Всего отзывов: 4 (оставить отзыв)

Рейтинг статьи: 5.00

Часть 3

Начало читайте здесь

В базовом лагере я провёл с утра 15-го до обеда 18-го августа, т. е. трое суток. За время нашего отсутствия в лагере несколько команд вышли на восхождение на пик Победы. По информации от Димы Грекова пока на вершину взошёл только один человек (кажется из Краснодара), который, не откладывая дело в долгий ящик, успел сходить в тот же день, когда он и его команда поднялись на гребень и установили штурмовой лагерь. На следующее утро погода на Победе резко испортилась и все восходители пережидали её в вырытых ими пещерах на Зап. Победе, или как её ещё называют пик Важи Пшавелы (6918). В то же время у нас, на 4068, стояла нормальная погода. Облако словно зацепилось за гребень пика Победы, и, практически, не смещалось на нашу сторону хребта. По-видимому, на китайской стороне сейчас сплошная облачность. Нечто подобное я нередко наблюдал в горах (в том числе и на Юж. Урале), когда высокий хребет отделяет район облачности от района «безоблачности». По сообщениям восходителей, выпало очень много снега, и сейчас дует сильный ветер и они ждут, когда этот ветер сдует со склона снег.

Когда наша команда, наконец, вся собралась в базовом лагере, состоялся «разбор полётов» «ханского» восхождения. Так кто же всё-таки решился идти на Победу – так стоял следующий вопрос «повестки дня»? Ивановский, Прохоров, Муканов, Гуревич, Бобылев, Барышников, Агафонов, Ермачек. У команды стояла жёсткая программа, ограниченная временными рамками – ведь у многих на конец августа были куплены обратные билеты домой. В случае непогоды – спускаемся вниз – пережидать её наверху уже не будет времени. В случае ЧП – спускаемся вниз. Если потребуется спуск одного из участников, почувствовавшего себя плохо – сопровождающим спускается инструктор, а возможно и ещё кто-нибудь. Виталик Гуревич сразу предупредил, что он знает свой предел (опыт есть на восхождении на пик Коммунизма ) и поэтому, если он почувствует, что не сможет больше продолжать восхождение, то валит вниз. Ему также раньше всех из нас нужно было быть в аэропорту Бишкека. Но свой, хотя и призрачный шанс он намерен использовать. Я был уверен в своих силах и, даже готов был в случае отказа всех участников от восхождения, присоединиться к какой-либо другой команде, готовящейся выйти на Победу. Был составлен откорректированный, относительно первоначального, график движения:

1 день – 18.8: база - 4200

2 день – 19.8: 4200 -5100 (перевал Дикий)

3 день – 20.8: 5100 - пещеры на 5800

4 день – 21.8: 5800 – 6400

5 день – 22.8: 6400 – пещеры под Вашей Пшавела (6800)

6 и 7 дни - дни восхождения. Варианты: 6800- скала Обелиск (7000) – вершина – Обелиск, а на второй день спуск с 7000 вниз. Или: 6800 – Обелиск, а на следующий день восхождение и спуск. Всё зависит от погоды и состояния снега.

8 день – 25.8: спуск до 5800

9 день - 26.8: 5800 - спуск в баз. лагерь .

До Важи можно двигаться и при неблагоприятной погоде, так как в принципе, всё ясно – вверх. Но на гребне (Верблюде), в непогоду, в условиях ограниченной видимости, при ветре надо выжидать приемлемых метеоусловий – запросто можно свалиться в пропасть. Но больше суток нам ждать уже нельзя – время у нас ограничено. График движения, в общем-то, можно сказать, «щадящий», отработанный Ермачеком в прошлые годы.

Накануне выхода, вечером 17-го, Иныльчек и базовый лагерь накрыло облако, пошёл снег. Это вызвало некоторую тревогу за успех нашего мероприятия. Вот накатит непогода на несколько дней – и всё – суши вёсла. Можно собирать манатки. Но утро выдалось безоблачным, и мы закончили подготовку снаряжения и продуктов на оптимистической ноте. Многие воспользовались юркиным спутниковым телефоном и позвонили домой. Паша Ивановский тоже позвонил жене на Иссык-Куль. Зря, наверное, он это сделал. Жена, узнав, что Саня Михеев отказался от попытки восхождения, слёзно просила Павла также отказаться от этой «затеи». Заболел Пашкин младший сын, и она просила помощи. Эта информация заставила Пашу призадуматься. К тому же он до кровавой мозоли натёр ногу во время перехода по леднику. Плюс к этому, по-видимому, недостаточно восстановился после Хана. Он уже стоял на распутье. Видя такое его состояние, Саня Агафонов посоветовал ему всё тщательно взвесить. И Павел с тяжёлым сердцем принял решение отказаться. Эх, а жаль! Так мне хотелось со старым боевым товарищем сходить на Победу!

Медленно, но неумолимо, уходят в прошлое минуты и часы. Всё ближе волнующий момент, когда мы покинем базовый лагерь и направим свои стопы в направлении грозных стен пика Победы. Но вот настал и этот час. Всё. Мосты сожжены. Рубикон перейдён. Выходим. В то время меня обуревали смешанные чувства. Разобраться в них было сложно, да и некогда. Но я явно ощущал, что мы пересекаем некую временную черту, которая для многих из нас впоследствии будет делить жизнь на «до Победы» и «после Победы». Ощущение вступления в некий новый этап, этап проверки себя силами и условиями качественно отличающимися от тех, что были в нашей жизни ранее. Это было словно переход на новый уровень, где всё одновременно и проще и труднее. Это вступление в мир, где всё – твои мысли, действия, мысли и действия твоих друзей, суровый мир, тебя окружающий, все реакции между нами всеми, будут более обнажёнными, более честными. Без некоей, неуместной на высоте, оболочки, которая обволакивает всё в мире, остающемся там, «внизу».

Выходим на маршрут после обеда. Идём сначала по морене, потом по леднику Звёздочка. Иногда на леднике попадались вешки, установленные в прошлые года и мусор, оставшийся от «древних» экспедиций. По-видимому, здесь стояли базовые лагеря, организованные с помощью вертолётной заброски. Ориентируясь по вешкам и изредка попадавшимся следам, вышедшей перед нами двойки (иногда мы видели впереди быстро перемещавшихся по леднику двух альпинистов), обходим, традиционные в этих местах, ледовые холмы, реки и «ущелья». Погода, на удивление, стояла хорошая. Впереди – стена Победы, к ней, словно ступени пьедестала, уступами поднимается ледник. Огромные, сверкающими снегами, террасы Северного Ребра. Самую нижнюю называют «подушкой». Отсюда, со Звёздочки, двух с половиной километровая стена кажется отвесной. Её несколько обнаженных, чередующихся жёлтых и чёрных скальных поясов перемежаются местами мощными, зловеще нависающими скоплениями снежных масс. До вершины 3 км по высоте. Прошли 8,5 км , высота – 4370м. Ночуем, немного не доходя до подъёма на перевал, на месте прошлогоднего Юриного лагеря. Юра откапывает свою старую заначку – две банки сгущёнки, несколько баллончиков газа, ещё что-то. Содержимое одной банки съедаем тут же, с вечерним чаем. Рядом с нами палатка той самой двойки, что шла впереди нас. Это Сергей Селиверстов (его мы видели на Хане, на 5200) – гид из Бишкека и его клиент, по-моему, из Кемерово.

55 На леднике Звёздочка.

На леднике Звёздочка. "Ступени пьедестала пика Победы".

На леднике Звёздочка. Привал у тура на "тропе".

Маршрут «Доллар». До вершины 3 км по высоте.

Солнце садилось и раскрашивало вершины последовательно в золотисто-жёлтый, оранжевый, кроваво-красный и багровый цвета. Особенно великолепен был пик Военных Топографов. Угасающие солнечные лучи скользили по скалам вершины Победы, создавая контрастирующие бордовые и чёрные тени. Властелин Неба – Хан полыхал окровавленной гранью мраморной пирамиды на фоне бирюзового вечернего неба. Глыбы льда, наливались темнеющей синевой… Смесь различных чувств испытывал я в тот вечер. Решимость и уверенность, но и искорка сомнения – позволит ли Гора? Даст ли возможность использовать свой шанс? Эти «приземлённые» чувства примешивались к тонкому, неосязаемому чувству эстетического наслаждения от созерцания невероятных пейзажей, этой объёмной панорамы, наполненной сочными, непорочно-чистыми красками. Гениальный художник - Создатель всего сущего - простыми, незамысловатыми, но верными и отточенными мазками набросал здесь эту, изменяющуюся во времени, картину. Создал он её так просто, ни для кого и не для чего, повинуясь только своим, но неведомым нам позывам.

