|
Автор: Андрей Сабинин, Ставрополь
Хроника "Горной болезни". Окончание
*****
Стал я странником, на спину рюкзак
подрамником, суженная моя – гора,
ждет венчания. Тело сопротивляется,
кается и мается, гоню из привычной
норы вон в ветра колючего ледяной
стон, сердце во рту аж духарится.
Дождалась гора-невестушка, дополз,
счастливый лежу.
Целую её. И небушко.
- Юля Бонк.
Недавно всем известный сатирик М. Задорнов поведал в ЖЖ историю о том, как он стал мужчиной…на Курильских островах. Причем опубликовал свой пост в трех сериях. Так вот, во второй серии М.А. высказал спасительную, а потому понятную мысль - чтобы сохранить интригу, каждую последующую серию следует начинать с того места, на котором закончилась предыдущая. Только вот Задорнов писатель, и он знал какое слово поставить в конце первой серии, чтобы начать с него вторую, ведь его серия начиналась уже завтра…
Но удивительно, моя очередная «серия» начинается именно с того места, на котором закончилась предыдущая. ДА – «другого уже не дано».
«Сломав глаза» о сияющую белизну грудастой горы, замершей в бесконечной лазури неба на экране монитора, потеряв сон, покой и аппетит, я быстро понял, что встреча с Эльбрусом состоится гораздо раньше, чем могла бы. А Он, застывший трафаретом, словно усмехался в свои пышные, но поредевшие за лето, ледниковые усы, они топорщились от этого слегка, все время меняя оттенок от седого к темно-серому, наоборот от привычного, но однажды вдруг расшевелился, проснулся, растревожился, вздохнул глубоко, да, видимо, так сильно, что все бесконечное опустилось сверху, прижалось к нему, окутало, закружило, а наутро растворилось бесследно, снова все перекрасив в седое.
Стало ясно – ждать больше нельзя! Тем более, что окружающая наша действительность только и способствовала тому, чтобы поскорее от нее убежать-скрыться. Даже в FB в то время написал статус: «Уползу я от вас», а модную в сентябре тему Pussy Riot прокомментил так: «ВВП сказал, что он "здесь ни при чем", стоит ли ждать очередных чудес в стране дураков - на судебных слушаниях 10 сентября, о которых написано 8 октября, о том, что они состоятся 10 сентября. Закружилась голова?». Вот так каждый день. Кстати, когда Путина в том же сентябре, в тридесятый раз спросили про дело Pussy Riot, он стал рассуждать о преимуществах группового секса: «Лучше, чем индивидуальный, потому что, как в любой коллективной работе, сачкануть можно». Альпинизм тоже может быть в коллективе, а может один на один, и с сексом очень сравнимо. Я выбрал одиночество, не по пути нам с президентом оказалось, хоть и восхищен был я кратковременно его познаниями. Кстати, рассказ о Эльбрус-возвращении не будет полным еще без одного отступления, напрямую, как мне кажется, с этим связанного. Гипоксия предыдущего похода, не нашедшая должного выхода в горах, достойно реализовала себя на ставропольской равнине в виде…снов, да-да обычных снов, необычных и вспоминаемых наутро во время бега, наверно потому, что бег тоже спутник кислородного долга. Так вот третьего дня сентября приснился мне полнокровный и всамделишный Темный лорд наш, (в свете вышенаписанного читатель поймет о ком речь), и до того мы с ним временным образом слились, что сначала он решил не давать мне никакой возможности роста, ибо зачем много денег, если от 100 всегда останется не больше 87, потом как то я оказался у него водителем на день, причем без авто охраны и город тоже не расчищали - по пробкам, и в самый эпилог - привез меня на тайную квартиру, где он встречается с любовницей, и хоть не познакомил с нею, понял я, что она никакая не спортсменка и депутат, а рядовая тетка размытых форм из близлежащего то ли гастронома, то ли ломбарда, нечистая на руку, к тому же. Наверно были еще более колоритные подробности частной жизни того, имя которого все чаще называем, но пока я выплывал из объятий, подарившего мне эти истины, они растворились навсегда. Эти дни совпали с эпопеей по переселению птичек из зоопарка в чуждые им условия естественной среды, поэтому почти сразу бессознательное преподнесло еще один сюрприз. В одном элитном (так обычно пишут и говорят про то, что, очевидно, связано с наличием рядом большого количества денег к расстрате, а не о том, что свидетельствует о принадлежности к избранным по иным критериям, например чуть более вечным) тайском (???) отеле (имеется ввиду отель в Таиланде) ВВП испытывал высотный костюм для полетов со стерхами. Костюм должен был обеспечить каскадеру ряд несомненных преимуществ и явных достоинств для: 1. Лететь нужно выше, чтобы рассмотреть основных кандидатов на окольцовывание, 2. Лететь нужно выше, чтобы было можно испытать, при вдруг возникшем желании, стерхами на прочность и выносливость или, например, двух стерхов- самцов использовать как известных гусей с аксессуаром в виде поперечной хворостины, 3. Надо иметь возможность поднырнуть ниже летящей стаи стерхов, а выбрали для тренировочных полетов самую малочисленную из существующих, в целях определения ее полового состава и возможностей к размножению, 4. Немаловажным фактором при испытаниях явились требования заказчика- каскадера к способности костюма выполнять функции водолазного костюма для глубокого погружения, наличие кислородного снаряжения для полетов на СЗС, акваланг уменьшенного размера с набором кисточек и совочков для расчистки артефактов, а в дизайне, согласно условий ранее размещенного конкурса, обязательно надо было учесть цветовую палитру заднего окорока сибирского тигра и кавказского снежного барса, на правом плече разместить стилизованный вариант погона подполковника, а на левом- какой нибудь перфоманс на вариацию ВМФ. Создатели - разработчики предусмотрели даже специальные карманы для брошюр конституции и красной книги, но, как говорили многочисленные наблюдатели, они постоянно выпадали, то при вертикальном взлете, то при резком торможении и принятии решений испытателя о смене курса, поэтому впоследствии эти карманы зашили, а потом и вовсе оторвали. В общем тот еще был процесс. Надо сказать, что отель сам тайский был весь какой то вертикально ориентированный с кучей узких и неудобных лестниц и переходов, а небо и море были похожи на сферу планетария и элемент декора зоопарка. Но это уже другая история..... Дочь похвалила за «красиво пишешь» (?), друг написал, что Эльбрус меняет людей навсегда, а я решил, что пора обратно.
