Всего отзывов: 0 (оставить отзыв)

Автор: Вадим Алфёров, Воронеж

Горы - моя карма. Надеюсь, и Ваша тоже, а значит нам не безразлично, что о них пишут.

Не жарко летом

Рассказы о пройденных горных маршрутах, как правило, повествуют о трудностях их преодоления.
Это можно понять: дефицит адреналина диктует тему. Но только ли в поисках испытаний люди идут в горы?
Накануне женского дня 8-е марта предлагаю взглянуть на вершины через призму красоты и женственности.
Взгляд не без доли фантазии.
Но, как ни крути, гора - женского рода. И каждая имеет свой характер.
Особенно те шесть, за восхождение на которые альпинистов награждают почётным знаком «Звёзды Безенги».
По крайней мере, таковыми они предстали предо мной.

Мы (Новиков В., Ефремов А. и автор статьи) спустились к хижине «Джанги - кош».
Удивительное рукотворное создание с ласкающим женским именем. Здесь тихо, уютно, а главное - есть крыша над головой. Я на земле. Точнее на камнях, но это уже те камни, которые не запорошены снегом и не залиты льдом.

Миссес Кош

Они не уйдут из под ног в самый неподходящий момент и не потянут за собой.
Они не из тех, что пролетают со свистом где-то рядом, заставляя тебя укрыться с головой под рюкзак, словно страус под крыло, или прижаться к ближайшему откосу. И замереть на мгновение.
Это мёртвое нагромождение камней, придающих величие и спокойствие Австрийским ночёвкам. Они дают уверенность, несмотря на то, что, на некоторых камнях начертаны имена погибших. Но это не Миссес-кош.
За памятными плитами на громадных камнях святого места кроется история альпинизма и имён здесь на порядок больше. Нас эта участь обошла стороной, что приятно. Как приятно и ощущение - уверенно стоять на земле.
Простите, поправлюсь - на камнях. Хотя, это тот случай, когда камни ассоциируются с матушкой землёй.
Подобной уверенности не было несколько суток кряду. И вот, всё позади.
Хватит испытывать себя на прочность. Не надо ограничивать и следить за собой, за своим шагом, за скарбом и движением рук, контролируя, за что браться и куда ставить ногу. Смотреть за палаткой, чтобы установить её в надёжном месте, а не на зыбкий снежный мост или наспех срубленный ледовый гребень. Притом думать: как лечь, чтобы встать? И как бы ночью не cлинять с гребня вместе с палаткой?
Или разжечь примус, не спалив своды матерчатого убежища. Всё уже в прошлом, хотя настоящее – есть ностальгическое отражение и продолжение того самого прошлого.

Вечереет. Сбросил рюкзак и, как гора с плеч долой. «Поднадоел» он, мой надёжный друг, за дни высотных хождений. Присел на камень. Блаженно от состояния расслабленности и душевного равновесия. Напротив мрачная картина - Безенгийская стена. Окинул взглядом пройденный путь. Впечатляет. Справа, где начинается стена - серость. Перевал Цаннер, ведущий путников из Балкарии в Грузию и наоборот, сокрыт. Временами он напоминает подобие аэродинамического сифона, через который из «гнилого угла» на Австрийки заносит непогоду и разносит её по всему ущелью. Его сосед - Ляльвер вообще не виден. Но вот порыв ветра разгоняет серые тучи облаков и оголяет элегантный профиль Гестолы. Она не та, что была днями раньше на подходе к ночёвкам: купающаяся в солнечных лучах вершина в образе стройной кокетки.

Безенги. Гестола и Катын

Тогда она улыбалась, и я отвечал ей взаимностью, хотя капли пота донимали как никогда. Странное состояние: час за часом идёшь под рюкзаком, перегрузившись, проклиная всё и вся, но вид знакомой горы (считай - прекрасной девушки), да насмешливые звуки «Любэ» в плеере: «А ну, давай, наяривай…», наперекор трудностям, всё же, подбадривают и отвлекают от поднадоевших лямок рюкзака, притупляя усталость. Сама же пирамидальная Гестола - настоящее украшение безенгийской короны. Бриллиантом природой огранки, вмонтированным в белое ожерелье из горных вершин, выделяется она своим чарующим блеском в редкие солнечные просветы. Однако сейчас её грани поблекли в расплывчатой вуали уходящего дня. Гестолу узнают все, кто когда-либо побывал здесь и любовался её идеальной фигурой. На въезде в ущелье вершина неизменно встречает Вас первой, а при отбытии проводит последней. Как символ изящества и совершенства, гора тысячелетиями грациозно гарцующая по белому высотному подиуму, являясь прекраснейшей из горных гетер, не может с кокетливой улыбочкой не помахать Вам рукой. Мол, встретимся ещё, приезжай! Пока, пока…

Не первый год я в горах и много раз ловил себя на мысли, что вершины, как аналог образа женщины, есть неотъемлемая часть горной терминологии и альпинистской психологии. Естественно, под этим заложена природная основа. Не спешите говорить: «Всё это выдумка, фантазия – не иначе». Попробуйте присмотреться и задуматься. И я буду рассуждать вместе с Вами на эту тему.

