они засветились, только стал ли он богат? – пытался, но так я и не смог выяснить. История об этом умалчивает. Возможно, пока умалчивает. Но, скорее всего, говоря нашими словами: обули его в лапти.
Позже выяснилось, что индусы подмяли под себя весь рынок камней. И это неспроста. Известно, что около 95 добываемого цоизита имеет коричневатый цвет, остальное - танзанит. Единственная в мире добыча ведётся в районе города Аруша в глубинах западного подножья Килиманджаро. Отжигом цоизита (в результате чего камень меняет окраску на фиолетово-сине-малиновый с разными оттенками и становится танзанитом) занимаются в основном индийские компании. Они же являются покупателями этой продукции и, как я убедился, одновременно продавцами.
От города Моши до начала выбранного маршрута Марангу (Marangu Rout), что ведёт на Килиманджаро – рукой подать. Так вот, в статье о восхождении на Мак-Кинли, мной было использовано достаточно известное выражение: «Все дороги ведут в Рим» или «All roads lead to Rome». Тогда мне казалось, что на краю высотного полюса собрался весь Белый Свет со всех уголков Земли. Здесь же, у подножья великой африканской горы мы встретили столь много сильных и, порою, далёких от альпинистских устремлений подняться на вершину чёрных людей, в обшарпанной и разношёрстной одежонке, но желающих час за часом шагать с твоим грузом на своей голове. Их называют портерами (от английского Porter, то есть носильщик). Словом этим именуются сорта тёмного пива, не только известного – английского, но менее раскрученного - российского, а также танзанийского. Будете в Танзании - непременно попробуйте. Уверен, что захочется ещё разок повторить.
Но и это не всё! Прибавьте сюда ещё армию туристов, альпинистов и просто желающих поглазеть на чудеса и экзотику местной флоры и фауны и ухватить с собой массу ощущений, которые обязаны, повторюсь – обязаны, нанять себе портера. Не гида, а именно носильщика. Мы же почти ежегодно и круглогодично 15-ти тысячным полчищем жаждущих зрелищ и острых ощущений, обложив гору со всех сторон, наступаем на её вершину. Сейчас я понимаю, что тогда ошибался: именно здесь знаменитый Рим, коль столь большое число людей со всего мира собирает вокруг себя гора. Да и сам-то Рим, географически, не так и далёк.
Да, как и все громадины разных континентов, Килиманджаро не только объединяет, но и кормит людей. Вокруг гор организована мощная туриндустрия. Но то, что мы увидели – лишь элемент индустрии - это биржа, натуральная трудовая биржа, где для чёрного безработного человека стремление хоть что-то заработать и тем самым накормить семью, может обрести шуршащую денежную форму. Тогда ещё не было многочисленных сертифицированных компаний и гидов, готовых вести людей на Кили портеров тут же, у подножья горы, и набирали. Стоимость их услуг за сутки составляла примерно три доллара. Сейчас она выросла. Впрочем, не уменьшилась и численность шарлатанов всех мастей, которые и сегодня готовы облапошить Вас так красиво, что найти правду вряд ли удастся.
Представьте, что Вы со стандартным грузом 18-20 кг на голове (или даже за плечами) в течение недели, по 5-6 часов ежедневно, шагаете вверх, а потом – вниз, нагружая и без того уставшие коленки. Но, ведь, добравшись до очередной хижины или палаточного лагеря, Вам захочется присесть, вытянуть уставшие ноги, а порою - понежиться на солнышке, вдыхая чистый горный воздух. Размечтались. Правильно говорят - мечтать не вредно. Не удастся ни то, ни другое, ни третье. Тут Вас снова ожидают не столь великие, но не менее значимые бытовые дела. По ходу я задавал себе вопрос: а выдержал бы я такой напряжённый походный и не особо творческий ритм? И себе отвечал: «возможно, но с трудом». А Вы? И всё это примерно за три тысячи рублей по современным меркам. Не шибко много по нашим представлениям, но за недельный тур их мечта обретала реальную и приличную для африканской жизни сумму.
ДЕТСКИЕ ПОЗНАНИЯ: ЛИМПОПО И ФЕРНАНДО-ПО
С детства я мечтал, но мечтая, не думал, что попаду в Африку и увижу белые снега, многочисленных животных и людей иного мира. Для меня, надеюсь, и для многих из Вас, первое знакомство с этим континентом и его обитателями состоялось благодаря строкам Корнея Чуковского из сказки «Айболит». Помните, как читали нам наши мамы её начало: «Вдруг откуда-то шакал на кобыле прискакал: «Вот вам телеграмма от Гиппопотама!». Приезжайте, доктор, в Африку скорей и спасите, доктор, наших малышей!». Кто из нас не помнит про реку Лимпопо или гору Фернандо-По? Но в детские годы мы не задумывались над сутью этих наименований. Многие годы я полагал, что столь артистичные названия, не иначе, как авторский литературный вымысел. И только после поездки в Танзанию, полазив по интернету, узнал, что река Лимпопо, действительно, существует. Более удивительно то, что Limpopo River или Крокодиловая река является одной из самых крупных рек на континенте, а расположена она в Южной Африке.
С горой сложнее. Это остров, вот он-то, находится в Центральной Африке на территории Экваториальной Гвинеи. Несколько столетий назад капитан португальской каравеллы Фернандо-По открыл удивительный по красоте остров и именовал его «Формозой» (что означает «Прекрасный»), но имя это не прижилось. Сейчас его называют Биоко. А вот, гора с кратером потухшего вулкана, ставшая главной достопримечательностью острова, там существует.
Тогда же впервые узнал о горе Килиманджаро. А позже, слыша про эту громадину, невольно вспоминал словосочетание, ставшее названием повести Эрнеста Хемингуэя «Снега Килиманджаро», что само по себе не укладывалось в здравое понимание. Снег и Африка… Согласитесь, Африка ассоциируется с жарой, бескрайними выжженными песочными пустынями и поясом экваториальных тропиков. Причём здесь белый снег, что является продуктом холода? Снег здесь анахронизм. Но оказалось, так оно и есть, что белые массивы удачно вписываются в здешние пейзажи. Не будь снега, поблекли бы и скалы. Забегая вперёд, отмечу, что поднявшись в африканское поднебесье, мы не испытывали жары. Наоборот, как и тысячи наших предшественников мы вылезли туда до солнца и основательно продрогли в ожидании его красочного восхода. Как видите на фотографии, на нас надеты не только шерстяные шапочки и перчатки, но более тёплые вещи: пуховки и стёганые брюки, двойные пластиковые ботинки. Сейчас всё устаканилось и Африка ассоциируется и с жарой, и с тропическим климатом, и с белым снегом, и даже с огромными массами синеватого льда.
