Часть 1 | Часть 2

Центральный Памир, пик 26-ти Бакинских комиссаров,
6 августа 1988 года.

Из отчета о восхождении: "Южная стена пика протяженностью около трех километров, с перепадом высот 2504 метра имеет среднюю крутизну 60 градусов. Стена представляет собой три скальных пояса, причем каждый последующий сложнее предыдущего, соединенных протяженными снежно-ледовыми гребнями. Участок наивысшей сложности находится на высотах 6100-6300 метров над уровнем моря, на так называемом "желтом поясе" крутизной 90-95 градусов и далее ледовый склон, выводящий на Восточный гребень пика 26-ти Бакинских комиссаров".

Пик 26 Бакинских комиссаров с ледника Федченко

Из отчета о восхождении: "Щели залиты льдом. Организация страховки, крайне затруднена. Девяностоградусный бастион протяженностью 90 метров, заканчивающийся двумя впечатляющими карнизами, потребовал четырех часов работы, и организации более 40 точек страховки".

К счастью дальше бастион стал ложиться и затем сменился снежно-ледовым склоном, подводящим к основанию снежного гребня, разделяющего первый и второй скальные пояса.
Слава Богу, на вытаптывание площадки под палатку в рыхлом снегу много времени не потребовалось. Ясный вечер позволил нам в деталях рассмотреть пролегающий слева от нас маршрут Андреева (1 место на Чемпионате Союза 1969 года), и располагающийся в правой части Южной стены маршрут Русанова (1 место на Чемпионате Союза в 1973 году).
Даже беглый осмотр, показывал насколько наш маршрут, т.е. Шевченко, "круче". Впрочем, опротестовывать этот вывод было некому.
Вечер был омрачен, тем, что неутомимый Валера Маниров, стараясь наколоть побольше льда для утреннего чая, пробил ледорубом мою "пуховку", в которую я для большей сохранности завернул литровую флягу с напитком градусов под шестьдесят, приготовленным Стасом Мерцаловым специально для восхождения. И который, в общем-то, после утреннего происшествия являлся нашим единственным лекарственным препаратом.
Пока мы обсуждали нюансы соседних маршрутов, через внушительную дыру добрых две трети фляги впитались в мою куртку. Этим жизнеутверждающим событием день и закончился.
Спали плохо от летавшего по всей палатке пуха из моей куртки и водочного амбре из пробитой фляги. Утро встретило нас затянутым тучами небом и начинающимся снегопадом. Быстро собравшись, подтянулись по провешенной с вечера веревке к основанию второго скального пояса.
Собственно отсюда маршрут и приобретал характер настоящей стены. На всем видимом участке крутизна стены достигала отвеса. Характер скал тоже изменился - крупноблочный обледенелый монолит.
Переодевшись в только что вошедшие в моду скальные туфли, начинаю работать на маршруте. Нависающая стена, заканчивается карнизом, далее внутренний угол, который переходит в узкую щель, проходимую на ИТО. Ноги отчаянно мерзнут.
Не выдержав, в середине дня переодеваюсь в ботинки. Снег усиливается. Вновь нависающий участок стены с рядом карнизов.
Забросив попытки двигаться свободным лазанием, работаю только на искусственных точках опоры, на пятидесятиметровый участок потратил около трех часов.
Совершенно не чувствуя ни рук ни ног, перевалив очередное нависание вылез на осыпной гребешок засыпанный снегом. Сделав "станцию" и крикнув парням, чтобы начали шевелиться, размахиваю руками и ногами, пытаясь восстановить кровообращение.
Слева и справа от моего гребешка начинают пролетать небольшие лавинки. Минут через сорок прибыл Миша Дэви, за ним Сережа Гержа. Чтобы окончательно не замерзнуть я начал обработку "камина" начинающегося прямо над головой, а подтягивающиеся парни вырубать в заледенелой осыпи площадку. Честно говоря, сил особо уже и не было.
Продвинувшись за час на 15 метров, вновь уперся в карниз с выносом больше метра. Оставив решение этой проблемы на завтра Салавату, закрепил веревку, и с чувством выполненного долга соскользнул вниз в объятия своей команды.