У опытного следопыта сборы недолгие, главное было решиться вернуться в Приэльбрусье практически через три недели после погодного фиаско, осложненного хитросплетениями людских страстей. И вернуться одному…Но ведь смог Сережа Тиунов из Челябинска, хватило терпения на 13 часов изнурительного издевательства над собой - почти в одиночестве. Да еще газету демонстрировал на вершине, и флаги Ростелекома вывешивал, знал бы он, какой интернет-сервис у нас от Ростелекома, я бы его отговорил, наверно. Поэтому, наскоро пополнив запасы газа, походного провианта, проверив содержимое сундучка с красным крестиком и побросав снаряжение в объемный трюм соратника-автомобиля, странник устремился к неизвестному. Об авантюре не знал никто, только семья, которая искренне и с надеждой отпустила своего блудного непоседу.
Уже рано утром, 25 сентября, «5642», как я окрестил для себя еще одним именем цель своего путешествия, открылся в прозрачно-звенящей дали своей привычной северной вертикалью, пригласив меня заодно с ним (какая заносчивость по отношению к 5642 большим шрифтом) чувство величавой снисходительности к своим младшим собратьям, вытянувшимся на многие километры влево от него. Они топорщились кучками и поодиночке, кто резко и остро, кто лениво и скромно, разрывая утренний воздух и превращаясь, чем дальше на восток, в трудноразличимую нить между землей и небом, исчезающую вовсе, а я долго разгадывал их топонимы, влекомый неизъяснимой страстью, пока дорога резко не повернула в ущелье и не стала петлять в узких тоннелях облепиховых зарослей, изредка перемежаемых длинными поселками с одинаковыми крышами и коричнево-бело-черными тучками копытных созданий, погоняемых неразговорчивыми загорелыми всадниками, да еще серо-желтыми человечками с короткими полосатыми черенками, которые стыдливо прятались в засадах в ожидании очередной жертвы, эти даже не отвлекали, надолго не отражаясь в тайничке текущей повседневности, впрочем два – слишком малое число, чтобы тратить на них имена.
Покинутый чуть больше трех недель назад край суровых гор встретил желтизной берез, разукрасившей вечнозеленую хвою, легкой белой присыпкой на макушках пробегающих мимо скал и бездонной синевой неба. Сентябрь выдался, на удивление, теплым и безветренным, даже «тучи Саакашвили», обычно, чуть не каждый день, стремительно набегавшие с запада, клубились на сванской стороне, постепенно растворяясь в сторону Черного моря. Кавказский гигант был на месте, он в тысячный раз величаво взирал на осенние чудеса и лениво подсчитывал изредка проплывающие над ним облака.
Ночи стояли пронзительно ясные, и 5642 нравилось, когда небо горстями швыряло на его замерзшие макушки отблески сине-бело-желтых капель со своего щедрого холста, представлять и подсчитывать, сколько же их там рассыпалось. Цифры, числа – давно стали его приютом, он считал, все время сбивался, капли-горошины странно двигались, нельзя было понять почему и зачем, их двойники на тоже мельтешили и маячили, тускнея, пока утро не стирало их насовсем…Впрочем 5642 уже знал, что нужно сделать, чтобы одна, едва заметная, тусклая капля все же оставалась на месте, он удерживал ее силой своей еженощной любви, и, тогда становилось легче сосчитать остальные, иногда даже все. Тогда он радовался как ребенок, правда ему никогда не удавалось увидеть и посчитать красную каплю, или, хотя бы, зеленую. Когда же небо-художник не разбрасывал свои гирлянды, забыв, или, потеряв ненадолго, 5642 заметно грустнел и терпеливо ждал утреннюю зарю, чтобы оживить свой цифровой интерес уже другими развлечениями. Бывало над ним прошмыгивали быстрые, едва заметные, белые ласточки, оставляя позади себя белый пушистый след в полнеба, который из узкой, тонкой пилочки сразу растекался в широкую бесформенную веревку, но считать этих ласточек было скучно, ведь их было мало, да и слово «ласточка» наш великан не знал.
Давно эта бугристая земля привлекает толпы туристов, это не только альпинисты и лыжники, но и тысячи любителей живописной ходьбы и искателей впечатлений, вспомнить хотя бы Юру Ярославского из предыдущей серии. В советское время Чегет с его допотопной канатной дорогой (тогда новой) привлекал лыжников со всего соцлагеря, особенно много было восточных немцев. Выменяв свои марки, они наслаждались ароматным кавказским шашлыком и выплескивали адреналин на убийственных склонах Чегета. И, конечно, кафе «Ай», кафе Ю. Визбора, который «помнит Баксана просторы». Чегет – одна из самых сложных горнолыжных гор в мире, это одна сплошная черная трасса, точнее, место для спусков при отсутствии всяких трасс. Угол наклона горы достигает в некоторых местах более 45 градусов, поэтому ратраки по такому наклону не ходят, хотя ратраки на наших курортах ходят только по одной им понятной причине - я ее пока не знаю. Чегет учит преодолевать свой страх, рисковать, ценить жизнь, осознавать свою ничтожность перед Горой и смирять гордыню. Наверно, поэтому так популярен этот курорт, хотя более-менее приличный сервис стал появляться совсем недавно, причем утверждение это весьма и весьма спорно. Если гостиницы уже настроили, которые ценами соревнуются с швейцарским Церматтом или итальянской Кортина – де – Ампеццо, то лыжных трасс как не было, так и нет, канатная дорога – это раритет, ее беречь надо для будущих поколений, не то, что включать.