Следующий шаг моих незамысловатых африканских познаний был связан с весёлой и шуточной песней Владимира Высоцкого. Напомню Вам слова из его песни: «…в жёлтой жаркой Африке, в центральной её части…». Она пришлась по душе не только мне, но значительно позже и моему сыну. Будучи маленьким, он, порою, в семейном кругу выдавал свои сольные концерты. В репертуар Кирюши входила и эта песня. Его ставили на стул и, жестикулируя ручонками, он исполнял её задорно, громко и с огоньком: «…Слон сказал не разобрав: Видно быть потопу! - Здесь Кирюша делал паузу, как бы подводя итог, и с чувством, тактом, расстановкой продолжал: - В общем, так, один жираф влюбил-л-л-ся (тут он тянул букву «л») в антилопу». При этом в нашу сторону посылал детские воздушные поцелуи.
Надеюсь, читателю понятно, что изложенное выше весьма условная, но не совсем далёкая от истины схема моих ранних познаний об этом континенте. Увлекательных книг об Африке, безусловно, значительно больше. Наши родители, читая перед сном о приключениях доброго доктора Айболита, сами того не подозревая, закладывали в нас на перспективу заветную и очень привлекательную мечту. Не только занятие альпинизмом и стремление подняться на Килиманджаро, но и та самая мечта из детства, годы кряду, двигали моими, и надеюсь, вашими устремлениями попасть на этот удивительный и загадочный чёрный континент с её белоснежной жемчужиной - Килиманджаро. Традиции сквозь пальцы не исчезают. Иначе им грош цена. Вы можете представить себе жизнь Вашего ребёнка без сказок Корнея Чуковского? Они сохраняются и кто-то из Вас, посетивших экваториальные края, вспоминал о своём детстве, о книгах, что впитывали Вы, которые и сегодня читаются уже Вами своим малышам и теребят их души. Среди них – добрый доктор Айболит. Дай Бог ему здравия на многие - многие поколения читателей.
ЛЁД ТРОНУЛСЯ, ГОСПОДА ХОРОШИЕ
Первый этап экспедиции был построен таким образом, что практически вся группа из 15-ти человек пошла на вершину по классическому пути, чтобы подняться на Килиманджаро, а основной команде получить акклиматизацию для второго восхождения по более сложному маршруту.
Организацией экспедиции занималась компания ZARA international travel agency (Moshi). Феликс (Feliex Olotu) – её подданный и наш гид, личность для портеров непререкаемая. Демократия у этой разношёрстной гвардии условно осуждаемая: либо делай как велено, либо шагай вниз и отбывай там наказание. И уж точно: провинившийся не попадёт обратно в команду. Это Танзания, друг мой, а не либеральная Россия с её размазанными ценностями.
У подножия массива я почувствовал себя белым человеком (I felt the white man). Дело в том, что для альпиниста нести свой рюкзак – привычная обязанность. Нет, не обязанность - необходимость. Здесь же основной груз возлагался на африканцев. Не стоит говорить негры, потому как сами они это слово воспринимают с обидой. Скажу точнее – как оскорбление. Лучше, если их называть чёрные или нигеры. Вернёмся к портерам. Это их профессия. Изначально я чувствовал себя не в своей тарелке. Рюкзак для восходителя, что для пирата сундук с сокровищами, который должен быть рядом с мушкетом. Место же мушкета за поясом. Пояс на тебе. Рюкзак защитит при надобности, согреет в непогоду, выступив в качестве укороченного спального мешка, а в экстремальной ситуации сослужит роль носилок для пострадавшего, что будет восседать за плечами. Только пообщавшись в той среде, я понял, что нести свой рюкзак самому непозволительно потому, как означает оставить их без единственного для тутошних мест заработка. Вот, и укрепилось понимание, что стал я белым человеком. После этого лишь успокоился. Надо отдать им должное, медленно, грациозно, но с настырностью лёгких танков, прут они вверх груз на своих головах: будь-то рюкзак с лямками для плеч, баул с грузом, хворост для костра или канистры с бензином. Им по барабану. Они шли автономно. Мы - тоже. Уже на спуске я решил потягаться с одним из портеров и увязался за нигером. Он понял вызов и ускорил шаг. И мне пришлось напрячься. Так и шли, бок о бок, но его - то тяготил груз, а меня лишь бесшабашные мысли. И их много ли? Считай, пустой. Шли долго, не уступая первенство. В какой-то момент мне показалось, что наше соперничество обретает некую бессмыслицу плечами, лёгонький рюкзачок с подручной поклажей и комизм. Вполне вероятно, что я сдался и искал повод выйти из игры, сохранив лицо неплохого ходока? Помахав ему, я сбавил темп. Он улыбнулся, вытащил руку из кармана и поднял вверх большой палец. Мы остались довольны друг другом.
Странно: мы носим рюкзак за плечами, размеренно шагая по тропе. Портеры несут груз на голове не спеша, а шерпы, что в Непале, перемещаются быстрыми перебежками на короткие дистанции с лямкой на лбу и с конической корзиной или негабаритным грузом за спиной. Устроить бы забег с грузом на ту же Килиманджаро и выявить, чья техника переноса груза предпочтительней?
В течение трёх дней мы поднимались по тропе, набитой десятками тысяч ног. Сначала в тени высоченных баобабов, переплетённых лианами, гигантских папоротников и ещё, одному Богу известно, каких-то деревьев. Идёшь себе спокойно, прислушиваешься к звонкому щебету и напевам горластых птиц. Ритм выбираешь сам, и никто тебя не подгоняет и на пятки не наступает. Но иногда свист и цоканье каких-то существ заставляли задуматься: кто же это? И от звуков неизвестных мурашки проскакивали. Однажды я увидел несколько обезьян. Они отличалась от обычных сородичей синеватым оттенком шерсти. Хотел их сфоткать, но не тут-то было. Они шустро переметнулись на соседнее дерево. Я за ними. Они дальше и выше. Так метров на 25-30 углубился в заросли. Осознав, что тут не родная светлая берёзовая роща, а мрачный полудикий тропический лес, остановился и попятился назад.
Ума хоть на это хватило. Переплетённые лианами деревья, выглядели во мраке, что согнутая клеточная арматура. Те самые зазывалы сгинули и больше не вдохновляли меня на творческие подвиги. Казалось, что птицы притихли, а кругом шум – ни шум, шорох ни шорох. Как перед грозой. Выйдя на тропу, рьяно рванул вперёд. По ходу задумался, а как же первопроходцы пробирались через этих дебри сотню лет тому назад? Тогда, поди, и зверья в джунглях хозяйничало больше, а стало быть, и различных звуков не счесть, и страх, очевидно, сопровождал путников. Хотя не пронизывает африканские дебри истошный звук ужасного тасманийского дьявола, что обитает близ Австралии, но и от местных кричал - дух захватывает. Прорубать с помощью мачете тропу в густых зарослях – дело не лёгкое. Даже представить себе трудно, как они продвигались? Недаром их заслуженно называют первопроходцами.
