Виталий Абалаков окончил механический факультет Московского Химико-Технологического Института им. Д.И.Менделеева в 1930 г., по специальности инженер-механик в его работе всегда проявлялась большая изобретательская жилка. В частности, она проявилась в годы войны – он разрабатывал целый ряд тренировочных приборов для восстановления двигательных функций конечностей, поврежденных при тяжелых ранениях. После войны работал сначала в ЦНИИФК (Центральный институт физической культуры), затем в ЦЛСИ (Центральная лаборатория спортинвентаря), преобразованной позже в ВИСТИ (Всесоюзный институт спортивных и туристских изделий).

Альпинистской техникой и снаряжением он занимался всю жизнь - и на работе и приватно. В 1945 г. он побывал в Австрии, где альпинизм,

большой и малый - народный спорт и многое посмотрел там. Разработок было много: долгое время все носили «абалаковский рюкзак», он ввел в употребление 12-зубые кошки и кошки с укороченными передними зубьями, предложил усовершенствованный фасон триконей, айсбайли, фасон шекльтонов (специальная обувь для высотных восхождений), постоянно разрабатывал методы страховки, предложил амортизаторы для смягчения рывка при задержании сорвавшегося. Часть разработанного снаряжения была опробована на сборе 1948 г., остальное - в процессе подготовок к восхождениям. Опубликован им ряд работ по этим вопросам, предложен прототип современных жумаров. Особенно много он работал над приемами техники страховки - безопасность была его главным девизом.

Его книга «Основы альпинизма» издана в 1941 г., переиздана в 1950 и 1958 г. и издана в переводе в Германии. Опубликован ряд работ по снаряжению и технике, «Спутник альпиниста».

Много внимания уделялось другим видам спорта. Разрабатывались оригинальные приборы для контроля спортивных параметров, например, для измерения силы толчка ноги бегуна при низком старте, силы толчка

при прыжке, силы удара боксера в различных ситуациях, выбора оптимального положения толчка при прыжке на гимнастическом коне и многое другое для самых разных видов спорта. К сожалению, применение этих приборов встречало подчас яростное сопротивление тренеров - ибо они заменяли чутье, опыт, навыки, секреты тренера и тем снижали его ценность.

В 1978 г. он был приглашен участвовать в комиссии УИАА по снаряжению и далее в течение всей жизни продолжал работу по совершенствованию альпинистского снаряжения, к сожалению, в практику фабрик мало что вошло из-за инертности руководств.

В 1979-80 г.г. он выполнял важное правительственное задание – разрабатывал конструкции особых разборных гимнастических снарядов для Московской Олимпиады, хорошо себя проявивших.

КОМАНДА

Всем дарил ты им, седой Кавказ,
Мужество сердец и зоркость глаз.
Кайсын Кулиев

Впереди горит алмазами
Безенгийская стена!
Из песни

В 1948 г., в самом начале сезона, Виталием был проведен в альплагере «Адылсу» (теперь на этом месте старый “Джантуган”) «сбор по технике альпинизма»: участников знакомили как с зарубежными новинками, так и с разработками Абалакова. Участвовала вся команда и ряд «довоенных» альпинистов, молодежи было еще мало. Это была одна из первых встреч разных альпинистов после войны, разметавшей их, и на сборе лежала еще тень войны... Помнится, «отработав трудовой день», мы с бивуака, стоявшего на леднике Кашкаташ высоко над альплагерем “Адылсу”, выходили на поляну, где был до войны кош пастуха Соттаева, провожать заходящее за Эльбрусом солнце. Пелись довоенные песни, отпускались довоенные шуточки - но в атмосферу встречи невольно вплетались новые песни: о товарище под барбарисовым кустом, о солдатских дорогах, где пыль да туман, да пули свистят..., вставали в памяти погибшие друзья...

Проведя сбор, Виталий приступил к организации восхождений.