Установив, на буквально выгрызенной площадке палатку, начали устраиваться на ночлег. Озабоченно прислушиваясь к завываниям ветра, приготовили ужин и, приговорив остатки спирта из фляжки, выкинули ее в пропасть. Стало жарковато, открыли оба входа в палатку и, развалившись на спальниках, треплемся о жизни вообще и о нашем восхождении в частности.
Общее мнение, что "жизнь хороша, и жить хорошо"! Под убаюкивающее гудение примуса незаметно задремал.
Очнулся от глухого удара. В темноте палатки ничего невозможно разобрать. Все засыпано снегом! Воняет парами бензина от потухшего примуса, в довершении всего опрокинувшаяся двухлитровая банка с чаем вымочила все что возможно.
Понимаем, что пролетевшая левее площадки лавина, краем зацепила нашу палатку с открытым входом. Ругая самого себя за беспечность, дал команду выкинуть снег и по возможности привести наше жилье в порядок.
Через полтора часа толкотни, сопровождаемой изысканными ненормативными выражениями, наглухо задраив оба входа, наконец, успокоились.
Несмотря на вчерашнее происшествие, утром все выглядели достаточно бодро. Салават, легко перемахнув карниз, под которым я вчера финишировал, быстро двигался по заледенелой стене, удачно комбинируя технику свободного лазания и ИТО.
Преодолев, таким образом, 150 метров и еще веревку по ледовому кулуару, вышли на снежный контрфорс, отделяющий второй скальный пояс от "желтой" стены.
Хотя был еще полдень, начали вытаптывать площадку и готовить бивуак, поглядывая на мраморный трехсотметровый скальный пояс. Отправив темпераментного Валеру с Салаватом "пощупать" стену, принялись обсуждать тактику прохождения "ключевого" участка маршрута.
Пришла пора вступить в бой тяжелой "артиллерии" - Сереге Тимофееву! Наш лидер, только что выигравший Чемпионат Союза в скальном классе, рвался подтвердить свою репутацию и в высотно-техническом.
Вернувшиеся в сумерках обработчики сообщили, что повесили две веревки, но дальше все только начинается - монолитный отвес, сложенный мраморами. И для того, чтобы забить шлямбурный крюк им понадобилось полчаса. Обдумывая эту информацию, заснули.

Описывать технические трудности на высотной стене, дело субъективное и неблагодарное. На описание накладывается накопленная за восхождение усталость, разнообразные проявления "горняшки", гипертрофированная самооценка: "… мы сделали это!…" и масса других факторов, поэтому вновь ограничусь цитированием сухих строчек отчета о восхождении, хранившемся у меня без дела 20 лет:

"…Внутренний угол, заканчивающийся карнизом, преодолевается в лоб с использованием ИТО. Лазание предельно трудное. Протяженность участка 40 метров, крутизна 95 градусов. Участок 32-33: Нависающая стена. Скалы монолитные, крупноблочные. Трещины залиты льдом. Протяженность 180 метров, крутизна 90-95 градусов. Участок 34-35: Стена, покрытая натечным льдом. Движение вправо, пересекая гигантский внутренний угол. Протяженность 110 метров, крутизна 85 градусов. В общей сложности за день работы забито и заложено более 70 крючьев и закладных элементов…"