Режим КТО, за полтора года освободивший карманы местных буржуа, не сильно изменил их нравы, и желание угодить туристу, меню здесь в кафе чаще не принесут, самому надо побеспокоиться. Что говорить – народ гордый, не отнять. Вообще, безопасность как то не чувствуется, нет, никаких инцидентов не было, никто ни о чем не рассказывал, но по дороге на Эльбрус полиция и прочие ее усилившие, увешанные пулеметами, отворачиваются, машины не проверяют, наверно боятся тоже. Запад деньги сюда не даст ни по каким мексиканским схемам, а деньги тут надо вложить огромные, иначе курорт не построить, если только под большой бакшиш, который отдавать всем нам потом, ибо украдут ВСЕ. Или как принято - не меньше половины.
И вот я здесь. Осень. Уж не знаю, как вернее выразиться, «с места в карьер» или «взять быка за рога», но приехав в Приэльбрусье, даже не решив вопрос проживания, я сразу «побежал» на Чегет. Конечно, побежал – громко сказано, но подъем по тропе по относительной высоте - на километр от долины занял не более полутора часов и доставил настоящее удовольствие, на 3200 м. только майку пришлось посушить, чтобы на обратном пути не замерзнуть. Людей не было, выше 2700 м. на теневых склонах местами лежал снег, а Эльбрус, раскинувший ледники на другой стороне долины тоже хранил следы недавней непогоды. В один момент привиделся милитаристический мираж. Склоны Чегета «оккупировали» тяжеловооруженные и навьюченные парни в камуфляжах, их было много, двигались они группами, я даже присесть хотел сначала, как ни крути, а за Донгуз-Оруном – Грузия, да и вообще пограничная зона. Но обошлось, парни в сопровождении штатских инструкторов отрабатывали приемы передвижения на горах и зарубались одинаковыми ледорубами в травянистые склоны. Впрочем автоматы то у них тоже были одинаковые. Улыбнуло. Ради них и канатную дорогу запустили - вторник – не туристический день, наверно, чтобы обратно они ножки свои в казенных ботинках не били. Когда спущусь, станет понятен этот военный параксизм. В Терсколе одних только спезназовцев около трех сотен, все офицеры, решили их обучить навыкам горной войны, и на Эльбрус на восхождение спровадить. Как такую родину не любить?!
Спускаюсь вниз тоже на канатке, мои ноги не казенные – им еще Эльбрус покорять, протягиваю сто рублей странно рыжеватому балкарцу, а он берет нерешительно, в моем лице вопрос, отвечает: «А-ат-вы-кли уже». Смеюсь – чем не название для эпоса. Жаль, мог сэкономить, думаю. Напеваю: «…воздух свежий чист, жизнь как белый лист...», умиротворен.
Спешить некуда, первый день второй попытки, день еще в разгаре, еду, как опытный бивачник в Терскол на место ночевки. Бивуак Аиды встретил закрытым шлагбаумом и чистой поляной со следами летних стоянок. В самом деле, не ночевать же одному, да и холодно уже ночами. Неприятно резанула глаз огромная куча строительного мусора рядом с дорогой, фотографирую, подходит огромный бородатый мужик, улыбается, что то говорю, потом понимаю, что уже повторяю на английском (!), он жестикулирует – немой. Расходимся уже по-приятельски. Национальный парк «Приэльбрусье» нравится нам обоим. Все сонное, даже солнце не спешит на свой ночной аэродром, вечер застыл. Между Терсколом и Азау несколько километров, слева, под Чегетом, на другой стороне Баксан-реки, грандиозная стройка. Возводят бетонные пирамиды, наверно против лавин, низкорослые березки даже по правую сторону дороги хранят своими стволами кривизну от частых их посягательств. Лавины здесь сходят нешуточные. По дороге грохочет бульдозер, оставляя на асфальте глубокие царапины, немцы бы точно посадили (вместе с бульдозером), но я другой такой страны не знаю, где так вольно жил бы человек. На въезде в Азау –следы сильного ливня, почти селя, огромные осыпи камней по обочине, да и по дороге – курорт! Гостиницу в это время года в Азау можно снять за те же деньги, что и небезызвестную «Марию» на приюте Одиннадцати, еще и поторговаться не возбраняется. Восхождение начинается приятно, совсем без лишений и неудобств. Не могу отказать себе в удовольствии оставаться странником и следопытом, перетаскиваю с гостиницу припасы, я там похоже один постоялец, и на балконе быстро получается ужин туриста.
Один. Как же много можно самому себе сказать, сколько тем обсудить. И наверх можно идти, не оглядываясь, и вниз, не догоняя.
Пора посетить Абдул Халида, без его советов все равно не обойтись, и проводника он обещал. Эверестовосходитель накопал картошки и теперь разгружает ее в закрома своего кафе «Купол». Помогаю. Пьем чай. Говорит мне: «Не спеши, акклиматизируйся постепенно, каждый день поднимайся выше, но возвращайся вниз, не ночуй ни на Бочках, ни на Приюте, живи в своей гостинице, чем выше спишь – тем спишь хуже и устаешь больше». Зачем мне спорить, человек двести двадцать раз туда сходил, двадцать лет людей спасет, рекорд по скоростному восхождению на Эльбрус лет десять держал, пока Денис Урубко его не побил, но этот любого побьет. Абдул Халид рачителен на слова, но предостерегает по делу. Он только с Арарата, чуть раньше был на Килиманджаро, ему есть, с чем сравнивать. Высочайший пик Европы так прост для восхождения, что альпинисты часто готовятся здесь к более сложным маршрутам. С другой стороны, Эльбрус настолько коварен, что здесь гибли и становились калеками лучшие спортсмены в мире. Ольмезов рассказывает о ловушках и безалаберности попадающих в них туристов, которая иногда граничит с самоубийством. Бывает, что спасатели находят погибших на высоте 5000 метров в одних шлепанцах. У одного такого несчастного в рюкзаке была банка сгущенки, банка краски и кисточка. Хотел, видимо, оставить о себе память. Простота обманчива, говорит Абдул, 5 тысяч Эльбруса можно смело приравнивать к 7 тысячам Гималаев или Памира. На высочайшем пике Европы ледники находятся намного ниже, чем на Памире. На одинаковой высоте на Эльбрусе значительно меньше кислорода, а из многочисленных трещин в горе выделяется сероводород. Мне всегда на Эльбрусе было дышать труднее, чем где бы то ни было – говорит наставник. Но самая опасная ловушка Эльбруса это его нестабильная погода. После часа дня она почти всегда мгновенно меняется: садятся тучи, видимость ухудшается до нулевой, температура резко понижается, начинается штормовой ветер. Смертельную опасность представляют ледники. Их площадь — 144 квадратных километра, на которых змеятся тысячи трещин. Если человек попадает туда без страховки, то у него нет шансов выжить, а у спасателей — найти хотя бы тело. Мне потом еще расскажут, какие бывают трещины.