Катынтау

Взгляд мой скользит влево, к вершине Катынтау. По форме гора напоминает уходящую вдаль шхуну.
ений природы, возвысив вершину, создал вокруг неё снежные поля – аналог вздыбленных волн на морских просторах. Образы не приходят сами собой. У них есть всплывающие из памяти аналоги. Впервые гору - подобие уплывающей шхуны, мне посчастливилось увидеть в сердце Памира в 1980 году. То была «первая леди СССР» - пик Коммунизма (7495 м). Вершина с незавидной чередой менявшихся имён ныне обрела ещё одно - пик Исмаила Самони. Сравнение пришло не случайно. Как у человека, родившегося на севере, на южном берегу Белого моря, в семье морского офицера, во мне заложены гены поморов, а у них к кораблям особая страсть и бережное отношение. Катынтау - уходящая шхуна моей мечты. Её массивный снежник со скальным вершинным бастионом схож с вышеназванным пиком, но значительно ниже. Их единят близкие очертания гребня, та же устремленность в синь бездонного неба. На том борту мне довелось побывать.
Тяжко и, порою, скверно там, на пути к восьмитысячной отметке. Скверно, но, чертовски заманчиво. Высота подвластна своим законам. Известно, что, не вкусив тягот, не поймёшь красоты, а соблазн искушения победой сильнее даже каверзных преград. На сравнениях и противопоставлениях устроен наш земной мир, а контрасты вписываются в этот мир как основа мироздания и мироощущения. Странно, но полярность притягивает словно магнит.
В унисон им подстраивается наша психика. Нет слов, Катынтау - прекрасна. Характер её схож со сказочным образом спокойной, умиротворённой девушки. Видимо, характер породил форму. Хотя, вряд ли. Всё наоборот: гора сформировалась, а позже отточила свои черты. Мне импонирует то, что при всей своей значимости вершина без претензий на лавры первенства входит в состав районной элиты и несёт людям душевный комфорт и спокойствие.
В переводе с балкарского языка, Катынтау – гора женщина. Она застенчива и сторонится людей, пытаясь уплыть от них правым галсом, чтобы сокрыть себя на той стороне высотного хребта.
Не в пример своей соседке: та эффектна и современна, капризна и соблазнительна. Как и большинство блондинок, она выводит из себя женщин и сводит мужчин с ума.
Мы не стали исключением. С нижних скал интриганки Джанги начался наш траверс.

Альпинисты знают: чтобы понять маршрут, надо пройти его трижды.
Сначала - глазами, затем - ногами и руками, а напоследок – вновь окинуть взглядом и подумать над тем, что осталось за плечами. Не год и не два я присматривался к ним, но в сезон смены тысячелетия на Джанги-тау и, тем более, на Шхару восхождений не планировал.
Продолжить проект «Звёзды Безенги» надеялся с находящейся в соседнем ущелье пятитысячной пирамиды Коштантау, чтобы далее идти накатом по возрастающей сложности.
Мне хотелось вновь оказаться на плато верхнего цирка ледника Кундюм-Мижирги под пиком Птица, чтобы отдаться воспоминаниям и вернуться к истокам, куда годы и годы назад мы - ещё необстрелянные разрядники, спешили подняться на помощь сорвавшемуся иностранцу. Мы полагаем, а Бог, как известно, располагает.
Обстоятельства сложились иначе. Пришло время, пройти маршрут повторно, на сей раз - глазами и воспоминаниями…

Итак, Джанги-тау, по-местному – новая гора.

Гребень Безенгийской стены разделяет Грузию и Россию, а точнее Сванетию и Кабардино-Балкарию, а ещё точнее – Сванетию и Балкарию. Разделяет виртуально. И это радует, поскольку нет на высоте ни границ, ни столбов с гербами, ни контрольно-следовых полос с колючей проволокой.
И овчарок, тем паче, нет. С юга глаз ласкают зелёные склоны грузинских сёл и протянувшиеся кружевные нити сверкающих на солнце рек.
Северная часть российской окраины суровее: камни, одетые в лёд и снег, ледники, словно гигантские змеи, вытянули свои отъевшиеся чешуйчатые туловища вдоль горных хребтов.
Самый большой из них Уллу-Чиран, он же Безенгийский, ниспадает до альпинистской базы с одноимённым названием. Где-то через Джанги-тау проходит условно-половинчатый раздел стены. Западная её часть пониже, технически проще. Высота, сложность, хитросплетения горного рельефа и спортивная привлекательность возрастают к востоку.
Равновесие - удел природы, а потому недостаток технических трудностей компенсируется неповторимостью и очарованием.