К девяти вечера Тимофеев вышел на лед и немедленно остановился, так как был в скальных туфлях. Мы все - таки сделали это!
Участок, на прохождение которого первопроходцы потратили 3 дня, занял у нас чуть более 14 часов! В лучах угасающего солнца удача еще раз улыбнулась нам сегодня, в виде небольшой площадки на границе скал и льда.
Утренний мороз не вызывал ничего кроме желания поглубже залезть в спальник. Мои призывы к подъему приводили только к вялому шевелению личного состава.
Накопившаяся за последнюю неделю физическая усталость и психологическая нагрузка предыдущего дня, привели к тому, что на ликвидацию ночевки и сборы потребовалось более трех часов.
Лед, казалось, имел твердость бутылочного стекла. Ледобуры категорически отказывались ввертываться в эту голубую субстанцию. Хваленый французский ледовый молоток типа "шакал", используемый в предыдущие дни исключительно для вырубания площадок на стене, теперь, затупившись, не выполнял свои прямые функции. На преодоление трехсотметрового склона потребовалось около пяти часов и все оставшиеся физические силы.
В тот момент, когда солнце начало садиться за перевал Кашал-аяк команда, в полном составе, лежала на Восточном гребне пика 26-ти комиссаров и, тяжело дыша, разглядывала открывшуюся на север величественную панораму ледника Федченко и его Большую Фирновую мульду, которая в другом горном районе вполне сошла бы за самостоятельный ледник средних размеров.
Утром, собрав веревки в кольца, медленно двигаемся по направлению к вершине. Добравшись до того места, откуда все "дороги" ведут вниз, не обнаружили даже намека на вершинный тур.
Широкий снежный купол, плавно спускающийся на все четыре стороны света без намека на какие-либо скальные выступы. А ведь Михайлов ясно рассказывал о скалах на вершине.
Даю команду копать! И о чудо после нескольких ударов ледоруб упирается в осыпь, и более того в железную банку. Вершинный тур! Вытаскиваю из банки футлярчик из-под фотопленки - есть записка, и, кажется это фотография.
С немного пожелтевшего, но хорошо сохранившегося фото на меня смотрела шикарная блондинка, вольно раскинувшись на диване с широко разведенными ногами. Пикантность ситуации состояла в том, что из одежды на ней были только часы.
Стыдливо перевернув фото, читаем на обороте написанную по-немецки записку, содержащую перечень фамилий и сообщавшую, что "…летом 1978 года альпинисты МАЛа (Международный Альпинистский Лагерь) из Дрездена совершили восхождение по Северному ребру с ледника Федченко…".
Каждый член команды счел своим долгом внимательно изучить записку и продемонстрировать знание немецкого языка. Собравшись на вершине, скинув надоевшее снаряжение, и раздевшись до маек, греемся на солнце. Попеременно любуемся, то грандиозной панорамой пика Революции, от Главной до Южной вершин, то посланием альпинистов из ГДР.

Небольшое лирическое отступление: В 1992 году собираясь на Рождество в Германию к своему хорошему знакомому, известному в 80-х годах немецкому альпинисту Петеру Кобаху на вопрос, что привезти ему в подарок, он попросил фото пика 26-ти Бакинских комиссаров, восхождение на который он совершил в молодости. Заглянув в свой архив в поисках нужной фотографии, в разделе 88 года я обнаружил и сохраненную в качестве раритета вышеупомянутую записку. Еще раз, прочитав фамилии восходителей, я с изумлением увидел среди них - Peter Kobach!

Сидя за праздничным столом в небольшом Саксонском городишке Бадшандау в окружении Петера, его жены и пятнадцатилетнего сына, я торжественно вручил хозяину фото его вершины и тайком сунул ему его записку, которую он написал 14 лет назад. Каково же было мое удивление, когда, посмотрев, что же я ему передал, Петер развернул записку на праздничном столе, и вся семья принялась что-то оживленно и весело обсуждать (на немецком языке) разглядывая фото. В конце концов, хозяин объяснил, что женщина на фотографии и есть фрау Кобах, правда в юности. Порозовевшая фрау, поблагодарив меня, разрешила оставить фото себе, на память об этом восхождении. Как говориться - без комментариев! А фотография снова заняла место в моем архиве.

