|
Автор: Анатолий Ферапонтов, Красноярск
Вспомним о былом
Есть чем гордиться
Во всех традиционных видах спорта рекорды не имеют видимых пределов, никто не знает, за сколько будут люди бегать стометровку сто лет спустя, какого веса штангу поднимут даже в стрелковом спорте, где нельзя выбить больше, чем сто из ста, можно усложнить правила соревнований. Но есть и предельные достижения: не получится зайти севернее, чем Северный полюс, опуститься под воду глубже дна мирового океана или подняться выше Эвереста.
Однако человек изобретателен: на полюс можно прилететь, приехать на вездеходе, на оленях, прийти пешком и в одиночку, без средств связи, без примуса и так далее: каждое последующее достижение должно быть все более трудновыполнимым. То же и с Эверестом: новозеландец Эдмунд Хиллари и шерпа Норгей Тенцинг в 1953 году первыми достигли вершины планеты, тем самым поставив точку в высотных рекордах последующие восходители стали искать более сложные пути, подниматься соло и без кислорода. Разумеется, первостепенную роль играла именно сложность маршрута.
Само начало Эверестиады относится к 1922 году, когда англичане Соммервелл и Нортон сумели подняться без кислородных баллонов до высоты 8 326 метров. Два года спустя Меллори и Ирвин штурмовали гору с кислородом, но бесследно пропали на высоте более 8 500, где их видели в последний раз.
Даже знаменитый Эрик Шиптон в 1951 году вернулся с Эвереста так и не достигнув вершины. Гора убивала людей: только в первых трех экспедициях погибли 14 восходителей. Начало советских попыток подняться на Эверест покрыто тайной и обросло слухами. Еще в 50-е годы советско-китайская экспедиция под руководством Кирилла Кузьмина поднялась на несколько семитысячников в Восточном Памире. Отчеты того времени в печати крайне скупы, мне же приходилось не раз слышать о том, что предпринималась попытка взойти на Эверест с севера. Будто бы погибло много людей, экспедицию свернули, а оставшимся в живых приказали молчать,— не знаю, так ли это: за что покупал, за то и продаю. Сам Кузьмин долгие годы, вплоть до недавней смерти работал вблизи Красноярска, на Саяно-Шушенской ГЭС все подмывало встретиться, да расспросить обо всем — опоздал, теперь уже ни у кого не спросишь.
В более позднее время готовились несколько советских “эверестовских” составов экспедиций, все они откладывались, а после и отменялись. Но в 1982 году 11 спортсменов из сборной страны совершили все же блестящее восхождение по юго-западной стене, никем не повторенное и по сей день.
В мае 1996 года команда красноярских альпинистов поднялась по северо-восточной стене Эвереста, пройти которую ранее никому не удавалось, хотя немногие, нужно сказать, и пытались. Успешный, без потерь, подъем на высшую точку Земли по одному из сложнейших мыслимых путей позволяет говорить, что красноярская команда сегодня одна из сильнейших в мире в высотном классе.
Есть, есть нам чем гордиться. В 80-е годы пределом вожделений “гималайцев” была южная стена пика Лхоцзе, с ледовым карнизом перед вершиной. Первый альпинист мира Рейнхгольд Месснер назвал эту стену маршрутом XXI века. Второй, по неофициальной, но общепризнанной классификации альпинист, поляк Ежи Кукучка, пошел на стену и погиб. Но в 1990 году связка Сергей Бершов из Харькова и Владимир Каратаев из Дивногорска прошла все же этот маршрут.
Самый “крутой” маршрут Гималаев и наисложнейший из пройденных на Эвересте принадлежат красноярцам. Ни одна страна не может похвастать подобным достижением, и это несмотря на то, что всего-то наши были в Гималаях, учитывая и одиночек в сторонних экспедициях, пять раз. Возможно, из-за отдельных скальных участков юго-западная стена, пройденная в 1982 году советской экспедицией, технически сложнее. Но особенности климата на северо-восточной стороне: снег, лед, постоянная минусовая температура — делают маршрут, пройденный нашими ребятами, “примой” всего массива Эвереста. Ранее с него вернулись, не преодолев и отметки 8 000 метров, европейская и японская экспедиции, а немец-одиночка так под этой отметкой и погиб. Там и лежит во вмерзшей в лед палатке. С руководителем европейской экспедиции Расселом ребята виделись, кстати, в Катманду и долго беседовали.