На закате. Хан-Тенгри.

На закате. Пик Военных Топографов.

На закате. Вершина пика Победы.

Ночью было морозно, вкупе со вчерашним закатом, это предвещало хорошую солнечную погоду. Сколь долго она продержится? Утром по тропинке, проложенной по никогда не таящему на этих высотах снегу, идём к ледопаду. Солнце заливает всё вокруг. Воздух стоит неподвижно. Слышно даже как скрипит снег под ногами далеко впередиидущего Сан Саныча. Вот Саныч подходит к первой башне ледопада, видно как встёгивается в верёвку и медленно с частыми остановками поднимается. Первая верёвка, провешенная предыдущими командами – самая сложная. Это почти сорок метров ледового отвеса, который нужно преодолевать на двух жумарах и со стременем. Следующим встёгивается Леха. Сделав три-четыре рывка, останавливается перевести дыхание: «Тяжело, блин!» Так, с частыми остановками и он уходит за перегиб. Нам же с Андрюхой пришлось проходить этот участок с двух попыток – оба не рассчитали высоту стремени, пришлось выстёгиваться, повиснув как сосиска, в двух метрах от «земли». Да, ощущения ещё те. Сверху «водопадом» сыпется снежно-ледовая крошка от ушедшего вверх товарища. Кислород будто вообще исчез из воздуха. Два (два!) рывка и рука, словно и не твоя вовсе, не слушается твоего мысленного приказа двигаться. Перевести дыхание? Какое там! Твои лёгкие, казалось заполнившие собой всё туловище, пытаются отфильтровать хоть молекулу кислорода. Рюкзак, словно в него залез борец сумо, «огромной» массой выворачивает спину вниз. Двигаешься вверх по 10- 15 см . Следующие верёвки были попроще.

После ледопада – залитый солнцем снежный склон. Борозда тропы петляет, обходя закрытые снегом трещины. Затем мульда ледника. Здесь собираемся, поджидая остальных. Ждём долго, успеваем вскипятить чай и пообедать. После обеда, за час, достигаем перевала Дикий и здесь разбиваем лагерь. Высота – 5100.

Ледопад

Мульда под перевалом Дикий. Стена Победы.

Виден почти весь наш маршрут. С перевала Дикий.

Вечером решаем разделиться и в дальнейшем двигаться двумя отделениями, каждое своим темпом. Перераспределяем продукты и газ. С Горы продолжают спускаться альпинисты. По-моему, никому из них не удалось достичь вершины. Вот мимо нас проходит жутко кашляющий немец. Он идёт с небольшим рюкзачком. Следом за ним, с большим рюкзаком, весь увешанный ковриками, компрессионными мешками - сопровождающий. Это Дима Павленко - гид из МАЛ «Хан-Тенгри». Говорит, что немец хапнул горняшки и очень плох. Они встанут лагерем под перевалом на мульде и, наверное, будут вызывать сюда вертолёт. Двойка Селиверстова успела сегодня подняться на 5800.

Ночуем нормально. Ночь морозная и безветренная. Следующим днём по крутому, но широкому снежному гребню набираем 700 метров высоты и к обеду достигаем снежных пещер на 5800. Сегодня могли бы подняться и выше, но до 6400, где есть места для установки палаток, мы бы не дошли. Погода продолжает нам благоволить. Внизу – обмельчавшие, как кажется с этой высоты, горы и ледники. Ощущение неимоверного простора. Настроение – отличное. Сверху спускается человек. Знакомимся – Марсин Хенниг, поляк – первый, как он нам сказал, польский «Снежный Барс». Четверо суток просидел он в палатке в районе Обелиска, на 7000м., но дождался таки погоды и сходил на вершину. Сегодня планирует спуститься до 5000. Ближе к вечеру, как часто бывает на этих высотах, на небе появились облака, вылезшие из-за гребня Победы, а потом и вовсе пошёл снег. Это локальное изменение погоды, вызванное перепадом температур и конденсацией дневных испарений. Спим в просторных пещерах. В них комфортно и достаточно тепло. Можно стоять в полный рост, и удобно разложить вещи по многочисленным снежным полочкам.

В пещере на 5800.

Обед на 5800.

Встреча на 5800. Справа польский альпинист – Марсин Хенниг.

Наутро, 21-го августа, ясно, но сильный мороз. Обеими группами выдвигаемся наверх. Чуть выше пещер гребень сужается и обнажается многочисленными скальными выходами. По ним местами провешены ещё более ветхие, чем на Хане, верёвки. Так же как и там стараюсь лишний раз не нагружать перила. Скалы разрушенные, простые и удобные, перемежаемые участками с плотным снегом. Достаточно холодно, мёрзнут ноги. Пришлось на одном из привалов отогревать ноги и на ботинки надевать бахилы. Справа – цирк ледника Дикий и вершина пика Неру. Слева – стена, увенчанная нависающим карнизом, толстенным, выдвинутым на 10, а то и больше метров. Виден торчащий коготь Обелиска. Безжалостное, но холодное солнце, словно чужое, висит недалеко от вершины Победы. Недостаток кислорода, кажется, уже не так напрягает. Ты уже привык. Дыхание стало во много раз более частым, лёгкие перемалывают огромное количество воздуха в поисках редкого здесь живительного газа. Твое состояние стабилизировалось, стало нормой. Уже не фиксируешь мозгом, что тяжело дышать. Организм – эта умная машина – просто перестроился в другой режим, стабильный режим работы на обеднённой топливной смеси. Но режим этот требует напряжения всех твоих внутренних сил, которые, увы!, здесь на этих высотах, почти не восполняются. Через 6 часов достигаем высоты 6400. Гребень здесь несколько расширяется. Скалы идут в несколько гряд. Много огромных, с одноэтажный домик, камней. Заметённые следы и верёвки выводят к одному из таких камней. Под ним - на разных уровнях пара площадок под палатку. На камне – памятная табличка погибшему известному альпинисту Бородкину (ребро Бородкина на пике Коммунизма). Здесь ставим очередной промежуточный лагерь. Есть ещё время, чтобы подняться и выше, но, опять-таки, не знаем, где там можно будет установить палатки. Агафонов был на Победе 15 лет назад и сейчас совершенно не помнит, есть ли там удобное место. Позже подошёл Ермачек, ещё позже – Данияр и Виталик. Здесь уже холодно и ветрено, даже на солнце без перчаток мёрзнут руки. Опять, ближе к вечеру, небо стали закрывать облака. В их разрывах солнце, скользящее по вершине пика Неру пронзительными лучами бросало искры в поднявшуюся позёмку. Ночью, естественно, пошёл снег.

Подъём с 5800 на 6400, на одном из участков.

Пик Неру с промежуточного лагеря на 6400.

Подъём с 6400 на 6918, слева – пирамида Победы Главной.

Победа Главная.

Вершина Важи Пшавела уже близко

22-го утром, пока мы собирали вещи, мимо нашего лагеря вниз просквозили Селиверстов с кемеровчанином. Они были на вершине вчера! Потом, уже много позже, я составил (для себя) их график восхождения: 19-го, когда наши палатки ещё утром стояли вместе, они с 4370, преодолев ледопад, дошли до пещер на 5800 (мы же до 5100). На следующий день с 5800 поднялись до пещер на Важе (примерно 6800, а мы до 5800). Отсюда, 21-го сходили на вершину и вернулись назад в пещеры (мы до 6400). И вот сегодня валят вниз. Что можно сказать? Молодцы! График подъёма до Важи у них был вполне реальный и для нашего отделения. Хотя чёрт его знает. То, что мы шли каждый день только до обеда, не загоняя свои организмы в цейтнот и более-менее восстанавливаясь к утру следующего дня тоже, как выяснилось позже, при анализе, оказалось верным решением. Такой график (наш) замечателен по многим показателям (постепенность, отсутствие сверхнагрузок, доступность командам с разнородным составом участников, акклиматизация, снижение риска, вследствие не столь быстрого накапливания усталости и т. д.). Самый крупный недостаток – длительность, нужен продолжительный период хорошей погоды. Вот и сегодня – опять хорошая погода!. Да что же это такое? Может замануха какая? Подойдём под вершину и погода испортится? Ладно, посмотрим. О столь «далёком» будущем можно пока не думать. Сегодня решаем (наше отделение), всё-таки, сделать прорыв в улиточном карабкании на Победу – планируем подняться с 6400 до Обелиска. Хватит, наверное, испытывать погоду на терпение. Не может же она стоять такой вечно. Очень хотелось бы взгромоздиться на вершину до её изменения. Одну палатку (Юркину) оставляем здесь, на 6400. Он, со своей группой планирует переночевать в пещерах на Важе.

