При вводе Логина и Пароля,обратите внимание
на используемый Вами
регистр клавиатуры!
|
|
|
|
|
Подсказка
|
||
|
При вводе Логина и Пароля, обратите внимание на используемый Вами регистр клавиатуры! |
||
|
|
|
|
|
||||||||||||||||||||||||
|
||||||||||||||||||||||||
Фото из архива автора
Трудная Лхоцзе-97. Окончание
24 мая поднялись в 3 лагерь, а навстречу шли ребята с вершины, все серые, качались от усталости. Николай Черный, наш ветеран. В Гималаях с 1982 года, великий тактик и большой мудрости человек. Юрий Утешев, третий год подряд в Гималаях. Все время у него были какие-то проблемы, но он из них счастливо выходил. Сергей Зуев, прошлый год на Макалу не зашел, а в этом проявился с наилучшей стороны. Я жил с ним в одной палатке. Сверхспокойный человек и мне было с ним комфортно. Вспомнил как в а/л «Дугоба» в 81-м году ко мне обратилась учебная группа с просьбой сводить их на 5А на «Вечерний Свердловск», они сами никто не имели право на руководство и в группе была Люба Зуева, жена Сергея. И мы сходили, что было не характерно, чтобы инструктор вел учебное отделение на 5А. В Л3 подошел Букреев и итальянец. В их планах было сделать рывок на вершину, затем спуститься на Южное седло, а затем подняться на Эверест. Сделать так называемый крест. Этого еще никто не делал. Поэтому Анатолий тоже «сватал» шерпов на заброску под Южное седло. Группа Башкирова еще день сидела в Л4. Савков запрашивал – « Какие планы насчет траверса и как будете забрасывать груз?» Володя говорил, что, очевидно, трое пойдут траверс, а трое станут «шерпами». Мы подходили к ним, шлось хорошо, чувствовался предвершинный азарт. Сон – не сон, в четыре утра был выход по готовности, космический холод, было ясно. Не прошел и одной веревки, как стали мерзнуть руки и ноги. Стал делать отмашку, руками, ногами, 50, 100 раз. Всегда помогало, а теперь руки не отходили. Не понимал - почему мерзли ноги, ботинки ведь хорошие. Стал соображать, наверное припотели, а внутренние ботинки я на ночь не снимал. Минут через сорок терпение закончилось. Решил повернуть вниз, черт с ней, с горой. Все ушли вверх. Навстречу поднимались Букреев с напарником.
Очнулся около 8:00, отогрелся, опять зашевелилась мысль: «Как же гора?» Решил идти вверх, ясно, что на вершину попаду в одиночку. Буду на вершине вечером, значит надо брать фонарик на спуск. Ничего, спущусь! Подъем – ходьба пьяного мужика. Также шел на Канченджангу, когда шел без кислорода. Прошлый год на Макалу на этой высоте чувствовал себя значительно лучше. Что случилось, что за сезон? Стали встречаться ребята: Тимофеев, Соколов, Бабанов – наши бегунки.
Мне и в голову не пришло, что мужики только что пришли в Л4, а некоторые и не дошли. Вершина была как в тумане, даже не задерживался! Никогда такой вершины не было. Настроился догонять Володю и внезапно наткнулся на него. От места нашей встречи он отошел недалеко.
Решил посадить его на спусковое устройство, лицом к склону, и темп движения стал «веселее».
Потом прилёг, свернулся калачиком. Я сидел рядом. Пытался уговорить его идти, бесполезно. Я стал нервничать, казалось, что ребята должны уже подойти. Спустился на пару веревок вниз, в темноте казалось, что там, за поворотом, я их увижу. Ничего подобного, фонарик начинал садиться. Поднялся к Володе, оценил себя, вроде не мерз, сознание было ясное. Наконец, в половине первого ночи появились ребята, Сергей Тимофеев и Валерий Бабанов. За то, что они сделали, памятник им при жизни надо ставить (заставить себя идти вверх второй раз, да еще на этой высоте, дорогого стоит). Вовке дали питье и кислород. Предложили и мне, я пытался отказаться.