Джанги - штучка ещё та. Она двулика и скрывает свою вершину снежно-ледовыми двойниками.
Опять же, амбициозна. На гребне не разбежишься: и высота душит, и крутизна склонов не позволит.
В средней части спешка тоже ни к чему - нагромождение живых камней заставляет проявлять особую осмотрительность. Настораживают следы от камнепадов в основании горы, напоминающие чёрные пряди женских волос с белоснежной проседью.

Джанги

Спуск по восточному склону ведёт в лабиринт скрытых трещин у стыка горы с ледником, с непростым немецким названием - рандклюфты.
Здесь не зевай. Казалось бы - всё просто, наиболее популярный маршрут как на ладони, а на деле – сплошной обман.
Скальные блоки зыбки и подвижны, склоны хлюпки, гребень утомителен из-за рыхлого снега в верхней части и вперемешку с живыми камнями в нижнем поясе. Даме поверить - себя обмануть.
Мы не первые, кто попался на её незамысловатых хитростях и соблазнах. Не в духе была гора и погода раскапризничалась.
Уже на подходе к скалам контрфорса мы на себе прочувствовали свежее дыхание дождя. Чуть позже – пошёл мокрый снег. Потом – повалил настоящий.
На первой ночёвке, под чёрным скальным треугольником, палатку к ночи накрыло белоснежной пудрой, завалив отчасти. Ночью черти резвились.
Утром же вершина встретила нас не ласковыми лучами солнца, а резкими порывами ветра, облачив себя в рваные облака.
Снизу, выглядевшая спокойной и привлекательной неповторимым шармом, на поверку гора оказалась сокрытой в паранджу интриганкой.
Да, она разная, неповторимая. Да, она своенравна и капризна. Но время, проведённое с ней, ей Богу, надолго запомнится как романтическое рандеву с небесным созданием - воплощением заоблачной мечты многих альпинистов.

Странное совпадение. И совпадение ли? Практически все вершины Безенгийской стены, как, впрочем, и сама она, носят женские имена.
Все признают их скверный характер и труднодоступность. Коварство их обличие, их удел. При этом величие и красота - столь притягательны, что затмевают нарицательные черты. Всё как в жизни.
В природе, как в женском облике: одно уравновешивается другим - противоположным, а в целом получается прекрасное создание.
Нечто аналогичное происходит с ураганами и тайфунами, которых также нарекают женскими именами, но акцентируют внимание исключительно на их коварстве и жестокости, ведущим к разрушительным последствиям.
Они злы, строптивы и коварны, как сёстры – колдуньи Гингема и Бастинда из сказк «Волшебник Изумрудного города».
С годами количество аномалий множится.
Похоже, спровоцированы они наплевательским отношением людей к Природе.
Она же – гордыня, не может не показать нам свой крутой нрав. И мстит, сопротивляясь, мстит поделом.

Мне кажется, что женские имена - не только людской каприз. Как бы там ни было, в основе сего сокрыто веление самой Природы, а люди – отменные наблюдатели её закономерностей и послушные исполнители её задумок. Они реализуют данную Природой психологическую установку. Предки веками ревностно хранят и передают потомкам мифы и легенды, таинственные истории и предания. В них отражается то, что проявили сами горы и, зачастую, связывается с очертаниями вершин. За причудливость и индивидуальные особенности их нарекают характерными именами. Но только ли обозначенному региону присущ сей вывод? Конечно, нет.

На пиле Джанги

Божественно звучат иные кавказские имена: неприступные красавицы Ушба и Шхельда, от которых дух захватывает. Белалакая - пёстрая скала с белыми прожилками и спокойная Пассионария, стенной маршрут по которой довелось как-то пройти в группе воронежцев. Опять же - мать гора – великая Уллу-тау. Именно в лагере под этой горой начался мой альпинистский путь.
Вот ещё одна из удивительных вершин - Сулахат, что подпирает домбайский небосвод. По одной из легенд, так звали девушку из племени аланов, которая легла и превратилась в скалу, перекрыв ущелье на пути страшных ветров, терзавших долину. Тем самым она спасла свой народ от гибели.
По другой легенде, Сулахат украл её возлюбленный. Началась погоня. За ними шли по пятам. Дабы спасти любимого она окаменела, преградив собой вход в ущелье. На подходе к горе сам как-то восторгался её профилем и впрямь напоминавшим женский силуэт.
Миф ли это или жизнь, воплощённая в камне? – рассудите сами, если посетите тот чудотворный горный уголок западного Кавказа.