Наш путь пролегает большей частью по камням и скалам, иногда по снегу между торчащих скальных уступов. Впереди, точнее вверху, маячит скала – так называемый «треугольник». Как сказал Юра – это последний скальный выступ, после него идёт снежный склон купола Важи Пшавела. Идётся конечно же тяжело, но всё-таки не настоль как на Хан-Тенгри на этих высотах. Восхождение на Хан дало замечательную акклимуху для этого восхождения. А треккинг – прекрасную аклимуху для Хана. Я всё не переставал радоваться тому, что мы всё-таки пришли в базовый лагерь своими ножками, а не прилетели на вертолёте. Применять силу воли, заставляя себя двигаться с головными болями – это конечно круто, но мы как-то обошлись без этого. Несмотря на то, что светило солнце, было холодно, и бахилы я одел сразу же, ещё в палатке. В этих пластиковых ботинках «А solo AFS 8000» у меня вчера сильно замёрзли подошвы ступней. У Андрея – ботинки «Трезета гид», тоже двойные, но не пластиковые, а кожано-гортексные. Когда мы потом позже обсуждали проблему высотной обуви, то я пришёл к выводу, что этот - («Т rezeta guide ») один из лучших вариантов.

Короче, иду наверх, в качестве альтиметра посматриваю на пик Неру – ведь его высота 6742. Как только поднимусь, по уровню выше его, так значит и вершина Важи близко. Сегодня Юркин экипаж вышел раньше и Данияра я обогнал только около «треугольника». Теперь впереди и выше снежный склон с застругами. Снег плотный, иду по следам Агафонова и Селиверстова, переметаемым несильной позёмкой. Где серпантином, где прямо в лоб. Прекрасно видно офигенный карниз Верблюда и «лопату» Победы, отсюда она кажется пирамидой. Хорошо просматривается узкий снежный нож по гребню на 7439. Со склона Важи он кажется тонкой извилистой белой линией. Впереди – над головой – уже видно сине-чёрное небо. Мысленно готовлю себя к тому, что за перегибом будет ещё один взлёт, а может даже и несколько. Но вот взбираюсь на невысокий уступ и… Всё. Вершина 6918м! Такое редко бывает, чтоб вот так сразу раз - и ты прямо на вершине. Обычно выходишь на какой-нибудь предвершинный участок, с уменьшенной крутизной, с которого видно последний или не последний, а следующий перегиб, ну или, как удача, саму вершину. А здесь вот так. Сразу... Теперь понятно, почему говорят, что маршрут проходит через Важу – по-другому просто не пройдёшь. Пологий, неявный «типа гребень» снежного склона от «треугольника» выводит непосредственно на «пик» Важи Пшавела.

Я стою на плоской вершине, прямо на линии границы с Китаем. Можно сказать второй раз в жизни заграницей. На «нашей», киргизской стороне безоблачно, все горы – ниже. Даже Хан-Тенгри отсюда кажется небольшим. На китайской стороне, где-то на высоте 6000м, бродят рваные облака, сквозь разрывы видны вершины и ледники. Только пик Кашкар возвышается надо всем. Длинный ледник Темирсу извилистой лентой «уползает» на подёрнутые вдали коричневой дымкой равнины Кашгарии. В разрывах облаков он как на фотографии в рамке. Фотография гигантского хайвэя, только в негативе. Вместо чёрного асфальта – белый лёд, вместо разделительной сплошной – чёрная центральная морена.

Что-то неуловимо изменилось в окружающем нас пространстве. Всё вроде бы то, что и раньше – снег, камни, ветер, но что-то не так. Кажется: не так дует ветер, снег, вроде, какой-то другой, неестественный, что ли. Воздух – жёсткий и колючий. Мёртвая зона. Мы вступили в Зону Смерти*. Здесь всё враждебно живому. Даже не так – здесь всё настолько безразлично к живому, беспристрастно безразлично, что всё живое, не чувствуя поддержки, подпитки, просто гибнет. Было такое невнятное чувство будто мы, на этой высоте, отделены от остального мира невидимой прозрачной препоной. Сюда нет доступа силам жизни. Здесь царство более древних и поэтому более грубых и прямолинейных богов. Могущество их здесь имеет наивысшую мощь, в то время как внизу оно ослаблено другими, более благоволящими жизни силами.

* Пояснение:

По общепринятой градации зоной смерти считаются высоты 8500-8800, которые доступны только отдельным альпинистам с высокой индивидуальной устойчивостью к кислородному голоданию. От 8000 до 8500 – предельная зона, до 8000 – кратковременная адаптация. До 7000 – зона, где организм может приспособиться на короткое время, после чего наступает истощение и признаки гипоксии отчётливы, до 6000 – это зона, где организм не может противодействовать недостатку кислорода. До 5200 – 5300 – зона полной акклиматизации, где организм, включая компенсационные резервы, привыкает к кислородному голоданию.

Спускаюсь вниз с Важи в сторону Победы, на гребень. Следы приводят к снежной пещере. Рядом сидит Саня Агафонов и, как обычно сушит свои вещи. «Ребята – Леха и Андрей - идут чуть позади, скоро подойдут. Давай пообедаем и всё-таки дойдём до Обелиска» - говорю я. Саныч с удовольствием соглашается. Подошли мужики, мы поели, пофоткались и выдвинулись. Идти около 3-х км по горбам Верблюда на высотах около 7000м. Пока мы кушали (аппетит у всех был неплохой) облака с Китая начали перемещаться на советскую сторону. И когда мы тронулись в путь, нас временами накрывало облаком. Но сильного ветра вроде не было. Впереди, постепенно удаляясь, тропит плотный снег Агафонов. Андрей с Лёхой почему-то начинают от меня отставать. Наконец мы все окончательно оказались в облаке и потеряли друг друга из виду. Сане предстояла нелёгкая задача – в условиях ограниченной видимости траверсировать склоны горбов, не выходя на их вершины. Так как вершины эти – снежные карнизы, нависающие на северную, киргизскую сторону. Как это видно даже из базового лагеря «вынос» такого карниза может составлять пару десятков метров. В тоже время ближе к вершинам склон более пологий и меньше риск сорваться, чем на более крутом участке на «боку» горба. К тому же нам надо было постоянно держаться ближе к верхушкам, чтобы при траверсе склона в условиях ограниченной видимости не забуриться куда-нибудь в глубь китайской территории. Горбов было несколько и разной высоты, так что задачка преодолеть эти 3 км оказалась не совсем простой. В одном месте, где-то уже на крутом склоне самого большого горба я по следам увидел, что Саня чуть не съехал в Китай. Верхний слой свежего снега вместе с Саней сместился, соскользнув с более плотного нижнего наста. Вскоре следы, спустившись с очередного холма, привели меня на большое снежное поле. В центре его на рюкзаке сидел Саня. Ничего не было видно, но, наверное, эта одна из мульдочек где-то недалеко от Обелиска. Здесь ставим палатку. Отставшим ребятам тоже, вероятно, пришлось несладко – следы довольно быстро переметает. Я, признаться, волновался за них. Но всё обошлось.

Завтра мы взойдём на Гору. Я был в этом уверен. Погода не должна нам помешать. И хотя сейчас мы сидели в облаке, и мело снежную крупу, ясно было, что это обычное вечернее локальное изменение. Андрюха жаловался на самочувствие и свое решение относительно участия в восхождении выскажет завтра утром. По связи узнали, что Данияр и Юра благополучно достигли пещеры на Важе, Виталик повернул назад, в базовый лагерь. Ночью спалось вполне терпимо, лишь несколько раз просыпался, когда сбивался со ставшего уже привычным нового ритма дыхания. Вообще, в принципе, я не замечал разницу в самочувствии и работоспособности здесь на Победе. Будь то 5100 или 7000. В чём причина? Не знаю. Может в хорошей акклиматизации, а может и в ермачековском графике, с его возведённой в принцип постепенностью, неторопливостью набора высоты.

23 августа 2006 года. Безоблачное морозное утро. Несильный холодный ветер метёт позёмку. Пик Победы хорошо видно. Мульду перед Обелиском и нашу разделяет всего один горб. Расстояние от нашей палатки до гребня пирамиды Победы – метров 500. Андрей отказывается от восхождения. Что ж решение правильное и верное. Трезво оценить свои силы и отказаться, когда, казалось бы, цель уже рядом – это не слабость. Здесь на высоте уже не тот мир, который остался внизу. Скорее некая пограничная область, некая сумеречная зона при переходе в другую реальность, другую «тень», другое «отражение» нашего мира. Многие процессы, в том числе и внутри тебя самого, протекают немного не так. Но, не смотря на это, человек должен оставаться человеком. Как минимум живым. Андрюха, похоже, отдавал себе отчёт, он не был ослеплён успехом и удачей, и мы прекрасно знали, что мужик он волевой и сильный духом.

