При вводе Логина и Пароля,обратите внимание
на используемый Вами
регистр клавиатуры!
|
|
|
|
|
Подсказка
|
||
|
При вводе Логина и Пароля, обратите внимание на используемый Вами регистр клавиатуры! |
||
|
|
|
|
|
||||
|
||||
Огонь в скалах
Глава вторая
В кабинете зампредседателя горисполкома Лобацевича находились полковник милиции Краев, председатель городского Общества охраны природы Савельев, директор заповедника Конкин и еще какие-то незнакомые Громову люди.
Первым выступил Савельев:
Яркие звезды низко висели над головой. Сладко пахло травами и цветами, июньское горное плато дышало свежестью, дикостью и раздольем. Глубокой ночью раздалось призывное ржанье и резкий лошадиный топот. Он проснулся и ошалел от поразительного виденья: в зеленом свете луны светились густые травы, а мимо летел сказочный табун. Впереди пепельно-седой вожак, которому тут же дал имя Седун, а за ним его верные красавицы. Феерический свет луны зеленым отблеском облил стремительный бег табуна. Неправдоподобные длинные хвосты и гривы, как флаги, плескались на ветру. Он опешил. Неужели это настоящие мустанги? Но как они появились на Скалистом плато? А лошади-птицы, взмахнув крыльями-гривами, исчезли в лунной ночи... На другой день он притащился на Кукле в лагерь экспедиции. О своем ночном видении ничего не рассказал, побоялся, что засмеет мальчишеское общество. Прошло несколько лет. Опять он шагал на Скалистом плато. Тогда они искали с гидрогеологами новые пещеры. Стоял июнь, самый прелестный месяц на плато. Оно цвело, белые звездочки эдельвейсов рассыпались в зеленом ковре. Цветущее плато с синим окоемом неба, — две полусферы, одна голубая, другая зеленая. Он стоял на соединении двух миров, соприкасаясь с зеленым, а голубые небеса безбрежно струились над головой. И вдруг увидел лошадей. Сказочные кони купались в зелено-голубой заре. Куда они летели? Почему так спешили? Из раздумий его вывел чей-то голос.
Синие мустанги мирно щипали синюю траву и медленно уходили в синюю мглу.
....От воспоминаний Громова отвлек громкий голос председателя городского общества “Охраны природы” Савельева:
...Окружили балаган, стоящий на краю карстовой воронки близ исполинских утесов. Одна сторона дома прислонилась к скале, три другие смотрели в густые заросли кизила, шиповника, держи-дерева. Над трубой висел дымок с вылетающими искрами. Кто-то ночевал в лесном балагане. Группа захвата состояла из восьми человек: два вооруженных милиционера в бронежилетах и шестеро горноспасателей с фонарями в руках. Еще двое — шофер и Иванчик — сидели в машине, которую остановили за километр до балагана, чтобы шумом мотора не насторожить и вспугнуть браконьеров. По три заходили на дверь и окно, в каждой тройке вооруженный милиционер. По одному сверху со скалы на крышу и на глухую стену с севера. Дверь блокировали Ткачев, Воробьев и лейтенант милиции Михайлов. На окно выходили Семенцов, Мар и сержант Сосновский с овчаркой. Громов взял крышу, а Пекарев северную стену. Из балагана доносился шум ночного гуляния.
Дверь в избушке с треском открылась и оттуда вывалился здоровенный детина в тельняшке, сатиновых шароварах, кирзовых сапогах, с ружьем в руках.