Примеры с женскими именами гор – не кавказский эксклюзив.
Обратимся к неповторимому по красоте и загадочности, величественному и сакральному Алтаю.
Мой товарищ, как ни пытался, не смог подняться на Белуху - главную достопримечательность золотого региона, далеко не самую высокую и сложную из пройденных им маршрутов. Не пускает гора его и баста.
Ведь восхождение - всегда борьба: кто кого. Да, маршрут – не борцовский ковёр и не поле брани, но всё же это природная арена, на которой единоборство ведётся с учётом джентльменских начал. А в единоборстве с вершиной нельзя без взаимных уступок, иначе, даже при успехе, привкус горечи неминуем.
Там, на Белухе, столкнулись две личности. Его характер не подарок и её противоречив: гнев сменяется милостью, красота - невзрачностью и серостью.
Недаром её боготворят и относят к Святой горе, ранее называвшейся Уч-Сумер.
Не нашёл он взаимопонимание, не слился с горой воедино. И, как итог – осечка следовала за осечкой.

Женские имена вершин доминируют и в других уголках Земли.
Кто не слышал о великих Гималаях?
Высшей точке Земли местные жители дали женские имена.
Тибетцы, что на севере верны памяти своих предков, которые нарекли гору Чомолунгма или Джомолунгма («Мать Мира»), а южные непальцы - Сагарматха, что созвучно и означает «Богиня - мать гор».
В самом названии заложено уважительное отношение и преклонение перед величием горы.
Но Богиня эта с характером круче некуда.
Кого-то из восходителей всё же снисходительно балует, на ком-то оставляет метки, иных отправляет в Вечность.
Да, Эверест - тоже она, но это имя ей дали всего-то полторы сотни лет назад, по англо-индийскому капризу и для европейско-американского потребления.
Таким образом, соплеменники незаслуженно, «увековечили» имя своего соотечественника - картографа. Анахронизм привился.
Тем самым вымываются из сознания людей исконные национальные имена великой горы.
В обиде на это и китайцы: «Английские колонизаторы похитили у тибетцев их священную гору, дав ей неверное название.
И до сих пор весь мир продолжает унижать гору Джомолунгму, называя её Эверест».
Ответьте откровенно себе: разве не правы жители поднебесной? Лично я на стороне китайцев.

Дороги МакКинли

Не избежали перекосов в названии первой вершины северной Америки.
Изначально индейцы атабаски именовали её Mount Denali (Денали), что значит «великий».
Почти век, до продажи здешних земель, она являлась высшей точкой Российской Империи.
Позже вмешались политики. Её стали величать Мак-Кинли (в память об убитом 25-м президенте). Политически ангажированное наименование прижилось на основном материке пристрастной Америки, что впоследствии было растиражировано за рубеж.
Жители Аляски с таким плевком не могли смириться и раз за разом ставили вопрос в Конгрессе США о возврате горе исконно-исторического названия. Им перечили выдвиженцы от штата Огайо. Минули годы.
И всё же справедливость пробила лоббистские причуды.
На исходе августа 2015 года, наконец-то, восстановлено первоначальное название горы.
Эта самая северная в мире шеститысячная гора окаймляет со стороны Арктики первую по протяженности горную цепь земного шара, названную Кордильерами.

На страховке

Но я отвлёкся. Продолжу. А прекрасные заоблачные вершины Жанну и Дхалуагари, Нанга-Парбат и Чо-Ойю, душевная Манаслу или гора пяти сокровищ – Канченджанга. Первая из восьмитысячных вершин, покорившихся людям – богиня, дарующая пищу - Анапурна и священная для непальцев двукрылая Ама-Даблан... Сотни их. Или тысячи. Кто считал? Каждая неповторима и формой, и красотой, и характером, отразившимся в названиях гигантских вершин.

Южно-американскую смуглянку Аконкагуа - к мужскому началу тоже не отнесёшь и характер под стать грациозной латиноамериканке: гордый, порою, импульсивный. Тоже самое можно сказать о воспетых с давних пор Килиманджаро и Фудзияма - олицетворении вечного идеала и духовной чистоты для африканцев и японцев. Об альпийской итальянке - Су-Альто и индонезийской – Джая. О снежной горе – Говерла, уроженке невысоких Карпат. Прекрасны перуанки: медная гора Торомохо и испещрённые резцами, будто на искусном экслибрисе, склоны Альпамайо – горы, вошедшей в элиту мировых заоблачных красавиц. Однако… хватит, ибо тенденция налицо.