Итак, в 8 утра выходим на восхождение втроём. Андрей будет ждать нас в палатке. Вскоре подходим к Обелиску. Высокая скала, похожая на разрушенную башню замка. Форпост на подступах в обитель неведомых бесстрастных сил, исповедующих только смерть. В нижней части утеса широкая горизонтальная полка. Похоже на ней должно лежать тело Художина. Но, при беглом осмотре я ничего не замечаю. Поверхность скалы изъедена многочисленными полостями, словно это гигантский кекс с выковырянными из него ягодами изюма. Начинаем подъём по широкому снежному склону правее Обелиска. Видны заметённые следы предыдущих восходителей. Выползаем на гребень. Отсюда хороший обзор на киргизскую сторону. Сегодня выглядит всё по-другому. Теперь вся эта горная страна полностью укрыта пушистым одеялом облаков. Облака ниже нас, где-то на высоте пяти с половиной тысяч. Это облачное одеяло проткнуто только несколькими вершинами, которые как острова в безбрежном белом море. На китайской же стороне – ни облачка. Видно далеко – до самого края гор. Пропастью, как кажется, обрывается массив Победы в долину ледника Темирсу. Словно ковровая дорожка стелется ледник по долине, которая выходит на просторы пустыни Такла-Макан. Видна и наша палатка на перемычке между двумя горбами Верблюда. К ней, траверсируя склон, движется маленькая точка – это Юра Ермачек.

Скала Обелиск. 7000м.

Восхождение. Взгляд на «киргизскую» сторону Тянь-Шаня.

Восхождение. Взгляд на «китайскую» сторону Тянь-Шаня. Ледник Темирсу и пик Кашкар.

Восхождение.

Восхождение. Подходим к снежному ножу.

Движемся дальше по склону правее гребня, карнизом обрывающимся на север и более пологим к Китаю. Вскоре связываемся верёвкой. Впереди, прямо на гребне – жандарм. Словно верстовой столб он отмечает половину пути. Всё круче правый склон и вот мы уже идём по снежному ножу. Справа и слева склон виден только на несколько метров вниз, а дальше – пропасть! Но страха нет. Осторожность и собранность.

Но вот пройден и нож. Вновь правый склон становится положе, много торчащих из снега камней и скал. Здесь уже идём не связанные. Саня опять уходит в отрыв. Вскоре он исчезает за очередным перегибом. Не помню, сколько времени мы шли. Было такое ощущение, что с того момента как мы подошли под Обелиск, прошло всего часа три. Но у вершины мы были только в 13.50. Нашу, киргизскую сторону закрывает гигантский снежный надув, над Китаем уже начинают клубиться облака. Саныч снимает чью-то записку, затем несколько нехудожественных фото типа «я и мы на вершине», чай, перекус и пора валить вниз. Никакого чуда мы здесь не встретили, никакого оргазма не испытали. Лишь глубоко затаённое чувство удовлетворения. Победа - наша, она внутри нас. Половина дела сделана. Теперь главное – спуск. Именно такими мыслями была забита тогда голова.

Перед ножом снова связываемся. Идём со страховкой. Я первый, Леха в центре, Саня в конце. Я выхожу вперёд. Леха страхует меня через ледоруб. Потом я страхую Леху, судорожно пытаясь отдышаться, затем очередь Сани. Так и идём. На это уходит много времени. Но главное – «аккураточность и внематочность». Ветер бросает в лицо снежную крошку. Наши следы уже почти замело, так что часто приходится тропить по новой. Но вот из-за склона уже видна вершина Обелиска. Трудный участок остался позади. Буквально скатываемся по снегу мимо Обелиска. Ветер поднимает высоко в небо снежный шлейф с карниза Верблюда. Причём дует он в сторону Китая. Маленькая фигурка Агафонова медленно движется по склону горба. Наши утренние следы перемело. В 18.00 я в палатке. Спуск занял 4 часа. Юра и Данияр поздравляют нас и поят чаем. Завтра они идут на Гору, а мы вниз.

На вершине.

Во время спуска. Над Китаем начинают клубится тучи.

Во время спуска. Внизу – скала Обелиск. Над гребнем Верблюда ветер поднимает гигантский снежный флаг

Палатка уже близко.

Спали очень плохо. Было тесно и неудобно. Утром Данияр и Юра уходят на восхождение. На небе – перистые облака, дует ветер. Но погода восходительская. Палатка остаётся здесь. На сегодня наша задача свалить до пещер на 5800, по пути сняв палатку с 6400. Леха выходит первым. Он траверсирует склон первого горба Верблюда, пытаясь идти по вчерашним Юриным следам, но в каком-то месте сбивается (следы за ночь задуло) - надо было забирать вверх, а он продолжал траверс «по горизонтали». Склон становился всё круче и круче, а снег, наметённый за ночь, всё глубже. Вот Леха проторил почти что канаву в снегу. Любое неосторожное движение или случайность и может быть срыв, а сколько лететь вниз об этом лучше не думать. Мне стало немного страшно. Мы то ладно - вроде ничего себя чувствуем, а вот Андрюха сегодня что-то «тормозит». Состояние снега вроде бы не лавиноопасное, но кто даст гарантию? Надо уходить наверх. Но даже мысли о подъёме вызывают легкий ужас. Почему-то сегодня любой шаг вверх мучителен. Всё-таки Зона Смерти потихоньку высасывает из нас силы. Леха дошёл до перегиба склона, туда где проходит перпендикулярная склону череда камней. Теперь я иду первым. Наверх рядом с камнями, проваливаясь по колено в рыхлый снег, а где и по самим камням, набираю высоту на более пологий верхний участок склона. Затем косым траверсом к мульде между следующим горбом. Честно говоря, такое начало дня оказалось весьма «адреналинистым» для меня. Ребята что-то поотстали. Саныч идёт последним, контролируя состояние Андрюхи. Ну что ж, в таком случае моя задача – тропить для них следы. Снегу за эти дни намело достаточно, очень много перемётов, глубиной чуть ли не по колено. Медленно, отдыхая через несколько шагов, продвигаюсь к Важе. Краски сегодня какие-то блеклые из-за того, что я постоянно нахожусь в лёгком облаке из снежной пыли. Возле пещеры долго не могу найти следы на купол Важи. Последний подъём тоже отнял немало сил. Ну вот и он преодолён и теперь только вниз. Следов не видно, иду один, спускаюсь медленно, ведь торопиться некуда – мужики значительно отстали. Видимость неплохая и общее направление движения хорошо просматривается – внизу, по склону, в позёмке, торчит скала-треугольник. Погода, похоже, начинает портиться.

На «треугольнике», где склон ещё пока широк, долго сижу, отдыхая – надо дождаться ребят и снова поточнее определить направление спуска. Держаться надо правее, поближе к цирку Звёздочки, в тоже время постоянно посматривать налево – чтобы не проскочить мимо палатки на 6400. Ведь если проскочу, то ребята, идя по моим следам, также могут пройти мимо неё и она может остаться на Победе. Определив для себя «триединую задачу» - тропёжка, палатка и супераккуратность на спуске, так и не дождавшись остальных, ухожу вниз. Иду очень медленно, притормаживаю себя, пытаясь мысленно представить себе темп движения отставших и «подстроиться» под него. Опять постоянно посматриваю на пик Неру, для определения высоты. Но высота сбрасывается медленнее, чем это обычно кажется при спуске. Верёвками, если они встречаются, практически не пользуюсь. Когда приспустился достаточно, как мне показалось, до высоты, по моим представлениям, соответствующей 6400, пошёл еще медленнее. Завидя какой либо камень, по размерам более-менее похожий на тот, с табличкой, где мы стояли, осматривал его окрестности в поисках палатки. Я боялся, что склон, возможно, был провешен перилами в несколько параллельных линий. И мы поднимались по одной из них, а сейчас я спускаюсь по какой-то другой, параллельной, и поэтому могу не заметить палатки. Иногда даже отходил от «тропы» влево к какому-нибудь «подозрительному» камню. Вся эта поисковая работа немного действовала на нервы.

Но, как оказалось, волновался зря, палатку нашёл без проблем. Одну из центральных её растяжек сорвало с камня, и теперь она трепыхалась, как кузнечный мех. При осмотре обнаружилось, что всё цело, ничего не порвалось.