Вспомним о былом
Из книги Анатолия Ферапонтова [Восходители] |
Евгений Абалаков Конечно же, такая дружина, как нынешняя сборная края, появилась не на ровном месте, были у нее и славные предшественники. Братья Абалаковы — первые из них. Третьего сентября 1933 года на высшую точку Советского Союза — пик Коммунизма (7 495м) — поднялся Евгений Абалаков, первым и в одиночку. Все спутники его, опытные горовосходители, находились в тот момент ниже, в промежуточных лагерях. Двадцатишестилетний Евгений преодолел все и стал с этого дня альпинистом № 1 страны.
Мать умерла при родах Евгения, отец — два года спустя. Так братья-погодки Виталий и Евгений стали сиротами, но именно они сумели сформировать школу отечественного альпинизма, быть его бесспорными лидерами на протяжении многих лет. Судьба определила им родиться и вырасти в Красноярске юность братьев прошла на Столбах, и отменная школа скалолазания помогала Абалаковым в грядущих восхождениях на вершины Памира, Кавказа и Тянь-Шаня. Они талантливо жили, Бог и родители щедро дали им жизненных сил, щедро они их и тратили. В 1925 году братья уехали в Москву. Виталий стал студентом МХТИ, Евгений поступил в Высший художественный институт, но на каникулы они возвращались в Красноярск. Тогда же, в 1929 году, братья совершили первое дальнее путешествие: от Бийска пешком до Телецкого озера, далее через хребет Корбу к реке Абакан, по которой спустились на плоту до Енисея, а там и до Красноярска. У путешественников почти не было провизии, а все спальные принадлежности туриста им заменял кусок клеенки.
Неизвестно, когда Абалаковы совершили свои первые восхождения в больших горах, но уже в 1931 году Виталий руководил альпинистской экспедицией на Кавказ. Покорение высшей точки страны входило в программу исследований Памира, которая активно осуществлялась в 20-е — 30-е годы. Специально для этой цели в научную экспедицию 1933 года была включена группа альпинистов из 12 человек. Уже на высоте 5 600 многие альпинисты испытали жестокие приступы горной болезни. Позже Виталий Абалаков разработает систему высотной акклиматизации, а тогда еще никто не представлял, что это такое. Сегодня только в Красноярске есть несколько мастеров, которые могли бы тогда сказать: “Вы, ребята, тут посидите, а я сбегаю махом”, и на второй-третий день уже бы вернулся. Но это стало возможным благодаря опыту, порой горькому, предыдущих поколений. Группа стала нести потери: заболел и скончался носильщик Джумбай Ирале, сорвался со склона и погиб руководитель федерации московских альпинистов Николай Николаев, тяжело отравился Шиянов, распухла перебитая камнем рука у Гущина, у Гетье — три сердечных приступа, еще один альпинист напрочь отказался от дальнейшего подъема. Оставшиеся восходители упорно продолжали разведку и обработку маршрута, но все были измучены до предела. Характерная деталь: зарядку по утрам делал только Евгений (Виталий в этой экспедиции не участвовал).
В лагере 6 400 Евгений поставил одну палатку, к тому времени стало уже ясно, что он остается единственным вполне дееспособным участником штурма. Кроме работы по самообеспечению, Абалаков-младший вел подробный дневник, писал акварели, оказывал медицинскую помощь, варил пищу, таскал рюкзаки своих товарищей, сновал челноком между лагерями и отдельными участниками, спускал вниз обмороженных и больных. Молодой Евгений стал одновременно нянькой, командиром и рабочим, он взял на себя решение всех вопросов и остальные охотно с этим смирились. Официальный руководитель экспедиции Николай Горбунов слал из нижнего лагеря гневные записки (“дышит гневом” — из дневника Абалакова), напоминая о правительственном задании, требуя немедленного взятия вершины. Неофициальный руководитель — Евгений — работал.
Вновь четыре дня почти бесплодной работы, и вновь лагерь 6 900 в одиночку ставит Евгений.