Не будем о грустном. Мы не авантюристы, у нас семья, дети, обязательства, и на Эльбрус приехали, чтобы жить и выжить, а не найти последний приют.
Утром, налегке, с термоском и тормозком, стартую пешком на Бочки, 2200-3750, иду с удовольствием, и не жарко, и не холодно, расстояние приличное, и подъем по высоте нешуточный. Выше трех тысяч, конечно, уже иногда останавливаюсь, дышу, начинается дефицит известного элемента. Это вам не вчерашний Чегет в режиме нон-стоп. В целом состояние преотличное, исключая возможные упоминания о хворях читателю неинтересных и ненужных. И в этот день, и назавтра, над головой делает несколько больших кругов желтый (или зеленый) кукурузник, его еле слышно, долетая куда-то до границы с Грузией на Юге, он делает разворот, возвращается над Горой и исчезает на севере, в пятигорской стороне. Разведчик. Обратный путь - три очереди канатной дороги, гуру приказал ноги не бить, смысла нет, высота набрана, ноги размяты, надо их беречь и лелеять. Полдня свободы, еды, отдыха и нарзана. Счастье? Или еще пока иллюзия?!
Третий день уже серьезный. Страсть несет меня впереди возможностей и желаний балкарского народа. Сегодня надо одолеть Скалы Пастухова, и, не ночуя наверху нигде, опять спуститься вниз, и опять не бить ноги. Задачка. Канатка сначала открылась, ни шатко, ни валко, часам к десяти, а мне надо уже в снежно-ледовых условиях дойти от 3750 до 4750, спуститься обратно до Бочек, успев уехать фуникулером. С Бочек удалось стартануть только около двенадцати, канатка закрывается в три, очередь ниже в четыре. Снежный кайф, даже трещинки редкие, засыпанные, не пугают, еще думаю, что это народ как то левее марширует. Народ – громко сказано, три человечка, пыхтя, ползут к Приюту, видимо нехорошо им. Обогнал, иду быстро, не останавливаюсь, в одной майке, мурлыкаю. От приюта, конечно, становится тяжелее, подъемчик круче, затяжной, кислород в лимите, и времени мало, но программа обязательна к выполнению. Какие то модные «жевтоблакитники» зарывают недалеко от «обочины» припасы, непонятно, людей мало, приюты пустые, что прячут? Дальше не идут. Болтаю с приветливым немцем из Гамбурга, хорохоримся, он тоже еще «не ходил». Говорю ему: «Передавай кому-нибудь в Гамбурге привет», не понял он, конечно, смотрит. Ладно, тогда передавай привет улице Reeperbahn. Хохочет.
Вообще, «тема немцев» особенная, как намазали им здесь. Кроме этого любителя поморозить мозги и чресла, внизу я видел маленькую бригаду мотоциклистов, упакованных как дивизия Гудериана, а в отельчике ночевал рыжий очкарик из Саксонии, так этот на Defender в одиночку намотал по России 10 000 км, и еще не надоело. Так ведь и ездит не на лимузине, а на машине экстремалов, что ему здесь надо?! Может это внуки команды капитана Грота, которая в августе 1942 г. захватила и удерживала Приют Одиннадцати и водрузила на Эльбрус фашистские флаги?! Что ж, они тоже имеют право на память.
Примерно на 4500 начинаю мерзнуть, уже мороз, пришлось одеться, даже перчатки натянул и шапку, а то все в банданочке, которая для солнечной поляночки. В общем одолел Скалы, правда по нижней гряде, 5 км в расстоянии, один - в высоте плюс, времени уже не было и быстро вниз.
Уже рядом…
Канатка, ясное дело, закрылась, туристов нет, зачем ей работать. На модную австрийскую успел, почти бегом, а ботинки то уже не вчерашние легкие, а жесткие, ледовые, ой ноги-ноги, храните себя. Мозольки появились, как не появится при такой эксплуатации основных узлов и агрегатов, лечу интенсивно и старательно. Программа акклиматизации выполнена. Да, быстро. Да, без ночевок. Но голова не болит, а страх не парит.