Но всему хорошему когда-то приходит конец. Вновь напялив на себя "сбрую", в середине дня мы начали спуск по Северному гребню в направлении безымянного пика "6081".
На последнем сеансе радиосвязи с базовым лагерем получили сообщение, что в район перевала Верхний Хурджин, выходит двойка вспомогателей, которая отмаркирует путь по ледопаду до перевала и связь теперь мы должны поддерживать с ней.
На седловине гребня на хороших площадках устроили бивак. По пути предполагаемого спуска - по Западному склону в Южную мульду ледника Федченко, грохотала канонада. Камни всех форм и калибров, срываясь с Северного гребня и пролетев несколько сот метров, бомбардировали ледовый склон.
Озаботившись этим открытием, решили завтра пораньше начать спуск, с тем, чтобы до восхода солнца оказаться на леднике.
Перед сном прогулялся по нужде на расположенную по соседству безымянную вершину "6081", где обнаружил полуразрушенный тур и нечитаемую записку. Надо же и сюда ходят люди!
Утром, оперативно собравшись, начали "дюльферять" на запад. Пятый, шестой, седьмой "дюльфер". Начали пролетать первые камни! Восьмой, девятый …. Вся команда работала как единый организм, не было слышно даже идиоматических выражений. Десятый, одиннадцатый.
Слева пролетел первый серьезный камнепад, осколки льда брызнули, как от пулеметной очереди. Проклятье! При продергивании веревки застряли, но уже показалось ложе ледника. Прикинув расстояние до подгорной трещины, я приказал бросать и ледобурные "станции" и "дюльфера", справедливо рассудив, что жизнь дороже. Конец последней веревки свесился над бергшрундом, расчет оказался верен.
Народ, закончив заключительный спуск, стремглав кто бегом, а кто и кубарем несся вниз. Солнце осветило Северный гребень, и вверху началась настоящая война. Даже сюда в мульду ледника докатывались отдельные каменюги. Мокрые как мыши, с трудом отдышавшись, начали подсчитывать наши потери. Разорванный от удара камнем рюкзак Салавата, дыра с трехкопеечную монету у меня в каске и огромный синяк на ноге у невезучего Валеры Манирова - в общем, ерунда!

Центральный Памир, Южная мульда ледника Федченко,
13 августа 1988 года.

Медленно перемещаемся вдоль грандиозного гребня пика им. Парижской Коммуны (6350 м) в направлении перевала Язгулемский. Немилосердно жжет солнце, снег раскис, при каждом шаге проваливаешься выше колена.
Пот, заливающий глаза, не позволяет насладиться великолепными видами, открывающимися в верховьях ледника Федченко, легендарных перевалов Кашал-Аяк и Абдукагор, через которые добирались до тогда безымянного ледника, знаменитые Памирские экспедиции Горбунова, в 20-30-х годах прошлого столетия.
Обогнув северо-западный гребень безымянной вершины "6050", заметили две яркие точки в нижней части ледника спускающегося с перевала Верхний Хурджин - наших наблюдателей. Плюхнувшись на рюкзаки, молча осматриваем окружающие красоты. Как-то незаметно силы покинули нас, и одновременно пришло понимание, все, восхождение завершено!
Обнявшись с подошедшими парнями, без спешки поставили лагерь, и до темноты ужинали и грызли уже немного подвяленные абрикосы, разглядывая никем не пройденную Северную стену пика Ракзоу, строя планы на будущее.
С утра, перевалив Верхний Хурджин, осторожно преодолели ледопад по оставшимся со вчерашнего дня следам наших наблюдателей, спустились в родное ущелье Язгулем-Дара.

Из-за обилия специальных восстанавливающих напитков различной крепости и расцветок, заготовленных заботливым Стасом Мерцаловым, а также благодаря прибывшей на Чемпионат СА и ВМФ нашей родной армейской команде СКА-17, впечатления последующих пары дней несколько смазались.
Как-то незаметно прошли все банкеты, сборы лагеря и спуск к кишлаку Рошпор. И вот мы, медленно приходя в себя, трясемся в кузове армейского Зил-131 в направлении перевала Кудара. Крик "Стоять", вырвался одновременно у нескольких человек. Перепрыгнув через борт, мы заспешили к видневшейся неподалеку "нашей" урюковой роще, плотоядно облизываясь и разворачивая заранее приготовленную тару. АБРИКОСОВ НЕ БЫЛО! Толи сезон уже прошел, толи проезжающие мимо армейские команды, судя по следам, делали здесь остановки. Праздничное настроение уже готово было испортиться, когда наш водитель сообщил, что он совсем забыл нам передать. На перевале Кок-джар, уже третий день стоит машина какого-то таджика, который просил сказать ребятам с Урала, что фрукты и барашка он, как и обещал - доставил! Вот вам и Мадмур!
Это было отличное восхождение, кстати, занявшее первое место на Чемпионате России в высотно-техническом классе!
Оно было совершено красиво, в хорошем стиле, без геройского надрыва, точно в соответствии с тактическим планом.
Очевидно, все это вместе взятое произвело впечатление на тренерский совет и Федерацию альпинизма.
По результатам сезона 1988 года почти все участники этого восхождения впервые были включены в Сборную команду России для участия на Чемпионате Союза в следующем году. Но это как говориться уже совсем другая песня.