- Из дневника: “Показались остальные. Нога за ногу. Первый — Даниил Андреевич, как дошел, так и рухнул, и не встает. Помог Антону Цаку дотащить рюкзак… Измотались они крепко”
Уже в темноте Абалаков доводит всех в лагерь, затем спускается за рюкзаком Горбунова и затаскивает его наверх. Тридцатого Евгений устанавливает двухпудовую метеостанцию, остальные больше напоминают сомнамбул, поэтому обед тоже готовит он. Ночью разыгралась буря, явление для таких высот обычное, и под тяжестью снега рухнула палатка беспомощных Горбунова и Гетье отрыл их, конечно, Евгений. Крышкой от кастрюли. Он же восстанавливает оторванные растяжки, варит обед.
Чем внимательнее вчитываешься в дневник Евгения и в прочие мемуары, тем ясней становится, что к третьему сентября ему просто надоела вся эта бодяга. К тому же кончились продукты. В конце концов, правительство не требовало, чтобы на вершину поднялась вся группа, достаточно и одного человека. Вначале с Абалаковым пошел и Горбунов, но вскоре Евгений понял, что уходит последний шанс и предложил Горбунову развязаться. Дальше красноярский парень пошел один. И взошел — один.
- Из дневника: “Вершина! Вот она! Не выдержал, от волнения и радости на четвереньках вполз и лег на чудесные, чуть тепловатые и защищенные от холодного ветра плиты. Встал, огляделся. На туманном фоне востока тоже встала огромная фигура. Я замахал руками — и там поднялись огромные лопасти и тоже замахали”.
Что за уникальный мотор работал в этом парне? Его феномен нельзя объяснить только сибирской закалкой, был у Евгения какой-то особый дар общения с людьми в экстремальных условиях. Альпинистская среда его обожала. Четвертого сентября в лагере 6 900 трое: он, Гетье и Горбунов. Евгений заканчивает сборку метеостанции и все начинают спуск, но тут обнаруживается, что идти может только один Абалаков: Гетье тяжело болен, у Горбунова обморожены пальцы на ногах. Евгений с трудом и огромным риском спускает их вниз.
Этот опыт пригодится ему спустя три года на Хан-Тенгри. Тогда Евгению пришлось еще труднее, он один спускал из-под вершины четверых тяжело обмороженных друзей. Одним из них был старший брат Виталий, ему пришлось ампутировать несколько пальцев на руках и ногах. О спортивных возможностях Евгения Абалакова можно судить, к примеру, по результатам сезона 1935 года. За июль-сентябрь он 30 раз прошел через высотные перевалы Туркестанского хребта, поднялся на 10 вершин (из них на пять — по скальным стенам), шесть маршрутов были пройдены впервые. И еще, пожалуй, рекордный по тем временам траверс семи вершин Кавказа 1938 года или сложнейший траверс Безенгийской стены.
Великий альпинист из Красноярска талантливо и щедро жил, но погиб трагически и нелепо. Двадцать четвертого марта 1948 года друзья приехали к нему домой расслабиться. Пока накрывали стол, Евгений решил принять ванну. Друзья поздно спохватились, лишь почуяв запах газа из ванной комнаты. Никто и никогда уже не узнает, почему Евгений открыл газовую колонку, но не зажег ее. Ему был 41 год, для горовосходителя — пора расцвета.
Именем Евгения Абалакова назван пик на Памире и две вершины на Тянь-Шане. Его скульптурную группу “Альпинисты” (бронза, гранит) можно видеть в Лужниках, а три скульптуры хранятся в фондах Музея изобразительных искусств им. Пушкина, что на Волхонке. Евгений успел написать еще и книгу “На высочайших вершинах Советского Союза”. Она издана дважды — Академией наук и Красноярским издательством. О литературном даре Евгения Абалакова можно судить по следующим строкам: “То сверкающая, радостная, то грозная и гневная, вызывающая на единоборство, то таинственная, неуловимой завесой скрывающая себя и лишь на мгновение открывающаяся фантастическими видениями, суровая, прекрасная, вечно зовущая стихия горных вершин…” Он очень много успел, этот парень с Красноярских Столбов.
После смерти Евгения лидером советского альпинизма стал его старший брат Виталий. Никто не сделал столько, сколько он, для разработки теории восхождений, удобного и безопасного снаряжения. Книга о нем не написана.
Читайте на Mountain.RU:
|
При вводе Логина и Пароля,