Самое время отвлечь читателя ненадолго и предложить ему краткий обзор высокогорной архитектуры, не вошедший по определенным причинам в предыдущие главы. Правда в узком аспекте. Но это важная часть любого путешествия, а моего этого и предыдущего - особенно. Не знаю, как кто, но я привередлив к простым человеческим удовольствиям. В чем бы они не выражались. И, поэтому, как сказал мой младший двоюродный брат в 1990 г., когда бык съел в окрестностях Теберды наш хлеб и помидоры (вспоминаем это время и понимаем всю тяжесть понесенной утраты): "И под каждым кустом ему был и стол, и дом". Вашему вниманию предлагается коллекция высокогорных туалетов Приэльбрусья. В правом верхнем углу расположено чудо данного вида архитектуры, оно имеет визуальное деление на отсеки, но используется без традиционного разделения на "Мэ" и, как говорится "Жо". Расположено в зоне бивуака в верхней части Терскола. Рекомендовано к посещению по трое: один по надобности, второй придерживает страховку, третий отгоняет интересующихся. В левом нижнем углу - довольно фундаментальное сооружение, с привычным глазу пониманием заложенного в нем смысла, осязаемый фундамент придает уверенности при пользовании не оказаться в трещинах западного лавового потока. Стоит на 4150, рядом со сгоревшим Приютом Одиннадцати. Но мне милее всех третий, самая большая фотография. Это настоящий шедевр, с полной уверенностью я утверждаю, что это самый высокогорный туалет Европы. Вы только вдумайтесь - выше просто нет!!! Так вот выходит, что мы и тут умеем не ударить в грязь лицом с высоты большей на 200 метров. Даже камушек, брошенный с такой высоты, может убить или сильно покалечить, уж простите за такие подробности. Пользование данным сооружением может быть опасно для жизни, в чем убедился автор этих строк, при урагане с юго-восточной ориентацией ветра, самом обычном направлении этого места, использование без перил резко возбраняется, а в ситуации 27-29 августа - стало невозможным.
Пятница и день четвертый стал днем отдыха, совершенно нечем заняться, поэтому полдня спал, полдня тихоходом ездил-ходил по долине, дышал, насыщаясь силой и мужеством. Вкусно и надежно пообедал и вот подумал. Гастрономические пристрастия, если только ты не голоден и не безволен перед полками супермаркета или бункером холодильника, это сложные тропы, ведущие вдоль больших оврагов, по хрупкому льду, сначала вверх к наслаждению, а потом, неминуемо, вниз к разочарованию. Это, если коротко. Так вот, всегда думал, да и знал уже, попробовав, что фокачча - это итальянская лепёшка, которую готовят из теста без каких-либо начинок (ни внутри, ни снаружи). Оказывается нет. Существует ФОКАЧО (балкарский рецепт, основанный на перерождении армянского), которая (или которое) - есть армянская лепешка с сыром и зеленью. Когда принесли, попросил соус и озирался в поисках прибора, ответили, что есть надо "ТАК" и руками! Спасибо! Было вкусно!
Суббота - пятый день, надо было подняться на Бочки, ночевка и старт к неизвестному. Психика в норме, кислород аж брызжет, припасы не съедены, кошки наточены. Стою, искры высекаю. Знакомимся с проводником, Цезарь. О! Откуда у сванов, а он оказался сваном, такие имена. Классный мужик оказался, благодарен ему, надежный и настоящий, Абдул Халид не подвел. Грузимся на вагончик, рюкзак уже горбит, там даже ненужное есть на всякий случай, Цезарь налегке. Поехали. Выдвинулись час в два, под закрытие последней очереди-однокресельной, а та…не работает. Значит придется силы потратить на 3500-3800 с рюкзаком, не хотелось бы, завтра могут пригодиться. Нас таких собралось человек 10, ждем, пока ремонтируют, дело явно к вечеру. Ничего, даже интересно. Подходят двое молодых румын, майки-шорты, нетяжелые рюкзаки, я их видел еще внизу, интуитивно выделяют из русской толпы украинку Зину и бойко говорят на английском. Через пару часов все же поднимаемся на Бочки, остальные альпинисты завтра пока не собираются н вершину, им еще рано. Трое украинцев – интересная компания – приехали на авто из Севастополя и хотели завтра же подняться, у девушки – Казбек недавно за плечами, у бойфренда – месяц Памира, так он еще и на ски-туре, а третий – спасатель, ему как бы и привычно. Ладно, думаю, удачи. Через полчаса знакомства договариваемся о встрече в Украине (не путать со страной орков – Уркаиной), чтобы попить Инкермана, еще и тут обещают угостить, спустившись.
А у нас – ужин (варю), чай (кипячу), разговоры (молчу). Заготовили на штурм три термоса чая и узвара, чернослив, готовы. Администратор приюта волнуется, через час стемнеет, но еще нет двух восходителей, сколько не напрягаемся, но никого на видимых участках спуска не видим. Если не вернутся к восьми часам, надо поднимать МЧС, Цезарь тоже нервничает, не входило в его планы идти ночью на поиски. Эльбрус готовится ко сну, отражая розовым близкий закат. Через пару часов восходители приходят, у них все хорошо, ставят на разогрев котелок, но ужинать уже не возвращаются, наверно силы кончились. Проводник рассказывает о трещинах и упавших в них безумцах, чаще это сноубордеры, многих так и не достали. Не знаю, правда или нет, но говорит, что трещины бывают глубиной до 300 метров, кто полезет. Еще говорит, что в период КТО вообще не было никакой статистики несчастных случаев, Баксансская долина была закрыта, и больные безумцы пытались взобраться со стороны КЧР, сколько из них дошло или вернулось неизвестно.
В два надо вставать, в одиннадцать еще не спится. Ясно, что ночь перед штурмом оказалась маленькой. Ветра нет – почти штиль, что будет выше, как распорядится погодой эта непростая Гора? Ночь ясна - назавтра полнолуние, светло. Как и месяц назад. …Несколько человек зажаты огромной стаей черных волков в небольшом домике - комнате. Пища есть, вода есть, снаружи холодно и сотни глаз - фонариков алчут крови. Вдруг оказывается, что никого рядом нет, а один волк, преодолев с разбегу оконную раму, и, нисколько не пострадав, наделал беспорядок, все съел и увалился под топчан, ни жив, ни мертв, довольный и безразличный. Других волков - как и не было. Появился Иван Иванович, персонаж невольного бдения, и говорит: "Возьми ружье, поставь его в упор под топчан, волку в пузо и стреляй". Сделано, но результат неизвестен, может пуля, сканируя волчью апатию, его пожалела?! Дальше хуже. Окно же разбито, доступ к беззащитным людям - на жест клыка, а у нас подозрение, что все волки отлучились, но один затаился. Иван Иванович и говорит: " Возьми кота а у нас был черный кот?), кинь его наружу, будем разбойника на живца брать. И приготовь самую крупную пулю". Приготовили, кота кинули. И вот он Волк, только идет на двух ногах и не спешит, а кот ждет его как кролик удава. Стреляю, пуля летит как ядро пушки, попадает волку в плечо (он же на двух ногах, значит и плечи у него есть), тот медленно поворачивается, стряхивает левой лапой пулю - ядро из шерсти, а ни раны, ни фатального для волка попадания нет, и движет к нам, уши у него быстро кустятся и растут как египетские треугольники, монстром становится волк. Тут понимаем, что это конец…Кто ни-будь знает, почему снятся волки с треугольными ушами?!