Вернёмся к нашей стене. Между Джанги-тау и Шхарой расположены две горные достопримечательности: пик Шота Руставели и шхаринская пила. О второй я ещё скажу, а вот первый столь незаметен, что с заоблачной высоты смотрится одним из скальных зубьев той самой пилы. Не будь пика Пушкина в северном массиве, что напротив, вряд ли был и Руставели. Надуманные пики

Я эти горы в телевизоре видал

Сейчас пила окутана туманом, разрываемым ветром. Там снег. Снег - в лучшем случае, скорее всего, там пуржит. Всего-то разница: к снегу добавляется ветер, а наяву всё фундаментально меняется.
Пурга в горах экзотична и привлекательна лишь с экранов телевизоров для тех, кто, собравшись весёлой компанией расслабиться на мягких диванчиках, потягивает ликёр Bailyes или согревающий кофеёк с мелкой сушкой, припудренной маком. В жизни всё круче и иначе.
Кто связан с горами, те знают, что пурга - это когда из палатки не хочется не то, что вылезать и тропить путь, но даже нос высовывать.
Если непогода затянулась, то пребываешь в состоянии аморфности и неопределённости: лежишь и дёргаешься, и хочется, и колется…

Неопределённость на бивуаке пагубна: и тяготит, и расслабляет.
Ну, а пила как пила, вверх - вниз, опять вверх и так с повторением по синусоиде и с неизменным набором высоты. На всём пути скальные породы, вырастая из фирновых склонов и ледовых гребней, создают череду преград - жандармов.
Обходить их приходится редко, чаще проходишь в лоб, иначе себе не в радость.
Движение по пиле изнурительно долго, как испытание на верность. Путь по ней - некий стандарт мастерства эквилибристики в высотном мире коварства и очарований, а награда за терпение – виза в храм её Величества Шхары. Не каждый вхож в сей мир.
И всё же, гора открыла нам вход в свою обитель. Грех не воспользоваться предоставленной привилегией и не войти в столь логичный и, одновременно - хаотичный мир.

Гляжу и диву даюсь: пол стены и пол неба занимают отроги горы. Склоны северо-восточного контрфорса сплошь во льду и карнизах. Один висит над другим как насупившиеся белесые брови великанши. Ну и нагородила природа! Стоит ей моргнуть, и… массы белой смерти с нарастающим грохотом и с разрушительной воздушной волной грозного облака понесутся к подножью горы.

Летом снежная пыль обвалов, минуя ледник, прорывалась к самой хижине.
Вид впечатляет и давит. Ощущение тревоги и психологического дискомфорта нарастает, когда попадаешь в амфитеатр горного тандема Шхара - Джанги и проходишь вдоль свежей границы сошедших лавин и обвалов.
Всё окружение меркнет в величии висящих ледовых шапок и крутизне припудренных снегом скал. Нервишки пошаливают ещё на подходе, когда ты, подспудно, искоса поглядываешь, то на маршрут Томашека, то на отвесы Разумова или Коккина. Завораживает перегиб хребта, где просматривается «Бутылка» - та сложнейшая часть стены, на прохождение которой в последний год тысячелетия, отмеченный необычным природным катаклизмом – затянувшимся потеплением и, как следствие, возродившимися камнепадами, могли решиться лишь потенциальные самоубийцы.
Слава Богу, тезис - не лезь в бутылку, сработал. Самоубийц не нашлось. Нижняя часть контрфорса - свод наклонных скальных гребней вперемежку с ледовыми участками, смыкаются вверху в единый гребень. Он накрыт ледовой папахой. Смотрится мощно.
С Австриек центральный контрфорс, ведущий на главную вершину Шхары, напоминает внушительный чёрно-белый бастион, выдвинувшийся вперёд.
Тот бастион, что гигантский английский танк времён Антанты, идущий накатом напролом.
Кажется, что он всё снесёт, раздавит всех, кто посмеет встать на пути.

Шхара, как истинная дама сродни богине, не приемлет по отношению к себе скоропалительных решений, требуя пристального внимания, искреннего почтения и осмысленных действий.

Шхара

Хочешь, не хочешь, но при выходе на маршрут включается психологический фактор.
Психика – материя тонкая и ранимая, в стрессовых ситуациях нередко зашкаливает и подводит восходителей. Складывается так, что альпинист либо внутренне уже «созрел» перед ликом Шхары и заранее обречён на поражение, либо переломил свои сомнения и настроился столь решительно, что шансы пройти маршрут существенно возрастают.
Либо – либо. Без компромиссов. Как шекспировское «быть или не быть».
Суета - враг альпиниста. Лучше не дёргаться, доверившись инстинкту самосохранения. Он, точно, не подставит.
Тем и отличаются здешние маршруты, что при их прохождении пребываешь в постоянном напряжении, сосредоточении и осмыслении следующего шага. В предельном напряжении восходителей кроется основная причина трагедий на Шхаре.
Но и это не всё. На Австрийках, спортивные планы крутятся вокруг самой стены и её главной достопримечательности – массива Шхары, как в жизни поведение мужчины определяется мудростью женщины. Отмеченное касается и завершающей - восточной части всё той же стены. Именно здесь гребень, ответвляясь от основного водораздела, делает невероятный реверанс в сторону севера, как страстная танцовщица аргентинского танго в сторону своего партнёра.
А он-то – нет, не денди, он – тангерос (!) в роскошной фетровой шляпе и лакированных чёрно-белых штиблетах замер в ожидании чувственного шага.
Шикарен разворот и блистателен гребневой реверанс своим финишным аккордом.