“Матрос” с ружьем не ожидал такого ответа и поспешно бросился обратно в балаган. Там уже начинался переполох. Чересчур пьяные рвались на улицу, чтобы сразиться с патрулем, а кто-то внезапно отрезвевший преграждал им путь. Окно вдруг отворилось и в него пытался протиснуться чересчур упитанный браконьер. Но ему не удалось. Ракета погасла. И тут же из балагана стали выскакивать отрезвевшие браконьеры и разбегаться в разные стороны. Но горноспасатели ловко подсекали их под заплетавшиеся ноги, отбирали оружие и сажали в подъехавшую машину. В балагане остались самые отпетые, они палили из ружей в дверь и окно, так что подходить к домику стало опасно. Но оттуда иногда продолжали черными тенями вываливаться браконьеры, порой группками по два-три человека, пытаясь пробиться через заслон и скрыться в окружающих зарослях. И пошло единоборство горноспасателей и лихих охотников, бывало смело ходивших на рога оленей и клыки диких кабанов, но теперь находившихся в пьяном угаре и трусливо поджавших хвосты за содеянный грех. “Матрос”, закинув ружье за спину, с рогатиной в руках, — теперь он был похож на рыкающего “медведя”, — шел напролом. За ним, точно две побитые шавки, пугливо трусили два мелкотелых браконьера в пиджаках и джинсах. Один из них слепо семенил ногами, поблескивая стеклами очков. Левое ухо у него сочилось кровью, — заряд дроби прошил его, но миновал голову. Пальцами руки он тер мочку уха, выковыривая оттуда свинцовые дробинки. За ним, будто превратившись в траву, полз черно-белый охотничий кобель с длинными ушами. Навстречу тройке былинных “богатырей” выскочили Сашка Ткачев и Мишка Воробьев. “Матрос” тут же ткнул рогатиной Ткачева, зацепил за новый костюм и рванул его острыми кольями. Так, видно, уже было написано на судьбе костюма, что носить его будут один день, хотя вместо “планируемых”дырок от дроби, он разорвался от рогатины. И в яростной рукопашной схватке покатились в кусты верзила-“матрос” с телом, обрюзгшим жировыми складками, и коренастый, но тоже упитанный, Сашка в лохмотьях “нового” костюма. А Миша, высокий и сильный, схватил за шивороты двух других “богатырей”. И вдруг услышал жалобный шепот.
“Кричать нельзя, на голос пальнет, но как сообщить нашим?” — подумал Громов. И тогда он включил фонарь и отпрыгнул в сторону. “Валентиныч услышит выстрел и все поймет”. Яркий луч электрического луча полоснул взлохмаченному по глазам — грянул выстрел. Но Громов был уже в безопасности, он скатился за прикрытие. Фонарь разлетелся от прямого попадания заряда. Но сбоку засветился другой. “Молодец, Валентиныч, понял мою игру!” Взлохмаченный из другого ствола сбил второй фонарь и вместе с напарником кинулся к темнеющим кустам. И тут же оба свалились, подсеченные веревочной ловушкой, натянутой Громовым. Горноспасатель вмиг оказался рядом с ними.
Горноспасатели остались у балагана, ожидая второго рейса машины. Растянули одеяла на мягкой густой траве. Спать не хотелось. Возбуждение от проведенной операции выветрило сладкие сны.
Белая скала была удобной для жизни древнего человека: она богата гротами и небольшими пещерами, образованными господствующими западными ветрами. Они постарались здесь на славу, сотворив целый “архитектурный комплекс” вымытых в камне полочек — от мелких ячеистых форм до больших круглых “окон” или разных калибров ниш, гротов. Получились даже высокие вертикальные “колонны”, подпирающие самый верхний ярус — “крышу” Белой скалы. От холода, дождя и снега человек находил естественное убежище в пещерных гротах. Но для того, чтобы заселиться в них, он должен был изгнать оттуда диких животных — пещерных медведей, гиен, выбравших те же гроты для своего обитания. Самым сильным оружием первобытного человека стал огонь, служивший не только подспорьем в охоте на животных: он же обогревал пещеры, давал свет, поджаривал дичь. Грот имел крышу и три стены, а четвертой служил костер или заслон из шкур убитых животных, натянутых на бивни и кости. И мы чуточку пожили в гроте, уподобясь неандертальцам. В то время у нас не было (как и в продаже) ни палаток, ни спальных мешков: из дому брали тоненькие одеяла и, не задумываясь, отправлялись в поход, осенними и зимними ночами мерзли, но все равно не сдавались. В Кизилкобинском лесистом ущелье мы обживали Ночлежный грот. Перед его входом с вечера на всю ночь разводили большой костер из валежника, гревший нас до утра. Вспоминаю свой первый поход, совершенный, когда я учился в восьмом классе. ...