Продвигаясь вверх, нам встретилась пара пожилых людей с портером. Они шли медленно, похоже, что устали, в аккуратной одежде и со счастливыми лицами. На тропе принято приветствовать друг друга. Поравнявшись, мы не могли не остановиться, не обмолвившись добрыми словами с этими людьми. Пара оказалось из Австралии. Ей – 76, он на четыре года старше. Высокий, бодрый и весёлый. Удивительная встреча с парой, почтенного возраста, от которых веет позитивом и вдохновляет на горные подвиги.
Поднявшись выше джунглей, попадаешь в страну вечнозелёных кустарников и рододендронов, с необычными для нашего глаза рощами. Кустарник сменился болотом со специфическим запахом гнили и северной клюквы. Не часто в горах встретишь под ногами хлюпкое болото, но местами идём по хорошей тропинке через открытую пустошь, покрытую травянистым вереском. На этом участке встретилась роща из необычных деревьев. Первое впечатление о ней такое, будто стоят деревья, верхушка которых из огромных листьев и очень толстый ствол. Овальной формой они, почему-то, напомнили мне стильную и сексуальную женскую стрижку под горшок, что стала популярной после ошеломляющего успеха британской рок-группы The Beatles из Ливерпуля. На поверку же оказалось, что это не ствол, а отсохшая листва и само дерево – не дерево, а род сорной травы, называемый гигантским крестовником. Вот вам, нате в томате. Не верьте глазам своим. Больше бы такой сорной травы нам в Россию завезти, чтобы брошенные поля расцвели и людей радовали. Жаль, что семян не прихватил. Может быть прижилась. А то в хрущёвские времена завезли для корма скота хрень северо-американскую - борщевик, который мутировал, загадив всё, и до сих пор земли наши не избавлены от этой гадости. Такие, вот, чудеса выбрасывает Африка, и как бы не называли этот каприз природы, редко кто из восходителей не сфотографируется около него. Мы не стали отступать от хорошей традиции.
Через систему промежуточных лагерей с сугубо африканским созвучием Мандара (2743 м), Хоромбо (3720 м) мы поднялись к последнему цивилизованному пристанищу – хижинам лагеря Кибо. Высота 4750 м. Здесь не побегаешь. И резкие движения отдаются стуком в голове. Не зря же весь мир знает, что высота – она и в Африке высота. Конечно, впечатлил длинный переход по «лунной» поверхности. Удивительное по красоте безжизненное пространство, усеянное разноликими камнями и, скорее всего, засыпанное когда-то пеплом бушевавшего вулкана. Шикарный обзор позволяет видеть, сколь многочислен поток людей одновременно поднимается вверх. Весь переход – сплошные раздумья и сравнения, за которыми время пролетает быстро. Сравнения с Аляской, с нашими горами. Шеститысячной вершины севернее, чем Денали (Мак-Кинли) нет. Килиманджаро – её противоположность во всех отношениях. Мощнейшее на земле оледенение характерно для Аляски, а экзотика джунглей и саванны – для Танзании. Там за плечами увесистые рюкзак сани, пуховая одежда, здесь – воздушный рюкзак с мелкой оказией. На Аляске нас преследовали мороз, ветер и снег, в Африке, у подножья жара, а на подъёме в джунглях – дожди. В здешних местах хорошая погода, похоже, исключение, чем правило. Всё больше кратковременные дожди и затяжные туманы. Прелесть гор во многом определяется подобными контрастами. Представить себе не мог, что в этой африканской стране с масштабной безработицей и нищетой в промежуточных лагерях установлены уютные для горных условий хижины с солнечными батареями. Внутри приличные мягкие матрацы. Тут же необычный водопровод, одетый в бетон. Какой шок может испытать россиянин, увидев их здесь два десятка лет назад, и не видя подобного на родине первого космонавта? Из-за вулканического происхождения Килиманджаро хижины базируются на мощных сваях. Было чему поучиться у танзанийцев. Хотя бы тому, как устроен туристский бизнес. Взять ту же без мусора и окурков тропу или лагеря, места которых расположены таким образом, чтобы даже неподготовленному человеку можно было за три – шесть часов подняться с одной ночёвки до другой, особо не напрягаясь. Причём между нижними лагерями расстояние минимальное, чтобы не акклиматизировавшийся человек не проклинал на подъёме всех и вся. Такой ритм позволяет Вам и отдышаться, и собраться с силами, и снова отправиться в путь. Наверное, потому район Килиманджаро столь популярен. И природа платит им сторицей: идёт валюта, сотни аборигенов обеспечены работой, строятся дороги, прекрасные терпеливы. Они понимают свой статус и знают своё место, но их не стоит баловать. Однажды, уже в верхнем лагере, я отдал отели, растут города.
Портеры скромны и своему носильщику лёгкий костюм из балони, который защищает от ветра и дождя, ибо смотреть на то, как он мёрзнет было невозможно. Так подошли другие с такой же просьбой, но гид Феликс тут же «поставил их на место». Для них - домишки тесные с минимумом удобств. Но сказать, что это сараи я не могу. Больше бы таких сараев в наших горах. Конечно, они топятся по-чёрному и с дымом из-под крыш, здесь же спят и готовят, но на то не стоит смотреть: аппетит лучше у Вас точно не будет.
Что касается носильщиков, то с ними мы быстро нашли взаимопонимание. Иначе и быть не могло, ибо горы объединяют людей. На Аляске после быстрого восхождения американцы, похлопывая по плечу, называли нас «crazy», то есть сумасшедшие. Портеры ещё больше «зауважали» всех нас, прослышав о желании группы взойти на вершину по западной крутой не пройденной стене. Хотя ни все туда должны были идти. Признаюсь, я не ожидал, что подняться на вершину будет так непросто. Сказались и бессонная ночь, не совсем грамотная (в тактическом плане) постановка самого восхождения и, как оказалось – элементарное пищевое отравление. Словом – сел в лужу. Как и все мы вышли ночью, наспех перекусив в темноте. Всё шло как обычно. Идёшь на автопилоте и постоянно ведёшь борьбу со сном. И всё бы ничего, но часа через два-два с половиной подкатила апатия. Ноги заплетаются, через усилия, еле переставляю их.
Был в разных ситуациях и на высотах значительно выше нынешней, но подобной реакции на высоту за собой не наблюдал. Изначально подумал, что горняшка донимает. Всё ж, высота под шесть тысяч метров, но голова кристальная и не болит. Хочется уснуть. Крутит живот, и силы тают. Бреду по осыпным камням, проклиная себя, и даже мощный сине-серый свет большого лунного шара не радует, а мой постоянный напарник и оппонент – внутренний голос посмеивается, подсказывая мне:
- - Тюфяк ты драный, что же ты чая то полу кипячёного напился, да и от яиц, не сваренных, как положено, не отрёкся. Ох, ты, дожил. Позабыл даже, что делать надо в таких ситуациях?