Далее, после стенных маршрутов, надо было пробовать силы на траверсах, требующих более серьезной организации и большей выносливости физической и моральной. Абалаков ввел новый элемент тактики - движение большой группой, команда разрослась до девяти человек.

В 1948 г. выбрали знакомую ему грандиозную Безенгийскую стену, стоящую в «президиуме» Кавказского хребта, где собрались наивысшие вершины Кавказа. Она спрятана в глубине гор, даже с перевала Карасу виден лишь ее маленький кусочек. Надо пройти вдоль восемнадцатикилометрового Безенгийского ледника до его поворота, только тогда можно окинуть глазом всю стену, а по-настоящему ее оцениваешь только с Дыхтау или близлежащих вершин. Базовый лагерь был поставлен на Миссес-коше (по-балкарски - Мсес-кош) - это большая зеленая поляна на моренном кармане над ледником Безенги у подножья Дыхтау (альплагеря «Безенги» тогда не было). В солнечный день хорошо полежать там в пряной траве, глядя на перекрывающую ущелье Безенгийскую стену.

В Миссес-коше молчанье царит.
Глушит звуки цветочный ковер,
А за ним в отдаленье горит
Белизна ослепительных гор.
В Миссес-коше царит тишина,
Охраняют цветочный ковер
Безенгийская чудо-стена
Да бездонного неба простор.
И.Руднева

Но часто-часто через Стену переваливаются темные тучи, начинается непогода тогда залезают в чью-нибудь палатку и сидя, лежа и сидя на лежащих начинаются рассказы о походах и приключениях: в памяти встают горы в солнце.., а иной раз кажется, что приходят и те, кто остался в горах…

В далекие тридцатые годы там хозяйствовал известный всему альпинистскому миру пастух Зикирья Беттиев. С первого взгляда это был просто рослый, грязноватый старик (скотоводу в коше мудрено быть чистым!), торговавший айраном но что-то величественное, выше нас стоящее, было в нем и в подручном его старике. Их хижина была сложена из крупных неотесанных камней, между которыми в щели задувал холодный ветер с Безенгийской стены.

Наверное, нетрудно было бы позатыкать эти щели, да обмазать глиной, да и подштопать рваный бешмет, но может было бы это недостойной суетой перед лицом величественных гор? И они жили здесь, спали на бараньей шкуре, на холодной и жесткой земле, ели грубый кукурузный хлеб да горьковатую брынзу, глядя вечерами на огонь в курном очаге. А днем сидели неподвижно над стадами, лицом к снегам... Старик умер от голода в Казахстане в 1944 году, а от коша и следа сейчас не осталось.

Теперь Абалаков хотел пройти всю стену, начав с подъема на Шхару (Гл.) по маршруту высшей категории сложности - 5Б (второе прохождение маршрута Х.Томашека – Мюллера,1930 г.). Предварительно были совершены заброски продуктов, их приходилось делать из-за тяжести снаряжения (теперь и на пик Победы ходят без забросок!). Группа Кизеля - на Шхару, а группа Абалакова - на Катын. Восхождения сами по себе интересные, хотя и нетрудные.

Те, кто ходил в горах, знают это чувство, охватывающее при последних шагах перед вершиной. Долго маячил перед глазами только надоевший снежный склон, но вот склон положе, положе - еще пара шагов и открывается грандиозный простор - снежные вершины, уходящие вдаль ущелья, еле угадываемые домики на дне долины последние камни земли под ногами, впереди только небо, и ветер в лицо - победа!

Гусак Николай

Аркин Яков

Леонов Иван

Филимонов Лев

На этот раз с погодой повезло. Мы видели сванский хребет, всю долину Сванетии великолепный вид на белоснежную сверкающую вершину Тетнульда (мы говорим «он», а в сванских легендах это невеста вершины Ушбы), грандиозную пирамиду Дыхтау (автор вспомнил, как штурмовал ее в 1938 году с братьями Малеиновыми) и черные скалы вершины Тихтенген (мы взошли на нее с ними в том же году).