Сидел отдыхал, наверное, минут сорок – давая фору отставшим. По моим расчётам сейчас было где то около 12 дня. На то чтобы протропить от нашей мульды на 7000 три км по Верблюду, а затем до 6400 я затратил 4 часа. Большая и самая трудная часть пути на сегодня позади. До темноты, мне казалось, всем нам реально спуститься до пещер (сбросить 600 метров ). «Ведь мужики наверняка уже где-то на «треугольнике». Не могут же они 4 часа идти по Верблюдам. Надо – думаю – собирать палатку и начинать спуск, ведь снегу намело и пещеру, возможно, придётся отрывать, а если Андрюха сильно упашется, то лучше чтобы он сразу завалился на «нары», чем сидел на ветру, ожидая, когда мы её отроем». Я собрал палатку и продолжил спуск. Рюкзак значительно потяжелел, а склон постепенно стал сужаться и становился круче. Верёвки часто приходилось искать и откапывать от засыпавшего их снега. Спускаясь, пытался вспоминать путь, чтоб определить долго ль еще идти. Но когда и узнавал какой-либо участок, то не мог вспомнить - а насколько далеко он отстоит от пещер? Наконец, из-за перегиба стал виден снежный склон, где вырыты пещеры. Прямая видимость цели немного подстёгивает, заставляя торопиться, внимание может ослабиться. Помня об этом, старался ещё больше сконцентрироваться на «правильном выполнении приёмов спуска в кошках, по ветхим перилам, проложенным по скально-снежному рельефу в условиях позёмки, на фоне общей усталости, отягощённой высотой около 6000м».

Ну вот, и пещеры! Уфф! Как и следовало ожидать, вход оказался переметённым. Отдохнув, начинаю откапывать. Но где? Куда ни ткну – везде спрессованный снег. Хотя мне казалось, что на входе снег должен быть мягче. Наконец, определился о месте предполагаемого входа и копаю, где ледорубом, где руками. Вход в пещеру замело на глубину метра. Копаю, часто отдыхая – через 3-4 взмаха. Наконец откопал. А ребят всё нет. Я начал волноваться. Небо голубое, но дует ветер. Время, судя по положению солнца, где-то около 2-3-х часов. Прошел ещё, наверное, час. Я расширял и подравнивал вход в пещеру, часто смотрел вверх, на скалы – не появился ли кто? Вдруг из-за Победы налетело облако и… не улетело больше. Сразу как-то потемнело. Облако оказалось «конкретным» – возле меня стали проноситься клочья тумана. И пошёл снег. Вот тут я испугался. Что с мужиками? Где они? Смогут ли в такую непогодь безопасно спуститься, а может и уже что-то случилось? Что-то их долго нет. Через некоторое время слышу – кричат. Это Леха! Путём переклички, выяснилось, что он один. Когда он подошёл, то рассказал, что всё время шёл один и последний раз видел Саню с Андреем с вершины Важи – они ещё шли по Верблюду.

- Палатку снял? – спросил он

- Да

- А зря. Андрюха себя плохо чувствует, и идут они очень медленно.

И тут до меня дошла вся глубина моей ошибки – я не додумался предположить, что может измениться погода и то, что с Андреем всё настолько серьёзно. И что они могут не дойти до 5800, а вынуждены будут остановиться раньше! Надо было их дождаться! Что может быть с человеком, поймавшим «клина» на высоте, я знал, но что это произойдёт с Андрюхой сегодня – я недопетрил. Чёрт с ней с тропёжкой, чёрт с ней с пещерой – нам надо было держаться всё время вместе! Это моё выигранное время может обернуться бедой. Но всё, поздняк. Что толку, что я осознал эту ошибку. Какой смысл теперь сейчас казнить себя. Надо что-то делать. Не суетиться, не дёргаться, а, отбросив эмоции, проанализировать ситуацию и только тогда что-то предпринимать.

Вариант первый: нам с Лёхой надо идти наверх. Причём со всем барахлом. И вместе. Идти навстречу. До 6400 вверх – это 4 часа ходу минимум. Сейчас идёт сильный снегопад и нет видимости, через час-два стемнеет. У обоих из нас состояние усталости, отягощённое кислородным голоданием. Леху мучает сильнейшая жажда, к тому же он не завтракал (воздействие Зоны Смерти), у нас нет газа (весь газ у Андрюхи). Ещё одна наша общая ошибка. Работа в таких условиях – это многократный риск. В таких погодных условиях обе наши группы могут просто напросто пройти мимо друг друга по параллельным перилам (одна вверх, другая вниз). У Агафонова есть рация и связь с базой и Ермачеком. У нас её нет. В случае если мы разминёмся, то что нам делать на следующий день? Продолжать идти вверх, пытаясь найти последние следы Сани и Андрея? Или уже спускаться вниз? Я стал думать дальше. Первым делом пытался представить себя на месте Агафонова. Что бы делал я. Спускался вниз и рыл пещеру на том месте, где бы уже почувствовал, что спускаться дальше рискованно. Но это я один. А с больным Андрюхой? Но мы не знаем каково сейчас его состояние. Поэтому прогнозы строить можно долго (в тот момент у меня их было с десяток). Самый главный жизнеутверждающий аргумент, который незыблемой скалой стоял над всем этим маревом предчувствий, догадок, вариантов развития, возможностей и вероятностей – это огромный альпинистский и жизненный опыт Сан Саныча Агафонова. Если не случилось самого страшного, то он найдёт правильный выход из создавшейся ситуации. Мы же своими действиями можем только усугубить последствия. Да это благородно, рискуя жизнью выйти на помощь, но я не видел в этих действиях конкретной пользы. Сколько у нас было шансов встретиться в районе высоты 6400? Ведь если они ниже этого рубежа, то им проще спуститься к нам. Если же выше – то надо устраивать лагерь. В конечном счёте, всё не так уж и плохо – у них есть еда, есть газ, снаряжение, спальники. Да снег, да ветер, да усталость, да высота, наконец. Но всё это не супер критично. По крайней мере, мой опыт подобных ситуаций говорил об этом. Единственный очень сильно беспокоящий меня тогда фактор – это состояние Андрея. Это абсолютно нам неизвестный и поэтому многовариантно устрашающий фактор. Но я видел, как шёл Андрей утром – тогда я не заметил ничего опасного – иначе бы и не ушёл с лёгким сердцем «в отрыв». Был, конечно, вариант, что ему резко поплохело. Ну что ж, тогда всё произошедшее будет на моей совести.

Вариант второй наших действий: мы ночуем в пещерах, а утром идём наверх. Принимаем с Лёхой второй. И тогда и сейчас я уверен в нашем решении. Уже потом много думал и анализировал. Да, ошибка с палаткой с моей стороны, конечно, грубая. Но, выбрав второй вариант, мы поступили правильно. И пусть все эти строки сейчас выглядят как самооправдания, но я честно, ничего не утаивая, описываю произошедшее.

Ещё несколько часов мы с Лёхой светим вверх по склону в темноту фонариками и кричим. Но всё напрасно. Надо дожидаться утра. Усталость всё же берёт свое, и проваливаюсь в сон, словно в яму. Здесь, на 5800 кислорода всё же больше и поэтому мы спали как убитые и проснулись утром только оттого, что … в пещеру ввалился Агафонов!

Он никак не прокомментировал произошедшее, а я не настаивал – в принципе и так всё было ясно. К тому же, как мне показалось, он также ощущал и свою причастность к ошибке, как руководитель отделения и инструктор. Короче говоря, всё обошлось благополучно. И мы теперь снова единая команда!

Они переночевали под скалой и даже что-то приготовили себе поесть. Когда вчера налетело облако, Саныч принял решение прекратить спуск – так как Андрей чувствовал себя плохо, и передвигаться в сложных погодных условиях ему было бы рискованно. Ночь, конечно, у них была ужасная – снег, ветер… но теперь всё, слава богу, позади и они живы и здоровы!