И впрямь, из головы выскочило. Наконец остановился, сунул два пальца в рот и … сделал то, что делают в этом случае. Спустя время разошёлся. Жизнь наладилась. Так, не спеша и пошагал выше. Вся группа поднялась под утро при блеклой луне. Пришлось ждать восхода солнца, чтобы сделать кадры для будущего фильма. Это особо приятные моменты: когда на твоих глазах природа оживает, наливаясь сначала сине-серым, затем томно - лунным, а позже ослепляющим - ярко жёлтым цветом с размытыми красными прожилинами над тёмным профилем соседней горы Мавензи (Mawenzi, 5149). Сердце замирает и первое ощущение таково, что картинка эта будет продолжаться ещё и ещё долго. При виде столь божественной картины всё должно замереть, но ветер не сдавался, приводя нас в чувство и разгоняя божественные облака. Возможно, это и есть состояние блаженства для одних людей, сравнимое с нирваной для других. Увы, время беспощадно. Постепенно оно размывает краски, свет заполняет всё пространство и вот, мы уже в мире иных картин и иного света. Мы вновь возвращаемся в привычный глазу высотный мир. Красивы вершины. Прекрасен сам кратер. Представьте себе, усечённую воронку около трёх километров в диаметре. Он притягателен и манит спуститься вниз. Миллион лет назад из этого жерла выбрасывались раскалённые камни, и извергались всё поглощающие потоки лавы. Сколько же столетий потребовалось природе, чтобы создать самую высокую гору с основанием почти в сотню километров? Когда-то тут было жарко, а сейчас противоположная сторона кратера окаймлена мощным ледовым барьером. Гора покрылась льдами и белыми снегами, теми самыми, которых прославил знаменитый писатель Эрнест Хемингуэй. Мечта свершилась! Хорошая и красивая. Путь к ней был долог и не прост. С самого детства. Здесь холод, а там внизу по-африкански знойная жара и душа просилась к теплу в иную сказку.
После спуска с вершины мы разошлись, пожелав команде удачи. Им предстоял двухдневный переход под западную стену и работа на ней, а нам - спуск и утешительный трёхдневный тур по саванне. Видимо, не судьба, хотя судьбою управляют всё те же люди..
САФАРИ - ИНАЯ СКАЗКА
О сафари можно рассказывать долго. Оно заслуживает того.
Прошли годы. Как-то нагрянули к нам в гости внуки. Их трое: двойняшки Ваня с Пашей и трёхлетний Александр. На моём столе был открыт альбом с фотографиями, снятыми в Африке. Ванька прильнул к нему и звал Пашку, указывая на зверей. Иное их не интересовало. Мне посыпались вопросы: где, как и кто это такой, а вон тот? Начав рассказывать, я обмолвился словом «сафари». Ванька, что старше Пашки на пару минут, спросил меня:
- - Дед, а что значит сафари?
- - Сафари - это путешествии по саванне на машине, - ответил я, - с тем, чтобы
- познакомится с животным миром и природой Африки. И добавил: «Путешествие с
- фоторужьём в руках».
- - А что стрелять в зверей нельзя?- получил я ещё один вопрос от Вани.
- - Теперь нельзя, а то в тюрьму попадёшь.
И уже Паша спрашивает, про саванну. Пришлось рассказывать им то, что было два десятилетия назад. Сейчас постараюсь воспроизвести тот рассказ. И так… всё я мог представить, но только не то, что предстало перед глазами и объективами фотоаппарата. Почти пятисоткилометровый тур на джипах – «Land Rover» с люком для съёмок и наблюдений за живностью, это, действительно, сон из того самого - далёкого детства, когда за чтением зарождался интерес к чёрному континенту. Казалось, что я увидел всех зверей из того самого «Айболит». Кроме крокодилов. Не нашли мы их в засушливый сезон 1995 года. Ни десятки. Ни сотни и ни тысячи. Как в исторических романах В. Яна о монголо-татарском иго: их было тьма. Тут - та же картина. До горизонта. Всё живое. Всё движется. Бородатые антилопы гну с рогами и полосатые зебры, шарообразные страусы с маленькими головами на длинных шеях и поджарые бородавочник, с выстроившимся по рангу выводком, не по форме шустрые, а при угрозе смерти, закладывающие умопомрачительные виражи на такой же скорости и издающие пронзительный визг. Кого тут только нет! Все жуют. Кто-то пощипывает траву, а кто-то закусывает другим. Серо-пятнистые гиены, с заниженной задницей, вызывали жуткую неприязнь своим видом. Тут же гиеновые собаки, шакалы и марабу, стервятники всех мастей. Поодаль высоченные жирафы, слоны и носороги, вездесущие обезьяны… Птиц тьма: одни в полёте, другие, как розовые фламинго - на зеркальной поверхности озера в кратере Нгоронгоро, третьи - отсиживаются на спинах страшенных толстяков бегемотов и чистят им шкуры. Ползающих и летающих, плавающих и прыгающих – тьма. Видели страшных и удивительно красивых, с хохолками и гривами, с рогами и без.
Всех не перечислишь, не говоря уже о вездесущих их мини собратьях – комарах, оводах, жуках, ящерицах и пауках, от которых: бр-р-р-р, запереться хочется. И мухи, мухи, мухи всюду, и чаще всего - на лицах масаи в их деревнях пропитанных запахом коровьего и козьего навоза.
Но африканское сафари – не только ох, да ах и сверху бантик. Сафари показало, что Африка - это и красивые экзотические картинки, но ещё и грандиозная фабрика смерти. Разбросанные по всей саванне остатки животных тому свидетельства. Практически каждое млекопитающее, рептилия или птица, будь-то маленькая и неказистая или огромный стервятник, я уже не говорю о царе зверей - льве или о водных властелинах - крокодилах и бегемотах, словом, каждая тварь хочет засунуть себе в пасть, в клюв или в рот другую тварь.
Кто уж совсем мал, так, тот научился присасываться к великанам, чтобы не только почистить их телеса от всевозможных блох и слепней, личинки которых паразитируют в теле животных, от оводов и «легендарных» мух – кровососов цеце, но и сам норовит попить их кровушку. Одновременно птицы получают защиту, лучше той, что даёт нам премудрый вексель, якобы гарантирующий возврат вложенных в бизнес средств. В жизни всё по - иному. Примеров тому не счесть.
В национальном заповеднике Серенгети (Serengeti) нам довелось видеть звериный пир: львы завалили мощного африканского буйвола. Буйвол защищает себя не только горой мышц, мощными рогами, но и не пробивной для пули частью лобного нароста. Увы, ничто не помогло ему на этот раз. Вы, конечно, знаете, что при охоте львиным прайдом - прерогатива, обязанность и право отдаётся львицам. В царстве, где доминирует матриархат, кто же станет полагаться на льва? Он же - царь зверей и по совместительству – барон саванны, облачённый гривой, словно пожизненным венцом. Ему нежиться в тени древа статусом предписано. Вот лев и нежится, но к столу подходит первым. Когда, насытившись, отваливает, то за тушу принимаются добытчицы. Молодой самец тоже знает своё место. Лёжа около туши, он слюной изошёл от исходящего запаха парного мяса, но как только попытался оторвать кусок свежатины, тут же, бросок львицы в его сторону, охладили пыл страдальца.