«Прямое как струна», - высказался знаменитый французский альпинист Жан Франко о западном ребре восьмитысячного гималайского гиганта Макалу.

В мире карнизов и скал

Он знал, что говорил. Он - горный ас.
На том ребре, в зоне смерти, французы «наелись» сверх всего, чего даже и не ожидали. Позволю себе провести некую аналогию: гребень Шхары остр, как лезвие балкарского кинжала кара-кама.
Именно таким он не раз представал предо мной в рассказах инструкторов и бывалых восходителей. С вершин Селлы и Варшавы, а ранее - с Дыхтау и Миссестау просматривалась его крутизна.
К тому же, я печёнкой чувствовал, что там, на пятитысячном рубеже, сладко не будет, остриё чёрного клинка достанет нас.
Интуиция - моя верная советница и на этот раз не подвела, предупредив о грядущем.

Мы шли уже не первый день. Усталость накапливалась. Сказывался недостаток акклиматизации.

Туман на Безенгийской Стене

Гребень выкидывал всё новые и новые сюрпризы.
По обе его стороны, как белые дамские локоны, зависали мини-карнизы - продукт снегопадов, последующей их кристаллизации и невероятных завихрений воздушных потоков. Временами на фирновый гребешок приходилось пятой точкой прикладываться. Погода не баловала. Она «сломалась», как и положено 13-го, в день выхода группы.
Никак не ожидали того, что тут, на пятитысячном рубеже, густой туман надолго подсядет на маршрут.
Высотный туман - явление всё же редкое. Он скрадывал расстояние и пространство, нивелировал разноцвет каменных бастионов, оттенки снега и льда. Всё бы ничего, но серость затмила привычную синеву неба с белыми облаками, без которых грандиозная кавказская панорама горных хребтов померкла.
Мир преобразился. Движение в ступоре.
А как можно, если от напарника, что идёт первым, остаётся размытое пятно, уходящее в никуда? В поисках его глазу не за что ухватиться. И всё же пятно, то вновь обретало границы, то появлялось в радужном ореоле, а чаще - надолго терялось из вида, вызывая беспокойство и готовность к рывку верёвки.

Пришло время и мне идти вперёд. Как тут не вспомнить Высоцкого «Но вот пропала дрожь в руках, теперь наверх. Но вот сорвался в пропасть страх, навек, навек. Для остановки нет причин, иду, скользя... И в мире нет таких вершин, что взять нельзя…».
Под песню и на восторженных эмоциях, порой, хотелось взлететь соколом на одном дыхании по очередному гребешку с камешками, но дефицит кислорода, и, как следствие, нарастающая усталость делали своё дело, сдерживая пыл и притормаживая шаг, подрезали крылья несостоявшемуся соколу. Не на равнине же.
Вдобавок ко всему нас дважды настигала гроза. Из соображений безопасности мы вынуждены были спускаться с гребня вниз по склону, где ставили палатку и отсиживались. Гроза в горах – не чета даже городской пушечной канонаде.
Это плод особых небесных технологий, когда разряд пронзающей молнии, попадая в скалы на гребне, оглушительным разрывом рикошетит в тебя. После молний и грома в атмосфере зависает запах серы вперемешку с постным привкусом озоновой чистоты. Гром сотрясает всё: камни, склон, палатку, воздух, барабанные перепонки, долбит тебя по мозгам…
Норовит всё и в душу влезть, и снаружи испугать. А снаружи есть чему удивляться. Синтетика ощетинивается и шипит, ледоруб жужжит, а кончик его клювика испускает голубоватый разряд.
Странное ощущение, будто на голове и в усах завелась некая живность. Гроза – не новинка для нас, поэтому понимаешь, что елозят наэлектризованные волосы. Буйство и непредсказуемость небесной стихии - испытание не шуточное.
И всё же, грозовая симфония не столько шокирует, сколько отрезвляет, приземляя к реалиям. Когда мандраж достаёт тебя, а пульс уже зашкаливает и сердце готово сгинуть в пятку, острее чувствуешь и понимаешь, что жизнь хрупка, что даже самая надёжная палатка – укрытие символическое, а сам ты для стихии - мотылёк, которого ветер и судьба занесли в заоблачные выси. Кто не видел бедолаг – мотыльков, вмёрзших в лёд, на горных перевалах?

Мы понимали, как занесло, так может и сбросить. Благо, что не всё во власти Божьей. Кое - что зависит от нас самих. В какого бы Бога ты не верил, и какие бы молитвы или мантры не произносились тобой, возносясь на небеса, это «кое – что» особо значимо, и отдавать судьбу в иные руки непростительно глупо.

Но проходит время и пыл грозы иссякает. Гроза нашумела и ушла, добавив снега. Вновь вернулась классическая высотная картинка: ультрамариновое небо с бегущими кучерявыми облаками. Вот они, рядом. Вдохни их запах, потрогай руками! Приятно идти в таких условиях, но расслабляться не стоит. Двигаясь на восток по гребню, мне вдруг почудилось, что километровые бобслеевские трассы только и ждут совершения тобой ошибки.