Ещё несколько часов мы сидим в пещере – пьём чай, одну кружку за другой. Андрею на этой высоте значительно легче и я вновь вижу его таким же, каким он был полтора дня назад. К середине дня, когда мы уже собрались валить вниз, всё вокруг вновь накрыло облачностью. Иногда в её разрывах видно нижнюю часть склона – туда нам надо держать свой путь. Снегу навалило сантиметров 15 и замело все следы. Решаем еще немного подождать. Наконец, выждав когда туман более-менее рассососался, связавшись, выдвигаемся вниз. Я иду первым, за мной Леха и Андрей, замыкает процессию – Саня. Видимость – метров 20. Прокладываю следы по гребню. Своим чутьём, натасканным в лыжных походах по Юж. Уралу угадываю правильное направление спуска. Ведь нельзя отклоняться ни вправо – карнизы в цирк Звёздочки, ни влево – так можно зарулить в цирк ледника Дикий. Изредка, когда туман становится слишком плотным – садимся в снег и ждём. Мы уже почти у перевала, но облачность сгустилась настолько, что видно не больше 10 метров . При этом выше нас склон ещё как-то проглядывает, но ниже – не видно ни зги. Это через перевал с Дикого на Звёздочку протягивает локальные облака. Ждём. Неужели придётся ждать до тех пор, пока всё это «молоко» перетечёт из одного ущелья в другое? Наконец ловим момент, когда становится видно округлость гребня и продолжаем движение. Иногда старые следы опознаются по пятнам, несколько отличающимся по цвету от основной поверхности. Вскоре мы проходим пояс конденсации облаков (на высоте порядка 5300-5200м.) и, уже почти над перевалом, оказываемся в зоне нормальной видимости. Затем спускаемся с перевала и ставим палатку на высоте 4960 – то есть, не доходя до трещин выше ледопада. Андрей ещё не совсем нормально себя чувствует, а сложный и опасный участок – ледопад – надёжнее преодолевать утром.

Спуск. Выходим из облака. Высота примерно 5300.

Последний вечер под Победой

В сераках ледопада. Вид на ледник Звёздочка.

Утром проходим ледопад. Некоторые верёвки вмёрзли в снег – приходится их силой выдирать из плена. На самой нижней верёвке, Саныч, спускаясь последним, теряет кошку. «Ничего, говорит он, пусть эта потеря - жертва Горе». Опять припекает солнце. Мы петляем в лабиринте поперечных трещин и ледовых горбов. Уже в конце этого участка, когда казалось, что до морены с тропой рукой подать, при несложном перешагивании через метровую трещину, я поскальзываюсь на покатом её краю. И падаю в неё, заклиниваясь на уровне груди. Рюкзак сзади, а фотоаппарат на груди задерживают моё дальнейшее падение. Адская боль в рёбрах от вдавливания фотоаппарата в грудную клетку. Перехватило дыхание так, что несколько секунд не могу вздохнуть. Ребята вытаскивают меня наверх. Несколько минут не могу прийти в себя от болевого шока. Не могу вдыхать полной грудью. Кружится голова. Возможно сломал рёбра. Придя в себя – осматриваю фотокамеру. Никаких повреждений, а ведь могло и вырвать объектив. Мой старенький « Nikon », можно сказать, спас меня от ещё больших травм – ведь будь на его месте какая-нибудь современная камера с пластиковым корпусом – рассыпалась бы она в дребезги и я свалился бы ещё глубже, разбив бы «в лучшем случае» подбородок и зубы, а в худшем – упал бы в бурлящую на пятиметровой глубине ледниковую реку. Что бы сломал я при этом – одному богу известно.

Последние несколько километров до базового лагеря показались кошмарным сном. Каждый шаг и каждое движение отдавались болью в груди. Дышать я мог, лишь процентов на 30 используя объём своих лёгких. Базовый лагерь опустел. Часть палаток разобрали и вывезли вертолётом. Аксаевцы ждали ещё две треккинговые группы, по-моему, из Шотландии, а в основном, большинство восходителей завершили свои программы. При упоминании слова «шотландцы», у меня почему-то возникают ассоциации с мужиками в клетчатых юбках и гетрах, тем более что на Килиманджаро я и видел их там в таком виде – когда мы подходили к штурмовому лагерю Барафу навстречу нам, вниз спускалась группа именно в этом обличье. В лагере остались лишь несколько альпинистов, из иностранцев лишь двое студентов из Ирана, собирающихся на Победу, несколько человек из обслуживающего персонала во главе с начальником лагеря Димой Грековым, да наша Света, которая сердечно встретила нас на «околице». Завершил свою работу и лагерь Миши Михайлова.

Всё. Наконец-то мы дома! 26.08.07 в 13.30 закончилось наше восхождение на пик Победы. Девять дней. Девять тяжёлых, но и счастливых дней, дней борьбы с горой и с собой. Но в то время, по возвращении в лагерь, мне не верилось, что наше восхождение заняло столько времени – казалось, что прошло всего три дня. Преодоление последних 10-ти км от места нашей последней ночёвки на 4960 до базового лагеря на 4068 заняло у нас 6,5 часов.

Как сказал нам Дима Греков, на Победу в этом году удалось взойти лишь двенадцати восходителям. Среди них – пятеро участников сборов УВК – Агафонов Александр, Барышников Алексей, Прохоров Борис, Ермачек Юрий и Муканов Данияр. Ещё кого могу добавить в этот список из известных мне людей – это Селиверстов Сергей (Бишкек), его товарищ из Кемерово (фамилии, к сожалению, не знаю), поляк Марсин Хенниг, он, скорее всего, второй «Снежный барс» из Польши (т.к. по сведениям из энциклопедии альпинизма на 1 июня 2005г. уже есть один обладатель этого титула из Польши), и ещё один альпинист из Краснодара, тот, который первым в этом году взошёл на вершину. Ещё троих я не знаю.

Лагерь кажется пустынным и грустным. Погода стоит хорошая и это вселяет некий оптимизм в успехе возвращения Юры и Данияра со склонов пика Победы. Но на вечерней связи Юра сообщил, что они спустились только до высоты 6700, то есть от пещер на Важе, через вершину 6918 до первых скал. При этом Данияр себя плохо чувствует, а Юра челночно перетаскивал его рюкзак. Андрей лёг спать и проспал почти что до вечера следующего дня. Я тоже немного поспал днём. Травма не давала мне покоя – болели рёбра, спать я мог только на одном боку. Путём осторожного ощупывания и осмотра я определил, что перелома скорее всего нет (уже в Магнитке в поликлинике поставили диагноз – ушиб). Осознавал ли я по приходу в лагерь успех, испытывал ли чувство удовлетворения, радость победы? Нет. Всё это пришло гораздо позже. Усталость и боль, всё ещё не отпускавшее эмоциональное напряжение заслонили тогда все чувства.

Утро в базовом лагере после возвращения. Вершины Тенгри-Тага - Горького, Чапаева, Хан-Тенгри. Первые лучи солнца из-за хребта Ак-Тау

Утро в базовом лагере после возвращения. Пик Победы

Утро в базовом лагере после возвращения. Пик Хан-Тенгри

Утро в базовом лагере после возвращения

Следующее утро, 27 августа было прозрачным и свежим. Ночью прошёл небольшой снегопад и горы, припорошенный лагерь сияли нежными голубоватыми красками. На морене искрился снег. На душе было спокойно, светло и немного грустно. После завтрака мы остались в кают-компании, ожидая утренней связи с Юрой. Подошёл Дима Греков. Вызываем по рации Ермачека: «Урал-1, я – База, приём». На «том конце» уставшим голосом Юра отвечает: «База – я Урал-1, приём. Данияр умер сегодня ночью в палатке. Я оставил тело под камнем, на месте нашего последнего лагеря, на 6700. Спускаюсь вниз».

Шок…

Слышимость была хорошей, так что сомнений в том, что мы услышали, не оставалось. «Кончается батарейка в рации, постараюсь сегодня спуститься в базовый лагерь. Конец связи».

Подробности восхождения на пик Победы и гибели Данияра Муканова.
Муканов Данияр Насыроллаевич, 43 года
г.Атырау, Республика Казахстан
1-й спортивный разряд по альпинизму
Высотные восхождения: Мраморная стена, Хан-Тенгри – 04 г ., 06 г .,
Победа (Западная) – 05 г ., Победа (Главная) – 06 г .

Спали мы вшестером – было тепло, но тесно, поэтому сон был беспокойным. В пять утра, чтобы встать и попить чай перед выходом, нам с Данияром Мукановым пришлось разбудить и поднять остальных ребят. Они вчера были на вершине и сегодня должны спускаться вниз. Собравшись, и, попив чайку, выходим в 6.30 на восхождение. Солнце уже осветило гребень, холодно, но ветра нет. Погода хорошая. Медленно набираем высоту. Остались следы, и идти нам по ним намного легче. Сначала по снежному склону, потом по скалам и по снежному гребню. Снега мало, очень плотный наст. Мы идём, связавшись верёвкой в 30 метров . На остром гребне идём попеременно, можно улететь в ту или другую сторону. Выходим на предвершинный купол – по нему ещё идти два часа, пока не достигаем контрольного тура. Облака опустились, поэтому видимость очень плохая.