В это время на ветки дерева, под которым пировали звери, слетались и терпеливо ожидали своей очереди скопившиеся грифы. Птичий инстинкт подсказывал им не спешить и наблюдать сверху, но осмелевшая часть грифов, снизошла наземь. Подгонял их голод и запах крови. Самые смелые из собравшейся банды, подёргавшись чуток, вжали свои головы в крылья и двинулись к мясу мелкими шажками. Нет, они не рвались к жертве сломя голову. Жизнь научила их иному. Надо видеть, как крадучись продвигались стервятники. Шли покачивающейся воровской походкой с остановками и оглядкой. Подойдя к жертве, клювом отрывали куски мяса, пытаясь тут же проглотить их. А что же те, кого мы нарекли царями саван? Те, тоже поглядывали за наглостью мелких соседей по трапезе и показным броском с рыком и зубастым оскалом пытались продемонстрировать своим подданным мощь и властное величие. Театр под небом, да и только. Отлетев на пару метров и выждав момент, грифы вновь наступали и тянули на себя «заработанную горьким потом» мясную ткань. В жизни всё имеет аналоги: те наглецы схожи с нашими двуногими барыгами, которые окружают нас в повседневной жизни. Это не все, кто решил поживиться на халяву. Вокруг жертвы снуют гиены. Как же без них? Ни одна, ни две, а стая - дерзкая и агрессивная. Клан гиен - главный враг прайда. Вид у них мародёров, а главное оружие - железные челюсти. Цель – окружив, урвать кусок, а собравшись стаей – отсечь крупного добытчика от жертвы.
Чуть поодаль наблюдали за пиршеством марабу. Они похожи на пеликанов, но крупнее. Не теряя попусту времени, расправив крылья, птицы обмахивают ими себя, будоража воздушный поток, чтобы противостоять жаре. Тактика этих падальщиков иная: готовясь ухватить куски дармового бифштекса, они терпеливо ждали своего момента. Интересно, когда лев попытался сунуться за добавкой, львица, прогнувшись, имитировала прыжок, и так рыкнула на него, что тот ретировался в сторону, прилёг, склонив голову на лапы, и опять начал глотать слюни. Матриархат, сильная вещь. Когда львы уходят в тень, тут, действительно, начинается пиршество. На тушу быка набрасываются грифы и марабу, в свору стремительно вклиниваются гиены и прочая живность. Только перья и клочья шкуры летят. В жёсткой борьбе за добычу, с одной стороны, действует закон строгой иерархии, с другой – сила, острые зубы, когти и наглость. Кое-чему у них научились и люди. Недаром же говорят: «в кругу друзей не щёлкай клювом».
Ещё пример. Несколько раз мы видели одиночных львов и львиц с выводком и без него в живой природе. Но однажды произошёл чрезвычайный случай. На джипах мы направились к одинокому отелю, аккуратно вписанному в камены выходы скал посреди саваны, чтобы размять ноги свои, попить воды и поглазеть на воздушные шары, невесть откуда взявшиеся над выжжённой солнцем саванной. Картина сюрреалистическая: над деревьями в медленном потоке плывут два воздушных шара. Пока то, да сё подъехали, вышли из машины, а шары уже оказались на приколе. Дамы с кавалерами, насмотревшись с высоты птичьего полёта на окружающий растительный и животный мир, ушли ужинать. Остались резвиться лишь мартышки. Я снимал их.
Юркие и наглые мартышки совестью обделены. Они даже в карман за кормом залезут, не говоря о том, что схватят из твоих рук и то, что к еде отношения не имеет. Лови их потом. Съев всё, что у меня было, они умчались к сородичам. Возможно, их спугнули нагрянувшие павианы. Их цель та же - поживиться. С этими громилами надо быть особенно осторожным. На себе познал. Вдруг что-то им не понравилось, и они шмыгнули за невысокий кустарник. Меня тоже потянуло туда. Оказалось, что неподалёку от отеля у дерева была свалка пищевых отходов. Свалка – кладезь для своры падальщиков. Поснимав марабу и павианов, обошёл дерево, сделав несколько снимков грифов, сидевших на ветках. Вдруг слышу чей-то окрик. Промелькнуло несуразная мысль, никак засекреченный объект сфоткал. Оглянулся. Навстречу идёт нигер. Он машет мне рукой, говоря явно взволнованным голосом:
- - Come here. See there …(Иди сюда. Смотри там …).
- Я не понял кто там?
- - Look, where is a lion and lioness. Vaughn, see. (Смотри, там лев и львица. Вон, смотри).
И показал мне рукой.
Обернувшись, я обомлел. Метрах в пятнадцати от меня, в траве, стояла львица. Взор её был обращён на меня. Рядом лежал равнодушный лев. У меня всё опустилось. Потихоньку, оглядываясь, я пошёл восвояси. До сих пор не знаю, почему не рванул, но сейчас понимаю, что это могло стать неудачной и необдуманной попыткой. Благо, что тормоз подспудно сработал в голове. Тот фортель вспоминается с улыбкой. Тогда мне было не до смеха. Два, три, от силы - четыре прыжка и ты на крючке, точнее – на когтях. Видимо, не приглянулся внешностью, а может, худоба не прельщала диких властелинов саванны:
- - Не царское это дело на худых зубы свои портить,– подумал, видимо, лев и тормознул свою спутницу.
Спасибо ленивому льву и тому нигеру, что вовремя появился. Меня часто тянет туда, куда не следует. Причина тому фотоаппарат. Он всегда при мне, а за удачный снимок, как за коня, можно полцарства отдать и рискнуть где-то. Но рискуешь тогда, когда знаешь, что тебя ждёт. Тут иной случай. А вот, ещё эпизод, но из иной оперы.
За день мы изрядно намотались и уже встали на ночёвку в палаточном городке, заранее приготовленном гидами. О чём-то вели разговор, когда мимо, метрах в 8-10-ти, проходила стая павианов. Ничего особенного. Столько их видели. А тут не спеша идут две мамашки, у одной детёныш сверху сидит, будто управляет ею, у другой – снизу за шерсть держится. Бегу с фотоаппаратом по примятой траве. Вдруг сбоку, из высокой травы со свирепым оскалом и поднятыми лапами бросается мне наперерез самец. Пресёк он мои благие порывы и замер в позе нападающего. Вожак, наверное. Оскал его был, воистину, звериный. Анастасия - единственная в нашей среде дама в критических ситуациях изрекала: «О, мама – роди меня обратно». Мне хотелось повторить её слова. Сердечко не то что ёкнуло, а чуть не разорвалось. Я оторопел и попятился назад. Из палатки достал банан, приблизился и бросил вожаку. Тот, видимо, оценил преподнесённую человеком дань и поднял его, взял в руку, простите, в лапу и, как мы, раскрыл шкурку банана. Смачный получился тюльпан. Присел и съел не спеша сердцевину. «Да, губа – не дура, - подумалось мне. Павиан толи охладел ко мне, толи стали мы закадычными друзьями. Тем временем, я успел воспользоваться моментом и сделать пару снимков. Одним словом, променял вожак за бросовый банан свой гарем, а вместе с дамами и детёнышей. Обидно мне стало за него. Ох, как обидно. Мужик всё же, по снимку видно. Хорошо, что мы не от них произошли, а от тех, что мордой получше и у кого извилин побольше. Ведь пагубные гены изгнать из себя даже за тысячелетия весьма и весьма трудно.