Наконец, выход на траверс. Часть команды шла с подъемом по очень трудному двухкилометровому северному ребру Шхары: Абалаков, Гусак, Чередова, Боровиков, Леонов, Василий Сасоров (это было первое отечественное восхождение), а трое - Василий Пелевин, Аркин и Лев Филимонов поднимались на нее же по более легкому пути (4Б). Глядя снизу на движение альпинистов всегда поражаешься, как малы эти точки, как медленно они ползут и как далеко они в конце концов проходят. Сами восходители в борьбе за каждый метр часто смотрят только на ближние участки только спустившись вниз, ощущают огромность пути - и трудно представить им, что они были ТАМ.

Здесь была освоена тактика пещер для ночлега - очень важная при тогдашнем качестве снаряжения. Потеря времени, но защита от любой бури палатки тогда плохо выдерживали сильные порывы ветра, да и в пещере теплее. Траверс Безенгийской стены был сделан и описан еще до войны - не стоит повторяться но соединение траверса с подъемом по технически сложному ребру, на который затратили три с половиной дня - было сделано впервые.

На вершине Шхары обе группы благополучно объединились, и продолжили траверс вместе - 9 человек.

При восхождении на вершину Джанги Виталий нашел свою записку, оставленную здесь в 1932 г. Вернулся!

Траверс до Гестолы длился одиннадцать дней. Удобных для переноски в условиях восхождения поролонов или карематов не было ботинки в снегу промокали, штормовки тоже, а маршрут предстоял в основном снежный, путь шел по гребням, по снежным и ледовым склонам в обход опасных карнизов только местами попадались скальные участки (самый трудный - от Шхары до Джанги). Все же - прошли! Это восхождение было определено как лучшее достижение в сезоне 1948 г. по классу траверсов.

Виталий не хочет перерыва - надо во что бы то ни стало наверстать ушедшие годы. Приходит 1949 год, задуман новый траверс.

Ранним, прозрачным утром из Нальчика видны снеговые горы. Кажется, что земля - тяжелая, скудная земля с усилием дотянулась там до неба, и голубой спокойный холод неба потек там вниз снегами и льдом, и живут они одной с небом жизнью - зеленеют на рассвете, алеют на восходе и закате солнца, напоминая легенду полярников о розовой чайке, которая только временами неуловимо мелькает. Вблизи же это не легкие белые облака, они тяжелые и мощные, а отсюда, за прозрачной дымкой они

кажутся сказочно легкими. И такие манящие эти белые видения, что из года в год пробираются к ним люди, чтобы побывать наверху хотя бы одну минуту, под холодным ветром, и унести с собой память о виденном. И видя их за пышными цветами Нальчика трудно поверить, что ты был ТАМ!

В середине горной цепи, как бы над голубыми елями парка стоят эти две вершины: слева - острый пик Коштан (5151м), справа - белый шлем Дыхтау (5204м) и гребень с вершинами между ними.

Командой был совершен высокотехничный траверс этих вершин - от Коштана до Дыхтау переход через семь вершин снова большой группой: Абалаков, Аркин, Пелевин, Чередова, Гусак, Леонов и взяли еще двух молодых альпинистов Ю.Москальцова и В.Мартынова (в этом году Боровиков и автор руководили школой и лагерем «Шхельда»). В последующие годы вошло в обычай брать «на пробу» одного - двух молодых альпинистов.

Первый траверс Дыхтау - Коштан совершили в 1938 г. Женя Абалаков с Виктором Миклашевским. Мне кажется, что при выборе маршрута (траверс в обратном направлении) было и желание почтить память Евгения. Самым трудным участком, пожалуй, оказался подъем на восточную вершину Дыхтау.