*****
Просыпаюсь. Два часа. Зачем я здесь, куда я иду, что меня там ждет? Да, это было, недолго правда...Цезарь еще вечером придирчиво оценил снаряжение, одобрил. Упаковываемся слоями, только на ноги – три, так и не пожалел ведь потом ни разу. Сборы и легкий завтрак – почти не ем, через силу - занимают почти час. И вот одеваем кошки и выходим в ночь. Слабый порыв ветра заскакивает сквозь открытые замки одежды, вдруг пронзая насквозь где то в солнечном сплетении, и уходит со свистом уже позади. Очертания вершин отчетливо видны с расстояния почти двенадцать километров, глаза почти сразу выхватывают из полнолунной тьмы знакомые ориентиры снежного фарватера по пути восхождения. Застывшими жуками распластались ратраки, один урчит тихо, светит одноглазо. Наш. Многие говорят, что подниматься на ратраке неспортивно, так я ведь и не спортсмен, а горный тихоход, цели другие. Раньше, да и сейчас многие идут только пешком, либо от Бочек, либо от Приюта, кто то даже от Скал Пастухова, если удается заночевать там в палатке, снисходительные к тем, кто утюжит склон на снежном бульдозере. Но на, самом деле, силы лучше сберечь и до Скал все же доехать, и времени больше останется. Кроме того, Гору то я все равно прошел от самого низа, канатная дорога только вниз возила. Есть и современный «альп-новодел», когда ратрак завозит туристов-альпинистов на максимальную для себя высоту почти в 5000-5100 м., дальше тропа очень узкая. Этим сервисом пользуются чаще случайные гости Эльбруса, спринтеры, прилетающие на два-три дня, и почти все иностранцы, только без должной акклиматизации риск побеспокоить МЧС уже с седловины или даже раньше возникает многократно. И в этом году, как рассказали, на седловине остановилось два сердца. Мы же ползем на нашем жуке по пути пеших тренировок до той точки, которая и была высшей точкой акклиматизации. Кстати, цены в «ратрачной зоне» - в евро. Конечно, Эльбрус же находится в Европе! Удобно устроиться в кузовке ратрака сложно, но приноравливаюсь, ерзая. В четыре часа мы на месте, это и есть время старта. Пошли.
Подъем крутой и затяжной, но удивительно, идем, медленно ковыряя когтями лед, не останавливаясь, а дыхание в норме, даже одышки нет. То ли еще будет? Помню этот участок, от нижней гряды Скал до верхней, в августе - двадцать пять шагов и останавливался. Радует. Цезарь идет впереди, он и образец поведения, и ритм этого ночного безумия. Наконец мне есть в кого упереться, остудить ненужный пыл и сбавить скорость, постоянно нагоняю его, торможу, выравниваясь отстаю, и опять все сначала. Посматриваю на гида снизу-вверх, он, как в замедленном и немом кино, жестко впечатывает ноги в склон, каждый раз, словно думая, вырывает пятку из объятий предыдущего удара, бесконечно долго тянет вверх колено и обрушивает новый шаг на носок. И вновь, но уже другой ногой. Звук шагов не слышу, ни его, ни свой, в оркестровой яме этого фильма - симфония предрассветного ветра. На минутку останавливаемся, Цезаря волнует мое самочувствие, а оно – на большой палец вверх, так и договариваемся: он оглядывается, а я его поднимаю. Важно только пальцы не перепутать. Лед блестит, начинаем петлять, идем зигзагом, подъем еще круче. Ветер, совсем не сильный, пробирает насквозь, но мерзнуть начинают только ноги и руки. Говорят, так всегда, ближе к рассвету становится очень холодно, что восходители одевают на себя все, что у них есть в запасе. У меня в запасе пуховая куртка, но она так и не покинет рюкзак. В каждом шаге поочередно грею нажатием пальцы ноги, а коченеющие руки спасаю, ненадолго втягивая по одному пальцу ближе к ладоням. Настало время утеплиться, облачаем руки в верхонки, ох и неудобный аксессуар, во всяком случае мой, не зря говорят: «скупой платит дважды». Теперь на руках тоже три слоя их спасения, мои еще и на веревочке, чтобы не унесло. Идти уже тяжелее, подъем стал круче, лед заставляет ставить ногу прочнее и надежнее, это затратно, чувствую как натягиваются мышцы и сухожилия задней поверхности голени, ближе к стопе, вот – вот зазвенят, если тронешь. Так это хорошо, хотел ведь на гитаре играть научиться, струны могут получиться вполне себе из натурального материала.