Не могу не сказать ещё о двух гигантах Африки. Мы въезжали в лесную часть заповедника Нгоронгоро, когда яркое солнце светило прямо в глаза. Вдруг на фоне верхушек деревьев я увидел профиль двух чудовищ, будто вырезанных из огромного листа чёрной фанеры. Что-то они мне напоминали. Не иначе, как жирафы. Похоже, они. Профили обрели свой лик после того, как машина свернула в сторону и солнечные лучи осветили пятнистое тело, длиннющие ноги и малюсенькую голову с ушами на конце конической шеи. Жирафы пощипывали листву с верхушек деревьев. Во, приспособились! И конкурентов нет. Умные. Не склонять же им свою шею и ноги до травы. Так и помереть можно. Да, вольный жираф – ухоженный красавец, гораздо упитанней циркового, не говоря о тех, что пребывают в зоопарках. А как гордо держат они свою осанку, плавно и грациозно ходят, но бегают по уродски. Переживаешь за них: вот-вот споткнутся. Красавцы всё же.
Нам везло. Вскоре повстречался иной гигант – слон одиночка, что не характерно для них. Слоны связаны семейными узами и бродят вместе. Мне показалось, что он был не в духе, поскольку дёргался из стороны в сторону и всё норовил приподнять лежащие под ногами деревья. Повздорил, видимо, а силу и пыл свой не на ком было выплеснуть. Всё бы ничего, но вдруг он замахал ушами, и, развернувшись, направил свои бивни, словно огромную белую рогатулину, в нашу сторону. Покачав головой, приподняв хобот и фыркнув, слон уверенно двинулся вперёд. Мысль о том, что джип для него - игрушка сразу пришла на ум и не обрадовала. Что там у него в голове творится – кто знает? Образ добродушного громилы обманчив. У него бывают гневные бзики. Признаюсь, с Игорем мы струхнули столь ретивого поведения. Но слон оказался умнее нас и вовремя остановился. Благородное животное. Как тут не сделать пару снимков на фоне одинокого громилы?
На фотографии, что слева, весёлая компания: А. Кузин, В. Алфёров, И. Коренюгин. Мы остановились около беседки, чтобы попить водички и размять застывшие от сидения тела. Разговор был не о чём. Делились впечатлениями от увиденного за день. Вдруг Дима Филипченко неожиданно для всех нас вскакивает из-за стола с криком и мечется из стороны в сторону, стряхивая что-то со своей светлой рубашки. В отчаянии и с криками он задавал себе и нам вопрос:
- - Почему, почему ко мне, именно ко мне привязалась эта тварь?- вторил ещё и ещё.
Действительно, почему? Кстати, от разных тварей мы делали прививки, глотали таблетки, лечились джином. Джин, как оказалось, в умеренных дозах перед едой - самая лучшая профилактика от зараз. Ни все этим прониклись и потребляли его. Кто-то брезгливо морщился. И всё равно чисто психологически синдром довлел над некоторыми из нас: каждый комар казался малярийным, а каждая муха – цеце. К тварям потом привыкли. Этот случай показал, что только корреспондент «Комсомолки» до конца экспедиции так и не избавился от неприязни. Поэтому напоследок гигантская зелёная саранча повисла именно у него на груди, чем ввела его в ступор. По возвращении домой двоих москвичей всё же достала малярия. И прививки не помогли. Не демократично отрываться от коллектива, хоть и небольшого, но знающего толк в некоторых напитках.
КТО ОНИ, АФРИАНСКИЕ МАСАИ?
Ступай своей дорогой. Живи там, где живёт твоя кровь. Твоя родная Стая.
Напутствие медведя Балу. Маугли.
Самой многочисленной из племён, населяющих савану Танзании и соседней Кении, являются масаи. О, это особый народ. Существует несколько версий их прихода на африканский континент. Скорее всего, корни этого народа в районах Верхнего Нила, то есть Верхнего Египта. Однако некоторые историки относят их племя к потомкам римского войска, раненые которого были оставлены на севере африканского континента. Когда-то мне довелось подниматься по длиннющей азиатской осыпи под жарким солнцем. Ты делаешь шаг вверх, а осыпь на пол шага сползает. Наконец выбрались на каменную основу. Пройдя ещё с часок, мы вдруг увидели нечто похожее на юрт. В Фанах, и вдруг юрты. Несуразица какая-то. Редкими мелкими камнями обозначена граница поселения. Откуда-то вывалила арава малышей - голодранцев. Мал мала. Они просили всё: верёвка е? значок е? фонарь е? Мы отдали, что могли и не спеша двинулись дальше. Подходим к одной из юрт. У входа сидят пожилые женщины в платках и вдруг, как по команде, они натянули свои платки до уровня глаз. И с протянутыми руками обратились к нам: аспирин е? анальгин е? Нас заранее предупредили о возможной встрече и мы запаслись таблетками, чтобы отдать их кочевникам, а взамен получить горное мумие. Так, вот, ещё внизу таджики говорили, что кочевые племена, живущие в высотном поясе Фанских гор и изолировавшиеся от сообщества, являются потомками раненых воинов, оставленных здесь ещё со времён похода Александра Македонского. Эта версия популярна в тех местах. Мужчин мы не видели, а вот малышня, действительно, унаследовала от кого-то золотистый цвет волос и голубые глаза.
Ну, да ладно. Оставим эти версии. Что из того правда, а что нет – долго ещё будет обсуждаться. Но то, что они не схожи с африканцами – точно. Вглядитесь в лица из серии фотографий и, возможно, Вам покажется так же, как и мне, что одна из них – загоревшая монголка. Второй, что с палкой и цепочкой на запястье, схож с бразильскими футболистами. Конечно же, он не Эдсон Арнтис ду Насименту более известный как Пеле, но всё же и не римлянин. Старый дед, из-под полосатой накидки которого выглядывает пиджак, возможно, наш соотечественник – бомж, бывший театрал, что по политико-моральным мотивам переметнулся к свободе и до сих пор косит под гонимого прошлым, не очень-то демократическим режимом. Словом, чудачеств у них хватает.