На всем протяжении траверса первой двойкой шли Абалаков с Леоновым. Виталий, конечно, шел всегда первым, не уступая, лишь выпуская второго в редких технических ситуациях. Идущий первым не имеет возможности наблюдать работу последних, поэтому Виталий уделял особое внимание обработке пути, его очистке от ледышек и камней.

Иван Леонов заявил о себе еще в 1938 г., пройдя траверс Безенгийской стены (в группе Е.Белецкого), затем взойдя на Северную Ушбу. Тихий, подчеркнуто деликатный, он воевал, был в плену, освобожден, снова воевал. Он единственный в команде имевший спортивное образование (Институт физической культуры), вел очень большую тренерскую работу зимой и летом, работал в школе инструкторов. Хороший скалолаз без лихости, надежный на страховке. У него, внутренне самолюбивого, была тяга к самостоятельным восхождениям и он впоследствии не раз ходил, собрав свою команду.

Начиная с этого, 1949 года Всесоюзный спорткомитет при подведении итогов летнего сезона утверждал лучшие спортивные восхождения по занятым местам нейтральной комиссией, сформированной федерацией альпинизма. Наша команда заняла первое место по классу траверсов.

Из альплагеря «Шхельда» в конце сезона под руководством автора было совершено восхождение на высшую вершину Шхельды Восточную (4320м) от Ужбинского плато. Это восхождение получило также первое место, но по классу технически сложных (Т.Рождественский, В.Курбесов, И.Лапшенков, В.Нагаев, Д.Симанович). Команда работала!

СТЕНЫ, ПОХОДЫ

ШХЕЛЬДА

О, холод ледников, далеких и прекрасных !
Палатка, облачко в просторе отдаленном.

Артюр Рембо

При внешней замкнутости и сдержанности в отношениях с людьми Виталий был внутренне глубоко раним. Тяжелым переживанием начался для него 1950-й год. Прошлым летом в Домбае с вершины Семенов-баши сорвалась связка студентов ЛГУ - Тищенко Андрей и Смирнова Лиля тела их остались висеть на веревке, зацепившейся за скальный выступ посреди стены. По настойчивым просьбам родственников и Госкомспорта Виталий и Михаил Ануфриков перед началом сезона отправились в Домбай, чтобы спустить тела. Прошел год - и легко представить, ЧТО осталось на выступе. Абалаков внешне был по-прежнему сдержанным, но увиденное глубоко задело его, и в будущем все его требования к мерам безопасности возросли и стали ведущими («нельзя превращать людей в ТАКОЕ»).

Примечание Старикова Г.А.: рекомендуется найти и прочитать в небольшой книжке МУЖЕСТВО. Издательство ФиС,1970 г. Сборник очерков, с.55-68. Исповедь альпиниста. Виталий Абалаков, ЗМС. О снятии в 1950 г. вместе с Ануфриковым М.И. со стены в.Семенов-баши тел 2-х погибших в 1949 г.

Вдобавок еще, сразу по прибытии в «Шхельду», ему пришлось принять участие в других спасательных работах: на ледопаде под Ушбинским плато рухнувшим сераком убило одного альпиниста и ранило другого, всю ночь и день шла «спасаловка». Все это и воспоминания об аварии побудило его к разработке комплекса мер по обеспечению безопасности восхождения от просмотра вершины и выбора безопасного пути и времени движения до спуска, приемов страховки. Этим он занимался всю жизнь и железно следил за соблюдением этих мер на восхождениях. Необходимо было с молодежью еще больше работать над приемами страховки и обеспечением безопасности.

Благодаря этой Школе Абалакова при восхождениях команды и в альплагере не было ни одной серьезной травмы или срыва за все годы.

Месяц с лишним работы с участниками в лагере. Команда точила зубья кошек, пропитывала веревку, чтобы не намокала, оковывала ботинки особыми «абалаковскими» триконями. Покончив с учебной программой, команда совершила восхождение (первопрохождение - это стало девизом команды) на вершину 2-й западной вершины Шхельды по стене опять большой группой (Абалаков, Чередова, Леонов, Боровиков, Гусак и автор), в которую вошел уже известный альпинист Михаил Ануфриков.