Идем уже около двух часов, начинается рассвет. Зрелище просто потрясающее. Слева горит фонарь луны, до того яркий и огромный, что невольно думаешь о нереальности всего происходящего, таких лун просто не бывает! И людей в таких местах не бывает, спят они и видят в это время сны про огромные большие луны и человечков на их темной стороне. А она, словно нарочно, слепит, не моргая, поделив пространство надвое, как квадрат по диагонали, снизу - резкий отраженный блеск толстенного льда, он и цвета сейчас не имеет, лед, только феерически сверкает, окутанный клубящейся снежной дымкой, сверху – стремительно белеющий треугольник ночи с вросшей в него пятнистой тарелкой. Справа начинается день, там даже еще не солнце, а каждую секунду распухающий все больше алый лучистый светлячок, отрываясь все дальше от диагонали своего правого мира, несется вдогонку младшей белокурой сестре, но наперерез не получится, у неба свои законы. Альпинисты не астрономы, они, наверно, романтики, почему у романтиков дневное светило не может бежать вдогонку за ночным?! Как жаль, что человеческие глаза не обладают свойствами «рыбьего глаза», все-таки приходилось вертеть немного головой, чтобы увидеть этот разделенный Горой мир сразу и весь. Ничего, вернусь как-нибудь в ясное полнолуние с этим самым глазом рыбы, стану пониже и сохраню свой предыдущий файл. Фотографировать не решился, дует-сдувает, холодно, перчатками кнопку не нажмешь, снимешь – замерзнешь, и сам гаджет припрятан потеплее – для вершины, хотя и freezeproof. Теперь то, ясное дело, жалею. Следующий раз привяжем на голову GoPro&184 и снимем все на видео.
Нет, этот подъем никогда не закончится, хотя идем даже быстрее, постепенно тропа немного выполаживается, незаметно загибаясь влево, уже совсем светло, первый привал – где то на середине «косой полки», так называют эту бесконечную узкую дугу вдоль восточной вершины. Слева гора резко обрывается вниз покатым длинным шершавым склоном, по которому щедро рассыпаны булыжники, а дальше – трещины. У этого места недобрая слава, оступиться нельзя, лететь придется далеко и с ускорением. Правым своим лыжным глазом анализирую весьма приличную поверхность для катания, только на таком льду надо еще якорь с собой, на всякий случай, нести. Громоздимся на рюкзаки, пьем чай. Есть время осмотреться. Цезарь говорит, что лучше отдыхать сейчас здесь, на седловине может быть еще тень и мы замерзнем быстрее. Что ж, самое время посмотреть на Главный Кавказский Хребет, пусть так и будет с большой буквы. Гид показывает на вершины, ледники и перевалы, не успеваю слушать: Донгуз – Орун, Когутай, Чегет, Ушба, Шхельда, Кезген, Ирикчат. Уже и сам распознаю их. Далеко слева, – Казбек.
Воздух свежий чист, жизнь как белый лист. Атмосфера прозрачна как хрусталь, горы просматриваются очень далеко, Цезарь рассказывает, что зимой даже отчетливо видел море, но сегодня только последний день сентября. Цезарь давно живет в п. Эльбрус, а малая родина – напротив, в Сванетии. Рассказывает, что в молодости (ему 42, и молодость эта была тогда, когда Грузия была союзной республикой) он выходил рано утром, одолевал перевал и обедал уже у родителей, а несколько лет назад на похороны отца пришлось ехать в объезд, через Дагестан и Азербайджан, вышло 2500 км. Старички в Беловежской Пуще карту политическую карту знатно перекроили, а август 2008 г. только добавил черно-красных оттенков. Показывает перевалы Чипер Азау и Хотютау, по последнему на Эльбрус пришли немцы в 1942, поднявшись из верховьев Кубани. Опять эти немцы…Уже потом, дома, протру до дыр интернет (и с ним такое бывает, когда своим страдающим интересом уничтожаешь кладези виртуальных файлов), прочту все о немцах, и фашистах, и нет, на Эльбрусе и Кавказе. Что и говорить: карачаевцы действительно улыбались, это просто от гостеприимства?! Посмотрите фильм «Товарищи под знаком Эдельвейса» / «Kameraden unterm Edelweiss», он был снят при участии и личной камерой Вольфганга Гортера - немецкого военного кинооператора из 1-й горнострелковой дивизии, участника восхождения на Эльбрус в ночь на 21 августа 1942 года. Фильм не вышел на экраны Германии в годы войны по причине «утраты политической необходимости» в результате потери военной инициативы после ряда крупных поражений на фронтах. Позднее, из уже имеющегося и заново переозвученного материала, он был воссоздан как документальный репортаж, рассказывающий о германских и австрийских горных стрелках. Во всяком случае, это как то объясняет стремительность немецкого броска под Эльбрус со стороны КЧР, и прочность их тылов на протяжении осени 1942 г. Не хочу обидеть этот горный народ, говорю только то, что видел, там явно не дублями снимали.
Отвлекся. Но и написано ведь не на косой полке, в раздумьях о красивом. Интересно, что там было бы написано?!
Пятиминутка быстро кончилась, и снова крупный наждак косой полки (нет, я ее назову когда-нибудь по другому), появляется легкая сонливость и безучастность к этому монотонному перетоптыванию, пытаюсь развлечься подсчитыванием шагов между красными пластмассовыми палками, торчащими для обозначения тропы, но утомляюсь, так как шагов много получается. Незадача. Это и есть признаки горной болезни, гипоксии? Возможно, потому как и голова приобретает несвойственную ей тупость, и ноги ступают больше по велению сердца, а не ее приказов. Тем не менее, шагаю, вырывая пятки из цепких объятий льда, хватающего их каждый раз все сильнее, и передний телескопический привод использую все активнее. Вот и выходим, завершая этот полукруг, на седловину, точнее, она медленно начинает выплывать справа по движению, обнажая огромное поле между вершинных вздутий, дорожка чуть кренится вниз, но идти от этого вовсе не легче, странно, а как же физика тела…
Долго ли, коротко ли, уселись на второй привал, время 9.00. Голова болит уже нестерпимо, но не настолько, чтобы отказаться от уже близкой цели и вернуться назад. Цезарь запихивает мне в рот несколько замерзших ягод чернослива, невкусно и зря, чай из сухофруктов, боярышника и шиповника – лучше.
- -Как ты - спрашивает мой новый друг.
- -Неважно - отвечаю.
- -Сам знаешь, мне проще назад вернуться, чем еще триста с лишним метров наверх пыжиться, но, как потом будешь чувствовать себя ты?