Фотографируемся возле тура в 13.00 и уходим вниз. Хотели заснять себя на видеокамеру, но она замерзла. На гребне опять попеременная страховка и только к 18 часам спускаемся к палатке. Пьём чай, кушаем и ложимся спать. Ночью Данияр меня разбудил, у него появилась боль в сердце, и дыхание стало учащенным. Спать он уже не мог, мы дожидались утра. С утра, попив чаю, Данияр выходит первым, а я, собрав палатку, догоняю его.

За ночь выпало по колено снега, поэтому следов наших ребят не видно. Четыре часа уходит на то, чтобы обогнуть по склону «верблюд» – крутой снежный взлёт. В 12 часов выходим на гребень. Данияр отстал, поэтому возвращаюсь к нему и забираю его рюкзак. Решаю по очереди перетаскивать рюкзаки по гребню. Но Данияр совсем ослаб и еле передвигает ноги. Заставляю его передвигаться по 2 – 4 шага, потом следует долгая одышка. Западной вершины достигли только к 20 часам вечера, потребовалось 12 часов, чтобы дойти до нее. Ночуем в снежной пещере. Сначала Данияр уснул на 1.5 – 2 часа, но снова проснулся оттого, что стал задыхаться. Кипятим и пьём всю ночь чай.

Утром стали собираться в пять утра. Вышли только в восемь часов. Погода хорошая. За 2 часа удалось преодолеть последние 200 метров до перегиба, откуда идёт уже спуск вниз. Данияр и вниз не может нести рюкзак. Снова перетаскиваю рюкзаки. Спускаюсь с Важи до скал за 20 минут, поднимаюсь на Важу за 40 мин. И с рюкзаком Данияра помогаю ему спуститься до скал. Здесь уже нет ветра, тепло и солнечно. Пока отношу рюкзак к началу перил и возвращаюсь, Данияр уснул лёжа на снегу. Тормошу его, поднимаю и пытаюсь сдвинуть с места. Но Данияр говорит, что у него кружится голова и темнеет в глазах. Решаю дать ему поспать, а сам спускаюсь к рюкзакам. Нахожу удобную площадку под палатку и решаю, что сегодня нам уже ниже не уйти. В палатке разжигаю горелку и кипячу воду. После обеда погода портится, и поднимается ветер. Данияр, поспав, спускается к палатке, и мы залезаем в спальники. Высота 6700 метров .

Из базового лагеря по вечерней связи сообщают, что спасотряда не будет – все на горе. Надеяться можно только на себя. Говорю Данияру, чтобы он постарался выспаться и отдохнуть, чтобы завтра спуститься как можно ниже. Пьём чай, и Данияр засыпает. Дыхание у него тяжёлое и прерывистое. Засыпаю и я, оба мы очень устали. Утром, проснувшись, сразу окликнул Данияра, но он не ответил. Не слышно его дыхания, нет пульса, сердце остановилось. Умер он ещё ночью, потому что тело уже начало коченеть.

С Данияром Мукановым мы были знакомы давно, вместе учились в Алма-Атинском институте инженеров ж.д. транспорта. Вместе занимались альпинизмом в секции « Локомотив», у Бергмана Станислава Петровича, МСМК по альпинизму. В альплагерях «ТуюкСу» и «Талгар» прошли подготовку и выполнили 1-й спортивный разряд по альпинизму. В 2003 году мы снова встречаемся, уже под Хан-Тенгри, на Фестивале горных видов спорта. Данияр штурмует Хан-Тенгри по маршруту Кузьмина, но из-за непогоды восхождение не состоялось. На следующий год он снова приезжает на Хан-Тенгри и вместе с гидом Распоповым Алексеем (г.Алма-Ата) поднимается на ХанТенгри по классическому пути, через плечо Чапаева. В 2005 г . мы вместе штурмуем Победу Главную, но из-за непогоды возвращаемся. В 2006 г . он достигает своей цели – покоряет Победу Главную, но сердце не выдерживает высотных нагрузок и останавливается.

Фотографирую Данияра его и своим фотоаппаратом. Факт смерти нужен и для страховой компании, и для родственников, и для органов УВД. Собираюсь и пакую рюкзак, оставляю Данияра в его спальнике, на скальной полке и в 8 утра начинаю спуск вниз. Спустить тело с такой высоты одному невозможно. За ночь снова выпал снег, верёвок нет, поэтому приходиться спускаться очень осторожно. Только в 12 часов дня (4 часа на спуск), я спустился на 6400. В 14 часов был на 6200, в 15.30 – на 5500 м ., в 17 часов – на перевале Диком. В 20.00 спустился в первый лагерь, где меня встретила двойка: Пучинин Андрей и Дворниченко Семен и помогли мне прийти в базовый лагерь.

По просьбе родственников и друзей Данияра мы прилетаем 2 сентября снова в базовый лагерь «Южный Иныльчек» со спасотрядом, чтобы снять тело Данияра. Вертолетом сделана заброска снаряжения и продуктов в 1 лагерь, на 4200 метров . В горах непогода, Победа затянута снежными облаками. Только 4-го сентября погода установилась и мы вышли из базового лагеря в 1-й лагерь. 5-го сентября поднимаемся под перевал Дикий и встаем на ночевку. Ночью снова пошел снег и со склона сошла лавина, не доехав до палаток, всего 200 метров . От перевала Дикий до 5800 склон более пологий и более лавиноопасен, поэтому решаем не рисковать и возвращаться в базовый лагерь.

7 сентября базовый лагерь полностью снят и мы улетаем на вертолете в Каркару.
9 сентября я с друзьями Данияра вылетаю на самолете из Алма-Аты в Актюбинск.

Здесь Данияр родился и учился в школе. Родители умерли рано, остались 5 сестер и младший брат. Родственники не отдали детей в детдом, а воспитали их как своих. Поэтому у Данияра очень большая семья. На поминках присутствовало 600 человек и у каждого нашлось несколько теплых слов в память о Данияре. Старейшины рода и друзья, посовещавшись, решили, что будет еще одна попытка снять тело Данияра с высоты 6700 метров , в августе следующего года. Каждому из друзей Данияра был оказан очень теплый прием.

Теперь, после известия о гибели Данияра, всё наше восхождение предстало передо мной в несколько иных цветах. Кое-какие наши действия и решения, которые казались мне раньше незначительными ошибками или просто вариантами решения некоторых проблем, теперь стали казаться чуть ли не роковыми, приведшими к трагедии. Но жизнь – сложная штука и не бывает так, чтобы она протекала гладко и ровно. Она вся состоит из проб и ошибок, удач и неудач. Что ж, высотный альпинизм - род деятельности, где пресловутый человеческий фактор играет значительную роль, где каждое твоё действие и решение взвешивается на невидимых весах, и расплачиваться приходится монетами под названием «жизнь» и «смерть».

…Юра пришёл поздно – где-то в 12 ночи – я не дождался его возвращения – измученный организм требовал сна. На утро был заказан вертолёт, который, в случае хорошей погоды, должен будет «эвакуировать» нас шестерых, членов сборов УВК, двух иностранцев из Ирана, снаряжение и оборудование лагеря «Аксай-Трэвел». «Победа клоссед! Денджерэс!» - сказал начлаг Дима Греков и запретил иранцам восхождение.

Утро следующего дня было нерадостным – низкая облачность скрыла окружающие горы. Всё вокруг было серо и неприветливо. Да, действительно – Победа closed - закрыта. Все мы испытывали горечь потери, чувство сопричастности к трагедии. Как такое могло случиться, какие и где были допущены ошибки?

…Я и Мы. Право и Долг. Цель и её Цена… Извечные дилеммы, которые решает человечество на протяжении всей своей истории. И альпинизм, в частности высотный альпинизм - это обнажённый от ненужной шелухи, выкристаллизованный слепок человеческих страстей. И здесь, на высоте, человек решает те же дилеммы.

Данияр сделал свой выбор. Он решился на это восхождение. И, может быть, наша вина в том, что мы не нашли достаточно аргументов для того, чтобы убедить его отказаться от восхождения.

…Известие о том, что «вертак» будет через 40 минут, застало нас практически врасплох – мы даже не начали собирать лагерь. Но мы успели сделать всё. Даже оплатить свой полёт стоимостью 4900 рублей с человека. За несколько челноков сваливаем барахло в общую кучу. Слышен шум винтов…

Вертолёт забирает нас шестерых с личными рюкзаками и высаживает на ледник недалеко от места бывшего лагеря Миши Михайлова – так по инструкции должны делать пилоты, чтобы не допустить перегруза машины. Вертолёт возвращается в «Аксай» за остальной партией груза и иранцами. Затем снова за нами. Медленно опускается, не садясь на лёд, нависая над нами своим клёпанным толстым брюхом, поднимая грохочущими лопастями сильный ветер, сметающий всё вокруг. И вновь дверь распахивает плотный, восточноликий, густоволосый с проседью «стюард» в толстом красном поларе и тёмных очках. Мы загружаемся, и машина взлетает.