Яков Аркин отдал сезоны 1950-51 г.г. работе в геологической экспедиции в горных, труднодоступных даже альпинистам, районах Сибири (в хребте Кодар). Он начал в 1931 г. с восхождения на Эльбрус, много лет работал инструктором, воевал - был контужен под Ростовом, брал Будапешт и окончил войну в Праге великий любитель чтения,

юморист безотказен в любой ситуации, силен и вынослив. Его юмор часто облегчал жизнь в трудную минуту это с его и Гусака легкой руки в команде установился стиль добродушного подшучивания всех над всеми, поднимавший настроение. Яков был инженером - конструктором спортивного инвентаря.

Большая группа движется медленнее, но, пожалуй, безопаснее. Альпинизм отличен от других видов спорта. Бегун, падая на финише без сил, «выложившись до конца», окружен тренерами, врачами, массажистами, а альпинист предоставлен сам себе - даже в наше радио-вертолетное время помощь может придти разве что через пару дней... Выручить могут только товарищи, поэтому сплоченность и дружба здесь незаменимы группа может даже транспортировать пострадавшего. Ведь запасного, как в футболе, не вызовешь!

Лыжника поддерживает многоголосое: «давай»!, «давай»! - а альпинист в тишине наедине с горами, но когда рядом семеро друзей, жить полегче. Альпинистская дружба – особая. В футболе - это хороший пас под гол, дружба в раздевалке при проигрыше... У альпинистов - это иной раз спасение жизни! И хоккеист, отыграв, уходит в комфорт, а альпинисты сидят днями «нос к носу» в тесной палатке в холоде на скудном питании - дружба здесь играет особую роль, проверка жестче.

Знай, за гранью ледового круга
Вечно царствует древний закон:
Кто нашел себе верного друга -
Никогда не бывал побежден.

Вырабатывалась терпимость к раздражающим мелочам это сказалось, когда под вершиной мы просидели на гребне три дня в жестокую бурю. Здесь всегда был прессинг Абалакова, исключавшего конфликты. Не зря сказал Тур Хейердал: улыбка - дар богов!

У большинства заканчивались отпуска, в лагере оставались лишь двое из команды - автор и Николай Гусак. Николай зимовал на метеостанции Эльбруса, был не раз зимой на его вершине, старый и верный друг - мы с ним ходили по Памиру, работали в армейских альпмероприятиях, были в аварии на Чотче, и много чего еще было вместе. Рабочий парень, он попал в 18 лет в горы и безраздельно полюбил их, связав с ними всю жизнь: гляциологические экспедиции, зимовки на Эльбрусе, работа на горных курсах, в альпинистских школах, водитель горных походов. Он много преподавал в армейских школах, в Институте физической культуры, воевал при обороне перевалов Клухора и Нахара, был награжден орденом.

Жизнь в Москве была для него тягостной... Он вошел в большой альпинизм, взойдя на пик Сталина (Коммунизма) в экспедиции 1937 г. Человек, вечно набирающий самый тяжелый рюкзак, первым бегущий за

водой, разводящий костер. Теперь он стал спартаковцем. Великий юморист и острослов, в паре с Аркиным создающий атмосферу веселости.

С тренером школы инструкторов Юрой Гильгнером и ее выпускником Д.Симановичем мы с Колей отправились на прохождение северной стены пика МНР (Центральный) - первопрохождение. Маршрут короткий, но нелегкий. Нас окружали тесные склоны Баксанского ущелья, но постепенно, с каждым шагом, из-за них поднимались «Эльбрус огромный,величавый», другие заснеженные хребты Кавказа, открывались горные просторы могучая скальная стена, подавлявшая все ущелье Адыл-су, оказалась маленьким выступом на гребне снежной вершины. С каждым шагом подъема мы становились как будто зорче...