Ветер играл огнем, раздувал пламя и, бросая снопы золотистых искр в темноту, освещал вокруг серые скалы и медную зелень леса. Красное пламя лизало сухой бук, трепетало в каком-то языческом танце. На старых узловатых ветвях пляшущие тени казались фантастическими силуэтами древних животных. Мгновение — и они тут же исчезают или превращаются в новые всполохи. Казалось, что мы — первобытные люди и вытачиваем из кремней наконечники стрел. Вскоре все ушли внутрь грота. Я остался один у костра. Спать не хотелось, ведь тихо дышала моя первая ночь в горном походе. Темнота вплотную подступала к костру. Боязливо оглядываюсь — не хочется ступать во мрак, но нужно пополнить запас дров. Медленно иду в лес. Легенды и страшные истории, рассказанные сегодня у костра, переплелись в моем воображении. В лесу еще темней, становится жутко. Преодолевая страх, нагибаюсь, собираю дрова. Вдруг рядом зашевелились кусты. Я резко выпрямился, и что-то острое кольнуло меня в спину. Падаю на кучу хвороста, замираю... Никакие “разбойники” почему-то меня не трогают. Приподнимаюсь, оглядываюсь. Надо мной раскачивалась сухая ветка, ткнувшая меня в спину, когда я выпрямился. Смеясь над своим испугом, возвращаюсь к костру, подбрасываю дров и ложусь спать к ребятам, а рядом кладу тяжелую дубинку, на всякий случай... Балка Красная клином входит в западный массив Белой скалы на расстояние 500 метров. У подножия скалы — мощные конусы щебенчатых и мергелистых осыпей, к северу от углового уступа на осыпях видны огромные глыбы нуммулитовых известняков. Балка Красная оказалась самой населенной мустьерскими стоянками — целый “город” неандертальцев. Могу себе представить, какое здесь было скопление — то ли звериных шкур, то ли камней, служивших заслонами перед входами в светящиеся вечерними огнями гроты. Подле них обрабатывались туши убитых мамонтов, сайгаков, ослов, быков, лошадей и других диких животных, — их кости нашли здесь археологи. Тут же оказались и “мастерские” по изготовлению кремневых орудий труда и охоты, всевозможные отщепы, нуклеусы, скребла, ножи, остроконечники. Такое обилие мустьерских памятников в районе Белой скалы, неоднократное и долговременное его заселение, очевидно, стимулировалось прекрасными природными условиями. Уютные гроты, а рядом — степи, где паслись стадные животные тут же и запасы кремня, внизу течет река, и в пойме — заросли дикорастущих съедобных плодов и ягод. Белая скала дала пищу и убежище человеку, укрыла его в сотворенных природой гротах и пещерах. Мустьерский “город” жил, смеялся, плакал и говорил речью человеческой, где уже сквозила мудрость в слове, накапливался опыт, где складывались обычаи, правила совместного житья. Вокруг множество цветов. Интересно, дарил ли неандерталец цветы своей неандерталочке? Думаю — да, ведь не зря он полюбил Белую скалу. Самое очаровательное время здесь — цветение весенних диких пионов. А его подруга тогда еще не знала ничего о золоте и серебре, и лучшим подарком для нее наверняка были цветы и согревающий огонь, тщательно ею сберегаемый. Неандерталка с алым букетом в руках, в кожаном одеянии из шкуры сайгака, со здоровым румянцем на лице... И, очевидно, первобытное изящество и кокетство дополняли ее внешность. Ей не нужна была косметика, придающая свежесть и миловидность лицу, — ведь она пила родниковую воду и вдыхала аромат лугов Белой скалы. А может быть, она уже красила губы соком волшебной травы или ягоды? Или разрисовывала лицо, привлекая внимание неандертальских женихов? Неандертальская пора любви и цветения пионов из года в год, из века в век продолжается у Белой скалы, и тихо вздыхают ветры, точно отголосок давно умолкших речей о любви, о красных цветах, бивнях мамонтов, кожаных платьях, каменных ножах и о многом-многом другом. Не знаю, как вы воспринимаете пионовую пору, но у меня при виде алых цветов, нежных и сильных, одиноких и в товариществе растущих, рождается ассоциация с ликом далеких предков, живших, охотившихся и влюблявшихся у Белой скалы. ...