На вершине

Хочешь осуществить безвизовый полёт в Грузию - бери крен вправо. Есть желание вернуться в Балкарию - скользи влево. А коль нет сумасбродных мыслей, то терпи накал нервного напряжения, соберись и иди шаг за шагом дальше, метр за метром, отвоёвывая у маршрута высоту. Быть может, в этом экстремальном его проявлении кроется суть альпинизма, когда теряется ощущение границ между настоящим и возможным, а страх – наследный ген того ещё – человека первобытного строя вдруг затихает, уходит суета, уступая место спокойствию и уверенности.

Где-то там, после главной вершины полностью открылась обратная сторона хребта. Смотрю на юг и поражаюсь: скалы, что ниже, изрезаны кулуарами, каньонами и ледниками. Снега тут меньше. Солнце виновато. Ниже - каменный пояс перерастает в покатые холмы: вверху с тёмными оттенками хвойных пород, ниже цвет их разбавляется жёлто-красным переливом лиственных деревьев. Холмы, что морские волны ведут к поясу альпийских лугов с пёстрыми рукотворными прямоугольными полями. Не иначе, как, гигантская шахматная доска, за которой упражнялись Боги – покровители этих мест. Разноцветные крыши редких сёл кучкуются воедино. Их несколько. Позади осталось Ушгули. Там рай. Тихий и умиротворённый. Этот уголок сотворён Всевышним не иначе, как в благодарность за труд селян. Окружён рай верными хранителями заснеженными горными пиками. Сбегающие с гор и размножившиеся по низинам быстрые реки, сверкающие в солнечных лучах, дополняют радужную картину Верхней Сванетии. Жизнь в ней течёт размеренно, без суеты и даже светило обогревает их иначе - любя. Когда ещё и где увидишь сверху потрясающую картину прекрасной земли, на которой однажды побывал?

Очертания главного массива Шхары ошеломляют величием и мощью. Это наиболее высокий отрезок в цепи центральной части Водораздельного хребта Кавказских гор. Недаром, по-балкарски, это страшная гора. Кстати, Шхару сваны называют ещё горой семи вершин. С их стороны её массив выглядит многоликим. Мощь притягивает и завораживает тебя одновременно. Чувство искреннего почтения и благоговения испытываешь перед ней. Мы понимали, что подняться сюда престижно. Гора остаётся предметом мечтаний альпинистов многих поколений. Здесь нет слабых маршрутов. Пройти их без происшествий - удача. Такая удача - мерило мастерства. Главная вершина Шхары не одинока, у неё есть сёстры: западная и восточная. История восхождений на них полна трагедий. Каждого пятого из погибших в Безенги именно здесь настиг судьбоносный вердикт. В их числе и наши, и иностранные горовосходители, профессионалы и откровенные авантюристы. Она любыми способами стремится удержать тебя в своих объятиях. Благодаря или вопреки здешним экстремальным условиям, у тебя просыпается воля к жизни, а к горе, как к избалованному внуку, сохраняется нежное отношение. Шхара – гора убийца. На современном сленге - гора киллер. И всё же, она чтит сильных духом восходителей, возвеличивая их до своего уровня. Одновременно упорно хранит молчание по оступившимся мужским жертвам, часть из которых до сих пор погребена на её склонах и в её шхерах. Шхара хитра и коварна. При всём прочем, коварство её избирательно, ибо оберегает женское начало. И, слава Богу, что ни одна из женщин-восходительниц не обрела здесь покой. Да, не буду спорить с Вами, их поднималось меньше и в основном в составе мужских групп. Таковы правила восхождений, но суть от этого не меняется.

Шхара - типичное воплощение львицы, зачастую пребывающей в гневе. Тогда характер её становится повелительным, поведение соразмерным хищнице и жертве, а сама гора обличается в маску коварства. Вот, уж, действительно, как в песне: в раба мужчину превращает красота.

Дело к вечеру. Смотрю на завершающую часть стены, что чуть ниже гребня. Тёмные выходы скал, действительно, похожи на клешню краба. Отсюда мы дюльферяли на снежную подушку ледника и далее - минуя лабиринт из трещин, на пределе сил и на исходе дня, возвращались к хижине. Удивительно устроен горный пейзаж. Ведь те трещины, что сверху не без основания представлялись опасными, с морены выглядят ажурными кружевами на голубоватом полотне вздыбленного льда. Надо же, как быстро в угоду психике меняется восприятие человеком одного и того же кусочка гор или эпизода, когда риски восхождения нивелируются устойчивостью тех самых камней, что сейчас под ногами.