И вот мы на вершине, пишем записку: «...взошли на пик Монгольской Народной Республики...». Это еще не самое оригинальное название. Есть другие пики и вершины, например, «1-й сессии Верховного Совета Киргизской ССР», «Всевобуч», русско-балкарское название «Военно-Инженерной Академии - тау», «Пропеллер», «Главленинградстрой» - не зря сказал Эразм Роттердамский: «неисчислимы глупости формы».

Это наше восхождение в 1950 г. заняло второе место по классу технически сложных.

ЧАНЧАХИ

Но кони тревожно нюхают перекаленный воздух,
Видно, от гор уже тянет запахами снегов.
Расул Гамзатов

Осенью, когда хмурая непогода водит серые тучи, унылые дожди закрывают даль - обступают житейские заботы, остается только вспоминать летние походы. Потом приходит некий день - первый пленительный день весны, с дождиком, от которого вскакивают пузыри на лужах, остро пахнут тополя, а высунувшийся из школьного окна вихрастый мальчишка орет:

- Дождик какой мировой - прямо во!

и какие-то таинственные ветры приносят весть с гор - «мы ждем!».

Из чуланов и кладовых выбрасывается лежавшее там снаряжение и квартира заполняется пухом, запахом мази для ботинок, а от пыли дорог чихает даже видавший виды пес. Хозяин, позабыв обо всем на свете, звякает крючьями и карабинами, осыпаемый проклятьями жены, наступившей на кошки и не понимающей всей прелести запаха грязной штормовки. Пароксизм проходит, снаряжение убирается обратно за сегодняшней ненужностью - но теперь на все уже легла легкая тень гор.

Виталий собирает команду на совет, выбираются маршруты очередного, 1951 года.

Пройденная в предыдущем году стена 2-й Западной Шхельды была не очень сложной, хотя при просмотре казалась труднее. Теперь Виталий хотел выбрать действительно трудную задачу.

Cначала - северная стена вершины Чанчахи в Цее - наиболее интересный «объект» Цейского района Кавказа. На вершину был сделан ряд восхождений, но пройти по стене еще никто не пытался. В те времена «альпинизм маршрутов» был не очень развит - чаще ходили по легчайшему пути (набрать побольше вершин, сказывались требования получения разрядов по числу вершин) или на траверс.

Ануфриков, «выросший в Цее», говорит о трудности стены. Абалакову хочется познакомиться с районом, автор не прочь - этот район красив. Поскольку у нескольких членов команды оказались задержки с отпуском, пойдут Абалаков, Ануфриков и автор.

Лето началось... Мы выехали из «Шхельды», взяв в группу четвертым молодого выпускника школы инструкторов В.Нагаева. Становится традицией включать в нашу группу кого-то из молодых, проявивших себя. В Цее нас принимает лагерь «Торпедо» на следующий день мы уже в величественном северном цирке, в который прямо обрывается черная стена Чанчахи. Сразу видно, что стена очень «бьет» камнями, поэтому полтора дня мы кружим по цирку, наблюдаем стену в фас, профиль, в разное время дня и ночи, выясняем, что один из вариантов пути - не самый легкий - проходит в нижней половине маршрута под нависающими скалами, поэтому камни сверху летят через него, а дальше он, видимо, безопасен.

На рассвете выходим! Редкие камни пролетают на достаточно далеком расстоянии от стены, но эмоции при каждом гудении летящего сверху камня - поневоле прижимаешься к скале!

Движение идет успешно. Абалаков идет первым - в паре с Нагаевым, не соглашается выпускать никого вперед он не относился к нам свысока - достаточно уверен в нас, но для себя он хочет быть «в форме», уверяться в себе, он берет на себя самое трудное и опасное - это его постоянный принцип. Побаливает ампутированная ступня, трескается кожа на пальцах, но он молчит об этом. Автор в паре с Ануфриковым идут вторыми.