Важно то, что масаи сохранили независимый дух. Если судить по их антуражу, демонстрации воинственности и доспехов (в руках – копьё и палка, сбоку – короткий меч, кинжал или топорик, тоги из ткани), то римский вариант развития истории их жизни тоже не исключается. Однако гордость со временем преобразовалась в некую бутафорию, ибо канули в лета предпосылки для её проявления, а сами масаи во многом адаптировались к нынешней жизни. К примеру, наложено табу на охоту на львов – традиционный обряд посвящения мальчиков в мужчины. Тем самым молодёжью завоёвывались симпатии у женской половины племени. Со временем львов стало меньше. По рассказу одного из гидов, за убийство льва можно получить до семи лет тюрьмы. А как же быть с традицией охоты? На смену пришли свои «Олимпийские игры». Они стартовали в 2012 году. Молодёжь с разных деревень теперь состязается в метании копья и дубинки рунгу не по животным, как ранее, а на дальность и точность попадания в цель, традиционных прыжках в высоту и беге. Это новшество. Часть же старых основополагающих жизненных принципов остались: свобода передвижения, неприятие границ, отчасти - игнорирование обучения в школах, преклонение перед коровами и козами, которыми их наделил бог Нгаи, определив масаи собственниками и хранителями скота по жизни, тем самым дал им право воровать скотину у всех, кто ею владеет. Заимствованное из прошлого живо и ныне.
Для масаи гора Килиманджаро (по-ихнему «Нгадже - нгаи» или «Домом Бога») священная, а потому она овеяна мифами. Они до сих пор полагают, что её вершина является местом обитания Нгаи - создателя всего сущего, и мужа богини луны.
Африканцы недолюбливают масаи из-за излишнего внимания к их экзотической внешности и образу жизни со стороны туристов, понимая, что за этим кроются не малые деньги. Ну, а внешность их трудно описуема. Овал лица европейский, цвет тёмный, но не такой, как у нигеров. У женщин огромные дырки в ушах. В детстве девочкам делают надрез в мочках, вставляют деревянный цилиндр, диаметр которого со временем увеличивают. С ростом отверстий растёт почёт да уважение. У мужчин волосы кучерявы и коротки. И наоборот: женщины ходят с бритой головой. Масаи одеваются в яркую накидку, но накидка не всегда в клетку, как юбка у шотландцев. Возможно, это определяется их статусом, может быть размером кошелька или более банально – вкусом. Женщин отличают шикарные круглые воротники со стойкой, собранные из цветного бисера. Как я понял - то праздничный наряд. Они завораживающе покачиваются в их сдержанном танце. Привлекательность усиливается контрастом воротника и цвета лица. С некой натяжкой, можно к ним отнести слова «А я иду такая вся в Дольче Габбана…» из известной песни Верки Сердючки. Помимо военной атрибутики мужчин отличает масса яркой бижутерии. Они стройны, высоки и симпатичны. Для окраски лиц используют охру.
За экзотическим видом невозможно сокрыть сложную жизнь масаи: убогое жильё, представляющее из себя мазанки с использованием веток деревьев, глинозёма и навоза, извечные проблемы с пресной водой, болезни, антисанитарию. Лишь некоторые знают письменность, но в туташний натуральный бизнес часть масаи вписалась не плохо. Они знают толк и цену американским долларам и местным шиллингам. На въезде в кратер Нгоронгоро группу встречала почти вся деревня. Так принято. Видя нас с фотоаппаратурой, подходит ко мне один из масаи и предлагает сделать фото группы за двенадцать долларов. Я ему объясняю, что мне хочется снять лишь одного. Коль их двенадцать, то предлагаю за фото одного зелёненького американца. Он противится. И я упёрся.
Масаи эмоционально рассказывает о достоинствах и красоте собратьев, а у меня деньжат крохи, но я не отказываю ему поторговаться о цене сделки. Он махнул, что – то сказал тому, что с копьём, и мы сошлись на двух единицах. Так появилось фото воина с копьём на краю кратера. Скинувшись всеми, мы заплатили положенную сумму сборщику дани и нас повели в деревню. Территория бона, то есть деревни, обнесена высокими деревянными палками, с другой стороны – колючими ветками деревьев, защищающими от ночных визитов зверья. Звери не редко умудряются перепрыгнуть через забор и утащить козу. Корова для них тяжеловата. Во дворе засохшая грязь. Можно представить себе месиво, что бывает тут в редкий дождливый день. На ногах у них племенные шедевры - самодельные сандалии, изготовленные из автопокрышек. Живут крайне бедно. У нас в самой неустроенной палатке комфортней, чем в их лучшем жилище. От навоза вонь такая, что глаза ест. Посредине очаг. По бокам что-то типа циновок для сна. На том заканчивается убранство жилища.
Масаи народ музыкальный. Их ансамбль уже ожидал белых толстосумов. Наконец начались пляски да хороводы. До мастерство наших им, конечно, далеко. И все же этно выступление интересно. У многих мужчин, а прыгают только они, ноги растут от ушей и длиннее, чем у лучших мировых супер-пупер моделей. Танцуют весело под напевы, хоть и на трезвую голову. Пошли танцы «до упада». Шик показали те двое, что подпрыгивали в такт каким-то сигнальным завываниям своих соплеменников. В этом их шарм. Мы попробовал. Поняв, что куда мне до них, я не стал позориться и ретировался. Однако желание хоть в чём-то походить на героических масаи подвинуло нас приобрести копья.
По итогам общения с масаи, мне показалось, что они заслуживают одновременно и уважения, и сострадания. Верность укладу жизни своих предков представляет собой нечто вроде блестящего фасада, прикрывающего во многом унылый внутренний вид людского здания чёрного континента, хотя и с некоторой долей цинизма можно назвать яркой экзотической игрушкой. Судите сами: масайские поселения – своего рода потёмкинские деревни, куда приезжают иностранцы с кино-, фото- и видеоаппаратурой, чтобы увести с собой кусочек первозданной жизни одного из африканских племён. И мы не были исключением.
ВОЗВРАЩЕНИЕ
На подъезде к границе из Танзании в Кению автобус остановился. Водитель несколько минут улаживал приграничные формальности, а пассажиры покинули салон душного автобуса. Как всегда их окружила детвора, но появились и взрослые женщины, что бывает не часто. Езда меня уморила, сувениры уже все розданы, и я чуть прикрыл глаза. Очнулся от какого-то стука. Приоткрыл свои очи и не пойму, сон ли то, толи явь. От подобных снов по ночам ещё долго вздрагивают, а в гробу переворачиваются. Не хотелось бы того. Стук по раме прекратился. Мне улыбалось что-то несусветное: страшное и яркое с тёмным лицом. О, Боже мой… убереги меня от повторного видения! На какое-то мгновение я вжался в кресло. Положив на раму челюсть без передних зубов, на меня смотрело и прерывисто дышало нечто, сплошь испещрённое морщинами повидавшей жизнь женщины. Остатки коротких чёрных волос с обильной проседью, лицо с худым овалом, большими провалами глазниц и обвисшими дырявыми ушами. Сверху полный набор разноцветной броской бижутерии дополнял, но не украшал её вид. Признаюсь, не хотел бы я увидеть вновь этот шаманский лик и не пожелал бы такое сновидение ещё кому бы то ни было. Убереги их Господь от инфаркта. Пошарив в кармане и отдав ей несколько монет, вышел на солнышко какой-то заторможенный, а образ её всё маячил предо мной. Повернувшись, вдруг поймал взгляд женщины, из-за плеча которой выглядывал мальчуган, укутанный в цветную материю той же расцветки, что у мамы. Как рознились лица двух женщин: тёмное грозовое небо и цветущая земля. Старость и молодость. А мальчишка, так истинно шоколадный кучеряжка. Прелесть, да и только. Подошёл к его маме и попросил разрешения сфотографировать малыша, отдав какие-то деньжата и последнюю белую футболку, уложенную в целлофановый пакет. Она прижала пакет к груди и, улыбнувшись, кивнула. Сделав несколько снимков, поблагодарил её и хотел было уйти, но она попросила фото, видимо думая о том, что мой аппарат, как игрушечный полароид для фотодебилов тех лет, тут же выдаст ей чудо картинку. Чудо не вылезло, и улыбка на её лице сменилась печалью.