- -Нормально буду себя чувствовать…, потому как дальше пойдем.
Рассказывает как несколько лет назад вокруг места, на котором мы сидим, спасатели нашли одиннадцать замерзших тел. Москвичи и киевляне отправились на восхождение 9 мая, вернулся из них один, на спуске они попали в непогоду и не смогли найти обратную дорогу. Приободрил, товарищ, ничего не скажешь. Осведомлен, значит вооружен.
Цезарь оставляет мой рюкзак, привязывает его к красной отметине, зачем он теперь, говорит, тем более, что со страху набрал я два термоса, а еще и одного не выпил. Выше тропка совсем заметена позавчерашним ветром, утопаем по колено, где то чище и тверже, но в целом – почти жуть как непросто, нижние чресла просто выволакиваю. Останавливаюсь не слишком часто, но больше двадцати – тридцати шагов не делаю, отдых на несколько вздохов и снова вперед. Вздрагиваю, в рюкзаке осталось одна вещица, ее надо доставить наверх, хорошо хоть недалеко ушли. Цезарь благородно возвращается, но довольно быстро настигает меня, сонно ползущего по глубокому снегу. Скоро тропа снова приобретает очертания, и мы выходим на каменную гряду, где ненадолго переводим дух. Прямо напротив – пупырь восточной вершины, весь утыканный черными вкраплениями камней, очевидно, что это настоящие громадины, но отсюда они не великаны. Слева внизу еле виден квадратик нового приюта, его установили совсем недавно для терпящих бедствие альпинистов. Осталось уже немного. Через несколько минут выходим на широкое, достаточно ровное плато, вдалеке небольшое вздутие, вершина? Цезарь пропускает меня вперед, с километр еще, думаю, но подхожу минуты за две – три, голова не соображает, так выходит. На вершину поднимаюсь на одном дыхании и большими шагами. Дошел, поднялся, взошел, покорил. 10.50, 30 сентября. Но не до глаголов. Вокруг, сколько глаз видит, безмятежная земля, холмы, реки, даже дороги видно, на юге – серая дымка над морем, все это было здесь многие миллионы лет и останется навечно, только мы, мятежные, все ищем в себе бурю, и находим, чтобы… найти следующую.
Вдыхаю в себя уже не разряженный воздух, а бесконечное счастье обладания этой маленькой затоптанной полянкой, часто моргаю, впопыхах и навсегда пополняя запасы памяти. Голова не болит, то ли нет ее уже, то ли снится все, то ли жизнь в другом измерении. Вылечила вершина, знал ведь, что вылечит, как к эликсиру полз, к воде живой. Копаю ледорубом около камня приметного, фенечки здесь оставлены Сергеем, но не нашел, то ли вмерзли глубоко, то ли ветра сдули. На руке другие, они и привели сюда, любовью детской сплетенные.
Как известно, спуск – самая коварная часть восхождения. Человек с чувством выполненного долга расслабляется, теряет бдительность. Трудно заставлять себя держать постоянный контроль. На спуск местами небезопасен, идем иногда в связке, уже с ледорубами, если наверх видел только свои ноги и спину проводника, то обратно все вершины и панорамы вплывают в меня как глазные капли. Седловина вновь «радует» жуткой мигренью, которая уже не отпустит почти до Скал Пастухова. Все еще холодно и ветрено. По полке спускаемся почти порознь, Цезарь за меня спокоен, сначала я ушел далеко вперед, потом он. Но примерно с 5000 иду уже на автопилоте, растянувшиеся мышцы и сухожилия с трудом удерживают стопу, а фиксацию кошками никто не отменял, лед здесь самый противный, и уклон самый крутой. Становится жарко, но ветер пронизывает. Чудо! Появились люди, вижу как кто штурмует этот участок с верхней гряды Скал, скоро встречаю вчерашних румын, пытают меня сколько им до вершины, у одного лыжи-коротыши за плечами. Время – полдень, поздновато для старта с этой точки, но парни молодые, может и по плечу им. Вижу как Цезарь машет руками, тоже отговаривает, кому как не ему знать последствия подвигов таких авантюристов, ему же их и спасать, если не вернутся к вечеру. Все, Скалы, круг замкнулся, дальше совсем легко, если сравнивать с пройденным. Теперь спешим, ночевать на Бочках желания нет, хотим вниз, в уют и тепло. До канатки еще пять километров, внизу маячат редкие ратраки и снегоходы, день воскресный – возят туристов до Приюта и назад, может подберет какой. Встречаем украинцев, они только вышли на акклиматизацию, то-то мы их не дождались на горе, правильно они поступили, что поберегли себя. Делимся своими барскими запасами чая, фотографируемся. Хорошие ребята, меня ждет Крым…
P.S. В сети ходит история о посещении Эльбруса первовосходителем Эвереста Норгеем Тенцингом (не знаю правильно ли просклонял его имя), который, якобы приезжал в СССР по приглашению для участия в восхождении на Эльбрус. Однако по причине плохой погоды и недостатка времени восхождение не удалось. «Гора не хочет», — заметил по этому поводу Тэнцинг. Выдающийся восходитель всех времен и народов Райнхольд Месснер обозвал как-то Эльбрус лыжной горой, не придав ей серьезного значения. Но Месснер, покоривший первым, и без кислорода, в одиночку, все четырнадцать 8-тысячников планеты, этот непревзойденный альпийский зубр, не смог с первого раза взять скромный с виду Эльбрус — не пустила погода. Кто-то рассказывает, что и со второго раза не получилось.
Равняться и не пытаюсь, в разных шеренгах мы по призванию и жизненным обстоятельствам. Но моя первая большая Гора случилась не случайно. Я к ней шел и готовился. Ждал и уговаривал. И небо на вершине поцеловал свое, ничье другое. Кому отдашь?!
© Андрей Сабинин, сентябрь-ноябрь 2012 г. |
При вводе Логина и Пароля,