Скалы местами совсем трудны: пара зайльцугов*, один раз Виталий становится на плечи долговязому автору...

* технический прием, когда нижний подтягивает верхнего на забитом выше крюке (прим. автора)

К вечеру слышен довольный голос Виталия: «есть хорошее место для ночлега». Это оказывается ступенькой для сидения, вырубленной им во льду. Обычная ночевка в полудреме, с тоскливым ожиданием рассвета тесно, под боком какой-то камень. Кругом молчащие вершины, виднеющиеся в ночной мгле, снега цирка, а над нами яркие колючие звезды.

Рядом со мной Миша Ануфриков, в прошлом году пришедший в команду и сразу ставший основным ее членом, рабочий парень, увидевший горы и влюбившийся в них бурный, вспыльчивый, отличный скалолаз и верный товарищ, вдобавок с недюжинным художественным чутьем и остро чувствующий красоту гор. Ему всегда хотелось показать другим эту красоту и привлечь их в горы. Он не сразу притерся в команде, обидчивый, а в команде установился стиль вечного подтрунивания всех над всеми. На первом же восхождении его оценили все.

Он воевал под Москвой и на Кавказе, награжден орденом. Еще до войны побывал на Ушбе и других вершинах, в 1944 г. прошел траверс Джугутурлучат, в 1946-м траверс Цейской подковы. Высокие работники Госкомспорта бледнели при его появлении – ответственного секретаря Всесоюзной федерации альпинизма: не добившись своего, он не уйдет! Если бы не он, может не состоялся бы «Эверест - 82».

Утром движемся дальше по местами мокрым, частично обледенелым скалам еще одна такая же, как первая, ночевка. Где-то в Эдде * есть стих: «спать не должно в шатрах - викинг спит на щите, небо синее над головой» - оно, конечно, так, но мы, грешные, предпочли бы палаточку...

* Древний скандинавский эпос (прим. автора)

Дальше такой же путь, и вот вершина, последние метры легкие. Под нами весь Цейский цирк. Нас охватывает знакомое всем альпинистам «чувство победы» - мы одолели, мы выстояли, наша взяла!

Времени до темноты мало, скорее вниз. Автор еле успевает просмотреть свой маршрут по стене на соседний Мамисон.

Странный народ альпинисты: добравшись с трудом до вершины, торопятся уйти с нее! (Следует прозаично сказать, что «чувство победы» опасно, ведь многие аварии как раз происходили на спуске, когда люди расслаблялись).

Горный спорт тяжелый, потный, мало времени смотреть вокруг - надо держать темп под рюкзаком, на привале отдышаться и подшнуровать ботинки. Мартирос Сарьян сказал «смотрят все - но надо уметь видеть!». Альпинисту надо пройти большую школу походов, чтобы научиться видеть за короткую выхваченную минутку запомнить, унести с собой все увиденное. Ведь то, что было тяжелым трудом, превратится в синюю сказку… В цирк вечно молодых снегов входишь с благоговением, но надо ведь и повесить сушиться носки и брюки - и надо уметь не замечать их.

Теплая встреча в «Торпедо». Вечером начальник альплагеря Алексей Золотарев, старый знакомый еще с 1934 года, когда мы с Б.Алейниковым опередили его с отечественным первовосхождением на Мамисон, зовет к себе в гости поговорить. После обычных расспросов он:

- Ну, и какая же средняя крутизна стены?

Абалаков, простодушно:

- примерно градусов 70.

- Значит, под 70 и разведем! - говорит Золотарев, доставая бутылку медицинского спирта.

Увы, беспощадный Абалаков разрешает нам только по одной рюмке...

В летнем сезоне спиртное категорически запрещалось, (не одобрялось и излишнее чревоугодие, но понимание этого термина Абалаковым порой резко расходилось с мнением молодежи). Возвращаемся в “Шхельду” - немного учебной работы и готовимся к следующему броску.

Продолжение следует