Вид Иныльчека с вертолёта – это что-то. Натурально застывшая неимоверных размеров горная река – с гигантскими волнами, всхолмившими ледяную поверхность, с «пенными валами» грязно-жёлтых и серых морен, с «замерзшими» водопадами узких боковых притоков ледопадов-ледников. «Пёстрая змея» - так переводится название «Иныльчек» - извиваясь, исчезает вдали в белёсой дымке. Наш вертолёт переваливает Тенгри-Таг где-то в районе пика Петровского. Молоко облаков висит на высоте 5100 метров . Всё вокруг выглядит, словно на неконтрастной чёрно-белой фотографии. Но даже в этих блеклых пасмурных красках проплывающие под нами пейзажи производят неизгладимое впечатление. Огромные скальные бастионы, которых ещё никогда не касалась рука человека, гладкая белая патока снежных полей и безжалостно изрубленные тела узких ледников и ледопадов, по которым ещё никогда не ступала нога человека.

Тянь-Шань. Район Хан-Тенгри и Победы. Изображение с помощью программы «Google Earth»

Густой, даже казалось, вязкий, тёплый воздух, наполненный ароматами травы и пыли. Кажется, что он вливается в лёгкие, словно животворящая жидкость. Деревья, трава, асфальт – как непривычно видеть всё это. Неужели всё это существует?!

… Поглубже окунувшись в среду высотного альпинизма, позволю себе высказать некоторые суждения, возможно спорные. Высотный альпинизм несколько отличается от альпинизма технического, стенного. Сергей Богомолов, совершивший больше, чем кто-либо из россиян восхождений на восьмитысячники, сказал как-то: «Никто же не пытается сравнивать бегуна на 800 метров и марафонца. Оба вроде бегут, но работа у них разная». Во-первых, высота предъявляет к человеку несколько иные требования. Организм альпиниста-высотника должен обладать некими качествами, которые могут и отсутствовать у спортсменов, совершающих технические восхождения на «небольшой» (до 5000м) высоте. К сожалению, вследствие своей некоторой некомпетентности, я не могу привести их здесь все. Основываюсь только на личном опыте и наблюдениях. По-моему, во-первых, человек должен обладать неким сбалансированным здоровьем. Очень важно, чтобы три системы организма – сердечно-кроветворящая, управленческая, (мозг) и пищеварительная, поставляющая энергию, взаимодействовали между собой «чики-пики», были отлажены как часы. Взаимодействие осуществляется посредством выработки организмом кровяных телец, переносящих кислород. Способность относительно быстро адаптироваться к недостатку «живительного газа» – одно из главных качеств высотника. Тренирует эту способность – акклиматизация. Но я встречал сам и неоднократно слышал от других, что есть альпинисты, сильные спортсмены, которым высота «не катит». Видимо, это связано как раз с этой вот способностью к быстрой перестройке организма в производстве кровяных телец. Важен даже тип темперамента – у меланхоликов и флегматиков больше шансов достичь успехов на «высоте. И вот умение управлять способностями организма, может быть генетически заложенными в вашем организме и вами же натренированными, чувствовать их (может на подсознательном уровне) во взаимодействии с морально-психологическими возможнос тями (также натренированными) – в этом и есть, по-моему, главный козырь восходителя высотника. Причём есть одно важное «но». Если ты хочешь вернуться хотя бы живым с вершины, то должен умело сочетать свою силу воли с возможностями своего организма. Человек может обладать огромной силой воли и непомерной целеустремлённостью, но быть неподготовленным к высотным нагрузкам. И такой набор качеств – не есть путь к успеху. Это некая игра со смертью, разворачивающаяся на грандиозной сцене под названием «Горы». Понять себя, познать свой предел и поднять его выше – вот одна из целей, ради которых совершаются высотные восхождения.

Если в техническом классе успех во многом зависит от командных действий, то в высотном альпинизме индивидуализм (и в хорошем и не очень смыслах) более выражен. Команда структурно несколько иная. К сожалению, на современном этапе, когда в СНГ получил развитие коммерческий альпинизм, когда на восхождение могут приехать люди с различной подготовкой и команда формируется практически перед восхождением, её качество заметно падает, снижается безопасность. К тому же на высоте очень трудно предвидеть своё состояние на не то чтобы несколько высотных дней вперёд, но порой даже и часов.

Данияр был упорным и целеустремлённым человеком. Но ему просто не хватило физического здоровья. Возможно кому-то из нашего отделения – мне или Лёхе - надо было остаться для подстраховки на 7000, дождаться Данияра и Юру и спускаться вместе с ними. Вероятно, трагедии бы и не случилось. Но это сейчас, сидя внизу, анализируя наши действия, видится всё несколько по-другому. Тогда же, наверху, всё казалось логично и правильно.

Высота воздействует на людей по-разному и невозможно предвидеть, как она подействует на тебя и в этот раз. Что касается моей ошибки, слава богу, не приведшей к печальным последствиям, по-видимому, и на меня высота оказала влияние таким образом, что чувство ответственности, которым я руководствовался, торопясь снять палатку с 6400, гипертрофировалось, превратившись в навязчивую идею, заслонившую собой способность более-менее реально оценивать опасности, способные произойти с группой. В данном случае – ухудшение состояния Андрея. Недостаточный опыт поведения в условиях высоты также оказал влияние.

Предвидеть многочисленные опасности действительно трудно, да и, наверное, не по силам даже таким опытным альпинистам, как Агафонов и Ермачек. Вот поэтому-то и надо держаться вместе. Чтобы всегда была возможность взаимопомощи.

…Кар-Кара… Домики палаток валиевского лагеря, столики летнего кафе, юрта, стоящая в центре палаточного городка, насыщенный запахами воздух – всё навевало умиротворение... Микроавтобус приехал только во второй половине дня. По пыльной дороге, мимо многочисленных пасек, несёмся в иссыккульскую долину. Этот район Киргизии – благодатный край для развития «горной» пчелы. Мёд, добытый здесь, так и называют – «горный». Импортируют даже в Германию. Непривычные, разноцветные краски окружающего мира бальзамом постепенно притупляли душевную боль. Что ж, жизнь, не смотря ни на что, продолжается. В Караколе тепло прощаюсь со своими. До свидания Юра, Саня, Андрюха, Лёха, Света! До новых встреч! У меня же завтра утром поезд и мы с иранцами едем в Бишкек. В пути отправляю с десяток sms -ок родным и друзьям на Урал. В Чолпон-Ате уже поздно вечером останавливаемся в кафе на ужин. Как могу, жестами и немногочисленными английскими словами «разговариваю» с иранцами, рассказываю о наших приключениях. Ночью полусонного меня «выгружают» в частную гостиницу в Бишкеке. Пассажиры прицепного вагона до Челябинска поезда «Бишкек – Свердловск» в основном русские, возвращающиеся из отпусков в бывшие родные места на свою «новую старую» родину. Поезд неторопливо плёлся по выжженным степям Средней Азии, несколько часов простоял на казахско-киргизской границе. За эти двое суток пути мы все – и храпящий мужик и кашлящая бабка и молодые и не очень мамаши со своими детьми разных возрастов, которые постепенно стали «общими» - превратились в одну семью, какую-то республику, словно иллюстрация к роману Пелевина «Красная Стрела». Российско-казахскую же границу в Петухово пересекли ночью, надолго здесь нас не задержали. И целый день наш вагон простоял на задворках станции Курган. Так что оптимальнее надо было брать билет до Кургана, а здесь пересаживаться на проходящий поезд до Челябинска – так было бы быстрее. И вот всё – наконец-то я дома. Как поётся в одной туристской песне: «… и холодно, приятно, и на перроне сыро, пришёл вагон плацкартный из Азии в Россию!». Но как сказал Морис Эрцог: «Есть ещё другие Аннапурны!». И ещё: «… горы весь шар земной опоясать сумели цепями, что им стоит тогда человека к себе притянуть».

Огромное спасибо родным и близким за терпение, веру и понимание. Большое спасибо за спонсорскую помощь магнитогорской фирме «Фотомир» и лично А. Х. Шарафуллину, благодаря которому появились на свет фотоиллюстрации этого рассказа.

Отдельное спасибо Яну Рыбаку («Негероические записки»), а также А. Чеснокову («Победа. Начало мечты») и А. Комарову («Немного про пик Победы. 2003 год») за информацию и удовольствие, полученные от прочтения данных произведений на mountain . ru : Победа 2004, начало Мечты, Хан Тенгри с севера. Негероические записки, Немного про пик Победы. 2003 год