- - Maybe, will you give to me the address and I will send to you a photo? (Может быть, Вы дадите мне свой адрес, и я отправлю Вам фото?).
Чуть замешкавшись, женщина побежала к мужчинам, которые, сидели на корточках на обочине дороги и вели разговор между собой. Видимо, она объяснила ситуацию. Один из них вытащил листок бумаги, разгладил его рукой и, оторвав кусочек, что-то написал. Документ был готов, как вдруг наш автобус тронулся. Я заскочил в него. Поняв, что надежда исчезает, женщина стояла в растерянности, не зная, что же делать. Нет, не что-то неприятное, а чрезвычайное и страшное происходило в её душе. Ещё немного и то мимолётное, но ценное для неё исчезнет навсегда. Проехав несколько метров, автобус вдруг остановился у шлагбаума, символизирующего границу с Кенией. Она вновь подбежала в растерянности, я приоткрыл окошко и получил клочок бумаги. То был адрес. Мы вздохнули. И она, и я были рады. С меня, как, наверное, и с неё, свалился отягощавший наши души камень.
Мне до сих пор ценна эта фотография тем, что портрет мальчугана в моих глазах олицетворял будущее Африки. В нём есть приоткрытый губастый ротик, младенческое удивление и искры в круглых по-африкански чёрно-белых глазах, кусочек плеча тёплой мамы и даже шрам над левым глазом, что успела уже оставить на его симпатичном личике нелёгкая тамошняя жизнь. Глядя на фото, я не раз представил себе, как он подрастёт, окрепнет и его, как когда-то меня, потянут к себе белые снега громадной вершительницы судеб целых народов – горы Килиманджаро. Обязательно затянут. А позже, став ПОРТЕРОМ, он лёгким неторопливым шагом с тяжёлой ношей на голове поднимается по склонам всё выше и выше к синему бескрайному небу. Пройдут годы, он наберётся опыта и, будучи уже ГИДОМ, с рюкзаком за плечами поведёт за собой тех, кто, благодаря нему, влюбился в эту сверкающую серебром Великую гору, влюбился в незабываемую африканскую сказку.
* * *
В аэропорту Найроби мы увидели тех наших, кто сафари предпочёл цивильную жизнь кенийской столицы. Вглядываясь в девушку, прошедшую мимо и присевшую неподалёку, мне казалось, что где-то я её уже видел. Загорелая, но явно не африканка. Причёска, что копна сломы вперемежку с волосами и какими-то цветными нитями. Да, это же Анастасия! Она. Точно она. Вместе с Игорем подсели к нашей столичной моднице - корреспондентке из «Московского комсомольца». Ахов и шуток по поводу обретения ею столь экстравагантной причёски была уйма. Надо же такое на голове соорудить ради модного эксперимента. Она реагировала на всё с пониманием, весёло и с кокетством. Хотя, всё объяснимо: впереди Москва, восторги друзей и подруг по перу! Тут же разобрались, что это традиционная и ритуальная причёска называется дредлоки, дредлокс, дреды (от англ. Dreadlocks – устрашающие локоны). В Африке есть свой шарм, неповторимость, экзотика, свои культура, образ жизни и традиции. Порылся в интернете, чтобы не слыть профаном в части понимания современной моды. Комментарий достаточно, но больше крайних, типа: хрень на башке в виде косичек, похожих на советскую мочалку. Нет, не наше это. Не наше.
Вскоре примкнули другие ребята. После изначально бурной встречи тональность разговора обрела иной - грустноватый оттенок. Ну, погуляли, попили, покружились... Словом, отожглись по полной и дали толи наши, толи нашим, как в том анекдоте. Главное, чтобы здоровью не пошло во вред и вспомнить будет что, а потери – так как же в Африке без потерь?
ДОМОЙ…
Вдвоём с Игорем мы возвращались поездом в свой город. Загар выделял нас из пассажирской среды. Сидя в плацкартном вагоне (на лучшее не было денег), мы что-то рассказывали любознательным соседям, конечно же, про Африку. Вопросов задавали много: где, что, как там, неужели? Ах, жирафы! Да, тоже гиены. А это кто? Кто они, мы и сами хотели бы знать.
Заметив на прикладном столике местную газетёнку, я взял её полистать. Интересно, чем тут жил без нас город. Привлекло обширное интервью отрока одного из чиновников большого уровня по местным меркам. Хотя, бери выше, не только по местным. Бахвальное, на двойном развороте листа, не иначе, как оплаченное интервью. Если коротко, то он величал о своих потугах по развитию бизнеса. Было смешно и немного грустно, ведь мне доподлинно известны некоторые из этих самых «героических» потуг. И что-то мне напоминали строки из истории с его бизнесом, возникали какие-то аналоги… Вспомнил о том самом павиане с раскрытой пастью и поднятыми лапами, который чуть погодя, забыл о своих подданных и с удовольствием пожирал дармовой банан. И тот лев – царь зверей с грязной гривой, что сытый от объедок жертвы, оставленных загнавшими её львицами, нежился во благе под тенью неказистого дерева. Вспомнился и паренёк, что зарабатывал на жизнь, торгуя своими поделками под безжалостным африканским пеклом. И громадные ледники на вершинах вулкана. И то, что за день тебя несколько раз окатывал проливной, но тёплый дождь, и столько же раз ты высыхал под солнцем. И представали поочерёдно лица тех смуглых трудяг, которые были в те дни рядом с нами.
…За окном мелькали деревья, плешины освободившихся от снега холмиков, ни птички тебе, ни косули, ни какого-нибудь местного бегемота не заметил я проезжая по Воронежскому государственному заповеднику. И только выйдя на железнодорожный перрон, увидел, как несколько чёрных галок с криком и боем крыльями дербанили брошенный кем-то кусок чебурека.
Так для нас закончилась третья российская экспедиция в рамках проекта «Семь вершин». Мы вернулись домой из африканской сказки в реальную жизнь 90-х годов неокрепшей ещё России, чтобы вскоре вновь отправиться в горы, но уже на другой – Южно-Американский континент. |
При вводе Логина и Пароля,