Ночь. Шелест густых трав и ярких звезд. В трепетной тишине сияние Белой скалы, будто вырубленной кремнями из лунного осколка. И огни костров, как пойманные в неволю лучи солнца. “Медведь” осторожно поднял голову из травы. Он сидел на краю Белой скалы и отсюда с высоты смотрел в мглистую даль, туда, где в широких степях, залитых росистой влагой, паслись стада. Еще было рано для первого знака загонщикам. В это утро была назначена Большая охота у мужчин всех костров и гротов Белой скалы. “Медведь” — рослый и сильный неандерталец, был Великим охотником, и все мужчины мустьерских стоянок Белой скалы признавали за ним первенство, хотя спал и жил он в соседнем гроте Пролом. “Медведь” носил подвеску из ушной косточки пещерного медведя. Он выиграл поединок со страшным зверем и теперь мог гордиться своей силой, подвесив знак первого охотника. Наступали холодные снежные дни, самые трудные времена для охоты и нужны были большие запасы мяса, чтобы спокойно греться у огня. Вот поэтому все охотники объединились, и “Медведь” стал во главе Большой охоты. Белая скала занимает удачное положение. Она возвышается на сто метров над долиной реки. У Белой скалы всегда тепло и безветренно, и все стоянки прекрасно прогреваются солнцем. Рядом находились залежи кремня, шедшего на изготовление орудий труда и охоты.С нее хорошо видны степи, где паслись многочисленные стада лошадей, антилоп-сайгаков, мамонтов, реже попадались ослы, зубры, благородные и северные олени. Охотники вели наблюдение за животными, когда те шли к водопоям. “Медведь” выбрал немолодых, но еще с сильными мускулами мужчин, способных нанести точный удар копьями. Они, обмазавшись экскрементами мамонтов, залегли у водопоя. Охотники дожидались толстокожих гигантов, использовав весь свой опыт и хитрость, — а когда мамонты будут наслаждаться водопоем, внезапно с силой и точностью вонзят копья в их мочевые пузыри. Но мамонтов становится все меньше... Для хорошей Большой охоты нужны стада лошадей или антилоп-сайгаков. Самых молодых и быстрых охотников “Медведь” послал в степь. Загонщики должны вспугнуть стада лошадей и направить их на Белую скалу. Здесь в засаде сидели охотники постарше, но опытные и ловкие, хорошо владеющие каменными шарами, связанными кожаными ремнями. Когда лошади понесутся мимо охотников, те, раскрутив шары над головой, с силой запустят их в животных. Шары, ранив жертву, обовьются вокруг туловища или ног зверя, помещают их стремительному бегу. И тогда можно быстро прикончить лошадей копьями и дубинками. Великая охота началась. Холодный рассвет занежился розовым цветом. Загонщики, громко крича и стуча камнями, подняли три табуна лошадей. Во главе табунов неслись вожаки. Они, словно птицы, уводили кобылиц от опасности в голубую горную даль. Длинные хвосты и гривы, как красные языки огня пламенели н алом рассвете. “Медведь” рыкнул звериным криком, — и сразу взвились каменные шары (боллы), с налету ударили и подкосили вожаков. Только одному удалось уйти от смертельной западни, и он снова продолжил свой скачущий полет. Но куда? Впереди обрывы и смерть. И вдруг перед самой пропастью красный конь встал на дыбы, будто почувствовав опасность, и его табун успел замереть перед пустотой. А кобылицы, оставшиеся без вожаков, в панике и страхе, с исступленным ржаньем с ходу проваливались в кровавую бездну. Только красный конь уводил свой табун назад, прямо на копья и стрелы, на устрашающий шум и удары боллов. И они отважно прошли сквозь гибельный строй, потеряв лишь три кобылицы... Большая охота удалась. Стало много запасов мяса для предстоящих снежных холодов. Уже по ночам Белую скалу обсыпало хрустящим инеем. ...При раскопках палеолитической экспедицией в 1973 году из грота Пролом, из мустьерского культурного слоя, извлечена грушевидная ушная косточка пещерного медведя. Размеры косточки — 4,2 х 1,6 сантиметров. В ее середине — круглое сверленое отверстие диаметром 2 миллиметра. Для чего нужна подвеска, по форме так подходящая в качестве украшения? А может, это знак отличия искусного охотника? В своей книге “Белая скала” Юрий Колосов пишет о том, что в глазах неандертальца все первостепенное было непосредственно связано с успешной охотничьей деятельностью. Все остальное, воспринимавшееся как производное от нее, получило свое развитие уже в позднепалеолитическое время. По “всем остальным” мы понимаем элемент первобытной эстетики и искусства...
К Предыдущей главе _______________ Продолжение следует....
|
||||
|
|
||||