…И до хижины добрался ветерок. Холодает. Солнце уже на той стороне хребта. Уйдя за горизонт, его лучи теперь подсвечивают кромку длиннющего гребня уникальной горной крепости.
Профиль гор перевоплощается в декорации для ночного спектакля. Краски оставшейся части стены обрели иной - свинцовый тон. То наяву, а в воображении, за нависшими облаками, всё тоже нагромождение снега, льда да скал, разбавленных лоскутами нахмурившегося неба. Там осталась сомкнувшаяся воедино череда вершин, образовавших уникальную по архитектуре и красоте горную твердыню, достойную нашего безмерного восхищения. А под ногами пожухли ручьи талой воды. Потемнели травянистые склоны с остатками снега в ложбинах.
В облачной дымке сворачивается жизнь, чтобы завтра, поутру, вновь обрести силу журчанием всё тех же ручьёв, душистым запахом тех же трав, грохотом падающих камней или стремительных обвалов, отрывистым свистом напуганных ими горных туров.
Это и есть Звёзды Безенги, а точнее, лишь часть созвездия вершин безенгийской короны, каждая из которых неповторима.

Дых Тау и автор

Сейчас горы нахмурены и лишь на другой стороне хребта, в северном отроге, на фоне багряного неба самая высокая красавица района, как образец соблазнительных линий со скальными грудями вершинных башен всё ещё нежится в алых лучах заходящего солнца.
Хороша Дыхтау в закатных бликах предшествующих ночи. Хороша и соблазнительна, незабываемое свидание с которой на первой пятёрке до сих пор всплывает в моей памяти и теребит душу.
Как, впрочем, хороши и уникальны остальные вершины. За дни, проведённые на высоте, Вы стали нам ближе. Мы стали Вам ближе.
Вы дали нам возможность соприкоснуться с небесной вечностью и скупой тайной гор, заново взглянуть на себя, чтобы глубже понять свою сущность, оценить силы и слабости. Там, вверху, мы учились управлять своей судьбой, полагаться не столько на везение и удачу, сколько на приобретённые знания и горный опыт, на набитые за годы странствий шишки и потёртые о скалы пальцы рук, на силы свои и крепость своих нервов.
Постигали азы того, как избегать безрассудной смелости, обрести внутреннюю уверенность и примерять на себе степень допустимого риска. Здесь мы проходили школу мужества. И это не всё. Глядя на хаотичное нагромождение камней, ты вновь задумываешься над смыслом жизни и глубже понимаешь многовековую связь человека с Природой.
Ты ещё и ещё раз обращаешься к изначальному вопросу: почему в мире столь много вершин с прекрасным ликом и женскими именами?
И наивный полу вопрос – полу ответ приходит невзначай: не природный ли матриархат сему причиной?

Матриархат с её стремлением - повелевать, а иногда и повелевать абсолютно - не только основа жизнеустройства Природы, но и характерная черта большинства горных вершин с женскими именами. Горы - особый мир.
Это мир горных соблазнительниц - обитель гетер - искусниц любви и обольщения, дам высокого социального статуса с артистическими способностями, проницательным умом, во многом успешных и столь же загадочных. Ясно и спорно, что вершинам женское имя даётся свыше.
В Природе доминирует женское начало, а в горных названиях воплотились противоречивые черты их характеров и образов. Гора всегда несёт на себе печать как горя и трагедии, так красоты, чистоты и радости.
Не в этом ли кроется подмеченное человеком воплощение контрастов Природы? Тем они и заманчивы.

…Вокруг воцарилась тишина. В унисон ей душа всё более и более обретала умиротворение и спокойствие. Гламурные вершины меркли в объятьях сумерек.
Небо затянула объёмная пелена мрачных облаков, напрочь закрыв синь звёздного неба.
За ночь, дай-то Бог, серость развеется, а по раннему холодку и хрупкому насту подойдёт группа поляков. Им предстоит лезть на ледовую стену. И пусть сопутствует им успех, ведь мифологическая Фортуна – богиня счастья, случая и удачи тоже пребывает в женском обличии.
Наверное, они испытают нечто похожее, что довелось испытать мне. Точнее – каждому из нас троих. В том числе и чувство прощания с горами. На календаре конец лета - время завершения сезона. Альпинистские страсти поутихли.
Спортивные амбиции удовлетворены. Кровь насытилась адреналином.
Безенгийские соблазнительницы готовятся к зимнему покою.
Завтра нам вниз. На базу. К таким же, как и мы сами – приверженцам величественных гор.
Там упакуем вещи в рюкзаки, простимся с друзьями и вернёмся в повседневную суету городской жизни. Жизнь циклична и альпинизм – не исключение.
А это значит, что через год мы вернёмся в заоблачную обитель, чтобы вновь уповать, отчасти - на удачу и благосклонность Фортуны, но больше - на веру в окрепшие за межсезонье силы.
Сейчас же пора спать.
Мы заслужили право на спокойную ночь под надёжной крышей хижины с ласкающим женским именем Джанги.