Ребята тянули, я шел рядом с баллоном кислорода, шланг был длиной в 1 метр. Это продолжалось, как мне казалось, бесконечно долго. Видели свет фонариков, поднимающихся с седла на Эверест. Вышли из кулуара на скалы, стало выполаживаться, тащить стало тяжелее. Светало, сил уже не было, казалось, что осталось до палаток немного. Близость промежуточного финиша расслабляла, было времени где-то 4:30.
У Володи сползла варежка, и Валера пошел её поправить.
Топтались около Володи еще минут 30. Куда-то исчезли силы. Мужиков все не было. Надо было идти вниз. Спускался с передыхом после каждых 3-4 шагов. Услышал крик Глеба Соколова: «Серега, снимай скорее ботинки. Как ноги?» Мне и самому стало интересно, что там с моими ногами. Разулся, пальцы двигались, значит все нормально. Что-то попил, что-то поел и вырубился. Проснулся уже к 8:00. Шла связь с Савковым. Он связался с Наташей, женой Башкирова, она сказала, чтобы Володю оставили там. А мы строили планы дотащить его до Л4, а там нанять шерпов. Спросил мужиков, почему не пришли на помощь раньше. Оказалось, что в тот момент, когда я просил помощи, до палатки дошли Тимофеев, Соколов и Бабанов. Глеб идти отказался, сказав, что хочет спать. Надо было подняться к Володе, чтобы забрать видеокамеру, завернуть его в спальник, убрать с «дороги» и застраховать. Пошли Коротеев и Фойгт. Вдруг Саша возвратился, сказав: «Абсолютно нет тяги». А Володя пошел с кислородом и сделал все как надо. Всё! Надо было собираться и уходить вниз. Палатки бросили. Себя бы донести. Шел на «автопилоте». Крутизна приличная, поэтому на каждый шаг – отдых. Налетело облако и совсем потерял ориентацию. Вроде должна быть мульда, а ее не было, должен быть снежный склон, а он со льдом. Силы совсем покинули. Мысль одна: «Дойти до Л3, а там остановиться». Так и сделал. Один. Для жизнеобеспечения было всё. Лег в палатке и ушел в дремоту. Слышал скрип шагов. Голоса. Подошли последние из спускавшихся – Коротеев и Фойгт. Вместе заночевали. 28 мая целый день спускался в базовый лагерь. Радость восхождения – не в радость. В кают-компании посидели, выпили, помянули. Задал мужикам вопрос:
Что сказать - не знаю. Была большая нагрузка, всем было тяжело. У Володи вообще был феноменальный год, за год пять восьмитысячников. Это ли сыграло роль или другое – не понятно. Черный убежден, что это нарушение спортивного режима. Володя грешил этим и двухнедельный спуск в Катманду с индонезийскими генералами не способствовал сохранению формы и акклиматизации. Врачи, с наших слов, приходили к выводу, что это инсульт. Уже на спуске, в киноинтервью Сергею Шакуро в Пангбоче, сидя на заборе, Саша Фойгт философски заметил, что лучше умереть среди высоких и чистых гор, чем барахтаться в загнивающей цивилизации. Ну, нет, я так не думаю. Жизнь одна и дана Богом, и к ней еще привязаны другие жизни – матери, жены, детей. Поэтому выживаешь и борешься до конца, но здесь что-то пошло не так. Конечно, Володя этого не хотел и не думал, иначе не пошел бы. И никто из нас не думал о плохом, собственно как всё люди, например, садясь в автомобиль. Но есть зоны повышенной опасности, к которым относится и альпинизм. И там, наверху, тоже боролись до конца, и Володя, и всё. Это сейчас, в разболтанном обществе, задают вопросы: «А что вы думали в тот момент, что чувствовали, вы же подставлялись, а вот, говорят, выше 8000 метров моральных принципов не существует?». Существуют! Мы просто хотели выжить, и не в одиночку, а все вместе, и бросить друга – и в мыслях не было! Потом был прилет домой. Была пресса. В аэропорту Шереметьево тележурналист Кикнадзе ловил наши скупые слова. А до этого Володя мне сетовал, что у них с ним было общее дело, и он ему ничего не заплатил. Были газеты и газетенки. «Богатей» написала, что вот им по сорок пять (мне и Володе), один из них вернулся, а другой остался там, лежать в снегах. Вроде и не соврали, но до сих пор не пойму, как к ним относиться!
Виктор Козлов
|
||||||||||||||||||||||||
|
|
||||||||||||||||||||||||
